Инвестком

– Вам бы ещё научиться разговаривать с людьми, – пожелал на прощание Игорь.

36

Через несколько недель поисков Игорь остановился на фирме «Москва-эстейт», недалеко от станции метро «Профсоюзная». Не то, чтобы эта фирма понравилась, скорее нет, но выбора не было никакого. Игорь решил попробовать и просидел там почти целый год, за который он так и не понял, чем эта фирма лучше его «Мегаполиса» и как ей удавалось выживать. Риэлторов здесь вроде бы не «кидали», зато это было царство сна, в котором, как в зеркале, отражалось российское, приличное и ненавязчивое, лицо безработицы. Люди, вместо того, чтобы ходить на биржу труда, ходили на работу, где месяцами ничего не делали и не получали зарплату.

В первой, большой комнате сидели сам директор, ничем не выдающийся человек, иногда он спал, уронив голову на руки, менеджеры и с десяток стажёров, которых месяцами якобы чему-то учили. Среди стажёров выделялся седой старик лет за семьдесят, бывший настройщик пианино, добродушный склеротик. Он целыми днями сидел за большим столом и участвовал в непрерывном разговоре, где все другие участники попеременно менялись – разговор был ни о чём, но его голос служил таким же привычным фоном, как полное молчание телефонов, жужжание неизвестно откуда взявшихся мух и полусонная секретарша за стойкой, где она вечно раскладывала свой нескончаемый пасьянс на компьютере. Работали, по наблюдению Игоря, только несколько человек.

Во второй комнате, разделённой надвое, сонно сидели, занимались своими делами и время от времени менялись риэлторы. Пожалуй, единственная достопримечательность – старый большой шкаф, куда складывали отработанные заявки. В этом шкафу Игорь и отыскал свой единственный стоящий вариант за год. Требовалось расселить современную трёхкомнатную квартиру в красивом новом доме на Новочерёмушкинской улице – дом этот виден был из задней комнаты, где находилась касса и где иногда сидела бухгалтер. Кто-то из риэлторов этой квартирой уже занимался, но то ли из жадности, то ли по незнанию так сильно занизил цену, что расселенцы отказались подписывать с ним договор. Присутствовало и ещё одно обстоятельство, о котором Игорь не знал вначале и которое могло отпугнуть и риэлтора, и будущих покупателей. Новый семнадцатиэтажный дом, в котором все квартиры больше года как были заселены, оказался не сдан строителями, то есть не принят префектурой. Типично московский парадокс: сила чиновников и их аппетиты так велики, что построить дом намного быстрее, чем собрать нужные подписи и получить заветное, на вес золота, решение. Но Игорь знал только, что квартира была неприватизированная. Его это не пугало.

Встретила Игоря молодая симпатичная грузинка Манана и стала показывать квартиру. Квартира была большая, современная, с одиннадцатиметровой кухней, с эркером. В светлых комнатах – симпатичные цветочные обои и нарядная, хотя и недорогая, мебель. Лишь в одной комнате, угловой, открыв дверь, – Манана не успела его предупредить – Игорь почувствовал смрадный дух и увидел лежащую на грязной постели почти голую женщину с мутным взглядом и страшными язвами на ногах, грязный стол, неубранную посуду, водочные бутылки на подоконнике, и тотчас захлопнул дверь.

– Здесь живут мой бывший муж с матерью, – пояснила Манана, – они сильно пьют. Серёжа недавно ударил её бутылкой по голове. Вот с ними мы и хотим разъехаться.

– А мы – это кто?

– Я с дочкой, папа с мамой и мой новый муж Виталий.

– А дочка – от Сергея? – неуместно спросил Игорь.

– Нет, – смутилась Манана. – От первого мужа, настоящего. Мы беженцы из Абхазии. Тенгиза убили при штурме Сухуми.

– В девяносто третьем году?

– Да. Нино тогда было пять месяцев. Нас вывезли на российском корабле в Сочи, меня с Нино и родителей. А Тенгиз остался защищать город. Наши там были с одними автоматами против танков и БТРов. Абхазы нас обманули. И русские тоже. Подписали мирное соглашение[66], – в соответствии с соглашением Грузия вывела тяжёлые вооружения, а абхазы сдали оружие на хранение русским. Русские за деньги им всё вернули и сами участвовали в штурме. Чеченцы, казаки, северокавказцы – это была очень хорошо продуманная операция. Говорят, её планировали в российском генштабе. В плен никого не брали.

– Я слышал, отрезанными головами играли в футбол?

