Водоворот судьбы. Платон и Дарья

Наконец после недолгой заминки он сказал самые обыкновенные слова:

– Как вы жили без меня? Как здоровье наших детей дорогая?

– Все обошлось, слава Богу! Только дети болеют, особенно Ольга и Татьяна. У них кроме кори еще и воспаление легких. Доктор Боткин делает все возможное, чтобы вылечить наших детей, но пока безуспешно. А тут еще Аня Вырубова заболела. Я просто разрываюсь между ними.

Внимание Ники сосредоточилось на лице Аликс, на котором светился полный боли и страха взгляд. В необыкновенно ярко-синих глазах Романова отразилось заботливое беспокойство.

Аликс вытерла слезы и, придав голосу оттенок извинения, тихо произнесла:

– Нас арестовали, Ники. Это я во всем виновата.

У Романова мелькнула мысль, что ему надо как-то утешить жену.

– Ты ни в чем не виновата, Аликс, – успокаивающе ответил Ники, и ощутил, прилив нежности к жене.

Аликс с искренними слезами благодарности на глазах вначале мягко улыбнулась, но затем улыбка на ее лице выразила скорее смятение, чем покой. Однако потом ее воспаленные глаза засверкали неутомимым веселым огоньком. Аликс стало тепло и грустно. Ей было приятно слышать, что Ники ее ни в чем не винит. Она подняла свой взгляд и увидела в глазах мужа безграничную любовь. Она по-прежнему была для него, несмотря ни на что единственно близким и родным человеком. В этот миг он почувствовал, что необходима она была ему и что для него было бы невыносимым потерять ее навсегда. Аликс ответила ему взглядом безграничного восхищения. Но в следующий миг озаренное лицо жены совершенно исчезло.

– Что теперь будет, Ники? – с какой-то растерянностью и мольбой спросила жена и в ее испуганных глазах снова появились слезы.

Аликс заглянула в его глаза, и ее сердце опять охватило тревожное чувство. На ней лица не было. Романов же выглядел более-менее спокойным. Только его построжавшее и затвердевшее лицо осветилось тревожным светом. Царский трон, мишурный блеск и богатство сейчас для него ничего не значили. Ники был величав в своем спокойствии. Для него семья больше, чем что-либо значила.

– Будь спокойна, все уже позади.

Романов посмотрел на нее все с тем же выражением глаз.

– Ники, я думаю, что ничего не закончилось. Основные события у нас будут впереди.

– Поживем – увидим.

Вдруг Ники проявил нерешительность, в его глазах погасли живые искорки.

– Я очень беспокоилась о тебе, каждый день за тебя молилась.

– Я тоже неустанно молился за вас.

Романов поднял нестерпимо синие глаза, и они встретились взволнованно-радостными взглядами. Затем Ники вытащил чистый платок и начал бережно вытирать слезы на ее лице. Ему очень хотелось сказать жене что-нибудь ласковое бодрое, чтобы успокоить, но он лишь еще теснее прижал Аликс к себе и, оглядев лицо, задержал взгляд на ее губах.

Ники вдруг захотелось поцеловать Аликс, но он не успел этого сделать, потому что она вдруг с болью в сердце сказала:

– Мне очень жаль, что Алексей никогда не станет царем.

– Он был бы блестящим правителем России, в отличие от меня. Помню, как-то я принимал какого-то чиновника в присутствии Алексея. Чиновник сидя протянул руку сыну, чтобы поздороваться, но Алексей убрал свою руку за спину и только когда чиновник встал Алексей пожал ему руку.

– А помнишь, один многодетный чиновник пожаловался на низкое жалованье? Ты ему его повысил, а стоявший рядом Алексей увеличил его жалованье еще и от себя лично.

– Да помню. У нашего сына добрая душа.

– Ты такой же он весь в тебя.

– Алексей однажды сказал, что когда он станет царем, то сделает все, чтобы не стало ни бедных, ни несчастных.

Они недолго помолчали.

– Как и где мы теперь будем жить? – тихо спросила Аликс.

– Будем жить, как все живут. Уедем куда-нибудь в Крым или Костромскую губернию, – с легким сомнением ответил Ники, и несколько секунд помедлив, вежливо спросил – Однако, мне хотелось услышать твое мнение по этому поводу?

– Я со всем согласна с тобой, Ники.

Лицо Романова помолодело, морщинистый лоб расправился.

