Инвестком

Получив отпор, Владимир Павлович почти перестал появляться, а вместо себя стал посылать Александру. С ней у Игоря наблюдался полный контакт, они сделали вместе две или три сделки, пока по вине Пивоварова не случился прокол.

К тому времени Игорь со своими агентами переехал из «Жилкомплекса», организовав филиал на «Красных воротах», и готовился открыть свою фирму. Так вот, вскоре Владимир Павлович привёз на оформление сразу двоих: продавца-детдомовца, не достигшего двадцати трёх лет[82], и несколько странную покупательницу. Детдомовец, как оказалось, запуганный Пивоваровым, к тому же психически неустойчивый, клялся, что хочет продать комнату и переехать в Тверь. Владимир Павлович, что у него всё схвачено, опека непременно даст согласие, а странная покупательница не только оплатила оформление, но ещё и вручила Пивоварову аванс в размере двух тысяч долларов без всяких расписок.

Одним словом, в офисе всё выглядело прекрасно, но стоило только разойтись…

Пивоваров запил на целый месяц, вместо него в опеку пришлось идти Александре, там с ней и разговаривать не стали, а детдомовец тотчас передумал продавать комнату и обратился в милицию. Пока Пивоваров пьянствовал, Александра, и раньше хлебавшая с ним лиха, решила покинуть тонущий корабль. Игорь пригласил её к себе, она обещала, пару раз появилась в офисе и исчезла. Как оказалось, ушла в «Инвестком».

События, между тем, продолжали свой бессмысленный ход. Покупательница, вместо того, чтобы приехать за деньгами на оформление, которые отдала Игорю и расторгнуть договор, наняла то ли коллекторскую фирму, то ли бандитов. Они звонили, грозились, требовали деньги, но по ошибке поехали в «Жилкомплекс» к Алексею, директору. Он и вернул по просьбе Игоря деньги, взятые за оформление. Коллекторы, к большой радости Игоря, отвязались. Лишь звонили несколько раз, разыскивали Пивоварова, но он словно провалился сквозь землю. Зато вместо коллекторов пришёл немолодой, чрезвычайно разговорчивый убэповец[83] в штатском, предъявил удостоверение и начал записывать показания, а заодно ругал риэлторов, «Жилкомплекс», странную покупательницу, которая пряталась от милиции, «Инвестком», залоговые аукционы, всеобщую коррупцию, суды и странные российские порядки, которые мешают бороться с преступностью. Игорь попросил купить для убэповца водку и организовать ужин. Выпив, тот принялся рассуждать:

– Ну, какой-то хернёй вы тут занимаетесь, мелочёвкой. Какого хрена вам сдался этот дебил – детдомовец? Ваш Пивоваров – ещё один дебил… Люди делают настоящие деньги, по-крупному, а мы тут ковыряемся в вашем дерьме…

А ведь что делают, сволочи, – убэповец забылся и перескочил на другое, – продали человеку палёную квартиру, потом сами же вернули её через суд, ну там целая цепь, не придерёшься, а иск к ним подать нельзя. Купил-то он вроде у «Инвесткома», а по бумагам – нет. У какого-то «Жерминаля». Доверенность из Ростова, учредитель, он же директор, бомж. Доверенное лицо вроде бывший агент, но тоже никаких документов. Теперь безработный. А договор с «Инвесткомом» то ли утерян, то ли изъяли в компании. Сплошная, получается, липа. Знаем, кто мошенники, вот они, сидят перед нами, а получается – состава преступления никакого. Известно: вор должен сидеть в тюрьме. Ан нет… Дела-то разваливаются. А ещё говорят: «обвинительный уклон»… Доработать бы до пенсии… и баста. Тоже мне, химию развели с какими-то дебилами…

Игорь не очень понял, что хотел рассказать странный убэповец. До него дошло, как до жирафа: только через много лет он вспомнил убэповца, когда увидел подобную схему. И снова задействован был «Инвестком»…

