Ночные бдения

В последнюю ночь зимы двери Замка Роз второй раз захлопнулись за мной, второй и последний, я был обречен не видеть больше никакого мира, только мир чахлого подземелья.

Меня грубо втолкнули в темную камеру, и кованая железная дверь захлопнулась, навсегда похоронив, отделив от мира, мне казалось, что этот грохот был громче и ужасней, чем все слышанные мною. Все: теперь не будет ничего и никогда! Я ударился головой о дверь и в отчаянии заколотил по ней кулаками, какой злой рок преследует меня, я теряю все, что только успеваю полюбить!

– Кхе-кхе-кхе, – послышалось в полутьме, я вздрогнул и подумал, что в этой камере, кроме меня, сидит монстр. – Это бесполезно, молодой человек, – раздался скрипучий голос. – Я стучал в эту дверь двадцать лет кряду, но она так и не отворилась.

– Кто здесь? – испуганно спросил я.

– Тэннел я, – сказал голос. – Твой сосед по темнице. Давно никого не подселяли ко мне, отсюда только выносят, а я вот как-то живу и не помираю.

– Где ты?

– В левом дальнем углу.

Держась за стену, я добрался до угла и нащупал человека. Тэннел схватил мою руку, его ладонь была сухой и костлявой, меня невольно передернуло.

– Ты кто? – спросил Тэннел.

– Андрэ, демон, – со зла, решив попугать старика, сказал я.

– Правда? – удивился он. – Вот уж никогда не слышал, чтобы демона можно было удержать с помощью каменных стен.

– Меня можно.

– Ну, тогда ты не настоящий демон.

– Я каро, изменник и повстанец.

– Да ну? – удивился он. – Значит, повстанцев еще не разгромили? Как-то сидел со мной один тип, так он мне все уши прожужжал о повстанцах. Я думал, Шанкор уже стерли с лица земли вместе с ее бравыми ребятами.

– И Шанкор, и ее бравые ребята еще живы и скоро нападут на этот проклятый Город. Я буду молиться, чтобы они разнесли его по камушку и сравняли с землей, чтобы Шанкор, наконец, сняла голову с подлеца Тобакку, а потом подохла сама!

– Какая в тебе злость! – воскликнул он. – Похоже, ты ненавидишь всех и вся.

– О да! – рассмеялся я, – я ненавижу весь твой Мир, я домой хочу!

– На Северный мыс?

– При чем тут Северный мыс?! – разозлился я. – Я хочу домой, в Озерки.

– Отсюда ты не выберешься никуда, – прокаркал Тэннел. – Только на небо, если ты вел достойную жизнь, но тебе, я уверен, его не видать.

– Слушай, ты, пророк, пророчь лучше свою судьбу! – резко сказал я.

– Не злитесь, господин, – с усмешкой сказал сосед. – Не я посадил вас сюда, я просто предположил, что в жизни вы сделали нечто посерьезнее, чем оторвали мухе крылышки, иначе вы бы не оказались здесь; хотя в наше время и за это могут посадить, если муха принадлежит знатному лицу. Не злитесь, злость не прорвется сквозь каменные стены Замка Роз, не прорвется даже через вашу кожу, но испепелит сердце. Вы теперь пленник, и очень скоро научитесь смирению, дни сотрутся, ночи исчезнут, останется чистая длительность, но и та больше не имеет для вас значения, есть только конец, а он будет естественным – вас вынесут отсюда вперед ногами, мой господин. А что насчет моей судьбы, то боюсь, она нисколько не отличается от вашей с этого момента. Смиритесь и ждите конца.

– Ты говоришь, что просидел уже двадцать лет, – резко сказал я, неприятно пораженный словами Тэннела, – сколько же тебе лет?

– Кхе-кхе-кхе, – прокашлял он, – я просто сказал, что двадцать, я не знаю, ни сколько мне лет, ни как давно я сижу здесь, говорю тебе: здесь нет времени. Мне было восемнадцать лет, когда я попал в Замок Роз.

