Ночные бдения

Слова Пике были заманчивы, они предлагали мне неплохую перспективу – подохнуть и вернуться домой или к Богу. Но если бы я хотел умереть, то не стал бы противиться всем тем, кто желал мне смерти, а их было много, и я чувствовал, что будет еще больше, если я соглашусь с Пике. Я просто приманивал неприятности. Откажусь я – мне придется уйти, а то и умереть, как лишнему свидетелю, соглашусь – как знать, что будет дальше?

– Ты же дашь мне подумать, а Пике? – спросил я, не надеясь на положительный ответ.

– Нет, Андрэ, времени на раздумья нет. Скоро вернется моя девочка, а для нее нет полуслов.

– Какая девочка? – удивился я.

– Моя внученька, кстати, это она огрела тебя по голове, – хитро улыбнулся он, – видимо, пожалела, раз ты до сих пор жив, она бьет без промаха и наповал, а может, решила, что такого хлипкого старикашку легко свалить, не прикладывая много сил.

– Меня столько били по голове, – усмехнулся я, вспомнив отчаянные драки своей юности, – что она теперь очень крепкая. Что за внучка, тоже из повстанцев?

– Не расспрашивай меня о внучке, – строго ответил Пике. – Для нас это запрет. Женщины, которые помогают нам, не являются темой для обсуждения.

– Но ведь глава вашего восстания женщина?

– Шанкор – не женщина, – рассмеялся он. – Она повелительница. Тот, кто считает ее женщиной, очень дорого платит за свое мнение. Она почти сестра Императору, а это перевешивает все. Такое родство дает ей наибольший авторитет.

Я подошел к окну и посмотрел в ночную тьму: ну какой ответ я жду от безмолвных небес?!

– Так как нам быть, ты согласен? – спросил Пике, не скрывая нетерпения.

– Я не хочу, но у меня нет выхо…

Но договорить я не успел. Услышав, как кто-то скребется в дверь, Пике метнулся к окну и, посмотрев в щель, открыл.

Тоненькая низкорослая женская фигурка проскользнула в комнату, и дверь за ней мягко закрылась.

Увидев меня, женщина резко остановилась и удивленно приподняла свою изогнутую бровь, в то же мгновение я оказался на полу с рассеченной губой, а тяжелый башмак сдавил мне горло. Я попытался оторвать от шеи душившую меня ногу, но бесполезно, складывалось ощущение, что я борюсь против каменного столба.

– Кто это? – строго и тихо спросила женщина.

– Отпусти его, это друг, – ответил Пике.

В то же мгновение нога оторвалась от моей шеи, и я, судорожно глотнув воздуха, скорчился, схватившись за горло.

– Что за друг? – продолжала она допрос.

– А ты не узнаешь? – насмешливо спросил Пике. – Это тот самый дед, которого ты стукнула по голове.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь моим шумным дыханием. Пике внимательно смотрел в окно, девушка на меня, я на девушку, ибо это действительно была девушка, совсем молодая, лет двадцати, низкорослая и тощая. Одета она была по-мужски, да еще и куталась в просторный плащ, будто мерзла. Низко надвинутый капюшон, не мешал рассмотреть ее лицо с правильными, но нисколько не примечательными чертами, исключение составляли только глаза, удивительные, в них было то невероятное, во что никогда не поверишь, не увидев сам, это были притягательнейшие глаза на свете, полыхавшие умным и пронзительным огнем. Оторвавшись от этих магнетических глаз, я понял, что она красива, невероятно, но красота эта холодная, как рассвет над ледяной пустыней.

– Та-ак, так-так, – приглушенно пробормотала она, – если это старик, то он хорошо сохранился для своего возраста. Сколько тебе лет, отвечай, – строго и жестко приказала она.

– Мне двадцать четыре года, а тебе сколько? – дерзко спросил я, оскорбленный ее тоном и поведением.

– Смел, – презрительно сказала она. – Зачем ты привел стража, что ты знаешь?

– Оставь его детка. – Пике, наконец, оторвался от созерцания окна. – Я все тебе объясню. Он друг Жуки, – девушка дернулась и опять впилась в меня взглядом. – Он тоже повстанец, изгнанный демон, ты только что чуть не убила его во второй раз. Не беспокойся, он безобиден.

– Зачем мне безобидный воин? – насмешливо спросила она, – да еще и демон в придачу?

– Зато он умен и проворен, а по части обмана цены ему нет. Но хватит о нем. Что ты намерена делать?

