Водоворот судьбы. Платон и Дарья

Романова неоднократно предупреждали о грядущем перевороте, но он на это всегда неизменно отвечал, что на все воля божья. Что верно, то верно – разве судьбу обманешь?

Когда государь и депутаты расстались, Матвей Васильев взглянул на часы. Они показывали почти полночь, очередной акт драмы семьи Романовых закончился. Свержение с престола императора России свершилось. Получив в руки нужные документы и сыграв как по нотам роли, актеры откланялись. Тяжелый вопрос мучивший делегатов весь вечер решился положительно. Они покинули сцену, не дожидаясь рукоплесканий из зала. Талантливо или нет они сыграли – это уже скажет русский народ и история.

Оставшись наедине, Ники прикрыл смятые веки и долго не решался прерывать молчания, что-то обдумывая. Он смотрел на икону и беззвучно шевелил сухими губами. Он всей душой хотел быть с семьей.

Не зная, куда деться от щемящей тоски и обиды, Романов вместе с Мордвиновым выскочил на перрон, чтобы подышать свежим воздухом. Стоявшие возле вагона конвойные казаки вытянулись в струнку.

– Можете снять с погон мои вензеля, – закурив папиросу, с горечью обронил Ники.

– Ваше величество, велите их догнать и убить! – вскрикнул с болью в душе казак, но Романов, выпустив изо рта дым, отрицательно покачал головой.

Мордвинов, досадуя на себя, что не может найти нужных слов, чтобы утешить бывшего царя попросил его не волноваться и легкомысленно добавил, что он же не напрашивался на российский престол. Пускай, дескать, теперь в Петербурге управляются с государством, как хотят, только что путного из этого выйдет.

– Но что будет с Россией? – с непередаваемой болью воскликнул Романов и его лицо перекосилось, как от боли.

В дрогнувшем голосе бывшего царя прозвучала жалкая нотка. От душевного потрясения Ники снова опустил смятые веки на глаза. По тому с какой горячностью сказал Романов, Матвей Васильев понял, что для него этот вопрос был наболевшим.

У Мордвинова по преданным глазам пробежало беспокойство. В его лице еще долго стояло расстроенное выражение. Он полностью разделял мысли и настроение Романова.

– Ваше величество, что вы теперь намерены делать? – тихо спросил полковник, понимая, что судьба бывшего царя изменилась к худшему.

– Все так быстро произошло, что я даже не знаю, что делать. У меня сегодня сердце не на месте. Я испытываю такое чувство, что будто кто-то исподтишка уколол шилом прямо в сердце, – растерянно проговорил Романов. – Скорее всего мы уедем всей семьей в Крым или в Костромскую губернию.

– Ваше величество, вам надо лучше отправиться за границу, – посоветовал Мордвинов.

– Ни за что! – воскликнул государь и его голос дрогнул, а лицо искривилось в мучительных муках. – Я слишком люблю Россию.

Мордвинов поглядел в его глаза и понял, что настаивать было бесполезно.

– Как бы чего не случилось, ваше величество!

Душа бывшего царя наполнилась такой изнуряющей тоской, как будто на его сердце положили кусок льда и в потемневших от горя глазах застыло столько неизбывной муки, что на него было больно смотреть. Романов всегда спокойный и ничем невозмутимый, был страшно утомлен и бледен. После длительного напряжения Ники чувствовал в коленях такую смертельную усталость, что готов был опуститься на колени. В тот вечер в Романове произошла большая перемена.

– Вам надо отдохнуть, ваше величество, а то на вас совсем лица нет.

– Не могу быть спокойным, душа болит за страну и семью, – с сокрушенным сердцем и со слезами на глазах промолвил Романов. – Лишь бы они не довели ситуацию до гражданской войны. Я чувствую, что это добром не кончится. Дорого обойдется России предательство генералов и чиновников.

– Ваше величество, крепитесь! – побелевшими губами произнес полковник.

– Они сильно заблуждаются, посчитав меня помехой на пути к своему счастью. Но когда они поймут это, будет уже слишком поздно.

– Это правда, ваше величество! – не изменяя выражения беспокойных глаз, ответил Мордвинов.

