Лигеметон. Ложный Апокриф

– Мантикора – опытный образец. Она все лишь первый шаг.

– Шаг к чему?

– Я намереваюсь сформировать для нас армию безупречных созданий исполняющих приказы, не требующих ухода за ними и что самое главное – непоколебимо верных и способных противостоять сефиротам. Новый Порядок! – с апломбом заявил Эмерсон.

Присутствующие беззвучно переваривали услышанное. По выражению их лиц было ясно, что ни один хоть близко не задумывался о подобном грядущем исходе.

– Я не согласен. – Годрик остановил набирающий обороты поезд мечтаний Умника. – Мы удержим власть без твоих чудовищ.

Хаосит сокрушенно покачал головой.

– Послушай…

– Голосуем!

Годрик обвел всех пронзительным взглядом.

– Шестеро против одного. Решено. Забудь об этом. Выкинь из головы. Ты понял?

– Да, Вортинтон. Я услышал вас.

– А что делать с Мантикорой? – поинтересовался Мортимер.

– Ухандакать само собой, – азартно выдал Сантино.

– Насколько опасна эта тварь? – спросил Годрик.

– Я бы на твоем месте, прежде чем самому соваться к Мантикоре проверил, что сефироты смогут противопоставить ей.

– Пушечное мясо. Этого хотишь от нас, дружок?

– Отдать своих на растерзание? – с повышенной интонацией проговорил Годрик.

– Что ты взъелся Вортинтон? Если сдохнут, значит хиляки. Натаскаешь новых.

– А ты вот так просто пошлешь веталов на убой?

– А то!

– Как мне видится, сефироты не владеющие боевыми заклинаниями, – решил уточнить Мортимер, – то есть дэймосы, нолы и симплигаты будут только мешать в рейде на Мантикору.

– Безусловно. Напрасная трата материала.

– «Материала»? Так вот кто для тебя сефироты? – вспыхнул Вортинтон.

– Годрик, я не утверждал, что кригерам и веталам ни за что не одолеть Мантикору, но послать к ней сперва пешек, а не рыцаря – правильная тактика.

– Но тогда все пешки, как ты выразился, узнают, что мы создали против них монстра.

– Выживших, если такие останутся, придется ликвидировать, – безапелляционно заявил хаосит.

Прежде чем Вортинтон выпалил бурный поток слов, Бач поинтересовался:

– А что насчет некросов?

– Мантикора состоит из плоти всего-навсего на одну треть. Если в арсенале танатозиса нет заклинаний нацеленных на неорганику, не вижу смысла некросам присоединяться к рейду.

– Токмо работа с живыми организмами, – отнюдь не горестно подтвердил Артур Грэм.

– Тогда решено. Кригеры и веталы разберутся с Мантикорой, – процедил Годрик.

– А твой зверенок точно никуда не улизнет?

– В сторону твоего района даже носа не повернет, будь уверена.

– По-моему мы упустили одну важную мелочь, – сказал Мортимер. – Люди. Мантикора обосновалась в общественном и с недавних пор самом популярном месте в городе.

– А я считай без пяти минут как очистил парк от всякого отребья, – прошипел комиссар.

– Напрасно, – без капли злорадства отозвался Умник. – Теперь Мантикоре остается только употреблять в пищу мирных граждан.

– Да уж, – заметил Бач. – С названием культа ты попал в точку. И вправду наводишь хаос.

– Напротив. Я укрощаю его.

– Надо что-то придумать, чтобы отвадить от парка людей. Не хочу, чтобы они помирали как мухи.

– У меня уже башка идет кругом от столь долгого трепа.

– То тоже, – согласился с веталом Годрик. – Пора заканчивать с полемикой и переходить к действиям.

Не прошло и недели, как в газетах, на радио, в теленовостях и, в особенности в очередях в магазинах бурно разбирали по косточкам новую чуму Нью-Гранжа – серийного убийцу, об истинной природе которого знали исключительно семь персон.

Но знание это не давало и малой толики преимущества перед Мантикорой. А вот что давало так это – единство.

После нескольких осторожных вылазок, заучивания тактики, а также прогонок спланированных до головокружения действий, Годрик наконец-то дал добро начать операцию «Чучело» (так ее назвал Сантино).

…Когда солнце убежало за горизонт и на темно-синем лице Госпожи Ночь проступили светящиеся веснушки, тогда по приказу комиссара полиция облепила Викед парк со всех сторон так, что и ящерка не прошмыгнет.

