На небе ни звезды

-Да что с тобой сегодня, а? Я не вижу твои суперсиськи! Что ты сделала со своим лифчиком?

Им принесли мороженое, и ложки зазвенели.

Валери думала, куда еще можно пойти, чтобы скоротать время до отправления. Изначально она планировала забрать своих символистов из кладовки книжного магазина на южной окраине города, но потом пришла к выводу, что они совершенно ей не нужны. Они лежали на отдельной полке рядом с рабочим столом бухгалтера, и пару лет назад Валери брала эти аккуратные томики в руки так часто, что они быстро стали потрепанными.

-Отвали. Он никуда не годится! У меня соски торчали через кофту. Теперь у меня другой.

-Теперь ты вообще без сисек!

-Замолкни. Просто этот не такой…рельефный. Будешь у меня дома, покажу тебе красный. Купила на распродаже. Моя маман обзавидовалась.

Когда она была еще ребенком и Альберт только открывал первый книжный, Валери после школы часами просиживала в нем – в зале или служебной коморке – и зачитывалась французской довоенной прозой. Все, написанное в Европе после 1899 года, казалось ей либо неимоверно скучным, либо слишком открыто политизированным – в любом случае, это был госзаказ, а старую литературу с каждым годом печатали все меньше. Валери предсказывала, что последнее переводное издание Поля Верлена будет датироваться 1970 годом.

-Он меня засосал. Это не очень романтично.

-Фууу!

Одна из девушек, кажется, подавилась мороженым.

Поэты всегда создавали особый, принципиально новый тип реальности, в которой человеческий быт отходил на второй план, а символ и символическое приобретали огромное значение. Конструируя собственную модель мира, поэты часто брали за основу фактическую реальность, но в созданных ими произведениях она представала преображенной, полной сложных образов и загадок, которые читатель путем интеллектуальных усилий должен был разгадать.

-Ну, блин, сделай вид, что ты такая недоступная, пусть постарается. Он и на тот браслет раскошелится.

-Будете пиво? Сегодня вечером мы точно должны нажраться.

Новая концепция искусства предполагает полный отказ от предыдущих способов выражения творческого гения. Устаревшие формы отжили свое и должны уступить место новым, экспериментальным техникам. Непрерывно развиваясь и совершенствуя свое духовное чутье, мы приходим к пониманию нашего предназначения и созерцанию великой красоты вселенной.

-Шутишь? Да он урод!

-Похож на бомжа. Он что – рок-н-ролльщик?

Солнце начало странно мигать. Это значило, что, когда она вернется домой, будет уже совсем темно. Она на скорую руку приготовит себе ужин и сядет учить Новейшую историю, читать главу и пересказывать, читать следующую главу и пересказывать. Валери знала, что обязательно найдет в учебнике параграф, в котором упоминается об «Обществе друзей», кратко именуемом ОД, «Общество», даже просто «друзья».

Как говорит универсальный учебник, который должен стоять на полке у каждого уважающего себя гражданина, сначала ОД не было запрещенной организацией, наоборот, существовало в форме мирного движения за права людей, оказавшихся гражданами полугосударств после Разделения 1900 года.