Между тем, странный убэповец ушёл, дело на время заглохло, пока не появился вышедший из запоя Пивоваров. К Игорю он не приходил, послал за документами Асуану Кужугетовну, заменившую в этом деле Александру. «Асуана, – пояснила она, – это имя от Асуанской плотины. Отец был строитель, ездил на заработки в Египет». Вдвоём они, то есть Пивоваров и Асуана, принялись снова гоняться за детдомовцем и прятаться от коллекторов, вместо того, чтобы просто вернуть деньги. Игорь так и не узнал, чем вся эта история закончилась, его больше не беспокоили…

… Так случилось, что чуть ли не в тот самый день, когда Игорь повстречался с Ириной Шотаевной, позвонила Александра.

– Игорь Григорьевич, – быстро перешла она к делу, – вы ещё работаете в Тверской области?

– Нет, давно не работаю. А что?

– Асуане надо выселить из Москвы алкашей. Очень неплохая квартирка…

– Нет, эти дома не годятся. И доверенности давно просрочены. А ты по-прежнему в «Инвесткоме»?

– Да. А что? – Александра слегка насторожилась.

– Выкупаете у Кужугетовны, что ли?

– Не только у неё, – похвалилась Александра, – у меня отличный заведующий. Если хотите, я с ним поговорю насчёт вас.

– Как его фамилия?

– Морозов.

– Лев Сергеевич, лет тридцати пяти?

– Вы его знаете? – вопросом на вопрос отвечала Александра.

– Да так… очень шапочное знакомство…

… Игорь с Морозовым пересёкся не так давно, в «Москва-эстейт». За год прошла ещё одна сделка: Игорь продавал квартиру на улице Подбельского. Продать квартиру пара пустяков, но сверху выстроилась длинная, ветвистая цепочка. В ней и оказался от «Инвесткома» этот самый Морозов. Он так ломал комедию перед своими клиентами, запуганными донельзя бюджетниками, так делал вид, что защищает их интересы, так упирался, так расписывал маски-шоу и риэлторов-убийц, развёл такой популизм – стало ясно, что Морозов взял очень хорошие деньги и теперь доказывал, что не зря. В конце концов все закончилось громким скандалом. Непосредственно Игоря и его клиента скандал не касался, он сидел молча, вмешаться пришлось лишь в самом конце, перед закладкой денег, когда стараниями Морозова сделка оказалась на грани развала. В этот момент Морозов начал понимать, что зашёл в своей игре слишком далеко и перегнул палку, теперь ему нужно было, не теряя лица, пойти на попятный, так что дело к всеобщему удовлетворению решилось миром. И сделка, и отношения были сохранены, но у Игоря оставалась к Морозову стойкая антипатия. Игорь не любил, когда риэлторы устраивали дешёвые шоу перед клиентами, набивая цену.

– Интересно, – сказала Александра.

– Можно сказать, что не знаю, – уточнил Игорь.

На самом деле сказать так было нельзя. Игорь насквозь видел этого Морозова – дрянной человек, прохиндей.

– Так вы подумайте, – настойчиво посоветовала Александра. У неё, вероятно, было поручение от Морозова. Едва ли насчёт Игоря, вряд ли тот мог знать, что Александра знакома с Полтавским. Скорее, Морозову просто нужны были хорошие риэлторы.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал Игорь.

Но, по размышлении, думать особенно было не о чем. Ирина Шотаевна подходила много больше по возрасту и, главное, Игорь не чувствовал к ней той скрытой неприязни, которую испытывал к наглому выскочке Морозову. К тому же филиал, где работала Барзани, находился в самом центре, на Новом Арбате. Это было удобнее. Единственный чёткий критерий. Он и определил окончательный выбор…