– За что?

– Это долгая история, а сейчас я хочу спать. Погоди! – вздрогнул он, – какой теперь год, ты-то должен знать?

– 7229 от сотворения этого вашего долбаного Мира, – зло ответил я.

– Это значит, – старик что-то несвязно забормотал и захрапел.

Я потряс его за плечо, но он отпустил мою руку и уснул. Я толкнул Тэннела на пол и, держась за стены, пробрался к двери, приложив ухо, я прислушался, но только тишина ломила голову. Я сел на каменный пол и зарыдал от злобы и обиды. Вы думаете, мужчине стыдно плакать? Я тоже так думаю, но если бы я не разревелся тогда, то, наверное, сошел бы с ума. Сердце изливалось кровавыми слезами, освобождаясь от ужаса безысходности, и на место ему приходила надежда: разве Господь не спасал меня из еще худших ситуаций, разве в первый раз жизнь висит на волоске, разве не осталось в этом мире у меня друзей? Даже если Шанкор провалит наступление (а мне было далеко не все равно), быть может, Кика, Марци и Серпулия, быть может, Деклес, попытаются вызволить меня отсюда, а нет… так я буду зубами грызть камень, но выйду из Замка Роз, выйду не ради мести, но ради жизни – единственно ценной на самом деле. Чувства – дым и мираж, клятвы – слова, все остальное – иллюзии, но вот мгновение жизни – не дороже самой жизни. Все, что было со мной, – давало мне шанс жить не мгновением, но всей жизнью, и я каждый раз выбирал мгновение, я верил, что жить нужно здесь и сейчас, и куда завело меня это сейчас: оно стало темной каменной дырой, откуда нет выхода, сейчас оказалось в тупике, то, что составляло жизнь, струилось за стенами моего здесь, и все, чего я хотел, вырваться из мгновения в чистую длительность, как сказал Тэннел, как и я, застрявший в мгновении.

Там, за стенами, возможно, вот-вот начнется сражение, способное перевернуть этот проклятый мир, я побывал на обеих враждующих сторонах, и вот, как мусор, брошен из жизни. Чем бы ни кончилось сражение, оно теперь не означало для меня ничего, кроме смерти, ведь Шанкор, если она победит, не задумываясь, расправится со мной, проиграв, она оставит мне возможность медленно умирать.

А Кика, что может сделать Кика?! Она сама теперь, как на острие ножа, простит ли Тобакку ей измену, как он поступит? И не сидит ли она уже в соседней камере? А Серпулия и Марци, что теперь будет с моими друзьями? В какую извращенную форму выльется гнев подлеца Тобакку? Ах, ну почему я не бежал всего пятью минутами раньше, пять минут способны были все изменить!..

Кажется, спал я больше, чем бодрствовал, время куда-то исчезло, свернулось или растеклось, – черт его знает!

Сон мой был пуст, никакие видения не посещали его, просто отключение сознания; душа плутала по закоулкам паутины, а по возвращении забывала о своих путешествиях и погружалась в отупение.

Ничто и никто не нарушал наше с Тэннелом существование, только изредка, видимо, по утрам и вечерам, решетка на двери раздвигалась, и туда просовывался тазик, прикованный цепью, с отвратительной баландой; ни человек, ни существо материальное не посещали нашего жилища. Питание не способствовало укреплению моего духа, который день ото дня терял по каплям надежду на спасение: никто не попытался вытащить меня, значит, Кика погибла, Шанкор, вероятно, тоже. Две женщины, способные спасти меня из ада, пребывали, видимо, именно в нем.

