Лигеметон. Ложный Апокриф

– Тук-тук, можно?

Пухлощекий Боб с самого утра потел сидя за столом и, как было велено, ждал этого самого мгновения. Он задвигал верх-вниз двойным подбородком, но с места не встал.

– Чего расселся? Потом в пасьянс доиграешь. Вставай, давай.

Боб, что был на грани обморока, а также сердечного приступа, вылез в кассовый зал и запер входные двери.

– Ключ от депозитарного хранилища у тебя?

– Да, – сдавленно проговорил Боб. – Второй у Молли.

– Не верно. – Налетчик закинул лямку второй сумки на плечо и показал ему взятый у кассирши ключ. – Шагай.

Боба взяли за шкирку, и повели к толстой непроницаемой двери. Все это время второй налетчик не спускал глаз и вместе с тем мушки автомата с заложников.

Обеими трясущимися руками Боб пытался вставить ключ в верхний замок.

– Мне напомнить, как именно ты подохнешь, если врубишь сигнализацию?

– Не надо, – упавшим голосом ответил он.

Вставить два ключа в два замка по очереди – на первый взгляд плевое дело, однако заняло оно минуты две. Налетчик не торопил начальника отделения, но и разминать тому плечи как тренер боксеру не стал. Он просто-напросто ждал. И дождался-таки.

– Шуруй к остальным и без выкрутасов, – приказал грабитель, после чего зашел в небольшую комнату со столом посередине в окружении множества ячеек.

Из черной сумки вылез старый-верный ломик ярко красного цвета. Им расхититель ячеек с ювелирной точностью и вскрыл перво-наперво ту, что под номером семь. Внутри покоился еще ящик из тонкого металла и грабитель с преданным подельником в руках так же технично расправился и с ним. Вскрытие контейнера показало наличие черного матерчатого мешочка внутри. А развязав тесемки, в нем обнаружилось страсть как много сверкающих бриллиантов, которые без всяких уговоров и споров перекочевали в отдельный карман сумки. Далее последовало стяжение трех соседних ячеек.

За пять минут налетчик откормил деньгами Картеля две сумки, да так, что те начали трещать по всем швам, не осталось даже места для сердечного ломика. Пришлось его бросить в компании развороченных ячеек…

– Закончил?

– Все на мази. Кто-то буянил?

– Не. Сидят тихо как ящерки. И, кажется, пухлого вот-вот хватит удар.

– Плевать. Беремся за вторую фазу.

Кинув сумки у ног заложников, теперь другой налетчик взял их на мушку, а тот, что был их нянькой, подступил к столешнице и нажал под ней на «тревожную кнопку». Вслед за тем, он открыл кассу и вытащил последнюю, словно отглаженную утюгом банкноту, тем самым включив сигнал скрытой подачи тревоги.

– И про «куклу» не забудь, – напомнил ему подельник.

Пачка денег с магнитиком тоже покинула секцию кассы.

– Все. Теперь ждем, когда диспетчер пульта охраны продерет глазенки, и к нам нагрянет ближайший патруль.

Ждать, к слову, пришлось совсем не долго. Не больше трех минут.

Не выходя из машины, полицейские заприметили двух вооруженных грабителей, после чего оба дружно взялись за рацию. Не прошло и десяти минут, как полиция оцепила банк и перекрыла улицы.

Когда комиссар услышал от диспетчера, на какой именно банк только что совершили налет, он сначала мысленно выругался и лишь потом бросился со всех ног.

И вот теперь, расположившись в тесной парикмахерской напротив банка, Годрик Вортинтон обдумывал план действий…

– Дорога заблокирована, – докладывал ему капитан. – Снайперы на позициях.

– А что с эваковыходом и второй дверью для инкассации? – спросил еще один подчиненный.

– Будьте добры, заткнитесь, – попросил-приказал Вортинтон.

