Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Однако грянувшая перестройка открывая совсем иные двери. Женька вдруг обнаружил в себе задатки бизнесмена. Ему захотелось сделать что-то большое и важное, заработать, выделиться среди инфантильных сверстников, стать величиной, с которой будет считаться весь город, и, возможно, не только этот. В его душе вибрировала честолюбивая жилка Венецкой, поднявшейся уже в число руководителей городского народного образования.

Однако зная, что семья вряд ли одобрит его путь в кооператоры, студент четвёртого курса решил действовать скрытно, без спешки и наверняка.

Для начала обзавёлся помощником. Им стал сокурсник и сосед Вениамин Васенёв, с которым они дружили с первого класса. Правда, когда Гаврилов озвучил ему свои планы, Веник со смеху чуть слезу не пустил – до того завиральной показалась ему Женькина затея. Однако Жека капал Васенёву на мозги до тех пор, пока тот не согласился стать его первым бизнес-партнёром.

Деньги на старт решили заработать обычным студенческим способом: во время летних каникул поехали колымить на ближнюю нефтяную стройку. Как ни отговаривали мальчишек мамы-папы, они настояли на своём, выгодно конвертировав привезённый капиталец в валюту.

Можно было регистрировать частное предприятие.

Решили взяться за то, чему учили в институте, в чём разбирались, и что было им интересно – за автозапчасти. Автомобили имелись в обоих семействах, оба с детства пропадали в отцовских гаражах. На первый заход проехались по окрестным сёлам, прикупили подешевле товару в дышавших на ладан магазинах потребкооперации и у сговорчивых водил. И с этими пока небольшими ресурсами вышли на барахолку в авторяд.

Поотиравшись, и с хорошим приварком, на субботне-воскресных толкучках, Гаврилов уже через несколько недель сообразил, что двух дней маловато, нужно заводить постоянную торговую точку. Но тут старую толкучку прикрыли, вместо неё на одном из окраинных пустырей организовался внушительный вещевой рынок, рай и ад для расплодившихся челночников. Степь голая, торгаши ютятся в продуваемых калёными ветрами палатках, да и мужик-автомобилист не очень-то идёт в бабьи тряпошные развалы. Вот бы поставить бы рядом с рынком, на торном месте, свой постоянный ларёк – мыслил Жека. Да в городе, считай, каждое второе предприятие не работает, мини-магазинчик и сляпать-то негде.

Помог, как водится, случай. Отец Веника начальствовал в какой-то коммунальной конторе. Однажды он вскользь посетовал, что ума не приложит, куда девать старые киоски «Союзпечати», предназначенные под снос. Хваткий Женька тут же смикитил о своём счастье:

– А если я их пристрою, вывезти поможете?

Венькин папаша сначала парню не поверил: кому и в какое дело могут сгодиться несколько десятков фанерных будок?! Между тем друзья смотались на вещёвку, перетолковали с дирекцией рынка и с околевающими в своих палатках тряпичниками. Через два дня в кассе кооператива образовалась кругленькая сумма – за поставку утеплённых торговых мест. Жека преподнёс свою идею, как важную социальную инициативу по обустройству первых стационарных торговых мест. За толику малую, разумеется. Ремонт и покраску бросовых киосков взял на себя всё тот же родитель Веника, малость ошарашенный разворотливостью деток.

Недели не прошло, как на гуляй-городе встали аккуратненькие, весело раскрашенные однотипные киоски. Мэр, заехавший проверить, как поживает вещёвка, нововведения одобрил. Дирекция кинулась к студентам – за продолжением начатого. Жека за идею выкружил для своего бизнеса четыре киоска, стоящих прямо у автомобильных подъездов к нью-барахолке.

И дело пошло. Гаврилов-младший оказался отменным переговорщиком, спокойным, убедительным и располагающим. Вскоре в ассортименте его кооператива появились не только детальки для отечественных машин, но и приличный набор запчастей для иномарок. Васенёв же взял на себя организацию торгового процесса. Продавцами он набрал хорошо знакомых надёжных ребят, в оба следил за их работой. Но и рассчитывался своевременно, и обеспечил им сносный рабочий быт. Даже чайники по ларькам поставил – с дальним прицелом. Приедет уставший водила, заглянет по запчастям, а ему тут – пожалуйста! – и горячего чайку-кофейку нальют. В другой раз он обязательно на этой же точке отоварится. Один из ларьков приспособили ещё и под шиномонтаж. Всё одно к одному. Сопутствующий сервис имел спрос не меньше основного.