– Я передала твою просьбу казакам, чтобы они сняли с погон твои вензеля, но они наотрез отказались это сделать. И даже пригрозили, что погибнут за нашу жизнь. Я уговорила их не делать этого ради нашего спокойствия.

– Им все равно придется снять погоны с плеч, потому что на них стоят мои вензеля.

Романов виновато развел руки в стороны.

– Пойдем к детям. Они заждались нас, – улыбнулась Аликс слабой улыбкой.

Оказавшись в детской, Романов заулыбался во все бородатое лицо и его добрые лучистые глаза заиграли. При появлении отца лица детей просветлели. Они с горячей любовью поглядели на своего родителя и прочитали в его синих глазах безграничную отцовскую любовь и заботливость. Теперь родитель был рядом, и это стало самым важным для них.

Романов распрямился и почувствовал, как непомерная тяжесть свалилась с его сердца. Спасением от тоски и печали для него была семья, с нею он забывал все свои невзгоды и беды. В эти минуты он жил ничего, не замечая и ни о чем не задумываясь. Только семье он мог выразить свои чувства и ощущения. Постепенно горячая волна счастья наполнила его грудь, и смертельная усталость прошла. Он почувствовал себя от всего свободным и даже почувствовал себя немного молодым. Но это все давалось ему огромным трудом.

– Я счастлив вас видеть, дети мои, – лицо Ники прояснилось, на глазах сверкнули слезы.

– И мы очень рады, папа, – искренно ответила Мария и неожиданно осеклась.

Отец посмотрел на них добрым любящим взглядом.

– Как вы себя чувствуете? – выдохнул из глубины души Ники.

– Все хорошо папа, не беспокойся ни о чем.

Романов вдруг содрогнулся, прикрыв глаза ладонью. Веки Марии дрогнули.

– Что с тобой? – испуганно воскликнула дочь, поняв, что происходило в душе отца.

– Ничего, – ободряюще улыбнулся в бороду Николай Александрович и, отведя руку от лица, виноватым голосом сказал: – Милые, родные простите меня. Я очень виноват перед вами.

В глазах бывшего царя вдруг помутилось, он с трудом видел перед собой семью, чувствуя себя виноватым, он отвел свои глаза в сторону.

– Не надо об этом папа. Все живы и, слава Богу! – с сияющими глазами сказала Мария.

Ники стало грустно. Его тяготило чувство вины. Ему вдруг нестерпимо захотелось взять папиросу, размять ее в руках, почувствовать знакомый запах табака и побыть одному. Романов, перецеловав и перекрестив детей, быстрыми шагами перешел в свой рабочий кабинет. Надо сказать, что Романов отошел от детей освобожденным от неимоверной тяжести в груди. Уединившись в комнате, Ники закурил и, с наслаждением вдыхая табачный дым, стал размышлять над тем, что случилось с ним. Затем он зажег лампады и, уставившись на темноликие иконы, начал молиться за семью, за народ и за страну. Никола Угодник, строго сдвинув брови, глядел милостиво. Романов загляделся на трепещущий огонек лампад. Почему, почему именно на его голову свалилось столько несчастья? Ходынское поле, кровавое воскресенье, две революции. Почему?

Романов провел по лицу рукой, как будто затем, чтобы стереть прошлое, а потом вдруг, схватившись руками за голову, горестно воскликнул:

– Если нужна сакральная жертва, то пусть ею буду я!

Позавтракав, Романов, Долгоруков и дочь Мария вышли в сад прогуляться по Крестовой аллее. День был великолепным. Ветер путался в ветвях деревьев. В кустах и деревьях щебетали снегири, нарушая тишину Александровского сада. Звенел легкий предвесенний морозец. По всему парку скакали веселые солнечные блики. По вершинам деревьев носилась игривая белка. Рядом с узниками на кустах расселась красная стайка снегирей. День с каждой минутой становился все ярче и ярче. Снег переливчато заискрился, троица невольно зажмурилась от ослепительного света. Узники с наслаждением вдохнули легкий морозный воздух.

– Скучно. Давайте очистим дорожки от снега? – вдохнув несколько раз свежий весенний воздух, дружелюбно предложил Ники.

– Давайте? – весело поддержала Мария и написала на обочине дорожки отломленной сухой веткой: “Господи спаси и сохрани Россию”!