Десять сефиротов – половина которых была оголена по пояс, а другая половина облачена в защитные жилеты, – по-бойцовски шагнули во владения Мантикоры.

Кто знает, о чем думали смертники. Может, их переполняла уверенность, и они вовсе не считали себя таковыми? Или к каждому прокралась мысль, что вот сейчас протекает его предсмертный час.

Тень не могла прочитать их мысли, однако все было написано на лицах. Все до единого – будь-то кригер с несгибаемой силой воли или безумно скалящийся ветал – инстинктивно поглядывали на огромную серебристую луну (наверное, в тот момент для них она казалась особенно здоровой, чем когда-либо).

Судя по всему, выслеживать Мантикору они не собирались – тяжелый дух гари на пару с серой исходящие от сефиротов приманивал тварь сильнее и надежнее, чем шопоголиков семидесятипроцентные скидки на товары.

Сефироты закрутили головами, глядя по сторонам, но кроме дощатых лавочек, пышных вечнозеленых кустиков и не выполняющих прямые обязанности фонарных столбов не увидели ничего. Развернулась совершенно статичная панорама.

– Чую ее,– втягивая ноздрями запах мускуса, мокрой шерсти и змеиной чешуи, проговорил один из кригеров. – В направлении двенадцати часов. Приближается.

– Ща получит тупая тварюга, – сказал ветал и сплюнул себе под ноги целую пинту крови, а когда поток кровавой массы прекратился, жадно втянул воздух прерывистыми глотками.

Вопреки законам физики вместо того чтобы растечься, лужица спрессовалась, вытянулась верх и в итоге превратилась в ракообразного.

– Шуруй, давай, – отдал команду питомцу ветал, после чего облизал кровь с губ.

Трилобит размером с предплечье деловито засеменил по асфальтированной дорожке в ранее указанном направлении.

Похоже, Мантикора не переносила сверхъестественный запах сефиротов на дух, потому что не прошло и пары минут как, словно из-под земли (а может, так и было) выскочила размытая фигура, одним прыжком перемахнула трехметровую в ширине парковую дорожку и уселась на макушку фонарного столба.

Мантикора застыла секунд на пять, этого времени сефиротам с лихвой хватило, чтобы пристально разглядеть тварь.

Шею прикрывала густо-черная львиная грива, сухощавым телом она напоминала гиену, а вот мордой не походила ни на одно известное животное: вытянутая как у аллигатора голова с чертами крысы. Глаза Мантикоры – начисто лишенные зрачков – пульсировали золотистым свечением. Расслабленный, покачивающийся, как маятник скорпионий хвост задрался вверх – из булавы на конце скупо накрапывала фиолетовая жидкость, а по всей мраморной, пепельной коже проступила сетка бледно-фиолетовых венозных узоров.

Оттолкнувшись четырьмя лапами, зверь спикировал на беззаботно замершую приманку и легче легкого расплющил ее лапой.

Мантикора обнажила три ряда акульих зубов, заходящие друг в друга, как гребни; вслед за тем выпустила серповидные – и не захочешь, а заметишь – когти и издала пронзительный похожий на свирель звук.

Как по сигналу веталы заслонили кригеров, а те встали в плотный круг. Две пары тауматургов вцепились в руки друг друга и дернули – кисти оторвались легче, чем у низкокачественных игрушечных человечков. Четыре обрубка, точно дула дробовиков нацелились на Мантикору, которая ломаным зигзагом подступала все ближе и ближе. На культях взбухли красные мешочки. Звонко лопнув, из них, как из пожарных рукавов, выстрелили густые красные струи. Зверь лихо крутанулся, но все-таки попал под два потока. Облитое кровью от кисточек стоячих ушей до когтей задних лап, чудовище прижалось животом к земле, напряглись мышцы лап, натянулись сухожилия, но… прыжка не последовало. Пленка крови, покрывающая звериное тело, начала кристаллизироваться, твердеть, отчего Мантикора так и застыла в позе готовности.

Все четверо веталов почти единовременно рухнули на пол и больше не шевелились.

Мантикора рычала, брызжа фиолетовой слюной, вот только это не помогало избавиться от сковывающей рубиновой корки. И тогда она пустила в ход единственную неоскверненную тауматургией часть тела. Скорпионий хвост пришел в движение – растянулся как пружина, – чеканя царапины, жало заколотило по спине с противным скрежетом.

