Ночные бдения

Маклака потряс меня за плечо, и я, очнувшись, с удивлением и ужасом взирал на приближающихся к нам из темноты двух лучников, замерзших и злых. Вытащив хозяина зверя, я под одеждой приставил кинжал к тощему животу Дупеля, предупредив его попытки сообщить лучникам, кто он есть.

Лучники, не теряя времени на разговоры подсели к огню. Вслед за ними к костру подошло еще человек восемь замерзших ребят.

Один, выделявшийся особенно надменным выражением лица, будучи, видимо, благородных кровей, узнал в Дупеле аристократа.

– Кто вы? – совсем нелюбезно спросил он.

– Это, милостью набожника, приближенный артака Дупеля господин Хатса, я его жена Адриата, а это мой брат Мак, – пропищал я, предупреждая попытку Дупеля все объяснить. – Мы ехали к родственникам, но заблудились в дожде, а отправляться дальше по такой погоде не отважились. С рассветом намереваемся продолжить наше путешествие.

– Мы тоже заблудились и частью растерялись в этой проклятой пустыне, – со вздохом поведал командир. – И все из-за чертовки Шанкор. Говорят, она бродит где-то поблизости.

Дупель злобно заворчал, а сердце мое заколотилось от плохого предчувствия. Не могу же я всю ночь держать Дупеля под ножом, когда-нибудь я отвлекусь и нам крышка.

– Да-да, разделяю ваши чувства, – стуча зубами от холода, согласился с Дупелем командир. – Эта шлюха уже всем надоела, и что самое неприятное, ее никак невозможно поймать. Теперь, я слышал, она пользуется услугами каро, – где же ее изловить! Связываться с нечистью – себе дороже. Целый месяц мы прочесываем эти скалы, заходили даже в Саламанский лес и Кара-Утор, но все бесполезно – после разгрома в Тихом Ущелье она как в воду канула, ни одного следа мы не обнаружили, и я думаю, это все проделки каро. Эти демоны умеют заговаривать землю: ни следа после этого не найдешь, – лучник придвинулся поближе к огню, видимо, ему доставляло удовольствие жаловаться на неудачи. – Так ведь как я теперь покажусь на глаза начальнику военной охраны, что я ему скажу? Что демоны заколдовали дорогу? Он осмеет меня и разжалует, и тогда мне уже не носить золотых значков. А далеко ли живут ваши родственники, господин? И почему вы путешествуете без охраны? Со стороны артака Дупеля это большая оплошность.

Дупель хотел что-то сказать, но я ткнул его ножом и он передумал.

– Родственники наши, – ответил я за него, – живут совсем недалеко от Города, но мы уже говорили, что заблудились. Теперь все равно немного осталось, скоро будем на месте.

Лучник хмуро посмотрел на меня и откашлялся: вопрос он задал Дупелю, и теперь был слегка взбешен моей бестактностью.

– Ох, уже эти женщины, – наконец, открыл рот Маклака. – А у нашей Адриаты язычок опережает мысли на два шага.

– Будь я ее мужем, язычок быстренько бы укоротил. Лучший способ заставить женщину молчать – найти для ее язычка более приятное занятие.

Хохот лучников и Маклаки оглушил меня, даже Дупель хмыкнул, несмотря на грозящую ему опасность. Пока лучники на все лады прохаживались на мой счет, Дупель набрался храбрости и попытался оттолкнуть мою руку и рвануть к спасителям. Но он не учел, что я не настолько был смущен, чтобы не заметить его маневра, едва ловкое тело артака сделало молниеносное движение в сторону, хозяин зверя не менее быстро впился ему в живот.

– О, черт! – завопил он, содрогнувшись всем телом и обняв меня рукой, чтобы остановить смертоносный клинок, который грозил распороть ему брюхо. Я вытащил нож и Дупель согнулся пополам.

– Что, живот прихватило? – спросил невнимательный воин.

Маклака свирепо глянул на меня и приказал:

– Адриата, иди, помоги своему мужу. Вот, держи, – он кинул мне моток веревки, – и не забудь стреножить лошадей, иначе завтра мы пойдем пешком.

Я помог Дупелю подняться, и мы поковыляли за скалу. Скрывшись с глаз долой, я отбросил малейшую скромность и за шиворот потащил артака в заросли оббитых осенними дождями могучих сакаритов. Это были толстоствольные, но очень мягкие деревья, древесина которых иногда использовалась в хозяйстве.

