Ночные бдения

И все же сквозь любовный дурман, я ото всей души желал, чтобы наступление Шанкор удалось, не думайте, нет, что я, несмотря на предательство любимой, лишился последних остатков порядочности, если Шанкор и решила играть нечестно, я не мог себе позволить выдать ее планы наступления и ее саму.

Откровенно говоря, я не мог вытравить Шанкор и из своего сердца, да приди она в то время и скажи, что любит меня, я простил бы ей все, забыл обо всем. Я с ужасом понимал, что влюбился в ту единственную, которую ждал, вдали от нее я не чувствовал себя счастливым, я уговаривал себя, что она ошиблась от недостатка информации; но я ненавидел и любил одновременно. Занимаясь любовью с Кикой, я представлял себе на месте ее Шанкор, это ей я шептал в порыве страсти нежные слова, ее целовал, ее ласкал, удивляюсь, как только я не назвал Кику ее именем.

А Кика влюбилась в меня по-настоящему, это я понял быстро. Она делала все, что я просил, мне хотелось гулять по саду, я гулял, я хотел другую еду, одежду, слуг – все получал, любой каприз от книги до вина она исполняла охотно и радостно. А какой она была любовницей! С нею все чувства были оголены. В каждую нашу ночь я был будто в сладострастном бреду, никогда я не ощущал ничего подобного.

О нашей тайной связи знали считанные лица, и Тобакку не догадывался ни о чем. Он многое позволял царственной любовнице, но ведь я был врагом, не думаю, что ему понравилась бы наша связь. Кика приходила ко мне очень часто, охрана была подкуплена ею, никто ничего не видел. Ее всегда сопровождала ведьмочка, и да, только просьбу не приводить ее больше с собой, Кика никогда не исполняла.

Но однажды Кика пришла одна.

Стягивая с ее плеч платье, я небрежно поинтересовался, куда подевалась ее спутница.

– Упала с моста, – ответила Кика, покрывая поцелуями мою грудь.

– Не верю, – засомневался я, распуская пояс ее нижней юбки.

– Почему ты хочешь все знать? – тихо прошептала она, прижимаясь ко мне обнаженным телом.

– Потому что должен, – ответил я, поднимая Кику на руки.

– Она хотела рассказать о нашей связи набожнику, вот и упала с моста, – я чуть не уронил ее от удивления.

– Что будет, если Тобакку узнает, что я твой любовник?

– Не думаю, что случится что-то ужасное, – сладко улыбнулась она, – у меня есть средство повлиять на него.

– Но я его враг, если ты не хочешь попасть в Замок Роз или на плаху, ты должна быть осторожнее, – предупредил я ее.

– Я осторожна…

На следующий день Тобакку потребовал, чтобы я явился на прием. Это приглашение обрадовало меня, настроение было отличным, я устал видеть только хмурые лица охраны и восхищенную улыбку Кики, жизнь потихоньку возвращалась ко мне, и хотелось общения и разнообразия.

Не надо думать, что отношение мое к Тобакку изменилось, несмотря на все дружелюбие, я ненавидел его так же, если не сильнее, чем раньше. Занятый новым увлечением, я просто забыл, что он за тварь.

Слушая в пол уха его страстную обличающую речь, направленную против какого-то неправильно настроенного вельможи, который, по мнению набожника, однозначно был достоин смерти, я глазами блуждал по лицам придворных, угодливые физиономии которых успел уже изучить досконально, и размышлял о превратностях судьбы, о своей нелегкой доле, о мире, власти. Но больше всего меня занимала мысль о том, где сейчас мой двойник, нашел ли он Пике, сможет ли он помочь нам. Я думал об этом постоянно, это было самым важным в моей жизни.

Вопреки моим ожиданиям после окончания приема Тобакку не отпустил меня, но почти ласково пригласил выпить кубок вина. Отказаться я не мог, хотя знал, что меня ждет Кика.

Под усиленной охраной мы прошли в малую дворцовую гостиную и расположились на большом затканном золотом диване. Тобакку велел подать вина. Некоторое время мы сидели молча, я не мог взять в толк, что нужно ему от меня.

– Я никак не пойму, – потирая подбородок, задумчиво сказал он, – зачем ты мне, демон? Ты не хочешь сотрудничать со мной, не хочешь рассказать о Шанкор, почему?

– Так ведь я не знаю ничего, – раздраженно сказал я.

– Не верю.

– Но это правда. Я не знаю, где она, а видел только один раз у Пике. Я уже рассказывал, тогда она чуть не убила меня.

