Город

Вообще, я сомневаюсь, что между тем, как я спрыгнул с платформы, и тем, как услышал осторожные шаги, прошло намного больше получаса. Вряд ли. Но, повторюсь, в этой темноте и тишине понятие времени утратило для меня смысл. Итак, шаги. Они были даже не осторожные, а легкие и быстрые, словно крадущиеся. И откуда они приближались – вот чертовщина! – было невозможно сказать. Временами казалось, что я слышу их из тоннеля, а иногда – что неизвестный идет по станции. Шаги то замирали, то вновь начинали приближаться. Я вжался в землю, перестал дышать и попросил сердце стучать потише. Еще несколько шагов… Точно, это из тоннеля. Еще несколько…

– Не шевелиться и не кричать. Вы окружены вооруженными солдатами. Побег или сопротивление бессмысленны. Вставайте и следуйте за нами.

Иногда спокойный и ровный голос страшнее любого крика.

Вот и все. Это конец.

Я поднял голову от земли. Спереди и сзади – весь мрак тоннеля был усеян горящими точками. Это светились приборы ночного видения на шлемах солдат, которые пришли убить меня. Я чувствовал себя, словно окруженный волками. Солдаты не шевелились и не издавали ни звука. Да, это правительственные войска. Я видел таких. Сейчас они стоят мертво и равнодушно, как древние статуи, но дай приказ – и они рванутся вперед гибельным смерчем, огненной лавой, от которой никуда не деться.

Они застыли и ждали приказа. А их командир стоял вплотную к моему лицу и смотрел, как я запрокидываю голову, чтобы разглядеть его.

– Вставайте поскорее. Прошу, не заставляйте нас ждать.

О Господи… Он довольно деликатен. И, кажется, молод.

– Я не могу встать… Я, кажется, растянул ногу, – и я, обессилев, снова уткнулся лицом в землю.

– Поднимите его. Перенесите ко мне и окажите первую медицинскую помощь.

В каком-то полусне я чувствовал, что меня отрывают от земли и волокут в темноту. Боль почти не чувствовалась – не потому что прошла, а просто как бы отступила перед навалившейся апатией и равнодушием.

Река солдат текла по тоннелю почти бесшумно – только эти легкие шаги, которые так напугали меня несколько минут назад. Командир шел немного впереди и негромко говорил по рации:

– Причина неполадки обнаружена. Да, у нас диверсант. Нет, кто такой, не знаю. Будем выяснять. Скорее всего, очередной террорист-смертник. Нет, ума не приложу, как он к нам проник. Это мы тоже выясним.

Иногда ясное сознание возвращалось ко мне, и я видел, что идем мы уже не по тоннелю. Сначала это был какой-то небольшой зал с тусклыми лампами под потолком, потом – коридор с кафельным полом и железными дверями. Придя в себя во второй раз, я обратил внимание, что солдат стало меньше.

Меня подвели к одной из дверей.

5

– Вас расстреляют, – невозмутимо сказал мне командир. – Не позже чем сегодня вечером. Пока готовьтесь, а я тем временем вас кое о чем расспрошу.

Меня ввели в небольшую комнатку, единственной мебелью в которой был письменный стол с громоздким, старым компьютером и кожаный диван, на который, собственно, меня и усадили.

– Так, – сухо распорядился командир, – дайте ему обезболивающее и посмотрите ногу.

Мне дали таблетку, а потом один из солдат, сделав мне укол, туго перебинтовал мою ступню.

Когда с лечением было покончено, командир попросил «доктора» и охрану покинуть кабинет.

– Ну что ж. Давайте рассказывайте, кто вы и что вы, – пристально глядя на меня, произнес он.

– Не знаю… Уже не знаю… Вчера еще знал, а теперь уже нет…

Он не казался мне грозным или страшным. Я много видел военных, но этот был совершенно не похож на солдата, пусть даже и офицера. Допрос не был пыткой, изощренной логической канителью или демагогией, как не был и простецки-панибратским «разговором по душам», который любят самые отъявленные полицейские садисты. Командир говорил четко и просто, словно повторял хорошо известное ему стихотворение, но при этом не выглядел ни строгим, ни сухим – просто немного больным и усталым.

– Вчера? Хорошо. Кем же в таком случае вы были вчера?

– Не помню. Точнее, нет… Меня зовут Марк.

– Марк? Интересно как. А какой ваш номер?

– Триста… то ли шестнадцатый, то ли… нет, уже не помню. Или не триста?.. Нет, все перепуталось. Не могу сказать.