Тогда было много недовольных, и два первых послевоенных десятилетия оказались тяжелыми для всех, особенно для Севера. Французы подписали какой-то хитрый документ и закрыли границы на пятнадцать лет, тем самым сохранив страну целостной. Весь юг, во время войны резко изменивший свое отношение к соседям из Северной Африки, оказался в выигрыше и, сохранив самостоятельность, настроился на процветание. В 1910-е туда рванул поток иммигрантов, который был быстро и резко пресечен объединенным правительством Испания-Италия-Греция. С сороковых годов осесть там стало практически невозможно, даже оформление туристической визы требовало немалых затрат. В это время Западная Европа и Север медленно двигались по наклонной к полному падению экономики, и ситуация зашла так далеко, что остановить это было уже невозможно. Страны-спонсоры построили у них мосты, шоссе, новые школы, но все это приходило в негодность из-за отсутствия внутреннего финансирования: не хватало государственных денег на починку того, что стало неисправным, а местные богачи крайне редко готовы были открыть собственный кошелек ради улучшения жизни в городах. В этом отношении Виктор Гейнсборо с его благотворительностью и поддержанием Калле в чистоте и порядке был исключением: в маленьких городах обычно никто не заботился об уборке улиц и ремонте домов. Ее отец рассказывал, что как-то сел в поезд, отправлявшийся из столицы в восточную часть страны, и понял, что это тот самый поезд, на котором он впервые поехал в университет – это было тридцать с лишним лет назад. Все шло к коллапсу, к огромной вспышке. Именно к этому и стремились «друзья».

В пятидесятые, когда более крупные соседи стали присоединять территории полугосударств, «общество» предприняло ряд акций, которые правительство назвало террористическими. Организация сразу же оказалась вне закона.

Их листовки появлялись на порогах школ и колледжей, в университетских аудиториях, у каждой двери в бедных кварталах, в душных канторах, где день и ночь пахали отчаявшиеся отцы семейств. Они утверждали, что борются за свободу, за независимость страны, которая может окончательно потерять право голоса в решении международных проблем, страны, которая может оказаться лишь незначительной частью крупного Сообщества, относящегося к ней как к ненужному органу, сохраняя ее лишь из-за возможности использовать ее природные ресурсы. Они считали, что обычные люди заснули и не могут пробудиться ото сна, мешающего им трезво оценить ситуацию и начать борьбу за свои права. Чтобы «разбудить» в людях желание бороться, ОД за десять лет подорвало восемнадцать зданий, два моста, вывело из строя несколько поездов. Несколько раненых, но ни одного убитого. У «друзей» не было цели убивать людей. Они хотели подорвать устои пассивного общества, не способного на открытые действия. Никто не знал, сколько людей состоит в «обществе», сколько их точек разбросано по стране и соседним территориям, вообще насколько обширна их сеть. Поговаривали, что у них есть свои люди во всех городах – и на островах, и на материке. Мало кто в это верил, большинство горожан старшего поколения предпочитали вообще не поднимать эту тему, особенно при молодежи: они боялись, что их дети тайно симпатизируют «друзьям». Валери начала думать, боится ли ее отец того же, ведь он ни словом ни обмолвился об «обществе» после той ночи.

До отправления парома оставалось полчаса, когда Валери потащила свой чемодан на борт. В камере хранения, где она его оставила утром, вышла из строя система блокировки, и поэтому ячейку открывали, по ее ощущениям, дольше, чем Америку пятьсот лет назад. Ей пришлось понервничать. Еще одна ущербная деталь в мозаике дня, который становился вязким, бесформенным, тянущимся к провалу.

Валери приподняла чемодан, чтобы ступить на лесенку, и вдруг совсем рядом прозвучал знакомый голос. Снова.

–Давай помогу. Привет.

Это был Генри Филипп, неизвестно откуда там взявшийся. За эти две недели она ни разу не видела его в Калле, но их угораздило встретиться, когда оба находились в другом городе.

–Спасибо, – Валери вслед за ним поднялась на борт, сжимая и расслабляя затекшую руку.

В нижней части парома немногочисленные пассажиры раскладывали вещи, располагались на своих местах, громко разговаривали, жужжали, как насекомые. Пол поскрипывал, и маленькие окна были порядочно заляпаны. Также все было, когда они с отцом возвращались из путешествия, только тогда еще шел дождь, и капли барабанили по навесу, создавая грустную мелодию возвращения домой. Стоило ей только об этом подумать, как кусок воспоминаний приклеился к стенам и въелся в воздух, заставляя память снова и снова откатывать назад.

–Старая ржавая лодка, – произнесла Валери, когда Генри закинул ее чемодан на полку. – Здесь пахнет, как в грязном аквариуме.