– Сейчас я ухожу, я сделала все, что было нужно в Городе, но перед этим, позволь мне поговорить с тобой.

Пике жестом указал ей на дверь, ведущую в Храм Книги. И она, не колеблясь, отворила ее. Чуть помедлив на пороге, девушка обернулась и сказала, будто кинула подачку:

– Мне двадцать три года.

Дверь закрылась, и Пике с внучкой растворились в темноте.

5.

Вот так я и стал повстанцем. Забавно, всю жизнь был законопослушным гражданином, а тут взял и стал лютым врагом государства. Это политика. Я не понимал, зачем мне это, мне-то оно зачем? Если бы я родился в этом мире, если бы дорогие мне люди жили в нем, тогда еще было бы понятно, почему я рьяно бросился в гущу борьбы за правое дело, как выразился Пике, но ведь я даже не любил этого мира. И, тем не менее, я стал бунтовщиком, и поздно оплакивать, сожалеть и злиться, ни к чему растрачивать силы на душевные бури, проводя время в бесполезных страданиях, ведь его у меня осталось не так много. Всего пара ночей.

В ту памятную ночь мы с Пике затащили тело несчастливого стражника в Храм Книги и, воспользовавшись длинным подземным ходом, дверь в который была замаскирована шкафом со свитками, выволокли его на улицу позади городской стены. Пике оглянулся и сказал скорее для себя:

– Деточка уже ушла, – затем повернулся ко мне и добавил. – Зароем его здесь и по-быстрому, чтобы не привлекать внимание дозорных с башни.

Там мы и закопали Ардоса, под городской стеной. На рассвете мы вернулись в дом и молча завалились спать. Я так устал, что еле передвигал ноги, я был голоден и избит, и я не спал всю ночь, к тому же меня мучило жесточайшее похмелье. Ни о какой торговле больше и речи быть не могло: моя маскировка была нарушена, теперь на рынок ходил Пике, передавая своим людям письменные указания под видом Книги Мира. В деньгах мы больше не нуждались, Пике оказался подпольным миллионером, я больше не питался полузасохшим хлебом и не носил ободранной одежды и обмотанных веревкой сапог, но я и не выходил на улицу днем, только ненадолго ночью. Я жил, как в заточении и ждал чего-то кого-то, в общем, неизвестное.

И дождался.

Однажды ночью в дом постучали. Почему-то я испугался этого еле слышного стука настолько, что затаил дыхание, чувствуя, как трепещет в груди горячее сердце. Пике поднялся и, подойдя к двери, прислушался. Стук повторился. Тогда он отпер дверь и впустил черную массивную фигуру. Я приподнялся на лежанке, кутаясь от холодного ночного воздуха в теплое одеяло. Пике зажег свечу и таинственные тени заплясали на потолке. Незнакомец скинул плащ и, потирая руки, сел на диван рядом со свечой, но так, что лицо его оставалось в тени.

– Что привело тебя в мой дом, Безносый? – спросил Пике, знаком веля мне лежать и не двигаться.

– Поручение от Шанкор уважаемый, – густым басом ответил ночной гость.

– Что поручает мне повелительница?

– Здесь все, – ответил Безносый, подавая Пике свернутый в несколько раз листок бумаги, который он достал из-за пазухи. – Это важно, так важно, что госпожа рискнула связаться с тобой напрямую.

– Что нового? – спросил Пике, принимая из рук громилы бумажку.

– Мы опять проиграли, – с ненавистью ответил он. – Мы опять разбиты и прячемся в Саламанском лесу. Погибло много наших воинов, лучших. Два дня назад ночью большой отряд псов-хотов напал на наш лагерь в Тихом Ущелье, мы вовремя не заметили их и не успели даже взяться за оружие, как большинство было перебито. Шанкор удалось бежать, но возникла одна большая проблема – все здесь, – сказал он, указывая на письмо. – Клянусь, придет день, и мы отомстим!

– Да будет так, – вздохнул Пике.

– Слушай, Пике, покажи своего демона, – вкрадчиво попросил Безносый. – Наши не могут поверить, что ты поймал каро, заставил его служить тебе и вытирать сапоги. Покажи, дай посмеяться.

Но смеяться ему не пришлось. Вне себя от ярости я соскочил с постели и звезданул ему по морде. Безносый упал с диванчика, и с удивлением и болью взирал на меня.

– Это не я, а ты сейчас будешь вытирать мне сапоги, придурок, – прошипел я и пнул громилу, с недоверием ожидая, когда он врежет мне в ответ. Но драться он не стал, а поднявшись с пола, поклонился Пике и молча выскользнул из дома.