Конечно, я врал. Несмотря на разбитое тело и истерзанный ум, я не утратил способности, пусть и инстинктивно, полусознательно, но всеми силами защищаться. Я помнил и о том, что я – 306-й, и о Матиуше, и об Иоганне, и о кругах.

Но к чему мне это теперь? Да и что мне скрывать? Я же сам толком ничего не знаю.

– Как вы попали в секретное метро?

– Из тоннеля. Со станции «Крафтворк».

– Это невозможно, не лгите. Там постоянно идут поезда.

– У меня нет другого ответа.

– Хорошо. Пойдем дальше. Какова была ваша цель? Зачем вы проникли сюда?

– У меня не было никакой цели. Мне нужно найти Иоганна.

– Кого найти? – командир искренне удивился. – Кто это такой и что он делает в секретном метро?

– Мой друг. Мы вместе воевали. Он погиб. Сейчас мне надо найти его. Не только в секретном метро. Я ищу его по всем кругам.

– Чего-чего? Еще раз, по каким кругам?

Мне вдруг почему-то стало легко и весело. Хотите правды, командир? Хорошо.

– Всего есть семь кругов. Первый – мастерские и тоннели. Второй – канализация. Третий – метро. Ну и так далее. Моя миссия – найти Иоганна. Мне поручил это Матиуш.

– Еще один друг?

– Да.

– И тоже погибший?

– Да. То есть, все так думают. Но на самом деле он жив.

– Господи, что за ночь… Диверсанты, живые мертвецы какие-то…

Командир явно чувствовал, что его дурачат, и начал нервничать. Однако он попытался взять себя в руки и вернуть разговор на прежнюю колею.

– Так все-таки, что вам нужно было на секретном объекте? Входы в секретное метро охраняются, и все станции нашпигованы приборами слежения. Зачем вы туда полезли?

– Мне нужно найти Иоганна.

– Хорошо. Допустим. Зачем?

– Мне не сказали.

– Ох, упрямый… Ну да Бог с тобой, – он вдруг перешел на «ты». – Вижу, ничего от тебя не добьешься. То ли хитришь, то ли уже свихнулся. Расстреляют тебя в любом случае, а толку от твоих показаний – ноль. Так что не буду больше тебя пытать расспросами. Покажи-ка лучше, что у тебя в рюкзаке. Нет ли там случайно бомбы?

Я пожал плечами и потянулся за рюкзаком, о котором, признаться, успел забыть. Командир принял рюкзак из моих рук и вытряхнул на стол его загадочное содержимое – фонарь, таймер…

– Тьфу ты, барахло какое-то. Таскают с собой всякую дрянь. Зачем тебе это?

– Не знаю. Мне это передал страж третьего круга.

– Еще один… Тоже погибший?

– Нет… Не знаю. Кстати, может быть.

– Ох, ну тебя…

Командир взял телефонную трубку.

– Слушай, это я… Ага. Слушай, проверь по нашим базам имена Иоганн, Марк и Матиуш. Ма-ти-уш. Да. Кто они такие? Я к тебе зайду, – если найдешь, приготовь по ним досье. Ага, давай.

Командир молчал несколько секунд.

– Вот что. Ты сиди здесь, а я сейчас выйду на пару минут. Не вздумай чудить – бесполезно. В коридоре солдаты. А в дверном проеме – электричество. Вполне хватит, чтобы ты обуглился.

Он вышел в коридор и, даже не закрыв дверь, нажал какую-то кнопку на стене, после чего повернулся ко мне и помахал рукой.

– Лови! – и кинул мне какую-то гайку. Однако гайка не долетела – в дверях на миг полыхнуло синим огнем, и в воздухе запахло озоном.

– Понял? Близко не подходи. А то и тебя зацепить может.

Он скрылся. Я остался один.

Через две минуты он не вернулся. Не вернулся и через десять, и через двадцать. Я сидел на кожаном диване, тупо уставившись в стену, и ждал. Ждать мне оставалось, как я понял, до вечера. Ну что ж, до вечера так до вечера… Интересно, сколько сейчас? Посидеть несколько часов, а потом и все… В увольнительную, как говорили на войне.

Но скучать – приятного мало, даже в ожидании смерти. Я встал, походил по комнате. Подошел к столу, заглянул на экран компьютера. Ничего. Какие-то таблицы, буквы, ползущий график… Приветливо раскрытая дверь ласково гудела, слово плотоядно подзывала к себе. Ну уж нет, дорогая, как-нибудь в другой раз… Сегодня меня убьют по-другому.