Она не знала, зачем вообще это сказала.

–Да, транспорт у нас – что тут скажешь – никуда не годится. А еще постоянно кому-то на борту становится плохо. Морская болезнь. На более новых суднах такого не происходит, их почти не шатает. Особая технология равновесия. Знаешь, в чем суть?

–Нет, никогда об этом не задумывалась, – она удивленно посмотрела на Генри.

–Слушай, я лучше прямо сейчас это скажу, – он постарался выпрямиться. – Извини за то, что я тогда к вам пристал. Это было очень глупо, я вел себя, как идиот.

–Забудь. Мне вечер не это испортило, ты знаешь.

–Еще бы… – Он уставился в пол. – Я потом жалел, что ушел раньше. Может, помог бы кому-то. Я слышал, что скорая приехала поздно, у многих был шок.

–Чем бы ты им помог? Там нужен был врач.

–Я врач. Ну, учился на него четыре года, потом бросил. Но я все помню, – попытался оправдаться он. – Я был одним из лучших студентов.

–Не собираешься продолжить?

–Безусловно. Но вот только не знаю, когда.

–А почему бросил? Не выдержал давления?

–Нет, не совсем, – он замялся. – Я был вынужден… Это сложно, – заключил он, поправляя съехавший галстук.

–Не говори, если не хочешь. Но слишком много людей ничего не хотят мне говорить, и это даже обидно. В каком-то смысле, – добавила она. – Спасибо, что помог с чемоданом. Хорошей поездки тебе, – Валери направилась к лестнице, ведущей на палубу.

Он мигом догнал ее.

–Извини, если обидел. Я не нарочно.

–Не извиняйся. Все в порядке, просто у меня был скучный день, и я встретила кое-кого, с кем не хотела бы видеться.

Генри мгновенно помрачнел.

–Я не про тебя! – она поняла, как это прозвучало, и быстро дала разъяснение. – Встретила днем старого знакомого. Никак не мог отстать.

–А веником не пробовала?

–Что? – спросила она и тут же засмеялась.

–Обычно срабатывает.

Одна простая шутка, и день становился не таким уж плохим.

–Я не могу здесь находиться, – Валери вновь осмотрела бесцветных пассажиров. –Может, поднимемся? Или ты ждешь кого-то?

–Не жду. Конечно, идем.

На палубе было заметно свежее, но, так как солнце еще не село, холод не подступал.

–А что ты делал в Линдо?

–Покупал лекарства. У моей матери проблемы с сердцем. Нужного препарата в городе нет, я приезжаю за ним сюда.

Ни крупинки правды. Было очевидно, что человек, который произносил эти слова, сам себе не верил.

–А что тебе понадобилось? – спросил он.

–Ты же знаешь, что я раньше жила здесь.

–Но вы переехали больше полугода назад. Что теперь тебя связывает с этим местом? Друзья?

–Нужно было разобраться с делами, только и всего. Ничего интересного. Я могу спросить насчет того вечера в «Веранде»?

–Спрашивай. А в чем дело?

–Тебя допрашивали? Ну, потом.

–Да.

–Странно, ведь тебя к тому времени уже там не было.

–Полиция просто хотела разобраться в том, что произошло. Хотя не знаю, к чему столько усилий, – все же ясно. Но это не разговор для двух скучающих пассажиров.

–А ты не знаешь, почему Вида тогда не пришла?

–Ее не было в городе. Она вернулась в Калле под утро, уже после четырех.

–Странно, она ведь обещала прийти. Просто я подумала, что… – Валери сделала паузу, пытаясь угадать, какая тема всплывет в связи с этим в голове у Генри.

–Я уверен, ты всякого наслушалась в школе. Они там такие сплетни распускают. – Он поморщился.

–Я не придаю этому значения. Люди вечно болтают.