– Я исполнял свой долг так, как мне позволяла моя совесть, моя честь и мое умение, и никогда умышленно не уклонялся от исполнения служебных обязанностей, – с невольной обидой сказал Ники.

– Все верно, ваше величество.

– Я за свою правду готов голову на плаху положить.

Надышавшись свежим морозным воздухом, бывший царь с полковником вернулись в вагон, и там Романов ощутив в душе неимоверную тяжесть, припал к плечу флигель-адъютанта Мордвинова и безутешно разрыдался. Ники не смог совладать со своими чувствами, его напряженные нервы не выдержали. Переживания последних дней оставили глубокий след в его израненной душе.

Он понял, что вне власти для него не будет нормальной жизни. Оставшись в одиночестве Романов, как подстреленная птица опустился в кресло и, приложив скорбное лицо к ладоням, снова горько расплакался. Его беспокойство с каждой минутой стало возрастать, а мысли становились все мрачнее. Было уже совсем поздно, когда Ники, глубоко вздохнув, затих. Он молча просидел до самого рассвета. Романов ужаснулся тому, что случилось, но путь к возврату был закрыт.

На станции Дно Романов острее всего ощутил свое одиночество и свою нескладно сложившуюся жизнь. Тяжело переживая свою отставку, Ники мучительно пытался осмыслить все, что произошло с ним, но мысли упрямо скакали, как бешеные кони и ни на чем не останавливались. Романов без труда вошел в прошлые года, от набежавших воспоминаний он даже прикрыл глаза.

И вдруг в мыслях явственно появился раненый после покушения дед Александр II в окровавленных бинтах. Это произошло первого марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Тогда его дед возвращался в Зимний дворец через Екатерининский канал и, поджидавший царскую карету на набережной террорист кинул бомбу, но Александр II после взрыва чудом не пострадал. Проскочившая несколько метров вперед карета, по приказу царя остановилась. В это время незамеченный царской охраной террорист бросил еще одну бомбу. Вторым взрывом несколько человек ранило и убило, а Александру II оторвало ноги. Царя в тяжелом состоянии доставили во дворец, где он потом в присутствии Ники умер. Это происшествие тогда глубоко потрясло Ники и запомнилось до конца жизни.

Несмотря на сумятицу, стало понятно, что со старой жизнью было кончено, поэтому государь постарался, как можно быстрее выйти из воспоминаний. Прогнав от себя все мысли, Романов вернулся в сегодняшнюю жизнь и приклонил голову, утомленную горькими мыслями на руки. Позабыв на время свою неустроенную жизнь, государь наконец-то заснул. Сказалась накопившаяся усталость от предыдущих бессонных ночей и сильных переживаний. В тот день Ники забылся тревожным и беспокойным сном. Ему снились то отец, то дед и другие предки.

После полуночи третьего марта императорский поезд отправился в Могилев. На станции Сиротино Ники известил телеграммой своего брата Михаила о том, что передал власть в его руки. Так корона первого Михаила Романова из далекой седой старины одна тысяча шестьсот тринадцатого года едва не оказалась на голове великого князя Михаила Александровича.

В те дни Романов мало спал, мало ел и мучительно искал выход из создавшегося трудного положения. В эти часы рядом с ним не оказалось ни одного близкого человека, кто бы мог поддержать его. Во время событий, потрясших основы государства до основания, никто из двадцати девяти царственных родственников не оказал поддержки Ники, напротив многие даже убеждали его отречься от престола. В те минуты Романов понял, что период его невезучей жизни еще не закончился, он только начался.

Грозные события последних дней черной тучей собрались над Домом Романовых. Они забыли про чувство самосохранения и неумолимо покатились к краю пропасти. Отставка Николая II принесет страшные страдания всему народу, беда никого не обойдет стороной. В том числе тех, кто изменил своему царю или струсил по какой-то причине. Если б Ники знал, какие потрясения и несчастья ждут его семью впереди.

Государь сделал все, чтобы не допустить поражения России в европейской войне, и чтобы его страна не погрузилась в пучину гражданской войны. В тот час здравый смысл был ни при чем. После предательства генералов и чиновников от огромной российской империи в ведении Романова остался лишь небольшой штат придворных и прислуги.