– Ага, – усмехнулся набожник, – и после этого ты яростно бросился к ней на службу!

– Я не бросался к ней на службу, – возразил я, – тогда я был изгнанником, а она предложила мне быть принятым.

– Но ты изменил Императору, – холодно сказал Тобакку.

– Я не мог изменить ему по той простой причине, что не присягал, и не рождался в Империи, я уже говорил, зачем повторять одно и то же несколько раз?

– В таком случае, – Тобакку зло улыбнулся, – от клятвы Шанкор ты тоже свободен после того, как она отказалась от тебя и велела убить, значит, теперь ты, если можно так сказать, ничей?

Я кивнул.

– Ну, тогда не случится ничего страшного, если ты присягнешь на верность мне!

Я вздрогнул от неожиданности и уставился в жадно горящие глаза Тобакку. Не было сомнения, он предлагал служить ему, присягнуть на верность, чтобы эта тварь распоряжалась мною, как ему вздумается, делать то, что он прикажет, и это после того, что он сделал со мной, после всех мук и унижений?!

– Я предпочел бы остаться ничьим, – холодно и резко ответил я.

– Не спеши, Андрэ, не спеши отвечать, подумай, – ласково сказал набожник. – Тебе нечего терять, все равно ты приговорен к смерти, и в случае отказа отправишься в Замок Роз, согласишься – станешь моей правой рукой, будешь помогать мне править Империей, я дам тебе столько богатств, сколько пожелаешь, ты никогда не пожалеешь о своем решении. Пути назад тебе нет: Шанкор и повстанцам ты не нужен, северные боги не примут тебя обратно, ты – каро, а свобода принесет тебе лишь смерть, тогда как мое покровительство подарит славу и могущество. Подумай, не отвечай сразу.

Тобакку хлопнул в ладоши, и в комнату вбежала стайка танцовщиц в прозрачных, ничего не скрывающих платьях, они поставили перед нами различные деликатесы, заиграла музыка, и девушки с океанической гибкостью закружились в танце. Я с восхищением смотрел на их изумительное искусство, чувствуя себя настоящим раджей. Смысл всего этого был мне понятен: Набожник показывал, что я получу взамен за свою душу.

В эти минуты он был мне исключительно противен, а сама мысль служить ему вызывала бурю негодования, но в глубине души я понимал, что он прав. Да, я могу возвыситься, могу стать важным человеком в этом Мире, который никогда не был моим, я могу насладиться жизнью, могу отомстить Шанкор, выдав ее планы, хоть как-то компенсировать ее небрежность по отношению ко мне. Если я откажусь, набожник совсем обозлится, и тогда никакая Кика мне не поможет, он казнит меня.

Пока я предавался грустным думам, танец кончился, и девушки, как стайка маленьких птичек, выпорхнули из комнаты. Тобакку внимательно посмотрел на меня и еще раз хлопнул в ладоши.

Вошла стража, и я понял, что прием окончен. Набожник поднялся и еще раз сказал:

– Подумай, над моим предложением, Андрэ, я не буду просить дважды, в конце концов, у тебя с самого начала не было другого выхода, запомни, ты рожден сделать Империю сильной, – и, не сказав больше ни слова, он ушел.

Стража проводила меня до покоев, но Кики там уже не было, видимо, она устала ждать, и ушла к себе. Я чувствовал, что как никогда нуждаюсь в утешении и дружеской поддержке, поэтому велел страже отвести меня к ней. Кика хорошо платила моей охране, чтобы они не задавали лишних вопросов и не болтали почем зря, мое желание было тут же исполнено, и спустя несколько минут, я уже открывал дерюжный занавес в башне. Оставив стражу, я спустился в покои и остановился посреди белой комнаты, после той первой ночи, я впервые оказался здесь, до этого мы с Кикой встречались в моей комнате, и, наверное, было очень опрометчиво без предупреждения приходить к ней. В комнате не было никого, белизна в ярком свете факелов резала глаза, я оглянулся и пошел дальше, туда, где колыхался полупрозрачный занавес и тихо напевал женский голос какую-то полумистическую песню о божественном успокоении, которая очень подошла бы к похоронам.

Я осторожно отвел занавеску и заглянул в комнату: Кика полуобнаженная, лежала на невысоком диване и что-то курила, запах, сладкий, щекотал ноздри, вызывая головокружение и дикое желание овладеть ею. Подле Кики на коленях сидела спиной ко мне девушка и пела эту самую печальную песню.