Мысль, что ограбление банка – федеральное преступление, а значит сюда уже едут люди в синих куртках с желтыми буквами, заставляла главу кригеров сжимать челюсть до скрежета клыков. Если налетчики – пустые, можно не волноваться, однако он не верил в такую удачу и уже подозревал сефиротов двух культов. Одни могли проникнуть практически куда угодно, а вторые попросту двинутые. Само собой он делал ставку на вторых.

Как назло Приближенный сейчас улаживал совсем другие проблемы, поэтому пришлось думать в одиночку. Из присутствующих даже от лейтенанта-кригера в данной ситуации не стоило ожидать рассудительности (такому палец в рот не клади, дай пострелять).

– Все на позиции, следить за входом. Лейтенант, останьтесь.

– Сэр?

– Ты прибыл чуть раньше меня. Заметил что-то?

– Я сразу же использовал «взгляд Фенрира». Хотя и без него видимость сквозь стекло хорошая.

– Ближе к делу.

– Простите, Архонт…сэр. Грабителей двое. Что до заложников, их нигде не видно. Но учитывая положенное число сотрудников, их минимум трое.

– Налетчики – сефироты?

– С-с-сложно определить, сэр. Они в капюшонах, да и всех лично в Лигеметоне я не знаю.

– А запах?

– Три лучших ищейки подступились насколько возможно, но ничего аномального не почуяли.

– Это еще ничего не значит.

– Какие будут приказы, сэр?

Отдать сефиротов (тем более сбрендивших) в лапы ФБРовцам – и речи быть не может, но пойти на штурм – рискнуть жизнями заложников, а в текущей ситуации (кое-кто метит в мэры) такое может капитально испачкать репутацию.

Годрик что есть мочи скрипел шестеренками вместе с зубами. Ему нужен был толчок. И грабители с радостью его подтолкнули…

– Комиссар, внутри все заполнилось дымом.

Пока Годрик вел внутренний монолог, лейтенант пристально наблюдал.

– Кто пустил дым без команды?!

– Кажется, сами налетчики. Думаю, это инертный дым. Они, наверное, задели датчик, сэр.

– Так, группа захвата готова?

– Целых две, сэр. Одна из пустых, а другая из кригеров. Какую отправлять?

– Кригеров шли. Чтобы касатики стояли скрюченные передо мной до приезда ФБР. Уяснил?!

– Да, сэр!

Через девять минут и сорок пять секунд трое из SWAT (в полной амуниции) вывели двух налетчиков с заломленными за спину руками. Скованные, они рьяно сопротивлялись, плюясь во все стороны матом.

Прежде чем их упаковали в фургон, комиссар ухватил одного за капюшон, отдернул и при виде сигила на затылке (муха в кольце муравьев) зубы его так заскрипели, что начали буквально крошиться.

– В камеру их по отдельности и не спускать глаз! – распорядился он.

Сефиротов швырнули в броневик, один оперативник в маске влез вместе с ними, другой – сел за руль. Засветилась, зашумела светосигнальная балка на машине и ее выпустили из оцепления.

Вортинтон с каменным лицом достал сотовый и, стараясь не раздавить его и не сломать кнопки, набрал номер Второго Капоне.

Тем временем, пока Сантино убеждал Вортинтона, что не по его указке веталы грабили собственного главу культа, одинокий черный фургон с арестантами, ехавший на юго-восток выключил проблесковый маячок, внезапно свернул в проулок и затерялся между зданиями (что учитывая аномальную погоду, было легче легкого).

Заглушив мотор на подземной автостоянке из фургона выпрыгнули уже не скованные наручниками веталы.

– Мы сделали это! Нагнули Второго Капоне вместе с Фламинго! – Сонни кичливо расправил плечи.

– Васко, ты реально гений, – признал Лео, снимая спецназовский шлем.

– Пока рановато пить текилу – сказал Рамон, выбираясь из-за руля. – Мы еще не дезертировали окончательно.