Пике давился беззвучным смехом.

– А ты чего хохочешь, тоже захотел? – вспылил я, отпинывая плащ Безносого, который тот в спешке забыл.

– Не сердись, Андрэ, он как все воины прост и исполнителен. И, боюсь, ты произвел на беднягу неизгладимое впечатление, да к тому же создал себе хорошую репутацию, этот дурачок всем разболтает, как его шарахнул по лицу невесть откуда взявшийся демон. А ты хорош, – взгляд старика скользнул по мне, – хоть и строен, но силен, честно говоря, я не ожидал. В общем, это не важно. Надо посмотреть, что пишет Шанкор.

Он развернул листок, испрещенный ровным почерком. С минуту он читал послание, но вдруг рука его задрожала, он вскрикнул и, выронив письмо, сел на диван и зарыдал.

– Погиб! Он погиб! – рыдал он.

Я поднял письмо и пробежал по нему глазами. Вот что оно гласило:

«Отец мой, Пике. Несу тебе с этой запиской скорбную весть: мы разбиты, Галливон попал в Замок Роз, я скрываюсь в Саламанском лесу. Я не осмелилась бы послать в твой дом своего человека, но дело слишком важно и не терпит отлагательств.

Просвещенный Пике, я прошу тебя об одолжении. Во время стычки в Тихом Ущелье мне пришлось позорно и быстро убегать. Письмо, которое я писала сестре Илетте, попало в руки врагов – очередной предатель в наших рядах! Верные люди сообщили мне, что оно находится у некоего человека, проживающего на улице Великого Рассвета в большом сером доме с колоннадой, который пытается продать письмо, содержащее важные для нашего дела сведения, хотеру набожника. Сделка назначена на полночь пятого дня месяца Прощения. Она не должна состояться!!! Письмо не должно попасть в руки Тобакку, а торговец должен быть наказан. Пошли кого-нибудь из своих людей. Нужно успеть.

Шанкор.

И еще Барадурис погиб, прикрывая мое бегство».

Я покрутил письмецо в руках и положил его на подоконник.

– Сожги, – слабым голосом произнес Пике, отрывая от лица старческие руки.

Я поднес бумагу к свече и уничтожил послание, только тогда Пике вздохнул спокойно.

– У меня теперь нет никого для этого дела, – сказал он после продолжительного молчания. – Большинство моих людей занимаются вербовкой в Липпитокии, остальные в силу положения не могут рисковать. – Пике метнул на меня пронзительный взгляд. – Придется тебе выполнить это поручение, раз уж ты с ним ознакомился.

– Мне?! – потрясенно воскликнул я.

– Ничего сложного, такого, с чем бы ты ни справился, в этом деле я не вижу. Всего-то нужно успеть завтра до полуночи украсть письмо и убить торговца. Это самое простое, что я могу тебе поручить.

– Но я не могу.

– Ты должен, – твердо сказал Пике, – во имя нашего дела, и… меня, я не могу подвести Шанкор. Слишком важно письмо, и если оно попадет в руки людей набожника, все наши планы будут раскрыты. Я дам тебе в помощники Маклаку, он проведет разведку, осмотрит дом снаружи, поможет тебе проникнуть в него. Но особо на него не рассчитывай, он простой воин и лучше всего умеет махать мечом, а не мозгами. Дальше действуй по обстановке.

В ту ночь с моей спокойной жизнью было покончено. Я окончательно запутался.

Вечером следующего дня я встретился с Маклакой на углу пересечения улиц Великого Рассвета и Заката. Меня забавляла игра слов: надо же стою на месте, где встречаются рассвет и закат. Маклака – высокий и сильный мужик с длинным носом и ленивым взглядом, – притопывая от нетерпения на месте, спешил поведать мне, что ему удалось узнать: дом неприступная крепость, попасть туда невозможно никак иначе, чем через дверь, охраняемую двумя стражниками, требовавшими от входящих пароль. В доме полно вооруженных людей, и вся эта затея – дело гиблое.

– Значит, нечего и пытаться, – воспрял я духом.

– А как же письмо? – потерянно спросил Маклака. – Мы должны добыть письмо, иначе нам всем конец. Ты, я слышал, демон, а если так, то, возможно, сумеешь как-нибудь проникнуть в дом.

– Черт побери, Маклака! Даже демоны не ходят сквозь стены!