Священный синод русской православной церкви не усомнился в законности отречения божьего помазанника от престола и перестал поминать имя русского царя в своих молитвах. И в эти же окаянные дни в Екатерининском зале Таврического дворца революционеры сорвали со стены прекрасный портрет Николая II кисти Репина и, изрезав его ножом, растоптали сапогами.

Глава 4

Третьего марта одна тысяча девятьсот семнадцатого года на станции Орша в вагон Ники вбежал растерянный придворный. Бывший император заметил его потерянное лицо.

– Что случилось? – не на шутку встревожился Романов и его глаза широко раскрылись.

– Ваше величество, Михаил Александрович отрекся от престола!

– Брат отрекся? – вскочив на ноги, вскрикнул Ники.

Страшное известие острой шпагой пронзило сердце Романова. От бессонных ночей, от тоски и горькой обиды у него снова заболела душа.

– Да, ваше величество. Вот текст отречения великого князя.

Романов взял в руки бумажный лист и его лицо сделалось удрученным.

– Тяжелое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский всероссийский престол…

Не излив своего негодования, Ники уронил голову на грудь. На скуластом лице Романова выступил румянец. Его настроение резко изменилось, и какая-то щемящая тоска прихлынула к сердцу. Стало заметно, что бывший царь очень тяжело пережил поступок Михаила.

– Что теперь будет, ваше величество? – испуганно воскликнул придворный и увидел полный смертельной тоски и растерянности взгляд Романова.

Ники опустил глаза вниз, чтобы они не выдали его, затем хотел что-то сказать, но, так и не решившись, оставил его вопрос без ответа, потому что говорить ему было нелегко. В его воображении воскрес целый ряд воспоминаний, а потом вдруг всплыло четырнадцатое мая одна тысяча восемьсот девяносто шестого года. Под этой датой состоялось его священное коронование. День обручения с русским народом выдался превосходным, на голубом небе не было ни единого белого облачка.

По старой традиции коронация состоялась в Москве, многочисленные гости съехались в первопрестольную. Утром Ники и Аликс вышли из Петровского дворца на площадь, запруженную народом до отказа, и сразу же грянул выстрел из пушки. После этого раздались восторженные и оглушительные крики “ура”. Придворный оркестр заиграл “Боже царя храни”.

Взвод жандармов с главным полицмейстером пришел в движение. За ними пошли кубанцы, терцы в нарядной казачьей форме, представители разных сословий и народностей. За ними зашагали придворные служащие и лакеи. Следом двигались представители земств, городов, дворянства, купечества и представители иностранных государств со всей Земли.

Пушка дала второй выстрел, тут же ударили колокола всех московских церквей, и снова грянуло многоголосое, дружное “ура”. Когда Ники и Аликс в коронационных костюмах подошли к Успенскому собору Московского Кремля, прозвучал третий выстрел из орудия. Виновники торжеств вошли в Успенский собор, заняли троны на возвышенном постаменте, после чего член Святейшего синода митрополит Санкт-Петербургский Палладий при поддержке Московского митрополита Сергия и Киевского митрополита Иоанникия и церковного хора, приступил к священному действию.

Все шло хорошо до тех пор, пока орден Андрея Первозванного не соскользнул с плеч Романова на пол. Многие из присутствующих сочли это за дурное предзнаменование. В расстроенных чувствах Ники водворил себе на голову большую корону и Аликс малую корону. Затем митрополит Палладий зачитал полный титул нового императора и совершил над Романовыми помазание святым миром и причащение к Святым Тайнам. Потом последовали салют, поздравления от депутаций со всей России, царская трапеза для российских подданных в Грановитой палате Кремля и высочайший прием послов и посланников.

В торжественные дни Кремль в первый раз осветила электрическая иллюминация, и впервые сняли фильм о коронации русского царя. Обручение с русским народом прошло пышно и красочно, если бы не случилось второе страшное предзнаменование. Спустя всего лишь несколько дней празднество омрачилось событием на Ходынском поле, где по случаю коронации по всему периметру поля настроили большое количество театров, балаганов и ларьков для народных гуляний и бесплатной раздачи четырехсот тысяч подарочных кульков.