– Я тоже слышала, – сказала Манана. – Когда подписали соглашение, мы поверили и вернулись в Сухуми, всего недели за три до штурма. А Тенгиз оставался в городе всё время. Родители у него жили в Гагре, их убили ещё осенью девяносто второго года. Мы с Тенгизом закончили Сухумский университет. Успели. В перестройку в университет не стали брать грузин. В Тбилиси в противовес решили открыть в Сухуми филиал Тбилисского госуниверситета. «Айдгылара» – это абхазское национальное движение – в ответ устроила беспорядки[67]. Они не хотели, чтобы в Сухуми учились грузины. С этого всё и началось. Даже чуть раньше – та же «Айдгылара» устроила сход с демонстрациями в селе Лыхны, стали требовать отделения. Они очень старались, вплоть до самой войны[68], но главные кукловоды были в Москве. Хотели наказать Грузию за 9 апреля.[69]

– Я вам очень сочувствую, – сказал Игорь. – Россия вела в Грузии двойную игру. Имперские комплексы. Я не вижу никаких рациональных мотивов. Знаю, что очень много людей погибло в Кодорском ущелье[70]…

– Да, – сказала Манана, – там тысячи людей замёрзли. В горах уже наступила зима, а люди были в летней одежде, без пищи и воды.

Игорь не стал расспрашивать, как Манана попала в Москву, как и зачем вышла замуж за Сергея. Этот брак казался странным, но ведь всякое бывает. Захочет, сама как-нибудь расскажет…

37

Кровавые волны далёких войн регулярно докатывались до Москвы. Так докатываются волны цунами, утихая…

Игорь видел: москвичи к сообщениям с периферии распавшейся империи, где бушевали конфликты и лилась кровь, относились довольно равнодушно, мало вникая в то, что там происходит, – с тем же ленивым любопытством они, наверное, встретили бы сообщение об инопланетянах – и СМИ о многом не говорили, и он, Игорь, тоже очень многого не знал. Да и знание его было чисто умозрительным, схоластическим, лишённым красок. Люди устали, они заняты были выживанием; это была физиологическая защита – не знать, не вникать… Чечня казалась не ближе, чем Афганистан. И даже Будённовск[71] и Первомайское[72] – на самой периферии сознания. Где-то в другом мире привозили гробы, хоронили убитых; через несколько лет войны чеченцы внезапно, как по мановению волшебной палочки, заняли ценой многотысячных потерь захваченный российской армией Грозный[73], потом был Хасавьюрт[74] – облегчение пополам со стыдом. Всё происходило словно на другой планете… Вместо могучей и непобедимой предстали солдатики-срочники, мальчики, не обученные как следует воевать. Разворованную армию добивали коррупция, бестолковщина и пьянство. Росли недовольство и презрение к ничтожной власти и злоба против воинственных чеченцев. Тень этой злобы падала на весь Кавказ…

… А людей, как щепки после кораблекрушения, выбрасывало на берег. Иные из них добирались до Москвы, и сейчас, на одно мгновение, Игорь их вспомнил всех…

…Беженка из Грозного Серафима, красавица, она совсем недолго проработала у Игоря агентом. Потом оказалось, что Серафима каким-то образом получила вид на жительство в Австралии.

…Чеченка с выбитым глазом, которая покупала у него комнату, – Игорь в то время работал в «Жилкомплексе». Женщина была ранена в Первую чеченскую войну. Осколок был русский, артиллерия Рохлина[75] била по квадратам, но она кляла и ненавидела Шамиля Басаева. Бывшая инженер-нефтехимик, она потеряла в Грозном всех родственников и теперь торговала на рынке, заведя своё маленькое дело. Возвращаться в Чечню, откуда несколько десятилетий назад были депортированы её родители, умершие в Казахстане, к родовым башням и незахороненным родичам, под сень воскресшего Пророка она больше не хотела. За годы, проведённые на чужбине, Фатима стала почти русской.

… Раиса Сметанина, тоже инженер, из Тбилиси. В независимой Грузии места ей не стало. НИИ, где она работала, закрылся, ни работы, ни зарплаты, ни родственников в Грузии у Раисы не осталось, и на русских после Абхазии стали смотреть косо – говорили, что продажные русские генералы за деньги послали русских лётчиков бомбить грузин, и что русские офицеры за деньги передавали абхазам оружие. Раиса Сметанина тоже покупала комнату и так и осталась работать агентом.