Валери понятия не имела, о чем он. По какой-то причине часть сплетен не дошла до нее. Возможно, отец был прав, призывая ее больше общаться с одноклассницами.

–Ты ведь не для матери лекарства покупал?

–Что за вопрос… – Он даже на нее не посмотрел. – Конечно, для нее.

Разум Генри был отделен стеной, которая охраняла его секреты и сдерживала заметные невооруженным взглядом переживания, и эта стена таяла, обнажая все, что он в тот момент чувствовал. Он изо всех сил пытался скрывать эмоции, казаться беспристрастным и говорить обо всем так, будто это его совсем не задевает, но актером он был никудышным, и все, что он хотел скрыть, выплескивалось наружу. Валери понимала, что невероятно близка к моменту, когда стена полностью падет, и у Генри не останется от нее абсолютно никаких тайн.

–Хм. Ладно, пусть так, – Валери крепко взялась за поручни и высунула часть туловища за борт, а потом, сделав несколько глубоких вдохов, вернулась в прежнее положение и стала наблюдать за мерным движением волн. – Я уже поняла, что чужакам вы свои секреты не выдаете.

–Да брось. Это вовсе не секреты. Просто кое-кто у нас в городе очень любит мистифицировать и нагонять на все туман.

–Ты встречал ее в тот вечер?

–Да, еще бы, – сказал он и тут же осекся.

–Но у Александра ты допытывался, где ее найти.

–Ну, это совсем другое. Я просто хотел его запутать, заставить волноваться. Понимаешь, заставить его почувствовать, что ситуация вышла из-под контроля.

–То есть все, что ты у него спрашивал…

–… почти все не имеет под собой почвы. Почти все, что я спрашивал, – плод моего воображения. Короче говоря, я все преувеличил и многое изменил, чтобы пошатнуть его уверенность в себе.

–Но зачем тебе это? – поинтересовалась она, следя за полетом чайки.

–Я… в общем, я выпил лишнего, и меня угораздило выставить себя идиотом. Безумно стыдно.

–А ей нет?

–А должно быть?

Генри посмотрел на нее, а потом опустил глаза и застыл в тоскливом молчании. Пожалуйста, не играй с ней в игры. Ни в какие. Не спорь ни на что, даже не вздумай, потому что это то же самое, что играть с…

–Забудь. Давай просто полюбуемся видом.

Валери уже полчаса наблюдала за ним, и ей стало казаться, что ночью в «Веранде» она приписала ему какое-то несуществующее уродство. Из-за Александра и его отношения, его раздражения и неловкости, она смотрела на Генри сквозь призму чужого восприятия. Теперь, стоя рядом с ним на палубе, Валери видела его совсем другим. Характерная для их местности внешность позволяла ему выглядеть очень своим в городе. Его невозможно было принять за иностранца, чужака, непроверенного. Внешние данные обеспечивали ему особый тип доверия, но дело было не только в этом. Валери не могла найти в Генри какого-то реального изъяна, все в нем было правильно и четко. Да, он казался странноватым из-за одежды и волос, но, судя по всему, тот желтый пиджак он надел с пьяных глаз, а о таких волосах мечтала каждая вторая девушка. Валери с особым родом зависти смотрела на его вьющиеся золотистые локоны, собранные в хвост, и понимала, что у нее никогда таких не будет. Если распустить, они упадут ниже плеч. Нарисованная ее воображением картина напомнила ей портрет Новалиса. Действительно, было сходство.

–Значит, Александр не отсиживается дома, как ты говорил? Его не так сложно найти в городе? – продолжила она.

–Он постоянно с отцом в офисе, общается с людьми, в основном, только по работе. Но он не всегда был таким одиночкой.

–Мне говорили, что он водит в «Веранду» девушек из колледжа. На него не похоже. Я не права?

–Это было всего один раз, и то просто из скуки. Подруги той дамы сильно все раздули.

–А вы с ним давно знакомы?