С надеждой душевного спасения я обратился к Тэннелу, но старик либо спал, либо нес околесицу, которая была куда похлеще моих отчаявшихся мыслей, да и не любил он говорить, привыкнув за годы заключения к молчанию. Иногда он все же сохранял ясность суждений – это были минуты его просветления, тогда он расспрашивал меня о жизни Империи, о набожнике. Но с каждым днем мне становилось все больше и больше не о чем говорить с ним, о себе он рассказывать не любил, а обо мне знал уже все наизусть. Я много чего наврал бедняге, и раз от раза врал все больше, но он вроде этого и не замечал даже, а может быть, так оно было интереснее.

Однажды между нами случился такой разговор.

– Тэннел, – спросил я, – ты не пытался бежать из Замка Роз?

– Как? – удивился он.

– Да хотя бы когда из камеры выносят труп, ты мог бы прикинуться вместо него, все равно ведь темно, я читал об этом в одной книге.

– В Книге Мира? – оживился он. – Ты читал Книгу Мира?

– Нет, а ты что, читал?

– Не читал, но видел! – горделиво ответил он. – Я был большим человеком в прошлой жизни.

Я заволновался.

– А знаешь ли ты хота Пике?

– Хота Пике… – задумчиво произнес Тэннел, потом что-то про себя пробормотал и, в конце концов, ответил. – Нет, такого хота я не знаю.

– Ну, тогда скажи, – пристал я к нему, – может быть, ты знаешь, что пишут в Книге Мира о демонах, как вернуть их обратно?!

– Чего ты прицепился, как муха, – психанул он и отполз в другой угол. – Ничего не знаю, – раздалось оттуда.

Я последовал за ним.

– Нет, знаешь, гнида, – прошипел я, хватая Тэннела за шею. – И расскажешь все, как миленький!

– Не знаю ничего, – прохрипел он, отбиваясь.

Мы фактически подрались, старик разодрал мне зубами плечо, я чуть не удавил его. Я мог бы его убить, но видимо, что-то человеческое еще во мне тогда оставалось. После этого мы не разговаривали долго. Первым молчание нарушил он.

– Я ничего не знаю,– гордо сказал Тэннел.

– Я тоже, – уныло сказал я.

Мы дрались еще пару раз, но уже из-за баланды. Большую опасность для меня представляли зубы и ногти противника, которыми он наносил очень болезненные раны, я старался поломать ему что-нибудь, однажды мне это почти удалось: старик взвыл и поведал, что я чуть не сломал ему руку. С тех пор он остерегался, и при моем приближении убегал в другой угол. Когда мне надоедало гонять старика, я ложился и засыпал.

Вспоминая об этом, я испытываю к себе сильнейшее презрение и отвращение, я превращался в животное, которое только ест, спит и иногда думает: мысли были примитивны и носили характер воспоминания о доме, прошлой жизни, о Люсе. Я с улыбкой думал, что когда увижу ее опять, обязательно расскажу, что со мной случилось, ведь она мне верит, она меня любит, женщины любят меня, они всегда за мной бегают, у меня есть харизма… далее мысли сбивались в невероятный, зачастую похотливый клубок и кончались Тэннелом, но к счастью для последнего, здесь я засыпал.

Хоть надежда почти покинула меня, иногда ее невзрачные искры тревожили потухающее сознание, тогда я молился, молился богу с таким пылом, с каким не обращался к нему прежде. Я с мукой то просил его послать мне смерть, и тогда я вспоминал Тобакку, пророчившего мне долгое и отвратительное существование; то продлить жизнь, какой бы невыносимой она не была. Одно могу сказать: дух мой был сломлен, и только злоба и обида поддерживали полудохлый огонечек жизни.

Однажды произошло следующее.

Тэннел проснулся и жалобно воззвал ко мне из своего угла:

– Демон, кажется, я умираю, подойди ко мне.

Я подполз к нему, он схватил мою руку своей трясущейся и крепко сжал.

– Я умираю, и перед смертью предпочел бы поведать о своих мучениях служителю Светлоокого, а не демону, но судьба посмеялась надо мной, послав в минуту кончины полузверя.