Я устало оглянулся: улица была почти пуста, лишь редкие прохожие мелькали в сгущающихся сумерках. Это натолкнуло меня на одну интересную мысль.

– Маклака, как ты думаешь, хотер придет на встречу один?

– Возможно, – хмыкнул он. – Если ему ни к чему привлекать лишнее внимание.

– А как ты думаешь, справимся мы с ним?

– Что ты задумал?! – поразился Маклака, понимая ход моих мыслей. – Это самоубийство. Если хотер будет подстрахован засадой, нам конец, это плен, пытки и позор.

– Не бей панику, – оборвал я его. – Попытаться стоит. Пошли.

Когда мы достигли означенного в письме дома, я понял, что Маклака был прав, он и в самом деле выглядел, как крепость. На первом этаже не было окон, а расположенные выше имели вид узких бойниц, из которых порой выглядывали весьма воинственного вида мужики. Возле единственной, железной, двери маячила пара стражников. Дождавшись, когда они войдут в дом, мы с Маклакой подобрались ближе и устроились в кустах возле железной решетки забора.

Я оглянулся: неподалеку красовалась небольшая рощица молодых сосенок.

– Иди туда, спрячься. Достань меч и жди. Как только я появлюсь с хотером, будь готов приставить ему меч к горлу, но не убивать.

Я подал ему свой меч. Маклака недовольно посмотрел на меня, забрал оружие и исчез в рощице.

У меня не было четкого плана, его вообще не было, но мне нужно было, во что бы то ни стало, затащить живого хотера в эту рощицу.

Я поплотнее закутался в плащ, натянул поглубже капюшон, выпустив наружу белые пряди волос, и стал ждать полуночи, до которой оставалось совсем немного. Тем временем колесики в моем мозгу вращались с необычайной скоростью. Я должен был придумать, должен, как сказал Маклака, а вот кому я должен, я так и не понимал.

Несмотря на мое напряженное и внимательное состояние, он появился неожиданно, я сразу понял, что это он. Сомнений быть не могло – танцующая походка опытного воина, смело накинутый длинный расшитый плащ из шерсти (он был привилегией богатых людей), не скрывающий все же меча, лицо закрыто черной маской, – в густой темноте он осторожно шел к дому, внимательно осматривая окрестности и ожидая орду повстанцев. Но никого не было, и он осмелел.

Набрав побольше воздуха в легкие, я поднялся и со всех ног побежал на него. Хотер остановился и, обнажив меч, приготовился обороняться от полчищ неприятеля.

– Господин, господин, не убивайте меня! – прокричал я, падая на колени и с отвращением целуя его грязные сапоги.

Оторопев от таких проявлений нежности, хотер безуспешно пытался отпихнуть меня, но я хваткой рака вцепился в его красивый плащ: добыча не должна была ускользнуть.

– Да отстать ты, падаль, – гневно закричал он, пнув меня сапогом, отчего я на несколько шагов отлетел от бедного хотера и зарылся лицом в уличную пыль.

Я на коленях подполз к нему и, схватившись за край его плаща, запричитал:

– Помогите, помогите, господин! Моего сыночка, слугу императорской стражи, убивают. Напали пятеро на одного. Помогите, помогите, смилуйтесь, да наградит вас за это Светлоокий!

– Не лезь, старик, – прорычал он. – Я опаздываю и не могу помочь тебе. Моя жизнь очень дорого стоит, чтобы отдать ее за твоего сына, пусть он будет хоть главой императорской стражи!

– О, господин! – возопил я с неподдельным отчаянием, понимая, что рыбка сейчас сорвется с крючка. – Я сделаю все, что вы прикажете, стану навеки вашим рабом, а сын мой будет вашим слугой, только спасите, спасите его!

– Ладно, черт с тобой, – прорычал он, отпихивая меня. – Где?

– Пойдемте, пойдемте, – пролепетал я, указывая на сосновую рощицу. – За рощей. Пятеро на одного.

Бормоча про себя ругательства, хотер двинулся к роще, я последовал за ним, стараясь держаться у него за спиной. Когда до ближайшего дерева осталось два шага, я тихонечко вытащил из-под плаща хозяина зверя. Все шло как надо, но что делать с этим опасным мечом в руке мастера, воина, который, вздумай хотер сопротивляться, так сильно грозил мне и Маклаке.