–Мы росли вместе, друзья детства, как говорят. В школе не разлей вода, вместе пережили универ – ну, большую его часть. Потом рассорились, и теперь если и общаемся, то так, как тогда в «Веранде». За редким исключением.

–А из-за чего вы поссорились? Из-за Виды?

–Нет, с чего ты вообще это взяла?

–Мне это кажется очевидным.

–Вот как… А мне нет. – Похоже, он не знал, что еще сказать.

Какое-то время они молча смотрели на воду, на поверхности которой плавали ветки, бумажки, иногда можно было увидеть жестяные банки. Взгляд Генри был направлен куда-то вдаль, к горизонту, к неуловимой, может быть, не существующей границе моря.

–Похоже, ты хорошо ее знаешь. Вы часто общаетесь?

–Нет, не так уж… Просто мы давно знакомы.

–У нее какие-то проблемы, и это тебя беспокоит?

–Нет, нисколько, – сказал он, и Валери заметила, что его голос дрожал. – Хотя ей совершенно плевать, беспокоит это меня или нет.

–Это она тебе сказала?

–Нет. Она не комментировала это.

Валери решила пойти ва-банк.

–Даже в ночь взрыва? – спросила она. – Там, где она пробыла до четырех утра так, что ты можешь это подтвердить?

–Даже тогда, – ответил Генри, сжав холодную панель ограждения.

Валери прокрутила в уме все фразы, сказанные ею за последние пять минут, и поняла, насколько некоторые из них были резкими. Задавать подобные вопросы у нее не было никакого права, и ей стало неловко из-за своего поведения. Валери взглянула на Генри: он выглядел сосредоточенным, но на чем-то, чего она даже близко не могла знать. Он рассматривал свои часы и, должно быть, считал время до прибытия. Все что угодно, только не продолжать разговор с таким ужасным собеседником, как она. Ее занесло, и занесло серьезно. Повезло, что он взбунтовался только слегка. Валери поняла, что нужно срочно менять предмет разговора. Но это сделали за нее.

–Здесь есть врач? – Громкий женский голос из нижнего отсека переполошил всех на пароме. – Человеку плохо!

Она посмотрела на Генри и увидела на его лице облегчение, которое он тут же попытался скрыть.

–Извини, мне нужно посмотреть, – произнес он, отходя.

–Надеюсь, там ничего серьезного. Еще увидимся.

–Конечно. – Он уже спускался.

Она вновь встретила Генри только за десять минут до прибытия парома в порт Релампаго: все это время он просидел внизу с пожилой женщиной, у которой был приступ астмы. Когда пассажиры уже готовились к выходу, он достал чемодан Валери с верхней полки, но нести его она твердо решила сама. Стоя на палубе и вглядываясь в ветхое сооружение портового склада, она заметила на деревянной площадке человеческую фигуру, которая передвигалась из стороны в сторону в отдалении от остальных встречающих. Сначала Валери подумала, что это какой-то местный невротик, которого к пристани привела надежда успокоиться, глядя на море (живя в Линдо, она таких встречала), но, приглядевшись, она узнала в этой фигуре Виду.

Когда они с Генри сходили с парома, Валери еще сомневалась в том, что ее появление в порту связано с их приездом, но как только они вышли на площадку к встречающим, Вида направилась в их сторону. На ней был мужской пиджак, такой длинный в рукавах, что ей пришлось завернуть их почти наполовину. Ее большие черные глаза выделялись на бледном уставшем лице, еще сохранявшем следы того допроса. Почти вся правая щека была фиолетово-желтого цвета, на белке глаза было маленькое красное пятно, на лбу – несколько еще не заживших царапин.

Генри замер от удивления, увидев ее там.

–Не думал, что встречу? – Вида дернула за пуговицу на его пиджаке.

–Что это на тебе? – Он удивленно на нее посмотрел.

–Нашла в шкафу. Ему лет сто. Ты там вообще не убираешь?

–Ты с ума сошла. Моя мать вот-вот вернется.