Ужасная мысль, что я останусь в этом каменном узилище один, взбунтовала во мне остатки жизни.

– Даже и не думай умирать, старик, если ты, конечно, старик, хотя бы ради нашей мечты выбраться из Замка Роз живыми, заклинаю, не умирай! – завопил я.

– Нет, демон, – тихо сказал он, – дни мои сочтены. Что бы ни говорили тебе про беднягу Тэннела – ничему не верь, люди любят сплетничать о тех, кто сильнее, люди завистливы и не дадут спокойно умереть бедняге Тэннелу, как не дают мне умереть грехи, но видит бог, я уже сполна отплатил за них! Мне нужно облегчить душу, демон, помолчи, дай мне спокойно покинуть мир, каждому отведено свое время под небесами, вот и мое заканчивается.

Он перевел дыхание и замолчал, еще крепче сжав мою руку.

– Ты неблагодарная скотина, старик, – крикнул я. – Ты хочешь бросить меня одного!

– Все мы остаемся в одиночестве. Когда я отойду, в обед крикни стражам, что здесь труп, они сделают все необходимое.

– Но я не хочу, чтобы ты умирал, ты дорог мне, очень дорог! – взмолился я.

– Прошу не оплакивай меня, – сказал он, – мужчина никогда не должен плакать и, слышишь ты, сожалеть о содеянном, было ли оно дурным или добрым. Но за дурное нужно заплатить. Я не жалею ни о чем, я все оплатил.

Мне было восемнадцать лет. И я пришел в Город Семи Сосен из Хотии искать денег и славы, как и любой зеленый юнец, оставшийся без родителей и родных, их запороли на главной площади за кражу. Я бросил свой дом, скот и землю и убежал от позора в Город, который смывает все прошлое; и я наврал тебе – я был простым конюхом. Я много у кого служил, даже пару раз седлал коня для Императора, видел его, но никогда не разговаривал с ним, ни он, ни его жена не считали правильным разговаривать со слугами. Но это не имеет для меня никакого значения, я уже забыл о них, люди как люди, сколько я их знал, этих людей, на своем веку, не перечесть. Они все глупые, у каждого в душе зло и замкнутость, вот и ты тоже сидишь и злишься на меня за то, что я умираю. Будь мужчиной и посмотри правде в глаза: никто не придет и не спасет тебя, да, я знаю, это страшно, но ты мужчина, и не должен бояться, только смелость делает воина воином. Вот и я не боюсь умирать, я даже рад, жаль только, что не пережил тебя, я всех переживал.

Тэннел замолчал и вроде как заснул. Я попытался освободить свою руку, но он тут же очнулся.

– Погоди, – сказал он, – я еще не все тебе сказал. Знаешь, за что меня посадили? – он рассмеялся жутким смехом. – Я убил муху над головой своего хозяина-артака, чтобы она не укусила его. Но хлопка испугался артак и с позором упал в лужу грязи на глазах его врага, который забавный этот эпизод поведал всем. В тот же день я оказался здесь. Это было в 7197 году. Тридцать лет прошло, демон, тридцать лет за одну убитую муху, не много ли, а?

Я был поражен, слова Тэннела болью отозвались в сердце, я с жалостью прижал его к груди, и он громко разрыдался.

– Тридцать лет за одну муху! – сквозь рыдания произнес он. – Вся жизнь испорчена из-за этой мухи! Я бы добился успеха и славы, я знаю, знаю…

Я крепко держал его, содрогающегося от рыданий, от обиды, а он все повторял «муха, тридцать лет…»

Тэннел не умер ни тогда, ни в последствии. Очнувшись ото сна, я попытался напомнить ему о нашем разговоре, на что он неизменно отвечал: «ничего не знаю».

8.

Сейчас я стараюсь не вспоминать о том годе, проведенном в Замке Роз, ибо я провел там чуть больше года. Год невыносимых душевных мучений, год, проведенный в полутемной зловонной камере, длился вечность, и вечность эта складывалась в чистую длительность, стирая временные границы, сужая пространство до объема точки, которой и был я.