Как только слуга набожника шагнул в рощу, расторопное лезвие меча Маклаки уперлось в горло пронырливому хотеру, я почувствовал, как он вздрогнул и напрягся, готовый одним ударом снести наши головы, хоть и потеряв свою. Я слегка ткнул его хозяином зверя в ребра, предполагая, что где-то там, у него под плащом и кожей должно быть сердце, и сказал, подражая героям боевиков:

– Без глупостей. Малейшее движение – и ты дважды мертвец: без головы и сердца. Смелые люди умеют признать поражение, а ты ведь смелый человек, раз готов был сражаться против пятерых головорезов. Смелые люди сохраняют свою жизнь, чтобы потом отмстить.

Меч хотера тихо стукнулся о землю, и я толкнул воина в руки Маклаки.

– Раздень его, – приказал я, снимая с себя одежду.

Проворно натянув его шмотки, которые пришлись мне в пору, я укрыл связанного хотера своим плащом и спросил:

– Смелый воин, как тебя должны были узнать? Назови пароль. Должен же быть пароль?

– Назови пароль, – повторил я, наткнувшись на молчание, и приставил к его горлу острие меча, тоненькая струйка крови засочилась по смуглой коже.

– Набожник – победитель, – захрипел он, извиваясь.

Я убрал меч, затолкал хотеру кляп и, велев Маклаке ни за что не сходить с места до утра, а в случае, если я не вернусь утром, убить хотера и бежать, быстрым шагом направился к дому, я опаздывал.

Сердце замирало от страха, но ощущение собственного могущества буквально захлестывало меня, перебивая страх. Это было то сладкое чувство, что владело мною, когда я дрался плечом к плечу с ныне покойным Жукой, защищая свою деревню.

Я подошел к двери, двое стражников обнажили мечи и решительно потребовали назвать себя.

– Набожник – победитель, – сказал я, с трудом ворочая языком.

Дверь отворили, и оказавшийся за нею стражник почтительно поклонился мне.

– Хозяин ждет вас, – сказал он.

Стражник впустил меня в просторную залу и проводил в покои торговца. Мы долго шли вверх по узким темным коридорам и лестницам, и я, запутавшись в поворотах, угрюмо думал, как выберусь отсюда, если буду раскрыт, а раскрыт я буду, ведь у меня нет денег. Но и у хотера их не было. Что-то тут не так.

Мы вошли в богато обставленные и обильно освещенные покои, и стражник, шедший впереди меня, доложил:

– Ваш гость, господин, – после чего оставил нас одних.

Я потрясенно смотрел на Моса Леперена, сидящего за низеньким, украшенным самоцветами столиком, ибо это был он. Да-да, проказник и кутила, мировой купец Мос Леперен, который когда-то за коня выкупил у меня шкуру серебряного зверя. Да, это был он! Меня он, по-видимому, не узнал, потому что встал и почтительно поклонился, затем жестом предложил сесть подле него.

Собравшись, наконец, с духом, я вошел в ярко освещенную комнату и, отказавшись от чести сидеть рядом с хозяином, подошел к окну и встал боком к Леперену, желая сохранить инкогнито.

– Рад вас видеть, уважаемый, – стараясь изменить голос, ответил я на приветствие.

– Не желаете ли сладостей или вина? – услужливо предложил Мос.

– Нет, благодарю вас. Перейдем лучше к делу.

– Хорошо, – вздохнул он, – к делу, так к делу. Как я уже говорил вашему человеку, у меня есть письмо, которое может вас весьма заинтересовать. Оно написано этой чертовкой Шанкор и адресовано некой Илетте. В нем содержатся такие сведения, которые могут быть очень, крайне полезны господину Тобакку. Но, естественно, это не бесплатно. Оценим его в чисто символическую сумму, связанную с опасностью хранения такого важного документа. Видите, в какую крепость я забрался, – рассмеялся он.

– И? – нетерпеливо спросил я.

– Так вот, цена, запрошенная мною, остается прежней – пять тысяч империалов, я приму и монеты и камни, как вам будет угодно.

– Покажите сначала письмо, – резко сказал я, – и если содержание устроит меня, я выплачу вам затребованную сумму.

Леперен недоверчиво постучал пальцем по столу, но алчность победила, и он, достав из кармана письмо, протянул его мне.

Я развернул бумагу и начал внимательно читать, стараясь запомнить каждое слово.

«Дорогая сестрица, Илетта!

Спешу сообщить тебе последние события и наши планы, сообразуясь с которыми, вы должны будете действовать впредь.