40

В самом конце августа Игорь позвонил Барзани. Начинался новый сезон, нужно было отыгрываться за два прошедших ленивых года. С Барзани – это сразу отметил Игорь, едва пообщавшись на Арбате, – явно можно было работать. Оказалось, что в Перовском отделении то ли с умыслом, то ли, скорее, в силу царившего там беспорядка от Игоря скрыли не только инвестиционные сделки, их-то ещё нужно было найти, но и дежурства в центральном офисе на Щербаковской. В отделения, а их у «Инвесткома» имелось около тридцати, клиенты звонили слабо, чаще всего, с разными глупыми вопросами. Реклама в корпорации была устроена так, что лучшие заявки поступали в центральный офис. Талоны на дежурства распределяли по отделениям, в отделениях – по отделам, в отделах распределяли среди лучших, или самых близких к заведующему. Отдел Барзани, как один из передовых в «Инвесткоме», плюс её близкие отношения с заведующим филиалом, получал талонов несколько больше, чем другие. Игорю, как опытному риэлтору, Ирина Шотаевна пообещала талон на дежурство в первый же месяц.

– Но главное, – напутствовала Барзани, – инвестиционные сделки. На дежурства надейтесь, но всё равно ищите.

В тот же день Барзани повела Игоря познакомиться к Разбойскому. Из двух братьев-лекторов Арбатским отделением заведовал младший, Иона, у которого задница была слегка меньше. Кроме Разбойского, в кабинете сидели ещё двое, Прошкин и Бельский (фамилии Игорь узнал позже), один коротко постриженный под ёжика, другой – с бритой головой. В тот момент, когда Барзани с Игорем вошли, все трое громко смеялись. Игорь успел разглядеть, что один из приятелей Разбойского держал в руках журнал с голыми девочками. Разбойский слегка кивнул, и Прошкин с Бельским, оборвав смех, вышли из кабинета.

Кабинет оказался довольно тесненький, не по выдающимся габаритам хозяина, но зато оригинальный. В шкафу, на шкафу и на столе среди папок и бумаг стояли спортивные кубки разной величины и висели вымпелы, – Игорь сумел прочесть надпись на одном из них: «И. И. Разбойскому от Льва Яшина». Кроме вымпелов и кубков на столе стояла странная скульптура из папье-маше, напоминавшая фаллос, увенчанная сверху футбольным мячом; в дальнем углу висели в рамках несколько фотографий полураздетых мужчин и женщин в фривольных позах, одна из них сильно напоминала Бориса Моисеева с серьгой в ухе, на другой в спортивных трусах, с выпирающим животом запечатлён был сам хозяин кабинета, но больше всего Игоря удивила висевшая на стене рваная грелка, под которой на листе ватмана было выведено: «Разбойский порвёт, как Тузик грелку». Судя по оформлению кабинета, в Разбойском причудливо сочетались природное или выработанное бесстыдство, болезненные склонности и неординарное чувство юмора. Он протянул Игорю короткую жирную руку с толстыми, унизанными перстнями, пальцами. Рука была влажная, пожатие слабое, как у гея.

– Вы человек опытный, Ирина Шотаевна рассказывала мне про «Жилкомплекс». Надеюсь, вам у нас понравится, – произнёс Разбойский, изображая улыбку. – У нас совсем другие перспективы, чем в хилом «Жилкомплексе». Имейте в виду, у Ирины Шотаевны лучший отдел в «Инвесткоме», а «Инвестком» – лучшая фирма в России.

На этом официальная часть была закончена. Игорь хотел подняться, но Разбойский неожиданно спросил:

– Как вы относитесь к Достоевскому?

Игорь с удивлением посмотрел на заведующего. – «Все начальники в “Инвесткоме” – люди со странностями?»

– Достоевский – великий русский писатель, – осторожно сказал Игорь.

– Великий-то великий, – усмехнулся Разбойский, – а ведь врёт. Родион Раскольников убил старуху-процентщицу. Верю. А вот в раскаяние его – не верю. Полная чушь.

– Болезненный, экзальтированный человек, – подсказал Игорь.

– Разве что. Современный человек, нормальный, не боится совершить убийство. Да, теоретически совершенно не боится. Ему наплевать. Он боится только наказания за убийство. Вот и вся совесть. Совесть – это страх наказания. Освободив человека от страха наказания, вы освободите его от совести.