Но вы не поймете, вы не сидели в камере почти без света, воздуха и надежды на спасение, вы жили там, за стенами тюрьмы и вселяли в меня только зависть и ненависть. Вы считаете, что я сильный, и сохранил человеческий облик, а разве описанное мною выше не убедило вас в обратном, разве вы еще не разочаровались в таком герое; если вы читаете эти строки, значит, еще не разочаровались.

Но вернемся в прошлое, я спешу, нужно успеть, а у меня осталось мало времени, я слишком много его потратил на описание моей прошлой жизни и жизни до Замка Роз. Не вините меня, если дальнейшие записи покажутся вам сумбурными и непоследовательными, я буду много чего пропускать, чтобы удержать, на мой взгляд, главное. Но вернемся, вернемся.

Я не стану подробно описывать год, проведенный в Замке Роз, не стану говорить, что из человека я превратился в демона, не буду описывать все муки, если у вас есть хоть капля фантазии, вы додумаете сами.

Тэннел так и не умер, хотя и собирался отчалить раз пять, больше он не жаловался на свою горькую судьбу, на божью несправедливость, но присутствием своим неимоверно поддерживал меня.

Однажды случилось нечто, что дало толчок всем последующим событиям.

Вместо тазика с баландой в окошко просунулось узкое усатое лицо и начало глазами водить в темноте, стараясь разглядеть хоть что-нибудь.

– Где он сидит, здесь? Демон! – ласково спросила морда и, не дождавшись ответа, вполголоса обратилась к кому-то в коридоре. – Ты говорил, что он здесь, почему никто не откликается? Или он спит? Демон! – крикнула морда, потом, захихикав, добавила. – Наверное, ты разочарован, что ваших побили, обиделся, да? Жаль не поймали и не поджарили эту сволочь Шанкор, как ее милого приспешника Шалмантора! Демон! мне надо точно знать, ты ли здесь, чтоб получить свой империал.

Я ничего не ответил, если бы здесь был таз с баландой, я с удовольствием расплющил бы его об эту мерзкую тварь.

Морда опять поводила глазами и, наконец, сорвалась: на мою голову посыпались проклятия, от которых даже бедняга Тэннел проснулся и недовольно замычал.

– А, возмущаешься еще, сволочь, вот я тебя сейчас. Дай ключи, – приказала морда кому-то в коридоре. Кто-то в коридоре забормотал и оттащил его от окошка, решетка на нем захлопнулась и мы остались без обеда.

Тэннел подполз ко мне и сказал:

– Демон, это плохой знак, очень плохой. Тебя скоро казнят.

– Меня никогда не казнят, старик, – горько ответил я. – Набожник приказал держать меня здесь на протяжении веков, и ни при каких обстоятельствах не лишать жизни…

Через пару дней Морда пришел еще раз. Он опять начал подзывать меня, пересыпая свою речь издевками. Я подошел к нему так близко, что глаза бедняги испуганно различили мое и в самом деле демоническое обличье. Я схватил его за нос, он отвратительно завизжал и начал вырываться, сил во мне было мало, поэтому удержать я его не сумел. Морда отскочил, и окошко захлопнулось. Больше он не появлялся.

Тэннел зашевелился в углу и, откашлявшись, сказал:

– Теперь я, кажется, понимаю, за что тебя посадили, и правильно сделали – ты опасен.

– Я стану опасен для тебя, если ты немедленно не заткнешь свою вонючую пасть, Тэннел!

Старик послушался.

У посещения Морды оказалось продолжение. Однажды окошечко открылось, и вместо таза с едой я услышал до боли знакомый голос:

– Андрэ!

Я вихрем подлетел к решетке и в полутьме впитывал каждую черточку на лице хотера Деклеса.