Охрана принесла лопаты, ломы и они дружно взялись за работу. Звонкий непринужденный смех красивой великой княжны разносился далеко вокруг. Это прозвучало так заразительно, что все искренно рассмеялись. После этого втянутые щеки девушки вспыхнули румянцем. В уголках ее плотно сомкнутых губ задрожала, готовая мгновенно озарить ее миловидное лицо улыбка. У девушки в глазах заметались веселые искорки смеха, ее лицо сделалось трогательным и великолепным. На нее было приятно посмотреть. Мария холодными, как лед руками прикрыла пылающее лицо, и Матвей Васильев невольно залюбовался ею. Чистый воздух и мороз сделали ее привлекательной.

Скоро к решетке Александровского сада прилипли люди. Возник беспрерывный шум. Воздух задрожал от крика людей. Кто-то закричал, а кто-то заругался. Среди толпы зашныряли подозрительные субъекты, подбивая людей на безобразия. Вскоре возгласы стали жестче, крики свирепей. Кое-кто даже попытался преодолеть ограду. Но расчищавшие от снега дорожки не видели возмутителей спокойствия и не слышали несущихся из-за ограды недружелюбных выкриков.

– В Сибирь их надо отправить!

– Пускай на каторге поработают.

– По ним давным-давно острог плачет

На громкий шум явился дежурный офицер.

Бывший царь скосил подобревшие глаза на офицера. Теплая улыбка резко преобразила его лицо.

– Я прошу вас покинуть сад, – обратился офицер, бросив на Ники быстрый взгляд.

– Нам не мешают эти добрые люди, – самоуверенно махнул рукой Романов.

– Я настаиваю, Николай Александрович, исполнить, что я требую!

Романов почувствовал, как у него вздрогнуло и потяжелело в душе. Облитое солнцем лицо офицера сделалось непроницаемым.

– Хорошо, – не повышая голоса согласился Ники, и троица, склонив головы, медленными шагами покинула любимый парк.

Романов вернулся к семье с затаенной тревогой и отчаянием в душе, но встреча с семьей понемногу рассеяла его плохое настроение. Радость встречи растопила в душе чувство обиды и страшной горечи. В скором времени к нему вернулись прежняя ясность ума и самообладание. Постепенно его грудь наполнилась радостным счастьем, а сердце наполнилось долгожданной легкостью. Семья утешила его душевные волнения. Разве может что-нибудь сравниться с тихим семейным счастьем? После встречи с семьей все его тревоги рассеялись. Он все тверже убеждался, что решение его было необходимым на тот момент. Романов предвидел новые изменения и был готов к ним. И все же Ники долгое время не мог прийти в себя. Он вернулся из Могилева во многом другим.

Вечером в присутствии жены покинутый всеми Ники безудержно разрыдался слезами отчаяния, бессилия и одиночества.

Жена подошла к мужу справа и обеими руками обняла его за плечи.

– Ники, не стоит плакать. Ты для меня важнее как муж, как отец моих детей, чем император. Прошу тебя успокойся. Не плачь, не надрывай себя. Все уладится с помощью Бога, – преданно заглянув в глаза мужа, воскликнула Аликс.

Романов словно очнувшись, встряхнул головой и с благодарностью посмотрел на жену.

– Дорогая мне нужно время, чтобы залечить все раны. Мне себя не жаль, мое сердце нестерпимо болит за вас и за русский народ.

– Боже мой, как же ты жил эти дни? – в горьких слезах спросила она.

Романов, вздернув голову, вздохнул тяжким вздохом и наболевшим голосом стал говорить о том, что его мучило и беспокоило последнее время.

– В некоторые моменты мне было очень трудно. Иногда просто хотелось уйти из жизни. Но ты и дети это единственное что удерживало меня на этой Земле. Особенно невыносимо тяжело было в Пскове и Могилеве. Оба города были разукрашены красными флагами. Люди распевали революционные песни. Они нисколько не думали о том, что от их действий может пролиться много крови. Зачем они сделали революцию? Мы и без ужасных потрясений могли прийти к хорошей жизни. Я твердо уверен в этом. Моя мать не могла смотреть на все это, а я относился к этому спокойно. Полное недоумение вызывало поведения простых людей. Они, как и прежде, становились на колени, когда я на автомобиле проезжал мимо них.