– Это у кого как, – возразил Игорь, – у многих есть внутреннее табу. Сознательное или даже на подсознательном уровне. Чтобы убить, нужно перешагнуть через табу. Иначе было бы слишком страшно жить.

– Да, нужно перешагнуть, – согласился Разбойский. – Наполеон перешагнул. И вы, если нужно, перешагнёте… Борьба за существование… Почти каждый может…

Игорь промолчал. Не нашёлся, что ответить. Этот странный разговор показался ему неуместным. У каждого в душе есть свои бездны, но зачем же их выворачивать? Тем более перед малознакомыми людьми.

– Я могу идти? – спросил он.

– Да, – вяло сказал Разбойский.

Игорь направился к двери.

– А вы, Ирина Шотаевна, задержитесь на минутку, у меня к вам приятный тет-а-тет, – игривым баритоном произнёс Разбойский. Игорь вспомнил про Шейлока.

Через несколько минут, когда Барзани вышла из кабинета, Игорь заметил у неё в руках пачку долларов. Она пыталась их прикрыть, но спрятать деньги было некуда. Едва Барзани прикрыла дверь кабинета как эти двое, Прошкин и Бельский, ожидавшие в коридоре, вернулись к Разбойскому.

– У Ионы Исаевича бывают заскоки, – сообщила Барзани, – любит пофилософствовать, не обращайте внимания.

– Кто эти двое? – полюбопытствовал Игорь, когда они вернулись в отдел, пока Барзани поспешно открывала сумочку и прятала её в сейф.

– Приятели Ионы Исаевича. Он с ними работал ещё до «Инвесткома».

– Лысый, который с блестящей головой, Бельский, бывший майор милиции, ты с ними не шути, – вмешался в разговор сидевший рядом лысоватый крупноголовый риэлтор с широким, скуластым, некрасивым лицом.

– Да ладно, Дима, – попыталась приструнить Барзани.

– А что, какие секреты? – зарокотал Дима. Игорю показалось, что он слегка пьян. – Как они шили для мёртвых тапочки, а Бельский их прикрывал?

41

В отделе у Барзани всё было иначе, чем в Перово. Там Игорь за два месяца почти ни с кем не познакомился. Люди приходили, уходили, разговаривали, что-то делали, но при этом в воздухе висело ощущение полного разброда и спячки, работал лишь один Гейдар. Здесь же, не то чтобы был спаянный коллектив, – через короткое время Игорь увидел, что многие терпеть не могут друг друга, постоянно доходило до стычек, – но и невооружённым глазом было видно, что люди заняты делом, делают деньги, каждый в соответствии со своими способностями. Игорь относительно скоро стал различать лица. Не все. Бо́льшая часть риэлторов – здесь они назывались экспертами – появлялась на фирме редко, только на собрания, дежурства, или когда у них проходили сделки. Но были и такие, кто целыми днями торчали на фирме, как бы образуя ядро.

Вот Михаил Волосевич, «демагог», или «златоуст», как назвал его про себя Игорь, прожжённый циник, хитрец, необыкновенно общительный, исключительно умелый в обращении с людьми, – этот целыми днями сидел на телефоне, разглагольствуя с невидимыми, неизвестно откуда появившимися клиентами. Он любил показать, что всё знает и умеет, хотя на самом деле было совсем не так, врал, иногда при этом выразительно делая знаки, какие, мол, лохи сидят по ту сторону провода, шутил до одурения – разговоры его выглядели искусственными и наигранными. Игорю казалось удивительным, почему это не чувствуют собеседники Михаила, однако у того не было отбоя от клиентов. Волосевич легко, весело и ловко собирал с них деньги.

В недавнем прошлом Михаил работал чиновником, подвизался на очень хлебном месте в префектуре, в отделе, занимающемся оформлением земли для инвесторов, но погорел и, говорили, едва откупился. Сам он рассказывал по-иному. Что сменился начальник (прежний действительно погорел) и стал расставлять своих людей на ключевые должности.