Я сел на диван и от нечего делать снова вытряхнул рюкзак. Из него вывалился все тот же хлам непонятного назначения, из которого самым полезным сейчас был небольшой приемник. Хоть тут и подземелье, но может, все же удастся поймать какую-нибудь волну?.. Послушать новости? Я вынул крохотные наушники на черном проводе, вставил их в уши и щелкнул тумблером. Шкала приемника засветилась, и легкий шум с редкими потрескиваниями окружил мой мозг.

Ничего… Ничего. Я крутил настройку туда-сюда, но эфир молчал. Печально. Может, в коридоре?..

Я встал и сделал несколько шагов по направлению к двери. Как интересно! Стоило мне подойти к ней примерно на метр, в наушниках возник тонкий, пронзительный писк, который становился громче по мере того, как я подходил ближе. Вероятно, эта электрическая занавеска сильно магнитит и создает помеху. Какой противный звук! Я отошел в дальний угол – писк пропал. Ну что ж… Нет так нет.

Я еще немного покопался в рюкзаке и обнаружил небольшой карман, в котором лежало что-то квадратное и твердое.

Это оказался накопитель. Да, точно такой же, какой вчера (Господи, это было только вчера!..) мне подбросили в почтовый ящик.

Тут я вспомнил: «Самое главное – во внутреннем кармане. Запомни. Используй это по назначению». Страж третьего круга. По назначению? Что значит «по назначению»? Единственное назначение накопителей – в том, чтобы хранить информацию, которую можно считывать компьютером. Компьютер здесь один – на командирском столе. Очень старый, потрепанный и даже обгорелый местами. Должно быть, трофей из какого-нибудь города, захваченного нашими войсками. Когда жителей расстреливали всех до единого, то, прежде чем спалить их дома, туда направляли особые отряды – по изъятию техники и материальных ценностей. «Подразделение М». Войска мародеров. Все это грузили на грузовики, после чего войска уходили и приходили генералы. Шли, осматривали опустевшие, сожженные улицы, хищно смотрели по сторонам, упиваясь победой. А потом останавливались, переглядывались и говорили: «Ну что ж, господа! Здесь нам делать больше нечего. Опоздаем к ужину». Садились в роскошные генеральские «Штерны» и уносились в свои ставки. И оттуда уже отдавали последний приказ. И город взлетал на воздух.

Я вздохнул, вставил накопитель в щель и опустился на табурет возле стола. Компьютер щелкнул, и на передней панели загорелась зеленая лампочка.

Я постучал по клавишам, вышел в основное меню и извлек содержимое накопителя. Ничего интересного, как и следовало ожидать. Две неизвестные программы маленького размера и непонятного назначения, и короткий документ…

Уже несколько месяцев – почти год – я не возвращался к своему роману и своему герою. Но все же не думаю, что он скучал там без меня. Я бросил его в самый неподходящий момент, когда он оказался в плену, в нескольких шагах от гибели. Если честно, чувствую себя по отношению к нему предателем. Он – искренний и добрый персонаж, а я равнодушный и черствый писатель. Ох, ладно, глупости все это. Сегодня я наконец снова взялся за свой роман.

Я ехал в электричке. В окнах проплывали темные зимние деревья, заброшенные депо, гаражи, какие-то свалки, стоянки, заправки. Небо начинало темнеть; шел снег. Мы подъезжали к очередной платформе. Краем глаза я увидел, что на бетонном заборе написано что-то вроде VIT. Рядом с поездом шел по рельсам человек. Мы остановились, потом, постояв несколько секунд, снова поехали. Заработало вагонное радио, мне предложили что-то купить, платформа исчезла в надвинувшихся сумерках.

Снаружи свистел ветер. Мы набирали скорость. В полутемном вагоне, кроме меня, остались еще двое. Они тихо разговаривали, а потом замолчали. Я достал тетрадь и продолжил то, к чему уже давно не возвращался. Я стал писать. Здравствуй, мой герой. Вот и снова я…

Бессмыслица какая-то. Ни даты, ни автора. Ни начала, ни конца. Похоже на отрывок из какого-то дневника. На том, вчерашнем накопителе тоже был дневник. А писал их, случайно, не один и тот же человек? Странно все это. Странно.