У Романовой дрогнули губы, она дрожащим от волнения голосом промолвила:

– Не переживай, Ники! Мне помнится, что ты из-за меня долго раздумывал, перед тем как принять русский трон. Я восхищаюсь тобой!

– Ты права! Я не хотел быть царем. Лишь по настоянию отца я согласился принять царский трон.

– Я хорошо помню это. Это было как будто вчера.

У Романова мучительно передернулось лицо.

– Увидев вас, я ровно из мертвых восстал. Вы для меня и свет и радость. Без вас каждый день в тоске проходил. Я там страдал от одиночества. Ни от кого поддержки не было, ни от кого участия. Я чувствовал только обман и притворство.

– Ветер судьбы к нам стал очень злым. Я все эти дни молила Бога, чтобы он заслонил нас от беды, чтобы он заставил всех прекратить бить нас больно. Чуть больше двадцати лет назад мы встали на тяжелый путь. Я уже смертельно устала от всего.

– Сейчас у нас будет предостаточно времени, чтоб отдохнуть. И с этим ничего не поделаешь. Такова сила исторических обстоятельств.

– Но может быть удача еще улыбнется нам?

– Бог милостив! – не совладав с собой прослезился Романов.

Ники посмотрел на жену вначале строгим, а потом нежным взглядом и это растопило в ее душе горький осадок. Муж старательно старался помочь вернуть жене в душу ясность и спокойствие и вывести детей из апатии и безразличия. На лице Аликс уже не осталось прежней тени волнения, хотя сердце в ее груди все еще бешено колотилось. Теперь муж рядом и больше ни о чем больше думать не надо. Этим чувством еще накануне наполнилось ее душа.

– Я это уже поняла, – обмолвилась Аликс и поцеловала его в дрогнувшие губы своими сухими и горячими губами. – Я люблю тебя больше, чем в далекие годы нашей юности.

Ночью Романов заснул таким крепким сном, каким давным-давно не спал. Дети и жена, будто с него тоску и печаль сняли. Его душу затопила нежность к семье и необходимость все время быть рядом с ними. Ники заснул с легким убеждением, что в судьбе его семьи непременно наступит поворот от всех бед и напастей. Это чувство не покидало Романова даже во сне. Ники с отчаянной отвагой подошел к самому краю пропасти.

Весной жизнь во дворце стала скучной и незвучной. Привычная жизнь из него ушла. Бесконечно дорогой мир кончился. Семья впервые оказалась в малоприятных и неудобных условиях. Надвинулась новая и непонятная жизнь. Во дворце не проводились шумные балы, не подкатывали экипажи с друзьями, не играли оркестры, не пелись веселые песни. Все прежние иллюзии развеялись, в душу царской семьи пробралась тоска. Один день сменял другой, а жизнь не менялась. Но с каждым новым днем узники дворца чувствовали себя все увереннее из-за необыкновенного спокойствия главы семейства. Ведь дети всегда чувствуют малейшую неуверенность или фальшь. Вскоре их выразительные лица приобрели прежнюю ясность. Они пережили такой душевный подъем, какого не испытывали никогда. Романовы продолжили жить так, как им подсказывала совесть, продемонстрировав всем чистоту своих помыслов. Только кто это оценил?

***

Весной солнце уже начало светить по-другому, заметно потеплело. Солнце стало светить весело и радостно. В полдень с крыш стала сыпать капель, под крышами образовывались хрустальные сосульки. Снег посерел и уплотнился.

В первые дни Ники думал, что боль от случившегося отойдет от него, но этого не произошло, она продолжила терзать его душу и сердце. При этом Романов старательно старался не показывать свое состояние на людях и перед своими родными. Но что бы ни думал, что бы ни делал Романов, жизнь шла своим порядком.

В начале весны Александр Федорович Керенский прибыл во дворец на личном автомобиле Ники, чем привел в изумление всех придворных. В сопровождении пятнадцати человек Керенский пробежал по дворцу, заглянул во все комнаты, произнес в коридоре перед охраной пламенную речь, а потом прошел в детскую половину, где его дожидалась царская семья. Уже в первую минуту, шагая от двери, он проникся уважением к Романову. Министр юстиции с первого взгляда увидел значительного человека. Ники приветливо шагнул ему навстречу.

Керенский, улыбнувшись, добродушно представился:

– Здравствуйте, Николай Александрович, я новый министр юстиции.