– Куда ты меня тащишь, ведьма?! Я сейчас закричу, и эти бравые молодцы мигом прикончат тебя и твоего преступного дружка. Ты знаешь, что бывает за похищение такого человека, как я? Ведь я – артак Дупель и у меня полно денег. Мы могли бы с тобой договориться, – гордо заключил он.

– Я в курсе, кто ты, – мягко ответил я, подтаскивая артака к широченному дереву. – Но вся беда в том, что ты не успеешь никого позвать, мы сейчас это мигом устроим, – и прежде, чем Дупель успел крикнуть, я запихал ему в рот носовой платок. Он попытался яростно сопротивляться, но веревка уже обвилась вокруг ствола, и через несколько минут он, как кукла, сидел связанный под деревом и бешено вращал глазами.

– Как жаль! – притворно воскликнул я. – У моего мужа началась лихорадка, он бредит и сильно страдает, мужчина ведь не может на виду у всех бегать постоянно в кустики. Придется ему провести ночь в отдалении, а завтра он будет здоров и способен продолжить путь. Я надеюсь, в этих краях не бродят дикие звери, иначе ему придется худо; да и смотри, как похолодало!

Я взял плащ Дупеля и прикрыл его дрожащее от холода и страха тело.

– Желаю доброй ночи, артак, – откланялся и пошел назад к костру.

Когда я возвращался, начинал накрапывать маленький дождик. Я поглубже завернулся в плащ и постарался унять разбушевавшуюся не на шутку тревогу: попасть в такой переплет! Государственные преступники, похитившие артака Дупеля и убившие его охрану, везущие письмо первостепенной важности (при этой мысли я проверил, на месте ли оно), весело болтают и шутят с командиром лучников, который за наши головы получил бы большое назначение и приличный куш. Видит бог, я не был актером или шутом, и мне стал надоедать этот маскарад, но что поделать, без него я был бы уже мертв. И зачем только я приехал в Город, ведь мог же спокойно жить в собственной деревне и жевать саракозу!

Когда я вернулся, командир и Маклака сидели рядом и, казалось, были очень увлечены беседой. Мое появление заставило их резко замолкнуть. Я подумал, что двое, которые при появлении третьего быстро прерывают разговор, имеют общую тайну, касающуюся третьего.

– Мой муж, – сказал я дрожащим от плохого предчувствия голосом, – приболел. У него кишечные колики. Чтобы не осквернять своим присутствием такое прекрасное общество, он решил уединиться, а меня прислал прислуживать вам.

С этими словами я сел напротив собеседников и принялся ожесточенно забрасывать в огонь хворост.

– Потише, сестрица, – насмешливо произнес Маклака, – так ты уничтожишь весь запас дров, потом сама пойдешь собирать хворост по этим скалам, кишащим диким зверьем.

Начальник грубо расхохотался, его солдатское воображение мигом нарисовало ему картину в страхе бегущей женщины с вязанкой хвороста за плечами, вслед за которой мчится стая хищников.

Разговор, прерванный моим появлением, не возобновился, новоиспеченные друзья перекидывались ничего не значащими фразами, лучники сосредоточенно дремали, завернувшись в теплые меховые накидки, и я тоже решил прикинуться спящим.

Ветер похолодал, все чаще среди капель дождя на плащ плюхались небольшие снежинки. Глаза странно защипало, я снял одну снежинку с плаща, но она мигом растаяла на моем пальце, оставив лишь каплю воды. Снег, ты напомнил мне о родном доме, в ушах стоял мальчишеский хохот, перед глазами мелькали далекие картины прошлого: снеговики, горки, мой любимый Новый Год, ледяная пустыня Арктики, трудовая жизнь. Все это было так давно…

– Адриата, – как сквозь сон услышал я голос Маклаки, – ты бы шла, проведала своего мужа, прихвати еще один плащ, Дупелю наверняка холодно.

Я был не в силах взять протянутый плащ одного из лучников. Как мог такой осторожный Маклака столь нелепо оговориться, он бы еще назвал меня Андрэ. Я взял плащ и быстро глянул на начальника, он спокойно смотрел на нас, ничем не выдавая того, что заметил оговорку моего «братца». Если он что-то заподозрил, то пока я вожусь с Дупелем, он прикончит Маклаку, а по возвращении и меня отправит к праотцам. Нечего и говорить, наши головы через несколько дней предстанут пред довольным взором набожника Тобакку.