– Ты нашел его, нашел?! – заикаясь от волнения, прошептал я.

– Нет, – шепотом ответил он. – Я объехал всю страну, чуть не лишился службы и жизни, но не отыскал его. Я больше не могу так жить, Андрэ, и уверен, не можешь жить и ты. Сделай правильный выбор. Коснись меня.

Дрожащими пальцами я коснулся родного лица своего двойника, и вновь живительная сила, как тогда, во дворце набожника, наполнила мое существо.

Но вдруг он исчез, и на месте его остался все тот же таз с едой. Я нечеловечески взвыл и со всего размаху ударил по тазику, который с грохотом упал на пол, баланда разлилась.

– Что ты натворил?! – вскричал Тэннел и кинулся на меня с кулаками, я оттолкнул его, старик ударился о стенку и примолк, я же, не отрываясь, смотрел на то, что лежало на дне тазика, тускло поблескивая в полутьме.

Дрожащими руками я достал, освободив от какой-то травы, своего хозяина зверя и радостно рассмеялся.

– Боже милостивый, – донеслось из угла Тэннела, – да ты и впрямь демон (тут он вставил несколько гадких слов). Ты колдун, я боюсь!

– Если закричишь, убью, – предупредил я, не в силах наглядеться на свой кинжал. – Ах, что это за вещь, Тэннел, что за вещь! – воскликнул я. – Ему я могу отдать свою жизнь, Тобакку ее не получит.

Я взмахнул кинжалом, собираясь вонзить его себе в горло, но Тэннел подпрыгнул, как лягушка, подбежал с невесть откуда взявшейся прытью и выбил у меня из рук смертоносный кинжал.

– Ради всего святого, господин, – Тэннел рухнул предо мной на колени, – ради бога, не убивайте себя!

– Может быть, ты сам хочешь это сделать, а? – саркастически спросил я.

– Нет, нет! – вскричал он. – Я не убийца и не собираюсь быть вашим пособником, но я умоляю, не умирайте. Если вы так хотите покинуть наш мир, тогда убейте сначала меня, а потом порешите с собой, я не хочу вновь оставаться в одиночестве, вдруг я умру, кто тогда скажет об этом страже?

Этот довод показался мне очень смешным.

– Ты дурак, Тэннел, – ответил я, – дураком и помрешь. Посмотри, теперь я не смогу сделать то, что задумал.

И я показал ему свои трясущиеся руки.

– И слава богу! – немного успокоившись, сказал он. – Когда придет время, небеса сами призовут вас к себе.

– Но что делать, Тэннел, если земля прогоняет меня?

– Нужно умилостивить ее, сделать жертву! – обрадовался он. – И знаете, на земле всегда найдется местечко даже самому отъявленному негодяю.

– Вроде Замка Роз! – усмехнулся я. – А что, Тэннел, может быть нам сбежать отсюда, а?

– Как?! – поразился он.

– Если ты еще не разучился сражаться, как мужчина, уж лучше погибнуть в бою, чем сгнить здесь! Небеса всегда были милостивы ко мне, как знать, быть может, и на этот раз удача улыбнется!

– Господин! – поразился он. – Еще ни один человек не совершал побега из этого вместилища страданий!

– Но ведь я не человек, Тэннел, я демон! А это значит, что для меня нет ничего невозможного, разве не так?

– Нет, это невероятно! Как вы выйдете отсюда? – спросил он.

– Помнишь, я тебе говорил, что читал книгу, где написано, как человек, прикинувшись мертвым, выбрался из тюрьмы.

– Вы собираетесь прикинуться мертвым? – удивился он. – Стражи все равно на всякий случай проткнут вас мечом. Они не дураки.

– Но и я не дурак, – усмехнулся я. – Мертвым будешь ты.

– Я?! – ужаснулся он.

– Не трусь, они не успеют тебя убить, а если и убьют, то лучше уж так, чем это отвратительное существование.