В отдел к Ирине Шотаевне Волосевич пришёл стажёром чуть больше года назад. Он и ещё несколько человек последовали за своей наставницей Элеонорой Ивановной из другого отделения. Но, в отличие от остальных, Михаил быстро адаптировался и вырос до старшего эксперта, обогнав Элеонору Ивановну. Между тем, старший эксперт отличался от простого тем, что приносил «Инвесткому» общий доход больше шестидесяти тысяч долларов за год. Выше старшего считался только главный, приносивший доход свыше семидесяти пяти тысяч. За это у главного повышался личный процент. Но главных экспертов было всего несколько человек на весь «Инвестком».

Элеонора Ивановна, бывшая наставница Волосевича, представляла собой полную противоположность своему недавнему ученику. Женщина прямая и открытая, кандидат наук, вынужденно ставшая риэлтором из-за того, что в институте, где она работала, два года не платили зарплату – сотрудников выживали, чтобы сдать помещения. В околопенсионном возрасте Элеонора Ивановна всё ещё гордилась, что лет в двадцать врезала по морде слишком нахальному ухажёру, комсомольскому вожаку. В отличие от более молодых коллег, Элеонора Ивановна не дурила клиентов, принципиально не делала инвестиционные сделки, по завершении сделок не отбирала у клиентов документы, а потому, хотя сделок у неё было много, в передовиках она не числилась и к тому же находилась в состоянии перманентного вялотекущего конфликта с Разбойским. Элеонора Ивановна постоянно возмущалась его неразборчивостью, криминалом, его приятелями Прошкиным и Бельским, трудовыми договорами в одном экземпляре, но больше всего – из-за этого она несколько лет спустя и ушла из «Инвесткома» – позднейшим изобретением инвесткомовских юристов: подписывая трудовой договор, эксперты одновременно должны были написать и приложить к нему заявление об увольнении по собственному желанию с открытой датой.

Другая ученица Элеоноры Ивановны Лариса – в девяностые она с мужем вынуждены были переехать в Москву из Риги, где оказались негражданами и потеряли работу из-за незнания языка, – была, скорее всего, очень средним риэлтором (о её сделках Игорь ничего не знал), зато у Ларисы были очень красивые, длинные ноги, крайне сексапильная фигура и груди, как сказал Михаил Волосевич, «словно бокалы с шампанским».

Как-то, идя на работу от станции метро Арбатская, Игорь увидел перед собой женщину – походка её была лёгкой и плавной, она плыла в толпе Афродитой, мелькая изящными, хотя и чуть крупными ногами в стоптанных туфлях без задников. Такая заключалась гармония, такая притягательность и сексуальность в её походке и в ней самой, что Игорь едва не сошёл с ума от нахлынувшего желания – он шёл сзади, наслаждаясь её созерцанием, вожделея и в то же время боясь догнать. Да, именно так должна была выглядеть богиня. Между тем, богиня повернула ко входу у магазина «Восточные товары» у первой высотки на Новом Арбате. В ту же дверь нужно было входить и Игорю. Тут только он догнал её и заглянул сбоку: это оказалась Лариса. Игорь смутился от неожиданности, они поздоровались и вместе поднялись в лифте на шестнадцатый этаж. В тот день Игорь с огромным трудом рассеял её чары, ее невероятное притяжение, но усилием воли строго-настрого запретил себе пытаться завести с Ларисой роман – он твёрдо знал: романы не следует заводить на работе. Такие романы самые опасные и до добра никогда не доводят. К тому же, он был теперь ученый. С тех пор как несколько лет тому назад Изольда уехала в Германию, так и не дождавшись, пока он на что-то решится, Игорь поклялся себе больше не встревать в авантюры. Лучше заочно любить Изольду. А потому, порой с трудом превозмогая вожделение, Игорь так никогда и никак не выказал Ларисе свои чувства.