– Да, да, – закивал Сонни.

– Буллет? – прокатилось краткое эхо Васко.

Амбал, как и полагалось, ждал их в неприметном сероватом седане. Он посигналил и веталы засеменили к нему.

– Это было убойно, – сказал Сонни, отчего все как один самодовольно ухмыльнулись, припомнив четко проделанную работу…

***

Лео и Рамон сидели с якобы связанными руками, Молли и Алексис прижимались к ним плечами, причем так плотно, что основательно обдышали их.

Васко подмигнул псевдо-заложникам и приказал показывающему скабрезные жесты Сонни нажать на еще одну кнопку. Ветал сунул руку под столешницу и мигом позже из сопл в разных местах зала повалил густой дым. Через две минуты видимость сузилась до расстояния вытянутой руки. А еще через три минуты уши резанул звук битого стекла, и в кассовый зал влетела пара шумовых гранат. Готовые к подобной тактике веталы заранее закупорили уши кровью и без колебаний ответили штурмовой группе раскатистой автоматной очередью. Дульце оружия Сонни запахло пороховыми газами, от него самого разило серой, точно сефирот – век не чищеное ухо гигантского тролля, а от четверых SWAT несло гарью и мелом. И только от висевших друг у друга на шеях Молли и Алексис тянуло естественным душком пота и третьесортными духами.

Кригеры налету смекнули, с кем имеют дело, побросали на землю баллистические щиты, моментально сменили человеческие конечности на химерные и, ориентируясь на запах проржавевших за десятилетия труб, рванулись в бой.

Крабья клешня зажала шею Сонни и тот, как шелковый опустился на колени. Васко с наигранно испуганным лицом привлекал к себе внимание, повторяя: Я пришью заложников! Я их прикончу!

Он сбился на полуслове, когда руки, точно лассо, захлестнуло короткое щупальце и дернуло. Другие два кригера подоспели к кучкующимся заложникам. Один присел напротив оплывшего Боба, приложил руку к шее, второй нагнулся и когтями с садовые ножницы подхватил подмышку Молли, отчего та завизжала как резаная. В следующий момент, сидящий рядом Лео с осколком стекла во рту раззявил рот и выдохнул в морду кригера красное облако. С задержкой в несколько секунд Сонни, Васко, Рамон провернули такой же трюк.

Из глаз, ушей и носа у кригеров выбежали обжигающие кожу струйки крови, но насладиться агонией или усилить исцеляющий фактор им не дали и шанса. Веталы захватили их в клинч и в прямом смысле слова поцеловали взасос. Для каждого кригера, а также самих веталов то были самые жгучие поцелуи за всю жизнь.

Тауматурги, словно драконы изрыгали непрерывный поток крови, которая расплавленным железом вливалась кригерам в глотки заставляя содрогаться в пароксизмах боли.

– Мля, если вы кому растрепаете, я вас порешу.

– Тащи его, – бросил Васко и, подавая пример, взял «своего» дохлого кригера за ноги.

Пока Сонни и Васко перемещали тела и запирали с ними заложников в хранилище, Лео с Рамоном (по-прежнему объятые дымом) сняли спецформу SWAT со жмуриков и натянули на себя. Как только они облачились в амуницию, Сонни и Васко заложили руки за спину.

– Кончай лыбиться, – выплюнул Сонни. Лео повел его на выход.

***

Веталы сунули мешок алмазов в урну и забрались к Буллету в тачку. Все кроме Лео. Здоровяк кинул ему ключи и указал за спину.

– Спасибо.

– Давайте валить уже, – бросил Сонни.

– Мы тебя ждем, – заверил Васко. Но если заявитесь с хвостом…

– Драпаем!

Лео уселся на железного коня с четырьмя цилиндрами, тот рявкнул и тронулся с места.