…Женщина-врач из Кутаиси, решившая перебраться в Москву и случайно оказавшаяся дальней родственницей Нани Орбелиани[76]… Да, Нани, смуглолицая красавица Нани, рождённая для страданий, в которую Игорь был когда-то влюблён. Но много-много лет прошло с тех пор, почти тридцать пять… О Нани сейчас лучше было не думать. Нани почти десять лет в психбольнице. Игорь на миг представил Кодорское ущелье. Чеченские бандиты убивают её мужа, затем насилуют и убивают дочку-подростка (сын Нани за год до этого погиб в Гагре), потом со смехом насилуют саму Нани…

Следом за Нани представились Игорю армяне из Карабаха – у этих всё было благополучно, но решили подальше уехать от войны. Их сыну, торговавшему водкой, Игорь продал собственную квартиру в Орехово-Борисово, в которой они с Юдифью боялись жить из-за бандитов. Квартира находилась на первом этаже, москвичи о ней и слышать не хотели, так что Игорю очень повезло с этими кавказцами…

И Изольда, его любимая Изольда, рыжеволосая красавица с фигурой и ногами богини, Изольда тоже была беженкой – из Баку…

… Да, Изольда, чудо природы, высокая, стройная, которую он так любил, и по-прежнему любит, несмотря на расставание, и каждый год ездит к ней в Германию, с тех пор, как она развелась со своим кратковременным мужем. И, может быть, когда-нибудь уедет совсем…

… Изольда – это вовсе не немецкое имя. Мама – еврейка, пианистка, была очень романтично настроена… Тристан и Изольда… Мама очень любила Вагнера… Антисемита… Все окончательно перепуталось в доме Облонских…

… На грани XX века инженер из Ганновера приехал за богатством в Российскую империю, в сонную мусульманскую провинцию у границы с Персией, где женщины по-прежнему носили чадру, и где, казалось, ничто не предвещало скорую бурю. Восток еще спал, быть может, только начинал просыпаться… Нефть… Баку… Русский капитализм получал здесь международное крещение… Братья Нобели, Ротшильды, Рокфеллеры, черный город, крики муэдзинов, экзотика, запечатленная на старых фотографиях и открытках, которые совершенным чудом сохранились…

… Он работал в «БраНобеле»[77]. Женился на местной немке из Еленендорфа[78], согласно семейным преданиям, красавице. Изольда слегка похожа на нее, только смуглее – от примеси армянской крови.

Прадедушка и прабабушка Изольды были счастливы и рожали детей, они до последнего не догадывались, что им уготовано судьбой. Что история приготовила для них ловушку. Впрочем, Первую мировую войну они пережили почти благополучно. Зато в Гражданскую прадеда Гюнтера, инженера из Ганновера, расстреляли. Не за то, что немец – красные комиссары считали себя интернационалистами, – а за то, что буржуй. А вот дедушку Дитера, который женился на армянке и который, как и его отец, стал инженером, несмотря на все их запреты (для этого дедушке пришлось подделать документы и отслужить в армии) – дедушку Дитера вместе с бабушкой-армянкой выслали уже как немца в сорок первом. Им, однако, повезло: попали не в морозную Сибирь, не в забытый Богом Казахстан, а в теплую Среднюю Азию, в экзотический древний Коканд, бывшую столицу Какандского ханства, где очень кстати пришлись и голова, и руки дедушки Дитера. В Коканде и вырос отец Изольды, Виктор, который тоже станет инженером, как и все его, в нескольких поколениях, немецкие предки. Но, главное, и он, и дедушка с бабушкой, в середине пятидесятых счастливым образом возвратились в Баку, что было немаленьким чудом, потому что немцы в большинстве своём так и не вернулись из ссылки до самого конца Советов.

Армянский прадед Изольды тоже происходил не из простых – из меликов[79], наследственный домовладелец, очень грамотный, бухгалтер, в начале века он тоже работал в «Бранобеле».

Когда Игорь приезжал в Баку, Изольда показывала ему длинный-длинный дом на целый квартал с огромным двором, наполовину деревянный, двухэтажный, старинный, начинавший разваливаться от времени, остатки былой роскоши скрипели и качались. Дом этот давно пора было сносить, на памятник архитектуры он не тянул, но обширный двор полон был детских голосов, музыки, криков и запахов – где-то поблизости жарили шашлыки, и в распахнутых настежь окнах трепетали многочисленные занавески. Этот доходный дом, чье начало терялось в XIX веке, принадлежал когда-то прадедушке Аршаку, тому самому бухгалтеру и дальнему отпрыску некогда всесильных багратидов[80], которого Изольда застала девяностолетним. Прадед запомнился в очках, в темном костюме, в неизменной шляпе и с тростью; еще раньше этот дом принадлежал отцу прадедушки, чье им Изольда не знала, а может быть и деду.