На данный момент разгромленная и рассеянная по стране армия составляет порядка пяти тысяч воинов, еще три должны подойти из Липпитокии, твой благословенный муж обещал мне навербовать еще пятьсот из состава охраны императора. Таким образом, в моих руках появится определенного порядка мощная сила, настоящая армия, готовая проливать кровь за меня и справедливость. Недостаток полководцев я надеюсь сгладить неожиданностью и подрывными действиями наших сторонников во дворце. Моя пятитысячная армия через три месяца соединится с подошедшими наемниками из Липпитокии. Пятьсот императорских стражников под командование твоего храброго мужа будут ожидать нас в Городе Семи Сосен. Общая соединившаяся армия подойдет под покровом ночи к городским стенам у западных ворот. Воины твоего мужа захватят ворота и откроют их. Соединившиеся силы начнут штурм дворца набожника и, если штурм удастся, – в чем я не сомневаюсь, – к утру мы станем хозяевами в Городе и передадим власть Императору

Покорнейше прошу твоего мужа поспешить с вербовкой. Всякое денежное содействие он может получить у Силуса. Где он, тебе известно.

Целую тебя и обнимаю, нареченная сестра.

Шанкор».

Я сложил письмо и взглянул в окно. Это ж надо было так влипнуть. Это, и впрямь, было важное письмо, и если Леперен читал его, а он, конечно же, читал, то придется его убить. А жаль.

– Читали ли вы его? – спросил я.

– Мельком просмотрел, – пролепетал Мос.

– Мельком, – вздохнул я и встревожился, увидев в окно трех людей в черной одежде, подходивших к дому слева. Справа, минуту спустя, подошло еще пятеро. И с каждой минутой людей все прибывало.

– Ну и что? – спросил Леперен, теряя терпение.

Несомненно, это были люди набожника, но почему они собираются штурмовать дом, а видимо, такие у них были намерения, судя по полной оружейной экипировке и обнаженным мечам. Неужели Маклака упустил хотера, и он сообщил, что под его видом в дом проник другой, повстанец. Это было вероятно, не невероятной была та скорость, с какой он добежал до ближайшего поста стражи и собрал немалое количество солдат. Да и не мог он бежать, крепко связанный по рукам и ногам, под зорким глазом опытного в таких делах Маклаки. Значит, нашествие договорено заранее. Но для чего? Денег у хотера не было, значит, он платить не собирался, а вознамерился отобрать письмо у Леперена и убить его. Леперен мог отдать письмо добровольно, но сказать страже, чтобы она не выпускала хотера. И как кстати будет хорошая военизированная охрана, чтобы вывести его и справиться с солидными силами Моса. Но что делать мне?

– Так что, господин, берете? – во второй раз спросил Мос.

– Знаете что, дорогой Мос Леперен, – торговец вздрогнул, услышав свое имя и мой изменившийся голос. – Мы не будем покупать или продавать это письмо. Мы его уничтожим.

Я поднес письмо к огню свечи, и веселый огонь начал быстро слизывать опасные строчки.

– Что?! – в ужасе воскликнул Мос, подскочив на месте при виде того, как я сжигаю его пять тысяч.

– Видите ли, – продолжил я, – ни вам, ни мне не выйти отсюда с этим письмом. Посмотрите-ка в окно.

Мос подлетел к окну и замер, увидев все подбегающих солдат.

– Кто это? – прошептал он.

– Это? Это люди набожника, охрана того хотера, который должен был забрать письмо и убить вас.

– Люди набожника, хотера? Да кто вы такой, черт подери?! – воскликнул он, догадываясь об обмане.

– Я Андрэ, – сказал я, скидывая капюшон.

Мос Леперен с дурацкой улыбкой стоял у окна и ничего не мог понять.

– Должен вам признаться, милый Мос, добрейший мой друг, что я повстанец. Я только что сжег письмо, чтобы оно не досталось ни вам, ни людям набожника. Я, в общем-то, спас это чертово восстание. А сейчас нужно придумать, как спасти наши шкуры, если, конечно, вы дорожите своей. Из этой, как вы правильно сказали, крепости может выйти только хотер набожника, причем я уверен, его люди знают хозяина в лицо. Мы в осаде. Интересно, сколько они будут его ждать?

Мос Леперен кинулся на меня, схватил за шиворот и начал с яростью трясти, затем отпустил и обнял.

– Рад тебя видеть, Андрэ. Считай, что мне безразлично, кто ты, и я помню тебя лишь как прекрасного охотника.

– Я и не ждал иного приема, Мос. Но друг, если мы выберемся, пообещай держать содержание письма в секрете, иначе мне придется убить тебя.