И хотя праздничные гуляния намечались на десять утра, народ начал прибывать на Ходынское поле уже с вечера и к пяти утра на нем собралось полмиллиона человек. В это время кто-то распространил ложный слух, что ларечники начали раздавать подарки своим людям и что их на всех не хватит. Народ кинулся к местам раздачи подарков. Раздатчики, испугавшись, что толпа сметет их вместе с ларьками, стали кидать подарочные кульки в толпу. Образовалась давка, погибло и получило тяжелые увечья большое количество людей. Ники узнал о трагическом происшествии с большим опозданием. Обвенчанный на могучей державе Романов испытал сильные страдания и переживания. Царь долго не мог отойти от нечеловеческого напряжения.

Ники находился в состоянии воспоминаний несколько минут. Все это время он был серьезным и раздумчивым, чем когда-либо. Придворные тоже были молчаливыми и если говорили, то тихо.

Четвертого марта синий императорский поезд прибыл на станцию. В Могилеве было холодно, дул сильный ветер, по перрону летали снежинки. Вечером бывшего царя на перроне встречали великие князья, находившиеся в Ставке и офицеры Генерального штаба. На многих лицах читались оживление и тревога. Едва поезд остановился, гул голосов на перроне стих, и возникла тягостная тишина.

В раскрытой двери вагона показался генерал Граббе.

– Вы что-нибудь слышали об отречении государя? – спросил сдавленным голосом Граббе командира конвоя Галушкина.

– Да, ваше сиятельство, но никто в это не верит, – горестно воскликнул он.

– К большому сожалению это сущая правда, – сокрушенно подтвердил Граббе и подозвал к себе Алексеева. – Его величество ждет вас.

Проскочив мимо двух могучих казаков с обнаженными шашками, генерал-адъютант скрылся в императорском вагоне. Романов встретил Алексеева холодно. Генерал уязвил его самолюбие, Романов никогда не простит ему коварного поступка. Как этот человек мог обманывать его? Ведь генерал-адъютант был облечен им высшим доверием. Он же доверял ему как себе.

Через короткое время на дебаркадер выскочил личный ординарец Романова казачий вахмистр Пилипенко и подал знак Личному Конвою. Затем из вагона вышли генерал-адъютант и государь в серой казачьей черкеске. Приложив руку папахе, Ники взволновано поприветствовал конвойных казаков и его лицо немного оживилось.

– Здравия желаем, ваше императорское величество! – гаркнули в ответ казаки.

Романов поздоровался за руку с Галушкиным, потом с неестественной улыбкой подошел к великим князьям и крепко обнял их. Неожиданно они почтительно расступились, и взору Ники предстал огромный строй офицеров. Романов попытался убрать ненужную улыбку и не смог. Он вдруг почувствовал всей кожей лица какое-то жжение. Государь от увиденной картины впал в замешательство, и улыбка сама собой истаяла.

Тяжелые мысли не оставили в покое Ники, он почувствовал себя сильно взволнованным. В тот же миг прозвучала команда, чтобы все офицеры сняли с правой руки перчатку для рукопожатия с бывшим царем. Романов начал здороваться за руку с каждым офицером и не удержался от нахлынувших эмоций. Прикрыв лицо руками, государь широкими шагами вернулся в вагон. Он испугался, что его задавит непостижимое несчастье.

Утром Романов принял от Алексеева последний доклад. Ники с чистым, открытым лицом молча выслушал генерал-адъютанта и пригласил его на завтрак. Слуги поставили на стол скромный завтрак и чайные приборы. За чашкой чая Ники в подходящий момент попросил Алексеева передать Временному правительству две просьбы: чтобы разрешили беспрепятственный проезд императорского поезда в Царское Село и обеспечили безопасность его семьи и придворных.

На следующий день в полдень поезд вдовствующей императрицы остановился напротив поезда государя. Увидев на перроне сына, Мария Федоровна содрогнулась от неясной тревоги, и горячая волна материнской нежности подступила к ее сердцу. Ники же стоял в полном спокойствии и достоинстве.

Заметив в окне вагона, промелькнувшую фигуру матери, сын взволнованно кинулся к замершему на железнодорожном пути поезду. Растроганная Мария Федоровна выскочила из вагона и по-матерински обняла своего несчастного сына. Она заглянула ему в лицо и в ее душе что-то оборвалось. Заглянув в устремленные навстречу материнские глаза, Ники вымученно улыбнулся. Затем Романов по-братски поочередно обнял других особ.