Прадеда Аршака все чрезвычайно уважали. Он и в самом деле был исключительно умный и даже мудрый, недаром что учился за границей и знал чуть ли не все европейские языки – в двадцатые годы он раньше всех догадался с кем имеет дело и к чему все идет и сам, не дожидаясь требований безбожников, переоформил свой дом на многочисленных жильцов. «Продал», как шутил сам прадедушка Аршак, а вслед за ним и прабабушка Карина – с каждого жильца он брал по чекушке за комнату. Это так понравилось кому-то в Бакинском Совете, что о прадедушке Аршаке даже напечатали большую статью в газете. Впрочем, не только статью, благодаря такому мудрому поведению и умению видеть далеко вперед прадедушка Аршак сумел сохранить несколько комнат, даже отдельную квартиру для собственной семьи, так что много лет спустя дедушке и бабушке Изольды вместе с отцом, который только-только поступил в институт, нашлось куда вернуться из кокандской ссылки.

Кстати, и само их возвращение было чем-то совсем невероятным – это опять-таки мудрый прадедушка Аршак нашел какие-то ходы и подходы, потому что указ о высылке немцев к тому времени еще не отменили. Его и не отменят вплоть до Горбачева. Вернее, отменят, но совершенно тайно, так что никто из ссыльных об этой отмене не сможет узнать. Да и некуда будет ссыльным немцам вернуться…

К счастью, Изольде никогда не пришлось жить в ставшей тесной прадедушкиной коммуналке, забитой антиквариатом и мебелью из прежней жизни, где обитали сразу три большие семьи, потому что другой ее дедушка, еврейский, служил директором немаленькой фабрики и к тому же был орденоносцем. Он и выхлопотал квартиру для молодых вскоре после рождения Изольды, но, по ее рассказам, немалую часть детства Изольда провела именно в этом древнем доме – в совершенно интернациональном старобакинском дворе, где жили русские, армяне, азербайджанцы, курды, грузины, татары, персы, лезгины, аварцы, греки, целый Ноев ковчег, по которому можно было изучать многовековую историю Закавказья. Там Изольда и познакомилась со своим будущим мужем-армянином по имени Гарик…

… Изольда долго не догадывалась о своем изгойстве. Что принадлежит она сразу к трем нетитульным, не пользующимся доверием народам. К нелюбимым. Она без особых мук поступила в консерваторию, куда только за очень большие деньги брали армян, ее выручила немецкая фамилия. Изольда вообще многие годы не задумывалась о своей национальности. Кто она? Еврейка, армянка, немка? В Баку, пожалуй, лучше всего было числиться еврейкой, но мудрый дедушка Марк, который все мог, он даже квартиру получил на Гаджибекова, прямо напротив Дома правительства, предусмотрительно записал ее русской.

Дедушкину мудрость Изольда оценила только много позже, когда вышла замуж за армянина. Впрочем, тоже оценила не сразу, до поры Гарик лишь жаловался, что должен работать не на себя, а писать диссертацию для босса-азербайджанца, коренного. Но вначале Изольда не придавала этому значения и смеялась, потому что это и называлось дружбой народов. Она не подозревала, чем со временем обернется эта дружба…

… Игорь познакомился с Изольдой совершенно случайно. Он работал врачом в хозрасчетной поликлинике на Арбате и, так повернулась судьба, к нему зашла на консультацию мама Изольды, Виктория Марковна. Это была умная, красивая и любезная женщина, человек искусства, которая, прощаясь, оставила телефон и пригласила Игоря приезжать в Баку. «Мой зять с дочкой покажут вам город. У нас очень много интересного», – пообещала она. Скорее всего, что была чисто формальная любезность, еще до Карабаха, но года через три Игорь в самом деле оказался в Баку. Он приехал по кооперативным делам, в столице Азербайджана у него работал агент, плюс он хотел привести на консультации московских профессоров, он практически ничего не знал об Изольде. Даже имя. А может, знал имя? Помнил? Сейчас это уже никакого значения не имело. Как бы там ни было, он приехал и позвонил…

… Произошло это через год с лишним после Сумгаита. Стояла благоухающая весна, город в свежей зелени, сирень, цветы, мандарины в огромных сетках на каждом углу, на приморском бульваре старики играли в шахматы и в нарды. Игорь позвонил и Виктория Марковна, чуть замявшись, сообщила: «У нас очень большое несчастье. Убили зятя. За то, что армянин. В те же дни, что происходили погромы в Сумгаите. Только это случилось здесь, в Баку». Игорь растерялся, ему стало неловко, он выразил соболезнование и хотел положить трубку, но Виктория Марковна настояла: «Здесь такая гнетущая атмосфера, обязательно заходите, мы будем очень рады свежему человеку», – и ему пришлось зайти.