Собственное дело неожиданно сблизило Евгения с отцом. Анатолий Николаевич к тому времени уже кис на пенсии, по привычке молчаливо терпя образовавшийся жизненный вакуум. И вдруг начал расспрашивать сына о делах, иногда давал весьма полезные советы. Выяснилось, что «папаня», как полупрезрительно называла мужа Венецкая, многое знал, умел, водил знакомства с интересными и важными людьми. Постепенно Гаврилов-старший сделался для молодых бизнесменов кем-то вроде внештатного консультанта. А потом предложил себя ещё и в качестве одного из продавцов – всё лучше, чем валяться у телевизора.

Место, где обосновалась торговля киоски, и на самом деле оказалось бойким. Парни уже строили далеко идущие планы, прикидывали, как выгоднее всего распорядиться растущим капиталом. И не учли они только одного обстоятельства, которое между тем едва не свело на нет всю их затею. Киоски стояли хотя и в теснейшей близости к вещёвке, но всё же за её забором. Во времена махрово цветущей преступности это было очень опрометчиво. Не подумал Жека, что с точки зрения хулиганов и бандитов его хозяйство к владениям рынка не относится, и под защитой его охраны не стоит. Раз не стоит, значит, тряси кооператоров, ребяты!

И их начали трясти. Однажды после вечерней смены пара сомнительных личностей пограбила Веника. Хотя он, как и Жека, был, что называется, косая сажень в плечах, и прилично боксировал, от неожиданности так растерялся, что позволил наглецам утянуть барсетку и вывернуть карманы. В другой раз затянутые в кожу амбалы сунули морды в киоск к Анатолию Николаевичу и велели передать сынишке, чтобы тот связался с их старшим К. И подарки не забыл бы принести, гы-гы-гы. Жека, не сомневаясь, что директор рынка грудью встанет на его защиту, с рэкитирами общаться не стал. Но все же, как делали тогда многие кооператоры, на всякий случай обзавёлся газовым пистолетом, и почти всегда носил его в кармане. Тем самым, что позже сыграл роковую для их семейства роль.

Не дождавшись «сынишки», бандюганы решили поговорить с ним своим языком. Подкараулив момент, когда Жека по привычке заскочил к бате на позднее чаепитие, двое здоровенных лбов ввалились в киоск. Они принялись крушить всё направо-налево, один с размаху саданул старика по голове так, что тот свалился в беспамятстве. Другой схватил за грудки Жеку. Бык ревел про какие-то долги, всё норовя ударить круглым лбом в лицо парня. Жека отклонялся, нашаривая в кармане оружие. Наконец, пистолет оказался в руке, курок – на взводе. В тот момент, когда чугунная башка была на волосок от симпатичной, ещё мальчишеской физиономии, она наткнулась на холодный ствол. Как случилось, что Жека нажал на курок, он объяснить не мог. Стрелять не собирался, хотел отрезвить видом оружия. А вышло…

Когда в киоске прозвучал выстрел и раздались вопли, Анатолий Гаврилов пришёл в себя. Увидел брызги крови на витринах и прилавке, лежащую в кровавой луже голову одного из незваных визитёров. Над ним склонилось бледное лицо сына с трясущимися губами:

– Пап, я, кажется, его убил…

Отец с трудом поднялся, пощупал пульс раненого. Толчки еле прослушивались. С минуту он стоял, соображая, что и как следует делать, потом по-командирски отчеканил:

– Бери пистолет, как следует протирай его и давай мне. Запомни: пистолет мой, ты его никогда не видел, тем более в руках не держал. Я знаю, что сказать ментам про ствол. Понял?

Потом беги в автомат – знаешь, где здесь телефон-автомат? Вызывай неотложку. Говори, что случайно зашёл к отцу, а тут огнестрел.

Потом звони в милицию. Объясняй, что ничего и никого не знаешь, кроме отца. Кто и в кого стрелял – не видел. Тебя в момент выстрела вообще здесь не было. Только на подходе слышал хлопок и заметил какого-то выскочившего из вашего киоска чела. Какой из себя – в темноте не разобрал. Всем и всегда, матери в первую очередь, говори то же самое. И Богу молись, чтобы этот (Гаврилов кивнул на неподвижное тело) выжил.

Налётчик не дотянул и до хирургического отделения. Несерьёзная с виду газовая игрушка, при выстреле в упор разворотила нападавшему череп.