– Мне очень жаль, Ники, – вымученно сказала мать. – Что же ты наделал?!

Менгден потянулась рукой за фотоаппаратом, чтобы запечатлеть трепетную встречу матери с сыном и не смогла этого сделать, потому что они в это время, нисколько не сдерживаясь, разревелись. Со слезами на глазах мать с сыном прошли в неотапливаемый барак. Остальные остались дожидаться их на улице.

– Как все случилось? – почти шепотом спросила мать, когда они остались наедине и взволнованный сын, не выдержав ее взгляда, отвернулся и рассказал плачущей матери все подробности последних, трагических дней.

– Утром пришел Рузский и доложил, что имел разговор с Родзянко, во время которой тот сказал генералу, что положение в столице таково, что только мое отречение может успокоить ситуацию в столице. В ответ я потребовал мнение командующих войсками. Рузский передал мою просьбу Алексееву, а тот в свою очередь попросил командующих войсками прислать в Генеральный штаб свои ответы. Вскоре Рузский явился ко мне с телеграммами и вывалил их передо мной на стол. И все командующие, кроме хана Нахичеванского, высказались за мое отречение от престола. Адмирал Колчак в плебисците не участвовал. Первого марта поздним вечером из Петрограда для переговоров приехали Гучков с Шульгиным. Второго марта я подписал Манифест о своей отставке.

Романов рассказывал, значительно раскрывая утомленные глаза.

– Ники, тебе надо было тверже проявлять свою волю, и тогда бы этого не произошло, – в нравоучительном тоне произнесла мать. – Известие о твоем отречении повергло меня в ужасное состояние.

Замечание матери отозвалось болью в груди сына.

– Ну что ты мама. Поверь, мне тоже было нелегко, – потрясенно сказал Ники и страдальчески поморщился. – Я испытывал такие сердечные боли, что мне казалось, что я вот-вот умру. Понимаешь, я даже сердцебиение в груди не чувствовал. Но как только я встал перед образом Пречистой Девы, невыносимая боль отошла. Лучше бы я умер мама, как мой отец.

– Ники, если бы ты был в Петрограде, то возможно революции не случилось бы или она не завершилась бы столь успешно, – не отрывая глаз от сына, проговорила Мария Федоровна – Они воспользовались твоим отсутствием в столице.

– Я выехал в Могилев по просьбе Алексеева, – Ники тяжело передохнул. – Демократы опять нанесли смертельный удар по нашей матушке России. Как они могут так поступать. Как они могут желать поражения своей родине? Мы же были уже на пороге победы! У меня это в голове не укладывается. Сейчас я не о себе думаю, а о своей Родине.

Мария Федоровна внимательно слушала речь сына.

– Они выманили тебя обманом из Петрограда, – горько сказала мать. – Что теперь будет, Ники?

– Не знаю. Я им дал все, чего они добивались. В стране создали парламент, политические партии, а свободы стало столько, – какой ни в одной стране мира нет. Мы достигли больших экономических успехов. Чего им еще нужно было? Завершили бы войну и тогда мы добились бы всего, чего желаем.

– Это ужасно! Судьба стала злой к Романовым. Она неумолимо тащит нас в пропасть.

– Мне сейчас не хватает Столыпина: он бы не допустил этого. – промолвил горько Ники и, не скрывая осуждающего тона, продолжил: – Если нужно, то я принесу себя в жертву, но почему члены Дома Романовых непристойно ведут себя? Почему они забыли своих предков? Зачем Миша отказался от престола? Что теперь будет с Домом Романовых. Они подумали об этом?

Ники хорошо понимал, что управление огромным государством дело сложное и ответственное и что широкая спина Столыпина могла прикрыть его от неурядиц. Рядом с ним Романов мог бы работать во всю мощь и без помех.

Когда в барак вошел Александр Михайлович, вдовствующая императрица лила слезы, а Николай Александрович нервно курил папиросу и вздрагивал от неприятного холодка плечами.

– Все обеспокоились, дожидаясь вас на улице.