Это было в восемьдесят девятом весной – тогда он впервые увидел Изольду. Она играла Шопена и Листа. И, так случилось, любовь – будто вспышка, его обдало жаром… До того он не верил в любовь. Верил в секс, в дружбу, в наваждение, в преданность, в долг, в привычку, во что угодно… Но вот, стрела Амура… Она была очень красива, Изольда… Каштановые, чуть рыжеватые волосы, дань Германии – светлые глаза. Высокая, стройная, изящные руки с тонкими пальцами, сексуальная, притягательная… Марлен Дитрих Востока… Игорь почувствовал, как заиграли в нем гормоны… Весна…

… Они поднимались на Девичью башню, бродили по старому городу, осматривали дворец Ширваншахов, но Игорь не мог оторвать от нее глаз… Это было сильнее его, сильнее разума… Изольда… Необыкновенные теплые нити протянулись между ними. В тот момент он не думал об опасности. Ни о чем не думал, только о ней… Он забыл, что женат и пригласил Изольду в Москву. И, наверное, сбил с толку. Потому что она действительно приехала…

… Нет, он совсем не чувствовал историю, не предвидел будущее. Не знал – да, еще совсем не догадывался – на что способны люди. Не хотел знать. Генетическая память изменила ему. А между тем все многочисленные родственники Изольды были очень сильно напуганы и все, как один, собирались уезжать. Вот только куда? Немецкие родственники стремились в Германию, еврейские – в Израиль, армянские подумывали об Армении, а кто-то мечтал об Америке. Изольда предпочитала Германию, она очень боялась из-за дочки, Гелочки, та ведь больше, чем наполовину, армянка и – черненькая, смугленькая, в отца. Но он, Игорь, сбил ее с толку. Любовь в самый неподходящий момент, во время чумы, когда прежняя жизнь неумолимо рушилась. Когда люди зверели прямо на глазах. Когда все прежнее распадалось…

Из-за воспоминаний Игорь на миг отключился. Длилось это миллисекунду или чуть больше, он тут же пришёл в себя и подумал, что Манану не следует расспрашивать…

38

… Да, Манану не следовало слишком расспрашивать. Её можно было спугнуть. Мананина история открылась уже после обмена, когда квартира была переоформлена на покупательницу, Розу Наильевну, жену нефтяника из Тюмени, уехавшего на заработки в Алжир. Она ещё не переехала, но стала появляться в новой квартире, и ей тут же всё выложила соседка, которая и в старой хрущёвке жила рядом. Эта женщина знала всю историю женитьбы Сергея. Его семья – обычная московская семья алкоголиков, отец умер от палёного спирта, мать быстро спилась, гуляла и не работала, сам Сергей пристрастился к выпивке ещё в школе. Он был добрый парень, приветливый, учился кое-как, но любил читать книжки. После школы Сергей болтался без дела, иногда, если перепадала работа, подрабатывал; вот только пьяный он становился неуправляемым. Так вот, пьяный, он угнал автомобиль и тут же врезался в столб. Иномарку Сергей помял очень прилично и даже не попытался убежать, заснул прямо в угнанной машине. Хозяин, а это оказался Мананин двоюродный брат, справедливо потребовал компенсацию. Но Сергею не на что было даже опохмелиться. Добрый Зураб, вместо того, чтобы бить Сергея или безнадёжно судиться, стал покупать Сергею водку и давать деньги, только заставил за это жениться на Манане и зарегистрировать её с дочкой, а за ней и Мананиных родителей в своей двухкомнатной квартире в хрущевке.

Мананин отец, профессор, в прошлой жизни он заведовал лабораторией в Сухумском физтехе[81]. Его выгнали с работы за то, что грузин и теперь в Москве он работал на рынке в администрации. Через некоторое время появился новый муж Мананы Виталий, с Украины – и его Сергею тоже пришлось зарегистрировать. С Виталием Сергею очень даже повезло. У того имелась своя фирма в подмосковных Люберцах, где клеили картонные ящики. Он пристроил Сергея к себе на работу и каждый день возил в своем автомобиле.