Командира все не было. Я встал и заходил по комнате. Мысли мои метались от командира и моей сегодняшней участи к тому неизвестному, который непонятно где и непонятно когда писал эти слова. Я настолько глубоко погрузился в размышления, что только минут через десять понял, что что-то не так. Да, а ведь и впрямь что-то не так!

Я подошел к двери и прислушался. Тишина. Наушники были у меня в ушах, приемник по-прежнему работал, успокаивая меня своим легким шумом и потрескиванием. Но тот странный резкий писк, который напугал меня несколько минут назад, когда я подошел к электронной ловушке, больше не был слышен. Не было слышно и того зловещего гудения тока, которое недавно показалось мне влекущим зовом электронной сирены-обольстительницы. И вообще, стало как-то уж слишком тихо… Не веря себе, я поднял с полу гайку, которая тоже выпала из рюкзака, и бросил в дверной проем.

Ничего не произошло. Она с громким звуком упала на коридорный пол, прокатилась немного и застыла на одной из своих граней. Не веря глазам, я осторожно вытянул руку вперед и коснулся того места, где должна была быть смертельная пелена. Ничего. Проход был свободен.

Еще не придя в себя от удивления и радости, я собрал с дивана и пола вещи, выпавшие из рюкзака, и вышел наружу.

Коридор был пуст, все двери, кроме той, из которой вышел я, – наглухо закрыты. Меня привели оттуда… – подумал я. Значит, мне в другую сторону. Из всех моих странствий по кругам подземного ада я усвоил одно – идти нужно только вперед и никогда не возвращаться. И дорога куда-нибудь да приведет.

Коридор окончился дверью лифта. Я нажал на кнопку, подождал несколько секунд, открыл рукой решетчатые двери и вошел внутрь. Кнопок на панели было то ли шесть, то ли пять. Куда мне? Вниз. И чем глубже, тем лучше.

Лифт ухнул, свет в нем погас, и я, в страхе вжав голову в плечи, ждал. Снова неизвестность. Вот сейчас мы остановимся. Откроются двери – и что там?

Лифт остановился. Двери открылись.

– Выходите, Марк. Вы в пятом круге.

Круг пятый

1

Где мы? Большой, темный зал, у которого не видно даже стен – они пропадают в полумраке. Стена сзади – на ней несколько дверей и горящие плафоны с надписью «Выход». Они освещают небольшую часть помещения: невысокий потолок, истертый бетонный пол и фрагмент стены с военными плакатами.

Помещение напоминает зал ожидания. Круглые крашенные колонны подпирают потолок, а у их основания расставлены скамьи. Их много – десятки, а то и сотни. И везде эти военные плакаты. Первая помощь при облучении. Как вести себя, если вас завалило. Правила поведения при угрозе ядерного взрыва. Как старый кошмар.

Мой попутчик не молод. У него военная выправка и быстрый шаг. Он ведет меня куда-то вглубь, между бесконечными скамейками и колоннами. Что здесь?

– Это бомбоубежище, – словно отвечая на мои мысли, говорит старик. – Оно никогда не использовалось по назначению. Его построили на случай войны, бомбардировок, но война до нас не дошла.

Не дошла… Я тупо усмехнулся про себя.

– Погоди минутку, – мой спутник подошел к темному металлическому раструбу на одной из колонн. – Марк прибыл.

Из раструба донесся чей-то голос:

– Пусть отдохнет. Пока он не нужен.

Старик повернулся ко мне.

– Слышали? Отдыхайте. Можете расположиться на какой-нибудь из лавок. Скоро вы нам понадобитесь, и мы позовем.

Я опустился на жесткую деревянную поверхность, покрашенную бледно-желтой эмалью. Это было очень кстати. Нога болела снова, глаза слипались, а тело словно стало ватным. И чему удивляться? Бог мой, я же всю ночь не спал! Но еще несколько вопросов:

– Скажите, вы кто? Зачем я вам? Что происходит? Я ничего не понимаю.

Старик улыбнулся.

– Спи. Потом поймешь.

Я лег на скамью прямо в обуви, съежился и закрыл глаза. Несколько секунд – и черная пелена сна без сновидений накрыла меня.

Когда я открыл глаза, то мало что помнил. Круги подземного ада, секретное метро – все это казалось каким-то нереальным и далеким, игрой или телешоу, которое я посмотрел и с которым успел сжиться. Не верилось, что я сам был его героем. Словно и не меня чуть не сбил поезд в третьем круге. Словно и не меня хотели расстрелять несколько часов назад.