– Мы уже закончили разговор, – тихо ответила Мария Федоровна.

– Ники тебе надо куда-нибудь уехать, – вдруг сказал великий князь.

– И куда же я должен, по-твоему, отправиться?

– В какую-нибудь европейскую страну.

– Если мы не сможем остаться в России, то нам придется уехать за границу.

Ники сказал это серьезно и с дикой печалью в синих глазах. После этого он мрачно замолчал, погруженный в свои мысли.

– Ты раздумывал, куда вы сможете отбыть?

По морщинистой щеке Ники стекла одинокая слеза.

– Думаю, что это будет Англия.

– Как это глупо.

Давно заснувшие чувства вдруг проснулись в душе Ники. Впрочем, они всегда жили в нем.

– Как только все успокоится, мы немедленно возвратимся обратно. Но я надеюсь, что все еще образуется с божьей помощью. Бог видит, что я все делал для того, чтобы успокоить ситуацию в стране, – ответил серьезно Ники, и печаль не исчезла из его глаз.

Наговорившись и наревевшись вволю, Романовы отправились на вечерний обед в губернаторский дом. На фоне происшедшей трагедии в Доме Романовых обед прошел безрадостно. Не произносились пышные тосты, не велись помпезные речи, а в воздухе витало тревожное чувство. После трапезы и горьких разговоров мать вернулась в свой поезд.

Утром пятого марта мать с сыном пришли в переполненный городской храм Святой Троицы. Романовы прошли на свое царское место, и вдовствующая императрица сразу заметила генерал-адъютанта Алексеева. Стоя на коленях, начальник Генерального штаба молился перед святым образом Спасителя. Мария Федоровна смотрела на него так долго, что Алексеев затылком почувствовал ее упорный взгляд.

– Посмотри налево, там Алексеев стоит.

– Я заметил его, – ответил сын и его лицо изменилось.

– Пойдем к нему, я хочу ему высказать в лицо все, что думаю о нем.

– Не нужно этого делать, мама, – с какой-то тоской в душе ответил Ники.

– Как он может одновременно молиться Богу и предавать тебя?

Едва глаза Ники лихорадочно заблестели, мать увидела в его лице выражение страдания. Он сделался еще более раздумчивым.

– Разве он один такой? В эти дни я столкнулся с целой чередой предательств.

– Мне противно смотреть на него. Я не желаю добра этому мерзавцу!

– Я тебя понимаю, но мы не должны вести себя как он.

– Хорошо, пусть это будет на его совести, – с притворной покорностью согласилась мать.

– У него нет совести, мама.

В молебне священник впервые не помянул имя православного царя, что сильно ударило по самолюбию Романова. После церковной службы мать с сыном направились в вагон-ресторан вдовствующей императрицы, чтобы совместно позавтракать.

Седьмого марта Николай II написал последнее обращение к армии, но Гучков запретил Ставке Верховного Главнокомандования его публиковать, поэтому русские войска не услышали слова Романова. Его обращение успело дойти только до армейских штабов.

В первые весенние дни Совет депутатов, а затем Временное правительство приняли постановления об аресте Николая Александровича и его супруги Александры Федоровны. Для исполнения решения в Могилев направились комиссары Временного правительства А. Бубликов, С. Грибунин, И. Калинин и В. Вершинин. Прибыв в Генеральный штаб Бубликов, тут же объявил Алексееву, что решением Временного правительства Романов арестован и что они прибыли, чтобы сопроводить его в Царское Село.

– Прошу вас довести постановление правительства до бывшего царя.

– В сей час Романову будет доложено, – согласился генерал.

Как только Алексеев сообщил государю о цели прибытия комиссаров, Ники хмуро ответил:

– Передайте им, что я исполню все, что они мне скажут.

В этот же день комиссары занялись подготовкой поезда к отъезду. В первую очередь они составили список всех лиц, кому будет разрешено сопровождать бывшего царя в Царское Село. Многие лица из свиты в этот список не попали, но некоторые придворные по собственному почину покинули государя. Они посчитали, что теперь находиться рядом с бывшим царем стало слишком опасно. Среди этих лиц оказались любимые Романовым люди. Из числа казаков разрешение получил только вахмистр Пилипенко.