      На стороне Лео было несколько факторов. В первую очередь погода. Из-за нее на пути встречалось минимум машин. Также полиция должна просечь, что фургон не добрался до участка только где-то минут через десять. А к Эмилю Лео нагрянет максимум через семь (он рассчитал заранее), но конечно, чем скорее, тем лучше.

Он насиловал ручку газа на мотоцикле что есть мочи, вместе с тем всю дорогу сердце сжималось при каждом ударе. Спинным мозгом Лео чуял, что что-то не так.

В этот раз Эмиль и его собраться по несчастью жучили не друг друга, но себя самих. Они стояли на плацу, а Баргаса и след простыл.

Одногубый чиркнул бритвой по ладони, жирдяй с тупым рылом – ножом по предплечью. Что до Эмиля, он лезвием продырявил подушечки пальцев, выждал, когда кровь обмажет две фаланги и направил Силу. Безрезультатно. Пока ни у кого не вышло превратить кровь в твердую броню. Правда, пытались все в полную масть. Истекая кровью, от обморока удерживал их только пылкий энтузиазм. Ну еще бы! Глядя как кулак Баргаса налился кровью, отвердел и покрылся толстыми шипами, многие оживились, а когда он точно булавой пробил приличную дыру в асфальте, у всех отвисла челюсть.

Каждый сосредоточенно причинял себе любимому рвущую боль. Эмиль решил, что крови явно не достаточно и уже собирался было добавить еще несколько длинных порезов, но тут рука с лезвием затряслась и вовсе не от страха грядущей боли или сверхъестественного отходняка.

Она вытворяла странные пассы, не иначе заговоренная. На ум сразу пришел дядя Рамон, но затем Эмиль заметил, что кисть выделывала однообразное микродвижение, при этом указательный палец как-то по странному знакомо соединился с большим.

Это Лео, смекнул собрино и скользнул в казарму.

Отыскал в тумбочке тетрадку и карандаш. Как только гриф коснулся бумаги, все стало на свои места.

«У СЕВЕРНОЙ СТЕНЫ» – прочитал Эмиль.

Пока все занимались самоистязанием, он обогнул казарму, прошел вдоль складского помещения в самый конец, где увидел знакомое лицо.

– Тио!

– Не кричи. Что с рукой?

– Да ниче серьезного, заклинание мурыжим.

– Ладно. Давай берись за веревку и поднимайся. Я следом.

– Чего?

– Мы валим отсюда.

– Ты о чем?

– Нет времени на болтовню, давай же.

В голове Эмиля щелкнул тумблер.

– Я не пойду.

– Что ты несешь?

– Я хочу остаться.

– Ты не понимаешь, – Лео выстреливал словами как из автомата, – мы убираемся из города. В помойную яму Лигеметон, Сантино и всех Архонтов. Начнем жизнь с чистого листа. Ну же!

– Тио, – заломив брови начал племянник, – ты говорил, что стал веталом по незнанию. А я – осознанно! Я не отрекусь от подаренной мне жизни. Да, тауматургия может свести с ума, мы не бессмертны и есть куча тупых правил, но я не откажусь от того что у меня есть и за миллион долларов.

Эмиль выпятил грудь и сжал кровоточащий кулак.

– А за двадцать миллионов?

– Двадцать. Миллионов?

– Я обучу тебя тауматургии. У тебя будут деньги и особняк как у Аль Пачино в фильме «Лицо со шрамом». Только идем со мной.

– Я не изменю своим принципам!

Лео спросил у сердца: Как поступить? Оно посоветовало ему забрать собрино силой. Увести. Но разум предупреждал, что маневр слишком рискованный; и что племянник… изменился, отдал сердце и костный мозг культу и его уже не вернуть в семью.

Тио попытался коснуться то ли плеча, то ли головы племянника, но тот перехватил руку.

– Ты забыл, о чем мы не так давно говорили? Семья превыше всего.

– Хорош отливать пули. Мы ведь не родные!