В тот момент потрясённый Женька сопротивляться не мог, на вопросы милицейских и приехавших следователей вяло мямлил то, что велел Анатолий Николаевич. Отца тут же арестовали и увезли в СИЗО, а его отпустили домой под подписку о невыезде.

Узнав о трагедии, Анна Сергеевна только и обронила:

– Хоть раз в жизни Толя сделал всё как положено.

Об арестованном муже почти перестала говорить: всеми силами старалась, чтобы в её окружении быстрее забыли о постигшей семью «неприятности». Не было ни крутых адвокатов, ни скорбных стояний под окнами изолятора. Хотя передачи отправляла исправно.

Бригадники убитого постарались, чтобы Гаврилова упекли аж на 10 лет. Факт самообороны во внимание принят не был – некому было его подтвердить. Убежавший рэкитир по понятным причинам контактов с правоохранителями сторонился, а вскоре и сам сгинул в очередных кровавых разборках. Но это не помешало братве записать Жеку в свой чёрный список. В день, когда хоронили бандита, коопреатора предупредили, что должок за потерю боевика с него стрясут сполна.

Анна Венецкая приняла приговор, как неизбежность. Главное – сын не пострадал, миновала-таки дитятко тюрьма.

Какие черти жарили душу самого Жеки, известно ему одному. Но из бизнеса он не ушёл. Наоборот, кооператив всё резвее катил в гору. Уловил ли удачливый коммерсант в случившемся звоночек свыше – Бог весть…

***

– Вот такие скелеты хранятся в шкафу у твоих вчерашних визави. – Александр Павлович осторожно, чтобы не потревожить Ларису, потянулся к бокалу с бордовым аликанте. После долгого монолога в горле у него пересохло. – Лорик, ты меня слышишь?

Уютным тигрёнком припавшая к нему женщина не шевелилась, глядя куда-то в пространство. Пушистые, ещё не до конца просохшие медные прядки щекотали ему шею, маленькие ладони поглаживали плечо. Желание новой близости колыхнулось в нём горячей волной, но Депов заставил себя сдержаться. Она же предупреждала: не нужно гнать лошадей. Не то получится: торопыжка был голодный… Острота первых бурных минут любви ушла, оставив взамен умиротворяющую радость.

До того, как Депову прийти, Лариса переделала массу дел. Часа два бесцельно шаталась в редакции, повествуя коллегам о происшествии с сыном. Потом заскочила на рынок за свежим мясом и фруктами, навела порядок в квартире и соорудила ужин, вполне подходящий для молодого гостя с отменным аппетитом. Даже голову сполоснула. В духовке томилось мясо по-французски, тонкий аромат парфюма от NINA RICI смешивался с умопомрачительными запахами маринованных опят, фирменного маминого соуса бешамель и коричных сухариков. Хозяйка в сексуально открытых лодочках и моднейшей футболке с вышитыми латинскими символами постаралась не ударить в грязь лицом. А то всё встречает именитого адвоката в затрапезе…

К её удивлению, на этот раз Александр Павлович отступил от своего привычного изысканно-делового дресс-кода и явился в демократичной вишнёвой толстовке. Протянул большую белую розу на длинном шипастом стебле и красивую бутылку заграничного вина.

Решил, видно, не смущать меня, замарашку, своими рафинадными манжетами и солитёрами на галстуке, – Лариса, хотя и была взволнована, не удержалась от критической оценки. Что за натура такая! Надо бы поработать над собой…

Вслух же благосклонно поблагодарила и даже вежливо поцеловала гостя в гладкую благоухающую щёку. Депов подался было к ней, но она отстранилась, кивнув на перепачканные руки. Сперва ужин, остальное – потом.

Кулинарные потуги хозяйки не были напрасными: Саша жадно ел и нахваливал. Лариса украдкой поглядывала на него. Ей нравились азарт и простота, с какими Депов поглощал пищу, запивая испанской кислятиной. Она сухих вин не любила, и только из вежливости приложилась к своему бокалу. Заметив это, адвокат встал из-за стола, чтобы вернуться с уже знакомой фляжкой. Теперь всё было как надо.