Вокруг стоял все такой же полумрак. Как плохо здесь, под землей. И не знаешь даже, что сейчас – день или ночь… Сейчас, должно быть, уже часа два пополудни. Спать совершенно не хочется, и нога почти не болит. Я сел.

Никого вокруг не было. Рюкзак мой стоял на полу, возле скамейки, – там, где я оставил его перед тем, как уснул. Заветная книга и тетрадь, которые мне дал Матиуш и которые я должен был передать Иоганну – о, не знал о них командир на допросе! – лежали у меня на груди, под рубашкой. Я посмотрел их. Ничего интересного. Книга – томик стихов на непонятном языке. Тетрадь – почти чистая, только первый лист наполовину исписан цифрами.

Что ж, никуда не деться – это не шоу и не игра. Вот только в чем ее смысл? Мне присылают накопитель. Ко мне приходят с обыском и осаждают мой дом. За мной все время кто-то следит. Кто-то ставит телефон в канализационном коллекторе, как раз там, где я сбиваюсь с дороги. Почему-то выключается электронная ловушка, когда меня хотят расстрелять. А еще – Иоганн, записная книжка, где упомянуто мое имя…

Реальность рассыпалась, как бусы, из которых выдернули нить.

В темноте послышались шаги. Скоро ко мне подошел старик, который встретил меня у лифта.

– Как спалось?

– Хорошо, спасибо. Замечательно выспался и отдохнул. Который час? Наверное, уже за полдень?

– Нет, дорогой мой. Сейчас глубокая ночь. Вы проспали двенадцать часов.

– Ох, ничего себе… И все же – где и зачем я? Что происходит? Что наверху?

– Не торопите события. Вы скоро все узнаете. А наверху сейчас паника.

– Что значит – паника? Почему?

– Пойдемте, покажу.

Мы прошли немного вперед, и буквально через несколько метров из темноты выступила стена с черной дверью.

2

– Садитесь, – сказал мне незнакомец.

В маленькой комнате стоял такой же полумрак. Два кожаных кресла, маленький стеклянный столик, бутылка вина, пепельница… На стенах комнаты висели картины с какими-то абстракциями, а под потолком, в дальнем углу, горел экран, озарявший комнату голубоватым светом.

Шли новости. Как всегда, ничего интересного: светская хроника, курсы валют на бирже, дифирамбы погибшим героям, радужная статистика роста показателей… Старик, сощурив глаза, несколько секунд всматривался в экран.

– А, нет, это не то. Это официальный канал. Сейчас покажу кое-что другое…

Экран потемнел. По нему заскакали непонятные огни, время от времени высвечивавшие из темноты некое подобие движущихся человеческих силуэтов. Из динамиков слышались истерические крики, плач, гнусавое полицейское радио и далекий вой сирен.

– Что случилось? – повернулся я к старику.

– Блэкаут. Неизвестные проникли на местные подстанции энергоснабжения и вывели их из строя. Взорвали. Теперь там несколько сот тысяч человек сидят без света. Метро стоит. Эскалаторы стоят. Элевейтор стоит, а люди заперты в вагонах. Лифты стоят. И плюс еще взрывы. Люди бегут на улицы. Просто ломятся, крушат все, что стоит у них на дороге. На лестничных площадках жуткая давка и кромешная темень. Они просто бегут по телам…

Крики становились громче. На экране появилось несколько фигур, контуры которых были высвечены мощными военными фонарями – такими же, какой был и у меня. Они постояли несколько секунд, потом исчезли.

Картина изменилась. Теперь мы видели город с высоты – вероятно, съемка велась с вертолетов. Где-то вдали, у горизонта, искрилась узкая полоса огней, а ближе она резко обрывалась, словно проваливалась в пропасть, и ее сменяла кромешная, непроглядная тьма. Словно и не было города там, внизу. Словно он провалился под землю… Только тогда я начал понимать масштабы разразившейся катастрофы.

– Но ведь это же… Это же тысячи, миллионы! Остались там… в темноте. Что они будут делать?

Старик пожал плечами.

– Говорят, что полиция пытается овладеть ситуацией. Но я не верю, что у них получится. Вы правы – там очень много людей… Официальных сведений о погибших пока нет, но некоторые полагают, что затоптали уже порядка сотни. И пара десятков расстреляны нашими доблестными стражами порядка.

– Но это же чудовищно!

– Это вам так кажется. Кое-кто думает иначе.