– Нет! Нет! Нет! – закричал он, отбегая.

Не буду я описывать, как мне удалось уговорить Тэннела на эту авантюру, главное, что удалось. Раз за разом мы обговаривали все подробности побега, причем Тэннел выказывал отчаянное малодушие. Он еще мог представить, что мы покинем камеру, но чтобы нам удалось выйти из Замка, казалось ему невозможным, да и мне тоже. Я действовал будто в бреду, хотер дал мне право выбирать и повелевать его и своей жизнью, если час мой наступил, то погибнем мы оба, если нет – будем вместе жить.

В тот день, а это было примерно через год после моего заключения в Замок Роз, подсчитав, что вот-вот должны принести обед, мы с Тэннелом были уже почти готовы. Бедняга Тэннел лежал, раскинувшись, посреди камеры, я же притаился у двери, зажав в дрожащей от волнения руке хозяина зверя.

– Обидно умирать, не поев, – заметил Тэннел.

Я улыбнулся, не знаю, себя или меня он хотел успокоить, но расслабиться было просто необходимо. Я отошел от двери и, присев возле Тэннела, взял его за руку.

– Что бы ни случилось, – сказал я, – знай, если бы не ты, я не выжил бы здесь, я сошел бы с ума, дурно закончил жизнь, прости меня, Тэннел, как знать, может быть, нам не придется больше разговаривать.

– Мы встретимся на небесах, – заверил он меня.

– Нет, Тэннел, ты уйдешь в зеленые луга, а я… да какая к черту разница! Прости.

Я поднялся и вновь занял свое место у двери.

Наконец, в коридоре раздались шаги, окошко открылось, и таз с баландой просунулся в камеру.

– Постойте! – воскликнул я. – Старик Тэннел помер, заберите хотя бы тело!

Окошко помедлило, что-то пробормотало и закрылось.

– Сейчас он приведет людей в белых одеждах – палачей, – прошептал Тэннел, – пока он ходит, дай поесть.

– Черт побери, Тэннел, я накормлю тебя так, что ты забудешь, как маму зовут, но потом! – вспылил я.

– Где, в аду? – усмехнулся он.

Я не ответил ничего, и мы замолчали, напряженно прислушиваясь, Тэннел зашептал молитву, прося небеса послать ему легкую смерть. Я подумал, что мне тоже не повредит молитва, но не успел, – в коридоре раздались шаги.

Тэннел резко замолчал и затаил дыхание.

– Отойди от двери! – раздался голос.

– Я отошел, – как можно тише ответил я и отступил на шаг.

Замок заскрипел, дверь отворилась, и в камеру вошел стражник, за ним двое в белых балахонах, замыкала шествие пара стражников, они и встали у дверей, оттолкнув меня.

– Этот умер? – удивился страж. – Да он здесь уже сто лет сидит!

– Пришло и его время, – ответил человек в белом, вынимая из ножен меч.

Пришло и мое время действовать. Я сорвался с места, одним прыжком пересек камеру и всадил хозяина зверя в спину палачу. Он упал, и тут на меня кинулась вся свора, я с трудом отбивался кинжалом от больших мечей стражников. Тэннел, к моему удивлению, не терял времени даром, подхватив выроненный убитым палачом меч, он прикончил второго в белом. Теперь нас было двое доходяг с не ахти каким оружием против троих здоровых стражников, до зубов вооруженных, которые уже готовы были позвать на помощь своих коллег. Медлить было нельзя, представив, что они убьют меня, я, как лев, кинулся на них, нанося меткие удары кинжалом, к счастью, мне удалось завладеть мечом одного из стражей, который я просто-напросто нагло отобрал, изранив руки. Теперь, вооруженный мечом, я стал страшен и опасен. Несмотря на упадок сил, я разделался и с остальными двумя, уже совершенно теснившими Тэннела.

Через несколько минут из живых в камере остались только я и Тэннел, не веривший своим глазам.