– Я заботился о тебе…

– Культ – моя семья! – Эмиль вздернул подбородок.

Лео смотрел сквозь племянника секунд пять, после чего оклемался как от долговременной клинической смерти.

– Береги себя, собрино, – не своим голосом сказал он. Ухватился за веревку, вскарабкался и перемахнул через стену.

– Прощай. – Эмиль закусил губу и попытался сжать руку в кулак. Не вышло. Гранатового цвета пальцы сделались прямые и твердые как гвозди.

Внутри Лео клокотало смятение. Он не понимал, то ли племяннику промыли мозги, то ли он его совсем не знал. Как бы то ни было на десять минут или десять лет, но он опоздал – жилка родства между ними (которая и не была вовсе истинной) лопнула. Сердце разъедала такая невыносимая боль, что он бы сейчас начал давить пешеходов как в какой-нибудь видеоигре. Но правда в том, что даже на подобное нет времени. Ему ничего не оставалось кроме как смириться и поскорее добраться до аэропорта по Сильвер-стрит…

Он влетел на аэродром, лихо затормозил у нужного ангара, который оказался пустой, как и его башка. Лео до последнего убеждал себя, что Рамон приставит «Камиллу» к виску Сонни и выплюнет тому в лицо: Мы его ждем.

Да уж, если хочешь рассмешить Лилит, расскажи ей о своих планах. Он запрокинул голову и нервно рассмеялся. В голове пинбольным шариком металась мысль: Кинули. Жадные ублюдки. Кинули.

Следующую мысль он обсасывал не долго (секунд десять). Он решил, что в игре не будет победителей, дал газу и снова тронулся в путь.

Пытаясь обогнать ветер, он снова мчался по Сильвер-стрит, а сердце еще невыносимее жгло в груди. Периодически на него обращали внимание патрули, но оторваться от них стало плевым делом.

Дебелая дверь «Железной башни» не закрывалась ни при какой погоде. Если бы она не весила как мешок с цементом, ветал зашел бы с пинком. Он влетел и, под шепот забулдыг, глядя только вперед, устремился в подвал.

Там, дернул за цепочку – зажег свет, – подошел к стене, заводил ладонями по холодной каменной кладке. На уровне колен отыскался тайник. Развернув блок горизонтально на девяносто градусов, ветал сунул руку в темноту и вытянул черный кулек. Затем направился к столу-бобине, при этом с каждым шагом нездорово ухмыляясь и морщась.

Титан мысли Васко тот еще перестраховщик. И потому для Лео предвидеть его ходы – не великая хитрость. Черный Лис не просил никакого аванса. И как только он получил алмазы, отдал настоящую кровь (а не ту, бутафорскую, что принес Лео). И как ветал и просил, нол оставил «посылку» в тайнике, а не на видном месте.

Перед Лео лежало шесть налитых красной жидкостью пакетов. Не теряя времени ветал высосал один из них. Содержимое другого пакета он вылил на пол и, шаркая ботинками, смешал с песком. (Кровь, однажды пролитую, назад не вольешь.) Что до остальных, тауматург с алыми дорожками на щеках пустил в ход Силу – на языке, словно закрутился комок из ржавых гвоздей, а в ноздри все глубже вползали кусочки серы. Кровь внутри трех прозрачных пакетов забурлила и приняла форму самых натуральных сердец, как в учебниках по анатомии человека. На один из пакетов заклинание никак не повлияло. Что означало…

– Видать, ты все же стоял за меня горой. Значит, отплачу им за нас обоих.

Три сердца колотились каждый в своем ритме. Не доставая из пакета, ветал сжал одно что есть мочи и представил, как где-то в небе на высоте десять километров над океаном пресловутый сквернослов схватился за грудь и захаркал багряной жижей. Сердчишко в руке Лео судорожно сокращалось, в голове он отчетливо слышал, как его хозяин плюется во все стороны матом. Приступ, как и напал так же внезапно и оборвался. Живой насос замолчал навсегда.