– Здравствуйте, Александр Федорович! – Романов, окинув фигуру Керенского веселыми глазами, добродушно улыбнулся и крепко пожал его руку.

Дети, не скрывая интереса, разглядывали Керенского. Его лицо выражало полное удовольствие. Он предстал перед Романовыми внешне сдержанным и собранным. Александру Федоровичу очень хотелось блеснуть перед Романовыми политической принципиальностью и хладнокровием. Между недавними противниками завязалась беседа.

– Моя семья: жена, сын и две старшие дочери, – в тихом голосе Ники не было ни злости, ни раздражения. – Другие две дочери сейчас больны, но если вы захотите, то тоже сможете увидеть их.

– Нет, нет, не стоит беспокоить больных детей. Я с ними в другой раз повидаюсь.

Министр юстиции беспрестанно теребил рукой пуговицу явно не зная, как ему вести себя в присутствии царских особ. Однако было заметно, что его переполняло мстительное чувство.

– Как ваше здоровье? Как чувствуют себя дети? – участливо спросил Керенский, глядя на бывшего царя с чувством большого уважения.

– Не беспокойтесь у нас все хорошо, – словно не замечая его неловкости, ответил Ники.

Керенский с невольной симпатией смущенно продолжил расспросы:

– Имеются ли у вас ко мне жалобы, претензии, пожелания. Может быть, у вас есть нужда в чем-нибудь?

– Мы ни в чем не нуждаемся, – сдержано отозвался Ники, и его губы растянулись в вынужденной, слабой улыбке.

Керенский, вспыхнув повернулся нахальным лицом к Аликс.

– Английская королева передает вам привет и очень интересуется вашим здоровьем.

– Спасибо, я чувствую себя вполне сносно, – ответила Романова, хотя к этому времени она была уже глубоко больной женщиной, в этой связи все досужие сплетни о возможной связи с Распутиным выглядят откровенной ложью.

Керенский, развернувшись к Ники, из вежливости широко улыбнулся:

– Не беспокойтесь ни о чем, я обеспечу вашей семье хорошее отношение.

– Спасибо, Александр Федорович!

В эту минуту было хорошо заметно, что министр юстиции всеми силами старается сопротивляться первому поспешному чувству, но бывший царь ему определенно нравился. Ники, отметив про себя, что улыбка и глаза Керенского стали выглядеть липкими как грязь, непринужденно поспешил сменить тему разговора:

– Как дела на фронте, Александр Федорович?

– Русской армии сейчас очень трудно на фронте, – досадуя, поморщился Керенский.

– Будем надеяться, что скоро все направится, – тяжело вздохнул Ники, и вдруг попросил низким голосом: – Дайте мне полк, я буду биться за Россию.

Однако Керенский оставил просьбу Романова без удовлетворения.

“На нет и суда нет. Придется изыскивать какие-то иные пути“, – подумал про себя Ники.

Государыня, оглядев непрошенного гостя строгим пытливым взглядом, хотела что-то сказать ему, но не произнесла ни слова. Ей не по душе пришелся новый министр юстиции.

Керенский, поклонившись, покинул Романовых, отметив про себя, что бывший царь очень добрый, простой и может легко очаровывать людей. Еще его поразил чистый свет синих глаз Романова. Впрочем, многие отмечали в Романове удивительные черты характера. Он обвораживал всех, с кем его сталкивала судьба. Ники от рождения унаследовал от отца сдержанность и спокойствие, а от матери исключительное обаяние. Он имел открытый и жизнелюбивый характер. И хотя Николай Александрович был уже немолод, но чувствовалось, что он был еще крепок.

Вскоре, Романовых, не смотря на обещание Керенского, резко ограничили в свободе и в связи с внешним миром. Вся корреспонденция, приходившая в адрес царской семьи, стала проходить через руки дворцового коменданта. После ареста каждый шаг, каждое движение перестали принадлежать Романовым, ими стали распоряжаться другие люди. Царской семье разрешалось только гулять в парке с утра до вечера, работать на огороде или кататься на лодке.