Тем временем кригеры корпели над заклинанием. Вытянув пальцы, они вогнали руки по локоть друг другу между ребрами, в ту же секунду их плоть потекла будто воск, а изо рта, носа, ушей и глаз повалил мутно-сероватый, как от костра дым. Казалось, их внутренности полыхали огнем – будто сухие ветки, оглушительно переломились все их кости, похоже, даже черепа раскололись. Кригеров затянула аморфная туча дыма.

Как только Мантикора содрала с себя кровавые тенета и содрогнулась как кошка от воды, из пелены прямо на нее на раздвоенных копытах ломанулось еще более фантасмагоричное существо.

Посредством химерии кригеры слились воедино в кошмарную, двухметровую, пятиглавую, точно с гравюры Уильяма Блэйка химеру.

Делая вид, что вот-вот набросится, Мантикора кружила вокруг противника, не замирая на месте более чем на секунду. Держась на безопасном расстоянии, она атаковала ядовитой иглой в выпирающие из плеч и ключиц головы с закрученными в пружину могучими рогами. Безуспешно. Все пять голов всецело защищались костяными наростами, что походили на шлемы с узкими смотровыми щелями.

Химерное создание не собиралось сачковать и дало ответку: четыре торчащие из ребер ручищи лавиной обрушились сверху на Мантикору, однако вместо того, чтобы сделать пробоину в ее черепе, кулачищи пробили ямки в асфальте – зверь отскочил в последний момент, но как оказалось, контратака только началась. Пара скрученных на бедрах щупалец выстрелила со скоростью змеиного броска, сдавила передние лапы Мантикоры, подняла ее на дыбы. Теперь живот зверя можно было взять голыми руками, что Химера и сделала – полоснула по нему костяными шипастыми наростами на предплечьях… и обломала их.

Мантикоре такое обращение явно было не по нраву, ее грива – единственное, что не состояло из камня – зашевелилась и в одно мгновение превратилась в пышный игольчатый воротник как раз в тот момент, когда Химера боднула головой звериную морду. Иглы со скрежетом поцеловались с гладкой костяной маской и, судя по вырвавшемуся из гиганта стону, проникли в смотровую щель и ослепили. Щупальца расслабились (или может Мантикора вдруг стала тяжелее), зверь извернулся, бухнулся на все четыре лапы и моментально отскочив, вцепился в одну из голов – полностью зажал ее в пасти зубами и давил, давил пока та не треснула как орех. Инстинктивно Химера забухала кулачищами по бокам, но все попытки казались бесплодными. Тогда длинные выпирающие из лопаток клешни схватили скорпионий хвост и попытались оттянуть Мантикору. Со скрипом, но вышло – зверь отпрянул, но прихватил сувенир.

Словно чихнув, Мантикора выплюнула голову из пасти (та с уклоном покатилась в сторону). Мантикора вдруг захохотала как целая шайка гиен.

Смех пробрал все это время застывшего как соляной столб ветала до самых костей, он будто бы пробудился. И заблевал. Еще раз. Той самой шевелящейся жижей.

Мантикора вздернула кверху хвост, припав к земле, изготовилась к прыжку. Вены сделались явственно заметнее. Химера рефлекторно шагнула назад, похоже, что внутри нее укоренился страх. И подтверждая это, она скрестила все свои члены, таким образом, защищаясь от неминуемого нападения, которого вопреки ожиданию не последовало.

Под ногами Мантикоры кишела прорва переливающихся красным цветом тараканов, каждый размером с упитанную крысу. Они облепили звериные лапы и пытались забраться на них. Мантикора немедля принялась их втаптывать лапами – они лопались как пузыри на воде.

– Обездвижь эту тварь и я с ней покончу!

Пока Химера осмысливала брошенные в ее адрес слова, Мантикора (как оказалось вовсе не глухая, а также не глупая) повернулась к четвероглавому хвостом и ринулась на ветала, по лицу которого было отчетливо ясно, что за одно мгновение перед глазами пронеслась вся его поганая жизнь.

Мантикора налетела резвее богомола и гепарда вместе взятых. Но как видно Тень – до сих пор безучастный созерцатель – оказалась проворнее. Когда до фатальных объятий веталу оставалось всего ничего, Бач скинул «плащ Перуна» и точно диффенсив тэкл61 ударом плеча сбил с ног ветала – оба распластались на земле отбив ладони и колени.

– Мантикора промахнулась, – со смешком брызнул ветал нолу в ухо.