За столь насыщенную жизнь Лео уже случалось убивать в удовольствие, ради мести. Но в данный момент он испытывал наисильнейшую отдушину. Даже кожа на ладони похожая теперь на сморщенную кожуру мандарина не поколебала внутренние весы. Однако кое-что заставило ускориться.

Раздался протяжный гул. Как и ожидалось, по душу Лео наконец-то явились. Стальная дверь для кригеров не помеха, но главное – она их задержит, заставит попотеть. А дальнейшее уже не существенно.

Обеими руками Лео сдавил последние два «движка». Зажмурив глаза, он дышал через рот и ежесекундно прикусывал язык, чтобы не потерять сознание. Пальцы продырявили пакеты, впились так глубоко в «моторчики», что превратились в подобие расплавленного сыра. Отделились ногти. Гул от тарана и стук сердец звучали почти в такт. В какой-то момент «двигатели» не выдержали фантомной боли и лопнули. Руки Лео, словно окунулись в чан с серной кислотой: покрылись оспами, рубцами и волдырями. Он справился… и кригеры – тоже.

Целый табун ног забарабанил по лестнице. Их топот был сравним с ударами молотка остервенелого судьи. Однако Лео вслушивался исключительно в стук собственного сердца, прощался с ним, с городом, со сводной сестрой.

Когда сефироты вломились, застали его в кресле-каталке; подбородок прижат к груди, руки на бедрах ладонями вверх, такой весь из себя безмятежный. Его сердце не билось. Потеряв все, Леонсио обрел стальную свободу.

НАФС 7

РАНДЕВУ С ЧЕРНОБОГОМ

Здравствуй, ночь, моя старая подруга! Hello darkness, my old friend,

Я пришёл снова побеседовать с тобой. I've come to talk with you again,

Видение незаметно ко мне подкралось Because a vision softly creeping,

И оставило своё семя, пока я спал. Left its seeds while I was sleeping…57

Джонни Версетти

Предательство. Что за гнусное слово. Прошло семь дней, а я до сих пор отказываюсь верить, что предал Мортимера. А он – меня. Может, вследствие последнего не чувствую и капли раскаяния?

Сидя с неестественно прямой спиной за – теперь уже не его – столом, я пытался разобраться в себе. Перетаптывался в библиотеке памяти от одного стеллажа к другому, а если быть точным (правдивым), избегал одной полки, одной книги, новой книги. Откуда взялся фолиант с обнимающим его живым пауком на всю обложку? Задав себе такой вопрос, вспомнился, хоть и не сразу, эпизод, когда Псарь изрыгнул тарантула мне в глотку. И в таком случае напрашивался следующий вопрос: если «прощальный подарок» никак не вредит мне, то с какой радости он его сделал? Книга явно несет не смертельную опасность, а знание, но открыть ее все никак не наберусь решимости.

Нерешительность раздражала как обилие медуз во время купания в море, и потому время от времени я оставлял бесплодное хождение по кругу и нахально копался в столе бывшего Архонта. Но и в данном занятии быстро набил оскомину. К сожалению, третьего было не дано.

Апартаменты Дрейка занимали три верхних этажа отеля Данталион. В свою макушку айсберга он вложил, по меньшей мере, миллиона четыре (ходят слухи). Вот только выпустить пар в оборудованном по последнему слову спортзале, или отвлечься от чадных мыслей в кегельбане и тем более выйди на балкон (место для посадки вертолета) и убежать – увы и ах, не выйдет. Я внутри золотой клетки со связанными руками (утешает, что хотя бы не в буквальном смысле). Единственная мелочь, приносящая маломальскую отдушину – электрическая бритва Дрейка. Бросьте меня в колодец, зацементируйте оголовок и все равно буду тщательно следить, чтобы на лице не проклюнулось ни единого волоска!