Как ни тихо я подкрался к двери, Кика все же повернула голову и приветствовала меня какой-то полупьяной улыбкой. Радостно вскрикнув, она отбросила трубку и кинулась ко мне, я обнял ее крепко-крепко, и спрятал лицо в благоухающих волосах. Девушка, которая пела, поднялась с колен и, обернувшись, пораженно уставилась на меня, затем издала стон и рухнула на ковер. Кика отпустила меня и подбежала к Серпулии, ибо это была она. Я не верил глазам: Серпулия здесь, в покоях любовницы набожника, но как, каким образом?!

– Бедняга! – воскликнула Кика, похлопывая ее по щекам. – Выйди, Андрэ, скорее всего она испугалась тебя, увидев в демоническом обличии под воздействием травы ахирам. Выйди! – прикрикнула она, видя, что я не двигаюсь с места.

– Помоги мне поднять ее и вынести в белую комнату, – попросила она, смягчившись.

Я поднял Серпулию на руки, молясь, чтобы она пришла в себя, и я смог бы дать ей знак молчать о том, кто я, но девушка находилась в глубоком обмороке, усиленном действием наркотика.

Я уложил ее на диван и стал усиленно растирать ей виски и похлопывать по щекам. Вдруг в башне раздались голоса, и мы с Кикой в тревоге переглянулись – не было никакой ошибки: это был голос Тобакку. Кика схватила меня за руку и втолкнула в боковую комнату, я залез под стол, а Кика кинула мне какую-то шкуру, я закутался в нее и забился в тень.

– Спаси нас, Светлоокий, – прошептала Кика и бросилась навстречу Тобакку.

Они долго говорили, потом я услышал всхлипывания Серпулии и ее сбивчивый голос. Если она сейчас расскажет, что видела меня здесь, что я на самом деле хот и ее муж, Тобакку меня убьет. Чувство опасности, с которым я жил с тех пор, как попал в этот зачумленный мир, притупилось под влиянием любовного дурмана, но теперь я будто прозрел, ощутив, насколько сложно мое положение придворного любовника. И еще, если Серпулия служит Кике, то где же Марци Марцибус, умер он или бросил ее?

Наконец, все стихло, и потянулись мучительно долгие минуты тревожного ожидания, глупо было приходить сюда, я совершенно забыл об осторожности, а если Тобакку придет ко мне, и не застанет меня, что он сделает со мной, с Кикой?! А если Серпулия расскажет, что испугалась незнакомого мужчины в объятиях ее хозяйки? Немыслимо!

Стройные босые ножки прошлись перед моими глазами, и под стол заглянула чудесная мордочка то ли зверька, то ли женщины.

– Пошли, – тихо сказала она.

Я выполз из-под стола и, завернувшись в шкуру по самые уши, пошел за богиней. Открыв потайную дверь за холофольной статуей, она провела меня по грязному и сырому коридору до небольшой скромно обставленной комнатки.

– Здесь жди ее, – пропела фея. – Если станет скучно, можешь выкурить траву ахирам, говорят, она повышает чувственное наслаждение.

Фея сняла с меня одежду, оставив только штаны, и я уже было подумал, что она хочет заняться сексом, но богиня уложила меня на коврик перед пылающим камином и, укрыв шкурой, протянула смоляную самокрутку.

Вообще, однажды я уже курил травку тогда, в прошлой жизни, но не получил от этого обещанного кайфа, к тому же я испытывал явное отвращение от мысли, что кто-то или что-то будет управлять моим родным сознанием, поэтому теперь равнодушно вертел в руках предложенную папироску.

Богиня подала мне кубок с вином и так же, через потайной ход, вышла.