Я поплотнее закутался в плащ, – снег разошелся не на шутку, – и нетвердыми шагами зашел за скалу. Бес сомнения дальше меня не пустил. Я упал на живот и по-пластунски подполз к уступу, от которого до Маклаки и командира лучников было всего несколько шагов. Я замер и прислушался: вот кто-то встал и подбросил в костер хворост.

– Он ушел? – раздался почти рядом со мной голос начальника, отчего мурашки поползли меня по спине.

– Да, – ответил Маклака. – Он глуп. Я уже давно заметил, что, несмотря на свою изворотливость и хитрость, он доверчив и верит во все, что ему говорят.

Страшная догадка! Маклака прислушался, уловив чутким ухом неловкое движение, которое я не смог сдержать, услышав, как мои страшные подозрения подтвердились. Я стал потихоньку отползать, понимая, что осторожный «брат» обязательно проверит этот уступ: он не любил рисковать.

– Кто-то возится там, – встревожено сказал он, указывая в мою сторону.

– Брось, – рассмеялся начальник. – Это какой-нибудь дикий зверь, пахас, например. Они часто устраивают логовища в расселинах и ведут себя очень шумно, чем до смерти пугают здешних странников, – он на минуту замолчал, прислушиваясь. – Мое предложение в силе, – продолжил он, – тысячу империалов за голову этого прохвоста, плюс Дупеля в придачу, ну естественно это и цена за твою свободу.

– По рукам, – недовольно ответил Маклака. – Но смотри, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь прознал о моем участии в этом деле. Наши жестоко наказывают предательство.

– При этом у вас полно предателей, – хихикнул командир лучников. – Ладно, теперь мой ход.

Я оторвался от скалы и побежал в рощу сакаритов, как громом пораженный. Маклака предал меня! Задумал ли он это с самого начала или решил сейчас? Какая к черту разница! Мне теперь крышка. Страх и ярость боролись во мне. Я стремился бежать от своих палачей и спрятаться в какой-нибудь расселине в надежде, что они не найдут меня, и мне же хотелось подкрасться с хозяином зверя к Маклаке и лишить его жизни – убить!

Я подбежал к Дупелю и начал с яростью его тормошить. Бедняга от холода и страха ничего не мог понять и лишь жалко стонал, – он сильно замерз.

– Дупель, Дупель, – тормошил я его, – да очнись же, сукин сын!

Он с трудом открыл глаза и ярость при виде меня помогла ему вернуть ясность рассудка. Он был моим единственным козырем, и я не мог бросить его в подарок Маклаке.

– Дупель, Маклака связан с повстанцами, он решил меня убить, а твою голову сдать Шанкор, – нагло соврал я, развязывая его.

Артак что-то нечленораздельно промычал, и я вытащил кляп.

– Что?! – воскликнул он.

– Тише, дурак, – зашептал я, освободив, наконец, его из пут и оставив связанными лишь руки. – Нам надо бежать. В первую очередь нам надо забыть все наши разногласия, чтобы спастись.

– Не проще ли все рассказать лучникам, – недоверчиво спросил он.

– Нет, не проще, эта продажная тварь с ними в сговоре.

Дупеля начала бить крупная дрожь, скорее от страха, чем от холода, но я все же накинул на него плащ.

– Ладно, – наконец, справившись с собой, сказал он. – Я уже забыл все горести, которые ты мне причинила. К тому же я все еще твой пленник.

– По-моему, ты получил по заслугам, – лихорадочно ответил я, – не будешь засматриваться на чужих жен. А дальше – где, в какой стороне Город Семи Сосен?

– Где бы мы ни были, нам на север, – заносчиво ответил он, – ибо Город там.

Он побегал вокруг дерева, определяя стороны света, и очень уверенно показал на север:

– Нам туда.

Чувствуя, что не смогу сказать больше, чем он, я согласился, но прежде сказал:

– Я хочу, артак, чтобы вы забыли о моем существовании, когда мы попадем в Город. Скажете, что на вас напали бандиты и убили вашу охрану. Мне же позвольте исчезнуть, лишние разговоры наведут моего мужа на след, к тому же взять вас в плен было его идеей, как видите, не самой лучшей. Я простая женщина, и не по своей воле стала женой этого висельника, все мой дядя, он насильно отдал меня ему.

– Куда же ты пойдешь, красавица? Оставайся со мной, я никогда не бью наложниц, – слащаво проворковал Дупель.

– Ах, артак, не стоит.