Я погладил подбородок – пока еще рановато бриться, – оттянул ворот водолазки, заглянул под нее – воспаленные красные пятна (поцелуи эфемерных паучков) еще не сошли, но уже не зудели. Чем себя занять? Покопаться в столе? Вещах? Воспоминаниях? Я торчу тут целых 168 часов! Капля за каплей схожу с ума. Начал перекидываться словами со своим эго. Оно – сто́ит заметить оказалось не такое раздутое – агитировало меня разбить гигантское окно и сигануть рыбкой вниз. На что я ласково отвечал: Не дождешься!

Вот только с каждым разом фраза звучала менее уверенно и второе «я» методично продолжало жонглировать аргументами: свобода, независимость, свежий воздух, новые ощущения.

Прекрати! – обрывал я самого себя.

Надо размять ноги. Встав из-за стола, со скрипом в суставах, зашагал по рабочему кабинету, который представлял собой вытянутую костяшку домино с кофейного оттенка стенами и мебелью, что располагалась прямо как те самые точки на игральной платине, а также напольной фреской сурового бородатого громовержца с густыми локонами.

Я покружил у пузатых амфор покоящихся на постаментиках, заглянул в каждую – ничего кроме пыли; подошел к бюсту древнеримского императора с точеным профилем, показал ему язык, после чего лихо развернул его лицом к стене. Затем прислонился затылком к шкафу-колоссу (мой в сравнении с ним – крохотуля), гладкая поверхность эбенового дерева приятно холодила кожу, не говоря уже о пряном запахе. Древнеримский антураж меня ни капли не напрягал… первые 48 часов. Теперь же руки чесались сравнять это место с землей, перекрошить в пыль каждый бесценный предмет. С улыбкой Гринча я кинул взгляд на кабинетное бюро, которое дороже, чем моя машина. Нет. Надо держать себя в руках до последнего. Интересно кому теперь принадлежит вся эта роскошь? Депинпику? Впрочем, я никогда и не претендовал на такие хоромы. Меня вполне устраивают собственные, хотя чутье подсказывает, что вряд ли я снова вдохну запах родных стен, а ведь они всего-то на несколько этажей ниже!

Я бахнул костяшками кулака по шкафу, получив мигом отдачу в качевстве пронзительной боли, плавно перешедшей в легкое, даже приятное, онемение.

Сейчас бы всю Силу отдал за канноли58 вместе с кофе по-гречески. Знаю, что не могу умереть с голоду, но умираю. От чего я только не умирал за прошедшие 604800 секунд.

Лучше бы нас за решетку кинули, чем гнить здесь, шепнуло эго.

А ведь я тут и вправду чахну. Чувствую себя как кит в пустыне. В спальню даже ни разу не открыл дверь, ночи провожу за столом в неудобной позе, вечно просыпаюсь от всяческих кошмаров и, открывая глаза, каждый раз вглядываюсь в руки и возможно виной тому игра света (я не выключаю лампу), но на мгновение мерещится, как на ладонях кровоточат стигматы.

Ну вот, оттиски ночного бреда прогнали аппетит. Что бы их самих прогнало? – вопрос на миллион. А вот вопрос на миллиард, так это: Что со мной будет? На него ответят главы культов, заточившие меня прямо на месте преступления, или скорее на вершине башни, как какую-то принцесску. Ожидание – невыносимая пытка!

Они меня боятся или все никак не определятся с казнью? На этот раз я обратился за ответом не к эго, а величественному Мортимеру, который испепелял меня взглядом с холста. Он увековечил себя в угольном фраке, опираясь на трость одной рукой и гладя по голове своего обожаемого пса. Наверное, сейчас за ротвейлером присматривает Депинпик. Карлик единственный кого зверюга подпускает к себе. Меня пес не переносил на дух, а в свете недавних событий должен теперь ненавидеть так, что если попадусь ему на глаза, лишусь причиндалов.