Напротив, в отличие от Игоря, Михаил Волосевич отчего-то любил поиздеваться над Ларисой, чуть ли не доводил её до слёз, делая разные мелкие пакости: то неожиданно щипал, проходя мимо, то подкладывал булавку или прятал туфли (как-то Игорю показалось, что Михаил, как кот, обнюхивает Ларисины туфли) – для сорокалетнего мужчины такое поведение выглядело странным, и Игорь не мог найти никакого другого объяснения, кроме того, что Михаил когда-то пытался ухаживать за Ларисой, но получил отпор и теперь мелко мстил. Или поведение его являлось каким-то очень странным извращением. Сам Игорь, как истинный джентльмен, неизменно в случае таких конфликтов старался защитить Ларису, из-за чего не раз сталкивался с Волосевичем.

Но, пожалуй, самым колоритным человеком в отделе был Димон, как он сам себя называл. Широколицый, скуластый, лысоватый, с большой головой и глубоко посаженными глазами, Димон по профессии был музыкантом, в свое время выступал по ресторанам и начал регулярно пить, отчего ему и пришлось податься в риэлторы. В отделе Димон с присущим ему нахальством захватил самый большой и удобный стол рядом с Ириной Шотаевной, развесил над ним фотографии группы «Лесоповал» и Михаила Танича – то ли он когда-то играл в этой группе, то ли был с кем-то из артистов знаком – и огромную собственную фотографию в обнимку с Разбойским (кто-то из остряков назвал её «Два толстяка»). Фотография была ненастоящая, смонтированная, но Димон очень гордился близостью к начальству. Он не скрывал, что и сам хочет стать начальством, – в отсутствие Барзани всегда пересаживался в её кресло, утверждая, что является её заместителем. Димон был груб, любил сквернословить, без стеснения перехватывал чужие дежурства и нередко расхаживал по отделению, распевая:

«Кто с Димоном не пивал,Тот в «Инвесткоме» не бывал».

Но настоящий его день была пятница. Вечер пятницы в «Инвесткоме» на Новом Арбате считался чуть ли не официально праздничным. Здесь не боялись тараканов, как в «Бесте». В начале праздников нередко присутствовал сам Разбойский, но обычно он с ближайшими клевретами очень скоро укатывал в баню, эксперты же, разбившись по отделам, праздновали дни рождения и завершение сделок. Однако самым большим любителям выпить, повеселиться и побузить дней рождения и завершения сделок не хватало, они собирались отдельно, и тут Димон с его гитарой, с его размахом и кошельком бывал незаменим. Разбушевавшись, Димон, бывало, гулял всю ночь и приводил девочек прямо с Арбата.

Как-то отмечая день рождения, он впал в запой и, прогуляв с пятницы до понедельника, с утра в понедельник снова приехал на фирму с ящиком спиртного, встречал и заставлял пить пришедших первыми на работу экспертов. В этот день у него намечена была сделка; пьяный Димон, захватив документы, поехал в банк на закладку денег, но очнулся лишь через два дня у себя дома, и конечно, без документов. Где он пропадал всё это время и как оказался в собственной постели, кто его привёз, Димон якобы, а может и в самом деле не помнил. Все ожидали, что Разбойский выгонит Димона из «Инвесткома» с волчьим билетом, но бывший кооператор его только пожурил – с Димоном они были чем-то очень крепко связаны. Димон хвастался, что именно он нашёл помещение для офиса на Новом Арбате, но, скорее, это было не всё.

Случай с Димоновым загулом произошёл уже при Игоре, года через два после его прихода в «Инвестком». О продолжении же этой детективной истории, так до конца и не разгаданной, Игорь узнал лишь много позже, когда в «Инвесткоме» уже не работал.