Лариса впервые видела Депова неформально одетым. Молодой человек, казавшийся в костюмах и пальто даже излишне стройным, был на удивление широкоплеч и по-спортивному накачан. Он дышал физической мощью, которую не могут не ценить женщины, в толстовке выглядел современнее и казался старше своих лет. Лариса уже не думала о нём, как о зелёном мальчишке, о птенце, которому нужно заботливое крыло старших. Наоборот, рядом с этим спокойным и уверенным человеком она сама неожиданно почувствовала себя беззащитной пичужкой.

– Да, Саша, я слушаю, пытаюсь понять. Не зря Анна Сергеевна сказала: не знаю. Выходит, сын и мог, и стрелял. И она знала…

– Ну да… Венецкая склонна думать (или изображать, что думает), будто вслед за ней все вокруг поверили в непричастность Евгения к убийству того бычка. На самом деле и судейские, и прокурорские, а прежде всех братки – все всё правильно поняли и ничего не забыли. Просто как бы задвинули это знание в дальний угол, чтобы при случае вытянуть его оттуда на свет божий. Сейчас для этого очень подходящий момент.

Депов пытался говорить беззаботно, а всё равно получалось горько и натужно. Лариса продолжала молчать, только слегка отодвинулась от него и убрала руку с крутого плеча. Наконец, адвокату надоело изображать весельчака, и он, как при их первом знакомстве на кухне у Аллочки, расстроенным молящим голосом попросил:

– Лора! Лорик! Не знаю уже, чем тебя заклинать! Если я для тебя хотя бы немного важен, то прошу: не лезь в это дело. Пошли всех подальше, возьми отпуск, поезжай отдыхать! Пусть всё это пройдёт мимо тебя. Какое тебе дело до Крота с его полоумными бабами, до кооператоров этих, до разных братков и прочей грязи, на которой замешан предстоящий процесс?! Вряд ли ты что-то изменишь и кому-то поможешь. Только врагов наживёшь, и друзей можешь растерять. Ты же неглупая женщина, чтобы не понимать: это реально опасно и совершенно бесполезно.

Слушая горячие восклицания Депова, Лариса задумчиво покачивала головой, будто вела какой-то свой внутренний спор. Она то соглашалась с кем-то, слегка кивая, то, возражая, упрямо хмурила брови. Казалось, она перестала замечать своего гостя. Чтобы отвлечь женщину, сидящую рядом с ним на уютно разложенном диванчике, Саша прибег к безотказной мужской хитрости: опять исподволь начал любовную прелюдию. Всё время, пока они беседовали, зов страсти не утихал в нём, но он не решался вплетать сексапильные порывы в нить серьёзного разговора. Зато теперь, пользуясь Лориной отрешённостью, дал волю нежным прикосновениям и лёгким объятиям, грубоватому натиску, трепетанию и острым пикам вожделения.

Приглашая партнёршу к продолжению сладостных забав, Депов не мог отделаться от мысли о её возможной бисексуальности. Голову сверлило неприятное воспоминание о том, с каким откровенным «эддаким» интересом Лариса осталась 8 марта ночевать у Аллы. У него был короткий опыт общения с женщиной подобного типа, опыт, оставивший неприятное послевкусие. Он хорошо запомнил, что так и не сумел добиться унисона в их интиме, партнёрша оставалась хотя и безупречно технична, но холодна.

Сегодняшнее первое слияние с тигрёнком, как про себя стал называть Ларису Депов, горячее, бурное и излишне торопливое, пока не раскрыло её истиной женской природы. И ему не терпелось развеять или подтвердить свои удручающие опасения.

Постепенно настойчивые Сашины ласки разбудили страсть и в ней. Естество Ларисы вдруг полыхнуло незнакомым ей самой неистовым огнём. Она вся подалась навстречу крепким рукам, гладкости кожи, не терпящим возражений губам. Она покорно отдалась в подчинение мужчине, безропотно выполняя все его желания, прихоти, намёки.

Но среди бешеной круговерти тел, когда любовников переполняло растворение друг в друге, Ларисе в один момент захотелось вести в их паре, требовать, заставлять. Саша чутко уловил смену её настроения и поддался ему с таким же восторгом, с каким только что властвовал сам. Теперь он был рабом, а она – владычицей.

Когда всё закончилось, они, обессиленные, стояли под душем, прижавшись друг к другу. Каждый ещё переживал испытанные ощущения, но уже включалась память, начинал работать мозг.

– Если он так легко отдаёт инициативу в сексе, значит, и в жизни может так же быстро менять свои предпочтения? – думала Лариса, всё ещё не в силах оторваться от тела, подарившего ей столько радости. – Или это просто гибкость и чуткость – редкие для мужчин качества, особенно в интиме, а вовсе не изменчивость? Эй, балда, чего опять испугалась? Опять ищешь в партнёре изъяны?