В свободное время Ники читал английские, французские журналы или русские газеты, где было написано много лжи и неправды про него и жену. Иногда солдаты или офицеры даже специально подкидывали Романовым газеты с отвратительными статьями и тайно наблюдали за ними, какое впечатление это произведет. Романов, читая грязные статьи, прекрасно понимал, что это же читает весь русский народ, и что ложь на многие годы вперед станет правдой. Но, испытывая сильные мучения Романов, все же надеялся, что со временем шелуха лжи отвалится и останется только сущая правда. Вместе с этим государь переживал и о будущем России. Его волновала судьба русского народа и русской армии. Он часто делился своими впечатлениями о событиях в стране со своими приближенными, и они разделяли с ним эту боль.

В конце марта Александр Федорович снова навестил Царское Село. После приветствия и дежурных слов Керенский сразу же перешел к делу.

– Люди требуют, чтобы мы посадили вас вместе с семьей в Петропавловскую крепость.

Ники вскинул на Керенского удивительно синие глаза, по его лицу промелькнула черная тень. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.

– Кто требует? Зачем? Какая глупость! Мне кажется, что Романовы делают все, чтобы успокоить ситуацию в стране.

В обширной комнате воцарилась тяжелая минута молчания.

Заметив в глазах Романова удивление, и растерянность и, Керенский испытывав полное удовольствие, торжествующим тоном продолжил:

– Николай Александрович, не переживайте особо по этому поводу, Временное правительство делает все, чтобы не допустить этого, но вы в свою очередь должны жить с женой раздельно. Вы сможете встречаться с супругой только во время богослужений, совместных обедов, чаепития и под пристальным наблюдением караульного офицера.

Романов горько усмехнулся, на его лице отобразилось искреннее сожаление:

– Мы сделаем все, о чем вы нас попросили.

Отсвет улыбки ненадолго задержался на лице Керенского:

– Николай Александрович, моя просьба не создаст вам больших трудностей.

Романов, немного поколебавшись, качнул головой.

– Разве дело только в нас, Александр Федорович? Подумайте лучше о том, чтобы страна не оказалась на краю пропасти, и чтобы в стране не дай Бог, не разразилась гражданская война. Если будет нужна помощь, вы всегда можете рассчитывать на Романовых.

– Я постараюсь запомнить это.

– Даже не сомневайтесь в этом, – обезоруживающе улыбнулся Ники. – Я в полном вашем распоряжении.

– Иного я себе и представить не могу

После того как Керенский покинул Александровский дворец, Ники поведал Аликс о просьбе министра юстиции.

– И это после того, как ты отказался от престола? Как они смеют так поступать с тобой! – резко возмутилась Аликс, почувствовав в душе необоримый гнев.

Романовой захотелось сказать в адрес Керенского какие-нибудь оскорбительные слова, но хорошие манеры в воспитании взяли верх над ее эмоциями. И она, крепясь, смолчала до хруста сжав, маленькие кулачки.

В следующий приезд Керенский захотел встретиться с государыней, но она в это время была занята своим туалетом, и пока он ожидал приема, доктор Евгений Сергеевич Боткин, пользуясь удобным моментом, спросил Керенского:

– Дети Романовых очень больны. Разрешите им выехать для лечения за границу или в Крым. Теплый климат поможет быстро восстановить их здоровье.

Керенский отделался от него неопределенным ответом:

– Мне трудно прямо сейчас дать вам ответ. Я попробую решить ваш вопрос на ближайшем правительственном заседании.

Когда лакей пригласил Керенского пройти к Романовой, то он, резко подскочив как на пружинах, проследовал за ним. Войдя в комнату, министр юстиции увидел, что государыня, потрудившись над туалетом, выглядела очень изящно.

Керенский рассыпался в комплиментах:

– Хорошо выглядите, Александра Федоровна. Любо дорого на вас смотреть!

Романова, чуть-чуть вспыхнув, мягким жестом указала на кресло.

– Спасибо, Александр Федорович, присаживайтесь.

Керенский вальяжно развалился в кресле. Его лицо приняло строгое выражение.

– У меня к вам имеется несколько вопросов, Александра Федоровна. Скажите, какую роль вы играли в политической жизни страны и в назначении людей на министерские должности.

В глазах Аликс потемнело, она не смогла удержать себя от резких слов.

– Я поняла, что вы имели в виду, задав мне этот вопрос, но я могу вам сказать, что это все досужие домыслы. Я разочарую вас, сказав, что между мной и мужем отношения всегда были открытыми. Мы никогда и ничего не скрывали друг от друга, поэтому, когда мой муж отсутствовал в столице, я иногда вынуждена была выполнять его мелкие поручения, но не более того, Александр Федорович.