Он снова переключил канал. На экране шла очередная церемония награждения государственными орденами. В огромном светлом зале, перед рядами синих бархатных кресел, под красно-золотым витражом и высокими окнами с великолепной драпировкой стояли красавцы-герои, отдавшие свою жизнь на благо отечеству и во имя процветания и будущего… Играл гимн, а ведущий взволнованным голосом комментировал происходящее:

– Вы видите, как сейчас, в этот великий момент, рождается грядущее! Нет, я не хочу произносить громких слов. Мне хочется петь, как пели мы на школьных линейках, когда старшие поднимали флаги, и весь мир был радостным и светлым!..

– Смотри, что делают… – усмехнулся старик. – Эту запись я вижу уже третий или четвертый раз. Там темнота наверху, а у них – флаги, радость и свет. Люди по трупам бегут, а у них – герои…

Он снова переключил.

Вертолет с телекамерой летел вдоль одной из улиц. Его прожектора освещали ее кипящее дно, похожее на дно ущелья, по которому несется горная река. Внизу, в этом потоке, подобные валунам, неуклюже ворочались полицейские машины с голубыми мигалками. Отдельных людей в этом вареве было не разглядеть. Я мог только представить все эти крики и стоны, этот ужас в глазах, сломанные руки и ноги, тела детей под ногами…

– Это как на войне… Даже хуже, – выдохнул я.

– Да, – кивнул старик. – Хотя я не верил, что бывает что-то хуже войны…

Он задумался. Экран погас.

Мы сидели и молчали.

Первым молчание нарушил он.

– А вы были на войне?

– Да, – ответил я. – Только недолго. Всего несколько дней. Нас призвали уже напоследок, мне еще восемнадцати не было. Призвали и направили в город N*** – там, где было командование повстанцев. Город снесли, и война закончилась.

– Не тяжело было?

– В армии? Нет. Я с детства знаком с дисциплиной. Армейская жизнь мне легко давалась.

– Я не о том. Война же – это… Ну, словом, людей убивать не тяжело было? Кошмары потом не мучили?

Я помолчал немного.

– Нет. За всю войну… За эти дни… Я никого не убил. Меня убивали, да. Но сам я никого не убил…

Нас забросили в город на вертолетах. Сверху я видел, как по улицам вражеского города течет людская река – примерно так, как это было сейчас на улицах Сити. Несчастные женщины с детьми на руках, старики и подростки – они бежали, как затравленные животные, а наши снайперы деловито и спокойно палили в них с крыш и карнизов.

Город N*** был непохож на наш. На его улицах не было пробок, а свет солнца не заслоняли небоскребы. Там еще росли деревья вдоль улиц… Их подожгли в первую очередь. Зеленые листья не хотели гореть, но земля вокруг была залита напалмом, и зеленые красавцы медленно, словно сопротивляясь горячей смерти, один за другим покорялись огню, превращаясь в гигантские факелы.

Нас высадили на опустевшей улице, в квартале, что был уже занят нашими войсками. Обгоревшие дома без стекол, осколки витрин на асфальте, оборванные провода на покосившихся столбах. Я помню этот азарт первых минут, когда после нескольких часов лета под ногами – твердая земля, когда в руках – автомат с полной обоймой патронов, а сил в теле хватит на четверых. Хотелось бить наотмашь, взбегать на баррикады, поливать из автомата ненавистных врагов-повстанцев… Так было до тех пор, пока я не увидел их лицом к лицу.

Нас – отряд Спасателей – быстро построили и погнали на бои. Рядом со мной бежал шестьсот второй, прошедший уже две войны и вообще много повидавший. На курсах он много учил нас армейским премудростям: утром – на плацу и стрельбище, а вечером – в казарме, когда рассказывал нам, новобранцам, о своих подвигах. Сейчас он бежал с суровым и бесстрастным лицом. Война была его жизнью, его хлебом, его работой, поэтому он не волновался. Раз – и падает из окна вражеский снайпер. Раз – и вот уже другой корчится на асфальте…

Все казалось мне простым, пока мы не вышли в те кварталы, где шли бои. Вот тут я, признаться, струсил. Раньше я думал, что убить человека – ума большого не надо. Взял автомат, навел, нажал на курок – и дело сделано, врага нет. Как в тире, когда бьешь по мишени. Но когда сам оказываешься под зорким прицелом смерти, когда твой друг, задыхаясь, падает на стену и сползает вниз, оставаясь лежать на земле с остекленевшим взглядом, когда кругом горит напалм и деревья – как факелы, когда уже и не разбираешь, где тут свои, и где чужие, и знаешь, что и другие не разбирают…