Старую хрущёвку, между тем, снесли и большое семейство – настоящий теремок – переехало в новый дом. Теперь самое время настало разъезжаться. Манане с родственниками получалась трёшка, но в доме похуже, Сергею с матерью однушка. Но мать Сергея умерла прежде, чем Игорь успел подписать с ней договор.

Поскольку красавец-дом оказался не сдан, то есть существовал в природе, в нём жили и платили коммунальные платежи, но в нужных бумагах он не числился, приватизировать квартиру оказалось невозможно. Оставался один вариант – на деньги Розы Наильевны и на её имя купить две квартиры – для Мананы с семьёй и для Сергея, а потом обменять в «Мосжилсервисе», что Игорь за несколько месяцев и сделал. В результате Манана с Виталием оказались в трёшке в девятиэтажном доме вместе с родителями, Сергей – в разбитой однушке на Севастопольском проспекте, которую Игорь купил для него у чёрного маклера Николая (тот год назад приобрёл эту квартиру на имя сестры у барышников, которые вывезли бывшего жильца-алкоголика умирать в Петушки), а семейство нефтяников из Тюмени – в новом красивом доме. Все были очень довольны.

Игорь, пока занимался расселением, подбирал и оформлял квартиру для Сергея, регистрировал его по новому адресу и снимал с учёта по старому, проникся к парню симпатией. Тот был безропотный, сразу согласился на первую попавшуюся квартиру, и абсолютно не приспособленный к жизни; его было очень жалко. Сергей и пил-то, возможно, не от физической потребности, а просто оттого, что ничего другого не знал и не умел в жизни. У него не хватало воли бороться за место под солнцем, никакой профессии, он не умел работать и не знал, где искать работу. К тому же и никому он не был нужен. Ясно было, что Сергей пропадёт. Как только разъедутся, Виталий не станет возить его на работу в свой цех. И тут же найдутся охотники, которые станут спаивать Сергея, чтобы отнять квартиру. Сергею даже нечем оказалось оплатить телефон. Он был похож на бабочку, а бабочки летают только до осени.

Жалея Сергея, Игорь в то же время подумывал, не стоит ли переселить того в Подмосковье – ему всё равно где жить, но, главное, в Москве Сергею в любом случае не удержаться. Игорь хоть оставил бы дурачку часть денег. Другие ведь просто выбросят его на улицу. Но вместе с тем не слишком хотелось этим заниматься. Игорь никогда раньше не работал в Подмосковье, да и неудобно было сразу начинать разговор. Он решил отложить это дело на осень. К тому же у Сергея, как только тот переселился в однушку, обнаружились родственники с Украины, он сдал квартиру каким-то охламонам и уехал на лето куда-то в Донецкую область.

39

Почти параллельно к концу года, проведённого (очень часто он с сожалением думал: «потерянного») в сонном «Москва-Эстейт», Игорь завершил выгодную частную сделку, которой, конечно, не стал делиться с полумёртвой фирмой. Эта сделка и привела его в «Инвестторгбанк», где он встретил Ирину Шотаевну Барзани.

Во время отдыха в Турции появилось время подумать. Варианты практически отсутствовали. Из царства сна необходимо было бежать как можно скорее. Все сделки Игорь закончил, ничто больше не связывало его с фирмой, нельзя было потерять ещё год. Оставалась Ирина Шотаевна. И, следовательно, «Инвестком». Или запасной вариант, Александра. Вернее, её молодой и нахальный заведующий. И опять-таки «Инвестком». Только на Соколе.

Игорь давно знал Александру. Некоторое время она работала у Владимира Павловича Пивоварова, у того была даже не фирмочка, а так, пиратская группка. Даже офис он снимал неофициально. На Игоря Полтавского Владимир Павлович вышел через диспетчера Валентину Ивановну. Пивоваров пытался заниматься неприватками и жаждал узнать секрет оформления. Но Игорь секрет не открыл, наоборот, убедил, что у Пивоварова при малом количестве сделок выйдут слишком большие накладные расходы – пусть лучше водит клиентов на оформление к нему в «Жилкомплекс». В ответ Пивоваров предлагал объединиться, звал переехать на Южную, но на первых же совместных переговорах начал наезжать на клиента, а потом выговаривал за то, что Игорь искал компромисс – сразу стало ясно, что от подобного ломовика желательно держаться подальше.