Я с удовольствием выпил вина и затянулся, ощутив какой-то нездоровый сладковатый запах зелья. Я вспомнил, что этот запах всегда сопутствовал моей царственной любовнице, и много позже, раздумывая о тех событиях жизни, я понял, почему всегда был так податлив Кике, почему она вызывала во мне яростное желание и жажду видеть ее снова, почему мне не хотелось покидать ее. Да, она была колдуньей, но колдовство ее держалось на силе наркотика, а я, вероятно, был самым настоящим наркоманом. Подозреваю даже, что это роднило нас с Тобакку. Но это я понял гораздо позже, а тогда я с сомнением глянул на травку и тут же почувствовал, как волна восторженного наслаждения начинает меня топить. Это чувство до того понравилось мне, что в несколько затяжек я одолел всю сигарку. Безудержное веселье овладело мною, я начал весело хохотать, совершая какие-то странные движения, потом вдруг мир, чуждый, где все, кроме пляшущих языков пламени, вязло в густом дурмане, гостеприимно пригласил меня. Я внимательно всматривался в огонь, ловя в его изменчивом движении знакомые образы, знаки, нелепые, но понятные. В голове зародилась плавная, чуть слышная музыка, и женщина грез сошла ко мне. На стене отражались пляшущие язычки пламени, как мои пальцы, они касались ее груди, но не оставляли ожогов, наоборот, вызывали у женщины стоны немыслимого наслаждения. Она наклонялась надо мной все ниже и ниже, ее волосы-змеи расползлись по моей груди, животу, ногам, по всему телу, вызывая невероятную негу, напряжение и желание. И нет, не я овладел грезой, греза взяла меня, ее ласковые бедра сводили меня с ума, брали в плен и позволяли себе все тайные фантазии…

Уже под утро я тихо встал, оделся и, воспользовавшись потайным ходом, покинул сладкие объятия несуществующей любовницы. Пройдя несколько шагов по коридору, я остановился и заглянул в маленькую, прорезанную в стене щелку. На небольшом стульчике одиноко сидела Серпулия, подперев рукой голову, взгляд ее устало смотрел в одну точку, на лице лежала тень бессонной ночи, нетрудно догадаться, что все это время она охраняла покой своей хозяйки. Я потянул за рычаг, дверь бесшумно повернулась, и я, словно из-под земли, встал перед Серпулией.

Не успела она вскрикнуть, как я уже был возле нее и зажимал ее рот рукой, но она с бешенством начала вырываться и пребольно укусила меня за руку.

– Тише, тише, дурочка, это же я, Андрэ, – ласково прошептал я.

Серпулия уставилась на меня со страхом и изумлением.

– Неужели ты не узнала меня, милая? Ты не будешь кричать?

Серпулия помотала головой, и я убрал руку.

– Ты демон! Я слышала, демоны могут принимать любое обличие. Откуда ты узнал об Андрэ? – со страхом спросила она.

– Потому что я сам и есть Андрэ!

– Но…

– Послушай, Серпулия, я прошу тебя, никому и никогда не говори, что знаешь меня, что я не демон и что ты моя жена, умоляю во имя всего того, что я сделал для тебя. Для всех я – каро, повстанец, изменник, моя жена мертва! Ты сможешь сделать это для меня?

Глаза Серпулии заблестели и из них ручьем потекли слезы.

– Ну вот, – сказал я, вытирая ладонью ее щеки.

– Андрэ, – тихо выдохнула она и крепко меня обняла.

– Ну а кто же еще? – рассмеялся я, чувствуя, как старое заполняет мое существо воспоминаниями. – Что ты вчера сказала набожнику?

– Кика велела сказать, что мне померещилось от ее курений, да я и сама так подумала, – улыбаясь, ответила она. – Но тебе не о чем беспокоиться, я никогда и никому не расскажу, кто ты есть.

– Даже Кике?

– Даже ей.

– Как я рад тебя видеть, Серпулия, – радостно прошептал я, держа ее за руки. – В мире у меня нет друзей ближе и дороже, чем ты и Марци. Где он?

– Он служит музыкантом, набожник осыпает его милостями, а меня взяла в свою свиту Великая Кика. Ты ведь ничего не знаешь! Когда мы приехали в Город Семи Сосен, у нас не осталось денег, сначала мы продали коня, потом Марци поступил в стражу Города, а однажды набожник услышал его пение и игру, и с тех пор мы не знаем ни нужды, ни голода, а любовь заменяет нам весь мир.

– Я хочу увидеть Марци, – серьезно сказал я, радуясь за счастье друзей.

– Если ты тот, о ком говорит вся страна, то я мало что могу сделать для тебя, – грустно сказала она. – С тобой всегда либо стража, либо набожник, либо Кика, к тебе не пускают никого, так пустят ли музыканта? Тебе лучше просить об этом Кику, ты ведь ее… – запнулась она.

– Да, Серпулия, я ее любовник, это правда, но вряд ли она позволит мне увидеться с Марци, к тому же она стремится владеть мною одна.

– Но что я могу сделать для тебя? – умоляюще спросила она.