Следующая была Чинара, «дочь советской Киргизии», как изящно выразился Димон. На шестом десятке лет Игорь начинал уставать от европейских лиц. По одной этой причине он был бы готов признать Чинару красивой, если бы не бородавка на подбородке. Кроме восточных черт и поэтического имени, Чинара привлекла внимание Игоря ещё по двум причинам. Над столом у неё за трудовые успехи чуть ли не за каждый квартал висели в аккуратных рамках грамоты за подписью Разбойского – выходило, ещё и отличница. С другой стороны, в один из первых же дней своего пребывания в «Инвесткоме» Игорю пришлось услышать, как Чинара разговаривала по телефону. Кто-то в чём-то её, видимо, подвёл, и она очень долго, нудно и педантично выговаривала этому невидимому человеку. Так долго, нудно и ворчливо, по-стариковски, что Игорю даже удивительно стало, как этот невидимый человек терпит. Такой же разговор, скорее всего с кем-то другим, повторился и на следующий день. И потом ещё не раз происходило то же самое. Очарование восточной почти красавицы пропало. «Ворчунья и зануда», – сделал вывод Игорь и решил держаться от Чинары подальше. Она же, со своей стороны, с мужчинами на фирме почти не общалась. При такой демонстративной необщительности казалось не очень понятно, откуда у Чинары столько сделок и как она находит клиентов.

Милу, старинную подругу Ирины Шотаевны, Игорь знал с «Жилкомплекса». Там он с ней почти не общался, но однажды, встретив в метро, разговорился. Оказалось, что помимо риэлторства, Мила работает администратором в театре. Близость к искусству вызвала у Игоря уважение и симпатию. Но потом отношение переменилось. Как-то в «Мегаполисе» Игорь хотел купить для клиентов комнату у Милы. Цена, однако, оказалась сильно завышена, но сколько Игорь ни убеждал, Мила упёрто стояла на своём, так что в конце концов он не на шутку обиделся. В другой раз – Игорь только пришёл в «Инвестком» – требовалось на кого-то выкупить неприватизированную квартиру и воспользоваться правом на приватизацию. Обычно в «Инвесткоме» за это платили тысячу долларов, но Мила для своей дочки потребовала с Игоря две. Игорь возмутился и отказался. С тех пор он с ней почти не разговаривал.

Массовку в отделе составляла семья. Глава семьи Саша, бывший офицер, демобилизовавшись из армии, развёлся с женой, оставил ей квартиру в Тмутаракани и сына, и с одним чемоданом в преддефолтном девяносто седьмом прибыл в Москву. В новой московской жизни он удивительным образом преуспел – женился и обзавёлся квартирой. Рассказывали, что Саша некоторое время очень успешно работал с цыганами. И вообще семья, как вскоре узнал Игорь, постоянно кочевала – они то приходили в «Инвестком», то уходили на другую фирму, то пускались в свободное плаванье, то возвращались назад. Вначале Игорь предполагал, что семья состоит из Саши с его новой женой, которая выглядела значительно старше мужа, из отца этой новой жены и её дочки. Но вскоре выяснилось, что Игорь ошибался: молоденькая Светлана, которую Игорь принял за дочку супруги, оказалась Сашиной новой женой, предполагаемая жена Валентина – Сашиной старшей сестрой, а пожилой мужчина, принятый Игорем за Сашиного тестя, мужем сестры, известным переводчиком испаноязычной поэзии. Семья работала дружно: все они то надолго исчезали, то возвращались всем квартетом и тогда отдел мгновенно превращался в табор – члены семьи одновременно шумели, смеялись, делали распечатки, встречались с клиентами, спорили с Ириной Шотаевной, подписывали договора, звонили, ели бутерброды, кипятили чай, а переводчик с потерянным видом сидел за столом и что-то невнятно шептал («сочиняет стихи», – с гордостью объясняла Валентина), а Саша в это самое время ходил к Разбойскому и одновременно шептался с подозрительными личностями на лестничной площадке. Как-то Игорь обнаружил, что к Саше приходил отсидевший своё Зелимхан. Игорь сделал вид, что не заметил старого знакомого, но вскоре он передумал, однако Зелимхана уже нигде не было.