А в следующий момент зверь откусил нолу это самое ухо. Ругаясь на чем свет стоит, Бач перекатился, снова закутываясь в тени.

Зверь возмущенно рыкнул и без промедления накинулся на ветала, тот не успел и рыпнуться как когти начали проверять на вшивость кевларовый бронежилет. Защита не продержалась и одной десятой минуты. Когти продолжили кромсать грудину ветала, но хлынувшая из ран кровь мигом твердела. Казалось, у ветала есть крохотный шанс выжить. Вроде бы он даже усмехнулся, – зря! – за щеки взялись клыки. Чем шире он раскрывал рот, вопя от боли, тем быстрее захлебывался собственной кровью. На его счастье поцелуй с Мантикорой не затянулся надолго.

Химера вновь растопила внутри себя мужество, обхватила сзади всеми десятью конечностями Мантикору и сдавила в полную мощь. Зверь извивался, как мог, но захвату позавидовал бы и самый гигантский питон.

– Открой ей пасть! – гаркнул обезображенный до неузнаваемости ветал.

Химера все слышала, но каждая конечность занималась своим первоочередным делом: усмирять скорпионий хвост, стискивать вырывающиеся когтистые лапы и так далее.

Тогда, словно «дэус экс махина» на выручку еще раз пришел нол. Бач появился так же внезапно, как и в прошлый раз. Руки его защищали темные полупрозрачные перчатки до самых локтей, как у средневековых европейских рыцарей. Он потянулся к пасти Мантикоры и с третьей попытки (столь агрессивно та сопротивлялась) ухватил правый верхний и левый нижний клыки. Держал их нол почти на вытянутых руках, оттягивая свою голову как можно дальше от все больше вздувающейся гривы шипов.

Без лишних слов к Мантикоре подскочил ветал, раскрыл изуродованный рот настолько широко, как не способен, пожалуй, ни один человек. Обильно полилась та самая кровяная жижа – она фонтанировала прямо в пасть Мантикоре. Складывалось впечатление, что это будет длиться бесконечно, тварь не сдавалась, но когда уже ветал начал чахнуть, зверь (наверное, к этому моменту его брюхо наконец-таки наполнилось все разъедающей кровью до отказа) поубавил пыл и, кажется, заскулил.

Вне всякого сомнения тауматург не жалел Силы и крови, и остановился только когда стал похож на столетнюю развалину. Он хлопнулся на лопатки, и больше от его не было слышно ни звука.

Спустя минуту Мантикора тоже затихла. Ее пламенно-золотые глаза потускнели, хвост вмиг отпал как у ящерицы, а мраморное тело накалилось, стало разжижаться и горячая порода, растеклась по телу Химеры (презирая силу тяжести, потекла во всех направлениях; даже вверх), а потом отвердела за считанные мгновения.

Бач, судя по виду, истощенный во всех смыслах (физическом, эмоциональном, мистическом) остался единственным, кто устоял на своих двоих и не потерял сознания.

Переводя дух, он оперся на одну из десятка рук Химеры, что минуту назад отчаянно силилась избавиться от мрамора и по этой причине застыла так, словно сдирала с себя кожу.

– Какой гротеск, – проронил нол, перед тем как провалиться во тьму беспамятства.

***

Бач-Чернобог высвободил руку от моего захвата, и я вернулся в здесь и сейчас.

– Ну что, малыш Джонни, теперь ты вкусил правду. Как она тебе?

– Горше полыни, – почти не разлепляя пересохших губ, ответил я.

Забери всех Батна, выходит, все до последней капли – ложь. Идеалы Лигеметона…Лилит…высшая цель… даже история про серийного убийцу в этом самом парке… А Умник…его тварь…

– Мантикора.

– Он снова ее создает.

– Что?! Нужно его остановить!

– Как?

– Рассказать Архонтам.

– А ты не забыл, что в бегах и каждый легаш, шлюха и тень без устали рыскают в твоих поисках, а?

– Батна их забери!

– К тому же сомневаюсь, что Архонты прислушаются к словам Расстриги.

– Кого?

– Так тебя окрестили.

– Ясно. – Переводить время и силы на дурацкое прозвище в данный момент было расточительно. – А что насчет тебя? Раз ты в курсе, почему не расскажешь им?

– Зачем? – Бач уставился на меня в недоумении.

– Ну как?! С помощью этой твари он будет убивать сефиротов!

– Контролировать их.

– Вот как? – Внутри меня просыпался вулкан раздражения. – Похоже, ты уже у него на крючке, не так ли?