И мы двинулись на север. Снег разошелся и падал сплошной белой пеленой, я боялся, что мы собьемся с пути, но уверенность моего спутника передалась и мне. К тому же снегопад был нам на руку – он заметал наши следы. Связанному Дупелю было трудно идти, а надо было спешить, надо было уйти как можно дальше, пока закадычные друзья не хватились меня, демона, ценой в тысячу империалов.

– Развяжи меня, девчонка, – проговорил, задыхаясь, Дупель, – мы так далеко не уйдем, черт побери!

– Я боюсь, как бы ты не напал на меня, – ответил я, но тут же вспомнил, что у артака нет никакого оружия, и я одним ударом хозяина зверя разрезал его путы.

– Обещаю, что не трону тебя, красавица, – сказал Дупель, потирая затекшие руки. – Я понял твой железный характер, но предпочитаю ласковых любовниц. Не бойся, я человек чести, и сдержу слово.

Я ничего не ответил ему: он не мог меня тронуть уже только потому, что свалится замертво от одного удара моего кулака.

Мы продолжили путь…

Снег все валил и валил. К утру он поутих, и редкие снежинки бороздили затянутый тучами простор неба. Рассвет принес невероятный холод, и Дупель, как истинный джентльмен, отдал мне свой второй плащ. Я не стал ломаться и принял его дар, на чувства артака мне было наплевать, а вот замерз я как следует. Я распустил волосы, чтобы прикрыть уши и спину, второй плащ оказался очень кстати, но вот ноги… ноги замерзли страшно. В порвавшийся сапог набился снег, ведь шли мы по настоящим сугробам. Женщинам, видимо, не полагалось чулок, поэтому ничего, кроме длинных юбок, изрядно уже промокших, не прикрывало моих ног.

Ад царил в душе, отвратительные чувства боролись в ней с остатками моей прежней человечности. И солировала в этом концерте ярость, обжигающая ярость, смешанная с жаждой крови. Если бы не элементарное чувство самосохранения, я вернулся бы той ночью к костру и прирезал Маклаку, столь хладнокровно предавшего меня. Это надо же было так ловко притворяться и ничем не выдать себя. Он сказал, что я доверчив, неужели, я, в самом деле, настолько наивен, что дал обмануть себя, как мальчишку? «Хорошо, письмо на месте», – подумал я и схватился за грудь, – «хотя, к чему оно теперь. Где мне искать Пике?»

Дупель, заметив, как я лихорадочно схватился за грудь, ласково поинтересовался, не болит ли у меня чего.

– У меня болит сердце, мое сердце разбито, – с яростью ответил я, – а еще я мечтаю убить своего муженька. Вот это было бы чудесно, – кровожадно добавил я.

Дупель рассмеялся и ничего больше не сказал.

Как ни странно, к утру я стал испытывать к артаку почти добрые чувства, это, вероятно, оттого, что он один был моим союзником. Но нельзя было забывать об осторожности: Дупель опасен, не стоило верить его словам. Тем не менее, я надеялся, что он сам хочет попасть в Город, а значит, не станет меня водить кругами по стране. Артак, наверняка, не забыл тех обид, что я нанес ему, тех опасностей, которым он по моей вине подвергался, и он, конечно, лелеял какую-нибудь изощренную месть. Я не собирался возвращаться с ним в Город Семи Сосен, твердо решив покинуть его где-нибудь неподалеку от столицы.

Зачем я-то возвращался в Город Семи Сосен? Что и кто ждет меня там? Где я найду Пике? Вернувшись в Город Семи Сосен, я, пользуясь париком, мог бы наняться на какую-нибудь работу, и постепенно начать новую жизнь (жаль, но о жизни в своем мире я уже и не помышлял). Но нет, теперь я не мог! У меня был враг, смертельный враг, которого я считал другом, хладнокровно и с легким сердцем продавший меня за тысячу империалов. Огромная сумма! Теперь у меня появилась цель в жизни, низменная и нелепая цель, самая сильная из известных мне, соперничать с которой может только любовь, – месть. Жажда мести томила меня. Если мой враг помогает слугам набожника, я буду помогать повстанцам. Я найду Пике, Илетту, да хоть саму Шанкор, я стану оточенным орудием мести, и мой, только мой клинок проткнет его гнилое сердце.