– Она похожа на кого угодно, но только не на женщину с сексуальными отклонениями – счастливо думал Депов, ещё и ещё купая в ладонях высокие налитые груди. – А ведь как умело она повела свою партию! Я и охнуть не успел, как стал угождать ей! Но если в постели она такая настойчивая, то чего ждать в жизни?

– Может, выйти за него замуж? Если позовёт, конечно…

– Может, жениться? Если, конечно, пойдёт за меня…

Глава 18

После весеннего солнцестояния тепло наконец-то взяло разгон, ветренную хмарь сменил спокойный яркий денёк. Вставший на полное крыло март, и трепетные воспоминания о вечере с Деповым подняли настроение Ларисы. Она шла в редакцию упругим шагом, то и дело запрокидывая голову. Здесь, в Зауралье, уходящие холода красят небосвод неправдоподобно густым ультрамарином. Если постоять под таким небом с полчаса, на щеках обязательно отпечатается медь первого загара. Радостная полуулыбка непроизвольно гуляла на лице. Всё наладится, всё будет хорошо этой весной!

Её уже почти не удручала перспектива работы в рекламе, о своих недавних страхах вспоминала с усмешкой. Почему, собственно, заказные материалы не должны быть такими же интересными и качественными, как прочие газетные корреспонденции? Да, в них нет трагичности и надрыва, с лихвой разлитых по полосам нынешних газет, они не обличают и не давят на болевые точки общества. Но толково и понятно поданная информация, полезная читателю,– разве так уж и мало? И она готова показать, что в новые времена платный контент тоже кое-что значит.

Однако, расположившись в отделе рекламы за свим столиком у окна, Лебедева обнаружила, что доказать высокую состоятельность труда копирайтера нынче, видимо, опять не удастся. Начальница по-прежнему хворала, у руководства газеты работы для неё тоже пока не нашлось. Опять вытанцовывался пустой день.

Воспользовавшись производственной паузой, Лариса отправилась наверх посекретничать с любезной её душе Аллочкой – соратницы по отделу уверили, что в начале дня видели её в редакции. Новости последних дней так и распирали, Ларисе было просто необходимо открыть их Ниловой. Особенно важно дать отчёт о рандеву с адвокатом. Правда, озвучивать Ниловой подробности визита матрон она не собиралась. Из редакционных в эту тему можно было бы посвятить разве что Сокольского, да нет больше такого имечка в списке сотрудников «Обоза»…

К большому разочарованию Ларисы, комнатка главной по культуре оказалась на замке. Вопрос прояснила секретарша Ниночка:

– Алла Аркадьевна только что отбыла на пресс-конференцию в шут её разберёт какую библиотеку. Похоже, с концами.

Облом, и как не вовремя…

– Но она очень просила Ларису Петровну связаться вот по этому телефончику – Ниночка, понимающе-хитренько прищурилась, протягивая клочок бумажки с Алкиными каракулями. Пока Лариса соображала, где подальше от любопытных ушей сделать звонок, из бывшего Андрюхиного кабинета ошпаренным бесом выпрыгнул Ниткин – глянуть, что за народ трётся в приёмной. Ниночка, недовольно отвернувшись, процедила себе под нос:

– Не сидится ему! На каждый бряк вылезает, до всех-то есть дело…

Владимир Натанович между тем по-хозяйски оглядел Ларису с ног до головы:

– А, это ты, Лебедева… Как успехи в рекламе?

– Спасибо, вашими молитвами лучше и придумать трудно! А вы как? Новое кресло не жмёт? – обнажила жало Лариса.

– Ну,.. ты это… полегче… – забормотал Ниткин, не отличающийся ни быстротой реакции, ни острословием.

– Да ладно, это я так, для вежливости. Чтобы начальство тонуса не теряло!

Лариса уже собралась гордо прошествовать мимо мятого запашистого зама, как вдруг притормозила: в голову пришла благодатная мысль.

– Володя, вот такое дело – заговорила она елейным тоном, – Меня так быстро сдали Ольге Ивановне, что я не успела закончить кое-какие дела. А тут попросили о встрече фигуранты одной недавней публикации – что-то им там понадобилось. Ещё дней десять назад звонили, но, сам знаешь, не до того было. Теперь вот, пока мне никто никаких заданий не придумал, хочу съездить к ним. Сегодня как раз окошко образовалось. Ты как – возражать не будешь?