– Ваши хотские обычаи изворотливы, милая, ты могла бы принести мне и Кике по бокалу вина, но в один насыпать сонного порошка, – прошептал я, надеясь, что она согласится, и душа моя пела. – Если Марци поможет мне бежать из замка, я готов присягнуть на верность набожнику, чтобы обрести большую свободу. Я даже на это пойду, Серпулия, я не могу быть пленником здесь, мне необходимо найти одного человека там, за решетками, за оградами, в большом Мире. Для этого я должен бежать из замка и Города. Но мне нужна помощь!

– Если так, – задумчиво произнесла она, – то я, возможно, смогу тебе помочь, это будет расплата по долгам, за то, что ты сделал для меня и моего любимого.

7.

Через неделю после этого разговора я присягнул на верность набожнику. Рожа Тобакку представляла собой довольный масляный блин, когда он накидывал на меня цепь, подтверждающую принадлежность, и надевал на палец один из его перстней в знак особого расположения. А я, глядя на его довольную физиономию, злорадно представлял, какой удар его хватит, когда он узнает, что демон удрал в неизвестном направлении.

По словам Серпулии все было почти готово. В определенную ночь Кика выпьет сонного зелья, предложенного мною, чтобы разогнать тоску. Серпулия проведет меня, закутанного в наряд Кики, по замку до первого этажа в комнату, где жили они с Марци, там мне предстоит вылезти в окно, решетки которого уже подпилены, под окном будет ждать Марци с конем и припасом на первое время, он посадит меня в мешок и вывезет из Города: охрана не посмеет обыскать его в моей цепи и с кольцом Тобакку. Безупречный план! Всего-то нужно было немного удачи. Мне должно было повезти, должно!

На следующий день после прилюдного объявления меня советником набожника должен был состояться побег. В тот вечер мы с Тобакку сидели в маленькой гостиной и, обсуждая государственные дела и грядущий сбор налогов, играли в махер. Тобакку постоянно выигрывал и от этого был доволен и добродушен; мне же было не до игры, в голове я в тысячный раз прокручивал все варианты, раз за разом совершая тот путь, что мне предстоял. Тобакку что-то говорил о политике, я бездумно соглашался, радуя его своей проницательностью.

Сославшись на головную боль, я удалился в свои покои в сопровождении усиленного отряда стражи, несмотря на то, что я стал доверенным лицом, доверия ко мне не прибавилось. Покоя не было мне, я метался по комнате, ожидая, когда придет Серпулия, смутные сомнения и тревоги терзали меня: опять стать изгнанником, бежать ото всех, искать старика Пике в огромной стране, ради малосбыточной надежды вернуться домой, да и сможет ли что сделать Пике? Ведь это только мои домыслы, что в Книге Мира написано, как вернуть меня домой, а если нет там ничего? То все, жизнь моя с таким трудом налаженная, опять развалится. А теперь, несмотря на всю шаткость моего положения, я не чувствовал себя одиноким, у меня были друзья, была любовница, был враг, была работа, в конце концов, это все же лучше, чем бродить и скрываться. Но для меня была невыносима мысль зависеть от своего врага, оставить саму надежду на возвращение, если конечно, оно возможно.

Серпулия, наконец, появилась, красивая, свежая, цветущая, она являла собой образец женской молодости и обаяния. Я взял кувшин с вином, два золоченых кубка и заранее принесенный Серпулией сонный порошок. Все было готово. Сообщница пожала мне руку, и в сопровождении охраны мы двинулись в башню. Оставив, как всегда псов у входа в небольшой сторожевой каморке, я с замиранием сердца вошел в комнату и принял в объятия Кику. Она горячо поцеловала меня и, глядя в глаза, спросила:

– Отчего ты сегодня так не весел?

– Да вот, пришел поднимать настроение, – деланно улыбнулся я, доставая кувшин. – Хочу, чтобы сегодня ты была в розовом.

Кика улыбнулась.

– Сейчас же прикажу Серпулии принести мое лучшее розовое платье.

– Нет, – остановил я ее. – Лучше сходи и переоденься сама, мне приятней будет такой сюрприз.

Если Кика и удивилась, то, во всяком случае, не показала вида, еще раз поцеловала меня и ушла переодеваться.

Я открыл вино и разлил его по кубкам, добавив в один сонный порошок, я боялся пересыпать зелья, ведь тогда моя красавица не проснется никогда, а смерти я ей желал меньше всего, мне было жаль обманывать ее, но другого выхода не было. Я бросил в огонь остатки порошка, и он полыхнул прекрасным зеленым оттенком.