Наступил полдень. Солнца не было видно из-за темных туч, но потеплело, и уже к обеду весь снег растаял. Куда подевались волшебные белые скалы, похожие на великанов в царстве снежной королевы, куда делись раскидистые деревья, ветки которых окрасила белая опушка песцового меха, где просторы снега, где зима? Неприглядная картина раскинулась предо мной: сумрачные скалы цвета мокрого гранита громоздились, сколько хватало глаз, одинокие черные деревья, да острые камни под ногами. Во впадинах стояла мутная вода, по оврагам бежали ручьи. Ноги промокли, в сапогах хлюпала вода, а сам я чувствовал неприятное першение в горле, готовое сорваться на кашель.

Идти было трудно, но никто и не намекнул на перекур, оба мы понимали, что чем дальше уйдем от Маклаки, тем целее будут наши шкуры. К тому же у них есть лошади, у нас было только время и снег, занесший следы. Дупель оказался более выносливым, чем я, его тонкие ноги ловко сучили по земле, мои же, постоянно путавшиеся в мокрых юбках, запинались о камни и попадали в лужи.

К вечеру пейзаж начал меняться – почва стала более ровной, сосны попадались все чаще, они были стройны и росли группами, то тут, то там виднелись пышные зеленые кусты, а скалы приобрели какой-то красноватый оттенок.

Возле очередной неприступной великанши Дупель остановился и, прислонившись к ее выщербленной поверхности, горестно разрыдался.

Я остановился и пораженно посмотрел на артака. «Наверное, он устал», – подумал я, и жалость шевельнулась к несчастному.

Я подошел к нему и погладил по плечу. Дупель схватил меня и, скрыв лицо в складках плаща, обильно оросил слезами мою роскошную грудь. Я смутился – этого еще не хватало, и оттолкнул артака.

Кое-как справившись со слезами, он грустно сказал:

– Это Красные Скалы, мы не в Город Семи Сосен идем, а в Саламанский лес. Я неправильно определил направление. Все это время мы шли на юг.

Я приуныл, сил наорать на Дупеля, а тем более как следует его отделать, у меня не было. Я сел прямо на землю.

– Интересно, в какую сторону поедет Маклака с лучниками? – вслух подумал я.

– Наверняка, вернутся в Город, – Дупель сел рядом со мной.

– То есть если мы сейчас повернем обратно, то пойдем следом за ним. Или Маклака попытается добраться до места назначения? – я проклинал себя, занятый сладкими мыслями о мести, доверившись Дупелю и его мнимому знанию родного края, я даже не попытался размышлять логически, и теперь мы потеряли преимущество.

– Какая разница, красавица? – грустно сказал артак, обняв меня за плечи. – Сейчас главное отдохнуть и согреться. Переждем ночь, а утром решим, как быть.

Это были самые умные слова, что я слышал от своего спутника.

Мы обнялись, укрылись плащами, и всю ночь крепко проспали, греясь друг о друга.

8.

Утро было королевским: в лучах восходящего солнца каменная пустыня, расцвеченная кое-где жухлой растительностью, не казалась такой безжизненной. После недавнего снегопада скалы были мокрыми и вполне симпатичными. Дупель сказал, что за всю свою жизнь не видел такого сильного снегопада, наверное, это как-то связано с потрясениями его судьбы. Я не стал говорить ему, что половину жизни прожил под снегом, он бы все равно не поверил.

Утром мы решили не менять направления, а идти к Саламанскому лесу, кишащему разбойниками, и, по слухам, повстанцами. Но только не к ним мы шли. По уверениям артака где-то на границе Красных скал есть несколько бедных деревушек и городишко Лассаго, в нем живет некая титулованная особа, хорошо знающая артака. Мы оба выбились из сил, и просто не смогли бы дойти до Города Семи Сосен, если решили бы повернуть назад. А так, мы немного наберемся сил в Лассаго, и только потом, уже верхом на лошадях, отправимся в столицу.

Я был согласен на что угодно, лишь бы выспаться в тепле да поесть. Все это время мы с Дупелем питались орехами да выдалбливали из земли тотопа – клубни, вполне съедобные. Но что это была за еда для двух мужчин!

У меня была еще одна большая проблема – письмо, которое я вез предводительнице повстанцев – Шанкор. Насколько я понял, послание было важным и невероятно запаздывало. И что я мог поделать! Я поинтересовался у Дупеля, не знает ли он, где этот Карна-Утор. Конечно, он не знал. Начальник лучников говорил, что где-то в Саламанском лесу бродит Шанкор, но так ли это, так ли?

С Дупелем все те два последующих дня, что мы бродили среди необитаемых Красных скал, я почти не разговаривал. Он вел себя прилично, не лез с расспросами, не жаловался, всячески мне помогал, и, в конце концов, вызвал во мне чувство легкого уважения.