Бач сам того не осознавая коснулся места, где отсутствовало правое ухо.

– Ты выбился в дамки, малыш Джонни. Нет, не так. Точнее сказать, ты наша темная лошадка.

– Кончай с аллегориями и выкладывай суть.

Чему-то во мне хотелось заехать нолу в единственное ухо кулаком, но другая часть требовала ответов на все те вопросы, что кипели в голове с той самой ночи, когда я изменил своим же принципам.

– Мортимер…

Пискнул телефон. Бач сунул руку в карман облезших штанов, достал мобильник, щурясь, уставился на миниатюрный светящийся зеленым светом экран, прочитал сообщение, после чего сказал уже совсем другое:

– Надо отлучиться.

Из меня вырвался рык, почти как у Мантикоры.

– Надеюсь, это не займет много времени. Впрочем, – он снова прикоснулся к шраму, – если есть желание, можешь понаблюдать.

Нол прижал ладонь с растопыренными пальцами к дощатой стене. Повеяло безрадостной полынью. Затейливые черные узоры потянулись от руки во все стороны, сгустились, соткались в дверь похожую на смоляную штору со складками. Один шаг – Бач исчез, а чернота заколыхалась, пошла рябью, занавес приоткрылся.

Пиковая Дама поправила подол коктейльного платья, осматривая себя в больно знакомом мне зеркале. Напротив нее стояли Фламинго и Второй Капоне (он впервые на моей памяти влез в некое подобие костюма, из-за которого выглядел чопорно). Они переговаривались о грабителях банка, и, как правило, беседа выглядела напряженной. Чуть в стороне закрывая проход в комнату с гротескной статуей (тайна ее происхождения не добавила к ней симпатии) стоял молчаливый Артур Грэм на пару с Умником. Депинпик тоже был там. Он топтался на одном месте будто бы полностью абстрагированный от внешнего мира.

Бач побрезговал парадной дверью – вошел через собственную, а потому застал всех врасплох.

– Ну и по какому поводу собрание?

– Ай-к! – чуть ли не подпрыгнула на месте Синтия Мун. – Бач, накажи тебя Лилит, ну нельзя же так пугать!

– Нашел его?– с ноткой надежды спросил Фламинго.

– Нет пока.

– Вот ни грамма кокса не поставил бы на то, что именно Версетти окажется крысой.

– И не говори, милый. В Лигеметоне завелся Иуда. Жуткие времена пошли.

Инч Мондел привлек всеобщее внимание, тактично кашлянув в кулак в туго натянутой белой перчатке.

– Семь дней прошло. Время настало. Следуйте за мной.

Мажордом повел Архонтов за собой по спиральной лестнице вниз. Гулкими шагами дэймос шел сразу за ним. Бач шел последним, его тень была «окном», таким образом, процессию замыкал я.

На нижний этаж ваш покорный слуга – впрочем, как и любой другой сефирот – заглядывал один единственный раз – во время посвящения.

На каменных стенах горели вставленные в скобы факелы, размещенные по принципу октагона. Танцуя, пламенные язычки отбрасывали живые тени, от чего казалось, что в комнате находилось куда больше особ. В середине гигантского немного выпуклого отливающего серебристыми бликами круга стоял саркофаг. Несмотря на тяжелую закрытую крышку, сомнений не возникало – в нем лежит бывший глава культа дэймосов. А быть может, и нет. Покоится ли в том гробу Псарь на самом деле? Скорее всего, один Инч Мондел осведомлен наверняка, но то, что душа Мортимера оставила наш мир – неоспоримый факт.

Я вздрогнул от неожиданного лязга – все это время впивающаяся в ладонь монетка шлепнулась на пол. Ребро металла отставило мне на память приличную отметину, которая противно саднила кожу.

Под безмолвную пляску теней семь фигур склонили головы в знак траура, обступили последнее пристанище Дрейка и возложили на него ладони. Моя рука потянулась к «окну» сама собой, но высунуть ее – не хватило то ли глупости, то ли решимости.

В один момент безмолвная пляска теней оборвалась, черные абрисы, в очертаниях которых угадывались остроухие собаки, смирно застыли каждый под одним из восьми факелов. Нет и тени сомнения по чьей именно прихоти они появились, вот только интересно неосознанно ли? А может, таким образом, нол издевается, или как раз наоборот – решил отдать почести? Понять его мотивы мне не удалось. Наверное, все-таки последнее, поскольку другие Архонты тоже отреагировали, каждый по-своему.