Кика вернулась в очень открытом бледно-розовом платье, затканным белыми розочками, платье соблазнительно подчеркивало линию талии и грудь, страстно вздымающуюся под розовой материей. Сама она зарумянилась, как заря, и была невероятно красива. Сердце защемило от тоски и, чтобы спрятать замешательство, я крепко обнял ее.

– Ты хотел выпить, – напомнила она, отстраняясь.

Я с тоской посмотрел на роковой кубок и подумал, что Кика ничем не заслужила подобного обмана, разве она не была добра ко мне, разве не любила больше жизни, разве не сделала для меня все, не спасла мне жизнь?! Я не мог решиться. Два пути было у меня: бежать и стать изгнанником, скрываться и бояться, но иметь надежду на возвращение, или остаться, быть любимым, уважаемым, но остаться навсегда. И я не знал, как мне поступить.

– Что с тобой, любимый? – нежно спросила Кика. – Ты, кажется, увидел в кубке призрака. Так давай выпьем и прогоним его!

– Нет, – я схватил ее руку, потянувшуюся к вину. – Пусть призраки остаются в прошлом, в конце концов, у человека должно быть и будущее. Какое будущее ждет нас?

– Нас? – улыбнулась она, но вдруг стала серьезной. – Я хочу, чтобы ты стал правителем Империи. Я очень могущественна, Андрэ, я могу все, но я – женщина; я не могу управлять страной, а властолюбие не дает мне покоя, я не хочу больше довольствоваться ролью любовницы. Я знаю тайну короны хотских набожников, хранящейся у моей сестры Верховной Жрицы Светлоокого. Эта корона может дать мне право властвовать над Хотией. Теперь ты – советник набожника, после смерти Тобакку некому будет претендовать на престол, а моя поддержка и поддержка преданной мне знати возведут тебя на такие вершины, о которых не может мечтать ни один смертный. Ты женишься на мне, и мы вместе будем править Империей, всем Миром. Мы объединим Мир, мы уничтожим раздоры и несправедливость! Я делаю это ради любви к тебе!

– Ты хочешь убить Тобакку? – спросил я вне себя от изумления.

– Да, – твердо ответила она. – И я сделаю это для тебя, считай, что он понесет наказание за все мучения, причиненные тебе. Только рядом со мной он без оружия, без охраны, и не боится ничего, у яда острое жало! Тогда никто и ничто не помешает нам быть вдвоем! Мы должны быть вместе: так суждено небом! – страстно воскликнула она.

– Да! – в каком-то исступлении прошептал я, – мы суждены друг другу небом!

В порыве страсти я начал покрывать ее горячими поцелуями, стащил с ее груди платье, зарылся лицом в шелковистые волосы. Упоенные желанием мы не видели и не слышали ничего.

– Да будет проклят день, когда змея свила гнездо на моей груди! – прогремел над нами яростный голос.

Я, как ужаленный, отскочил от Кики и закрыл ее собой от гнева Тобакку.

– Шлюха! Ты достойна смерти! – прорычал он, вынимая из ножен меч.

– Брось ты, – стараясь быть спокойным, сказал я. – Ты что, серьезно подумал, что это она соблазнила меня? Ну, тогда ты еще более дурак, господин, если не знаешь, как слаба женщина. К тому же мне было приятно отомстить тебе таким способом.

Разъяренный Тобакку отбросил меч и кликнул стражу.

– Ты, – как гадюка, прошипел он. – Теперь ты хлебнешь свою чашу страданий, демон. Ты с жадностью будешь вспоминать и сожалеть о том, что я не убил тебя сегодня. Я готов был приблизить тебя к себе, но ты выбрал путь неповиновения и так и не сбросил груз изгнанника. Отныне ты станешь им навеки. О нет, я не убью тебя, но жизнь покажется тебе такой длинной, что ты будешь молить прервать ее. В Замок Роз его, в Обитель Тишины!

Охрана скрутила и буквально выволокла меня из комнаты, у двери я заметил сжавшуюся от страха Серпулию и тысячу раз пожалел о том, что втянул ее и Марци в свою никчемную жизнь.

В ту же ночь избитого и связанного по рукам и ногам меня доставили в Замок Роз. Я даже не думал когда-нибудь вернуться туда, но злодейка-судьба, вернее, злодей, вновь бросил меня в сооруженный людьми ад. Сумбур в голове, кипящий котел отчаяния, я ничего не видел впереди, кроме конца, страшного, безвоздушного, нелепого конца. Слезы ярости готовы были сорваться с глаз, но воля не позволяла покрыть им мои щеки.