Ниткин, изобразив напряжённый мыслительный процесс, наморщил лобик, засунул руки поглубже в карманы брюк, поставил торчком плечики, и стал похожим на лугового кузнечика. Это была его любимая всем хорошо известная поза. Постояв так с минуту, подобно кузнечику же проскрипел:

– Хорошо, езжай. Но давай от своих прежних дел отходи, чтобы новой-то работе не мешали. В рекламе знаешь какая загрузка? Не продохнуть!

Да вижу я, как там не продохнуть, третий день ни единого задания – фыркнула Лариса, но вслух, подыграла Ниткину, усердно кивая головой: мол, всенепременно сделаю всё, как он – сам первый зам! – велит.

Публикация, по следам которой Лебедева собралась ехать, была из тех, что в клочья рвут душу. В конце января ей позвонила милиционерша из правобережного райотдела. С ней когда-то готовили материал о работе с несовершеннолетними, и с тех пор поддерживали деловые контакты. Сказала, что знакомый детский тренер ищет выходы на прессу – осветить какой-то там мемориальный турнир. Лариса созвонилась с тренером, а когда узнала, что это за соревнования, помчалась в спортшколу во все лопатки.

Да и было с чего! Тренер сообщал, что детские ринги посвящены памяти его юного воспитанника, год назад погибшего от рук малолетних ублюдков. Подросток этот был из приезжих, небольшого росточка, по-детски ещё слабосильный, и его сразу начала прессовать местная шантрапа. Но поддаваться хулиганью он не собирался – не так был воспитан. Рос без мужского плеча с тихой замотанной работой мамой, и давно привык рассчитывать только на себя. Вот и пришёл в секцию, чтобы подтянуть физику и научиться обороняться.

– И научился бы, стал бы толковым спортсменом, в чемпионы бы вышел! Была в нём какая-то особая жилка – азарт, что ли, кураж, настырность. Я таких сразу вижу, многих парнишек через свои руки пропустил,– с не потухшей болью рассказывал тренер. За его спиной на самом видном месте спортзала висел портрет сероглазого подростка, почти ребёнка, бережно прижимающего к себе боксёрские перчатки. – Но, может, лучше бы всего этого и не было, тогда жил бы наш пацанчик…

Непокорный хиляк, возомнивший, будто выученными приёмчиками может отбиться от хозяев микрорайона, вызывал в них такую злобу, что однажды четверо из них пришли к мальчишке домой – проучить. Против четверых не смог бы выстоять и взрослый. Юного боксёра повалили и долго изощрённо глумились над ним. Но маленький спортсмен сопротивлялся упорно и неистово до последней своей минуты. У оперов, всякие виды видавших, волосы встали дыбом при виде того, как по-звериному расправились упыри с неподатливым человечком. Недаром меткий на прозвища народ окрестил убийц сатанистами.

После такого ужаснувшего город происшествия эта история облетела все городские СМИ. Снова пересказывать её Лебедева не стала, писала о турнире, секции, увлечённом тренере. О боксе, как школе мужества. Само убийство упомянула вскользь, и к матери погибшего не поехала – не могла заставить себя смотреть в глаза несчастной женщине.

Когда же газета с её материалом вышла, в редакцию позвонила крайне разгневанная читательница, назвавшаяся защитником семьи потерпевшего, и потребовала встречи с автором. К ней сегодня и намеревалась ехать Лариса.

Адвокатесса матери погибшего ребёнка (что-то у меня в последнее время с адвокатами перебор!), которая вела переговоры, назначила послеобеденное время. Можно было собраться с мыслями и сделать личные дела. Выбрав минутку, когда соседки гурьбой отправились на очередной перекур, Лариса набрала оставленный Аллой номер. Трубку снял Нагорнов:

– О, Ларочка, рад, очень рад! – сладко зашкворчал в трубку Стас, будто и не он три недели назад волком смотрел на Ларису, разлучающую его с Ниловой.

– Случилось что-то, Станислав Янович?

– Случилось, ещё как случилось! У меня, видишь ли, небольшой юбилей. Вчера пропивали мальчонку шестидесяти годков на кафедре, а сегодня мы с Аллой Аркадьевной по-семейному хотим посидеть в нашем кабачке. Николай будет, вот и тебя я хотел бы видеть. Как, сможешь подойти часам к восьми?