Я больше не боялся преследования, никто бы и подумать не смог, что мы отправимся в гнездо ос. Я должен был научиться видеть на два шага вперед, иначе такие мерзавцы, как Мак, будут обманывать меня, как наивную девчонку, и неизвестно, сколько я еще проживу в этой стране, если останусь с повстанцами. Не удивляйтесь, я до сих пор не решил, несмотря на свое желание расправиться с Маклакой. До сих пор я убивал людей исключительно для самозащиты, теперь мне хотелось сделать это ради мести. Что будет дальше, если я совсем озверею, и буду убивать ради удовольствия. Сама эта мысль была мне неприятна, и я постарался прогнать ее. Я никогда не стану хладнокровным убийцей!

Но все, что я думал тогда, теперь уже не имеет никакого значения.

На исходе следующего дня мы с Дупелем оказались в непосредственной близости от Саламанского леса. За нами остались обкрошившиеся скалы, заросшие деревьями и кустами. В связи с оживлением местности на обед нам удалось поймать неплохого зверька, наподобие зайца, и значительно подкрепить силы.

Саламанский лес раскинулся перед нами во всем великолепии. Среди обглоданных зимними ветрами деревьев стояли вечнозеленые парусы, кана, хипли. Последнее чудо природы умудрялось даже цвести длинными белыми цветам, похожими на трубочки. Кусты были усыпаны ягодами, но я не представлял, можно ли их есть.

Дупель остановился, заметив, как и я, извилистую тропинку, мелькавшую среди деревьев.

– Ну что вы думаете, артак? – поинтересовался я, указывая на этот путь.

– Я думаю, что тропа выведет нас к какой-нибудь деревне, это точно. А там попросим приюта.

Солнце садилось, озолачивая верхушки деревьев, и нам грозила явная опасность заночевать в лесу.

– А не могли бы мы переночевать здесь? – осторожно спросил я. – Ты же сам говорил, что лес кишит разбойниками, не гнушающимися никакой добычей. Смотри, как бы тебе не пришлось попасть в плен более страшный, чем у моего брата.

– Не сомневайся, – спокойно ответил Дупель. – Здесь мы замерзнем или подвергнемся нападению диких собак, сбегающих из деревень. Если деревня недалеко, то стая этих тварей обязательно бродит поблизости, а я еще не хочу, чтобы меня разорвали на кусочки и съели. Уж лучше подохнуть от руки человека. К тому же я уверен, что час ходьбы, и мы будем милостиво оставлены на ночлег радушным селянином, ни один человек не откажется приютить артака Дупеля! – самодовольно закончил он.

– Докажи еще, что ты артак, – усмехнулся я, – по виду ты больше смахиваешь на оборванца. – Заметив нахмуренные брови, я не стал больше поддевать Дупеля, а лишь покорился его знанию страны и нравов ее жителей. – Ладно, пошли уж.

Тропинка змеилась меж деревьев, заводя нас под темные своды, чернота леса особенно подчеркивалась наступлением ночи. Ни один бандит не поверил бы своим глазам, увидев на тропе посреди леса двух оборванных странников, продирающихся по темноте к неизвестной цели. Тропа становилась все уже, и в итоге превратилась в еле заметный след среди сухой травы. Ветки колючих кустарников докончили наш туалет – теперь рукава моего платья висели лохмами, а плащ годился только на подстилку свиньям. Дупель имел не менее комичный вид. Сухие колючки запутались в его всклокоченных волосах, лицо распухло, а дорогой кафтан походил на рамсы нищего, хотя еще возможно было различить золотую расшивку. Дополняла его вид золотая цепь с регалиями, болтавшаяся поверх лохмотьев.

Не видно было ни зги; тропа кончилась, и мы оказались посреди ночного леса, в добрых объятиях страха. Я схватил артака за шиворот и развернул к себе лицом.

– Куда же ты меня завел, гад? – я еле сдерживал страх и ярость. Не могу сказать, что я был храбрецом, к тому же у меня были веские причины бояться лесных чащоб, но вот бедняга Дупель, кажется, совсем спасовал.

– Ладно, теперь я поведу.

– Куда?

– Пойдем прямо, дороги все равно нет, какая разница куда идти, лишь бы не стоять на месте посреди леса.

– Саламанский лес огромен! – в ужасе воскликнул Дупель. – Не лучше ли вернуться обратно?