Синтия Мун с пунцовым лицом (точно не от игры света факелов) едва слышно скулила. В глазах Годрика Вортинтона искрилась не скорбь, но гнев, а опущенная вдоль тела рука сменилась на звериную.

Из-за столь неудобного обзора (ну точно шпионящая мышь) разобрать перемены в остальных не вышло.

Снова появился Инч Мондел, – лицо его сохраняло бесстрастность и сдержанность, – он вытянул над Мортимером руку с медным кадилом и начал неторопливо раскачивать им. Пряный аромат лаванды застал меня врасплох.

Кадило качнулось из стороны в сторону ровно семь раз. Поистине самые долгие мгновения в моей жизни. Секунды тянулись как часы.

– В прах обращенный, – провозгласил эпитафию Инч Мондел.

После этого факелы погасли – воцарилась тьма.

Свежий воздух нисколько не помогал. Так и подмывало курить. Если бы только туман стал табачным дымом. Я сидел на выцветшей лавочке посреди безлюдного парка, ругая себя за столь чадные мысли.

Оказав все необходимые почести, Архонты вернулись за любимый стол и принялись обсуждать дела насущные. Депинпик занял стул Мортимера, но не его место. Угрюмый карлик сразу дал понять, что его культ знать не знает о моем местонахождении и все дэймосы до единого ни в жизнь не протянут руку помощи Джонни Версетти (при его словах я невольно ухмыльнулся).

Далее речь шла исключительно обо мне – Расстриге. «Лезет в волки, а хвост собачий. Надо достать Иуду хоть из-под земли и четвертовать» – говаривал Сантино так, будто у самого лучезарный нимб. «Мда, в последнее время дела в Лигеметоне паршивее некуда, – со стеклянным взглядом проговорила Синтия Мун. – Сперва у меня завелась оголтелая бабочка, потом вон и Сантино хлебнул беспредела. Может, обратимся к Темному Лису, или как там его?». «Не говори ерунды. Место Черного Лиса на дыбе вместе с Расстригой, – сурово отчеканил Фламинго и добавил, уже обращаясь к истинному Иуде: – Эмерсон, есть идеи?». К этому моменту терпеть и дальше как меня поливают помоями, не было сил. Ноги сами вывели меня из душного наполненного мерзкими тварями сарая.

…Задыхаюсь. Хочу задохнуться. Предложи мне кто-нибудь сейчас сигарету и… нет, не возьму ее. Рак легких опасен для сефиротов так же, как и неуклюжий пингвин для косатки, но дело в другом. Совесть. И обещание самому себе.

– Порой кажется, что в нашем проклятом городе никто не сдыхает в мягкой кровати от старости. – Бач присел на другой край скамейки.

– А ты бы хотел именно так?

– А ты?

Я основательно призадумался.

– Уже нет.

Вглядываясь в туман, с языка сам по себе сорвался вопрос:

– Так, что решили?

– Достать тебя из-под земли, содрать шкуру. Умник, кстати, чтобы подстегнуть рвение сефиротов назначил за твою голову награду. Причем взять тепленьким. Видно, ему не терпится на тебе проверить свое чудище.

– Кстати о чудищах.

– Да-да. В общем, после истории с Мантикорой, – сразу без предисловий начал Бач, – мы – Архонты – само собой не поверили обещанию хаосита и решили не спускать с него глаз. Но так как он уже раскусил уловки веритничества, за ним приставили надзирателя из другого культа.

– Кого?

– Ну, сейчас не это важно, – уклонился от ответа нол. – А важно то, что хаосит не пронюхал о слежке и незамедлительно приступил к новому проекту.

– Тогда почему вы его сразу не остановили?

– Не перебивай и узнаешь.

Я скорчил кислую мину, и нол продолжил:

– У Мортимера появился гениальный во всех смыслах план. Посвятил он в него только лишь троих, включая меня. Собственно я и сделал первый ход в тянущейся десятилетия партии. Стащил у хаосита перстень. Догадываешься зачем?

– Допустим, – ответил я сдержанно. – Но разве Умник не обнаружил пропажу?

– Такой-то перфекционист? Бесспорно! И первым делом кинул бы камень в мой огород.

И был бы прав, подумал я, но не стал перебивать нола.

– И тут Мортимер делает занятный гамбит. Знаешь наивысшее заклинание дэймосов?

Хотелось выпалить «клетка Миноса», вот только чутье подсказывало, что ответ не верный.