–Остынь. Сегодня меня там больше не будет. Привез?

–Да.

Валери она в упор не видела, и та уже подумала незаметно уйти, не встревая в разговор. Она осмотрелась: фонари зажглись, воздух становился свежее – скоро пойдет дождь. Где-то рядом засквозили тени редких прохожих, и ветер хлестнул по скользким дорожкам. Подступал ночной холод.

–А она кто такая? – резко спросила Вида, уставившись на нее.

–Я думал, вы знакомы, – растерялся Генри.

–Я Валерия Астор. Вы ужинали у нас две недели назад, не помните? – Валери мысленно пыталась найти логическое объяснение подобному провалу в памяти.

–А, точно. Ты уверен, что она никому не скажет?

–Да, без проблем. Ведь так?

–Без проблем, – повторила за ним Валери, не зная, что еще сказать.

–Хорошо. Давай сюда.

Генри достал из внутреннего кармана маленький черный сверток и быстро передал Виде.

–Сколько здесь? – спросила она.

–Пятьдесят.

–Вот, держи, – она дала ему несколько смятых купюр. – А жакет?

–Продан.

–Тогда мне положена скидка.

–Это и так лишь половина. – Генри аккуратно сложил деньги. – Остатки с жакета потом. Иначе потратишь все разом.

–Ладно, ладно. Придешь в пятницу?

–Да, я буду.

–Жду с нетерпением, – сухо сказала Вида, даже на него не взглянув.

Она стала что-то искать в кармане (очевидно, сигареты), но не нашла и беззвучно выругалась. Генри и Валери все это время молча стояли и наблюдали за ее действиями. Потом она подняла голову и изумленно посмотрела на Генри.

–Ты еще здесь? Чего стоишь, она вернется через полтора часа! Ты должен успеть доехать до города, спрятать мои вещи. Давай, вперед!

Генри смущенно посмотрел на Валери, которая так и стояла рядом, слабо понимая, что происходит, и жалея, что не ушла по-тихому пять минут назад.

–А ты домой не едешь? – неуверенно спросил он у Виды.

–Мне нужно еще кое-куда зайти. Ну, давай уже, активнее! А тебе, – она посмотрела на Валери, – если хочешь успеть на первый автобус, советую пойти с ним. Иначе опоздаешь, и придется еще час здесь торчать.

–А я поеду на втором, – спокойно произнесла Валери.

Вида посмотрела на нее с нескрываемым удивлением, но тут же перевела взгляд на Генри.

–Ты. Все еще. Здесь. – Она покачала головой. Так иногда делают школьные учительницы, когда пытаются что-то втолковать отстающему.

Генри утомленно вздохнул и, ничего не сказав, зашагал в сторону автобусной станции. Вида проверила внутренний карман пиджака, о котором сначала не подумала, но тоже не нашла сигарет. Валери заметила, как тряслись ее руки. На запястьях желтели синяки.

–Извини, что раньше не сказала, – Валери открыла сумку. – Дома я не курю, но в поездке можно. Чтобы отец не узнал. – Она протянула Виде пачку.

Лицо последней на миг осветилось.

–Почти полная. Не хочу прятать дома. Вдруг найдет.

–Боишься, что разозлится? – спросила Вида, чиркая спичкой. Огонек заискрился в полутьме.

–Просто не хочу выслушивать нотации. Хотя не ему их читать.

–А он неплохой парень, твой отец, – она выдохнула дым, и он мгновенно растворился в сыром воздухе. – Добряк.

–Тюфяк.

Но ты ему нравишься. Ставлю тысячу, что ты ему снишься. Стоит это ей сказать?

Валери думала попросить сигарету, но было как-то неловко – ведь это ее пачка. Захотелось просто стоять там с ней и курить, долго, очень долго, всю ночь. Вообще не ехать домой.

–Такие нужны миру, – Вида смахнула пепел на асфальт.

Валери не могла отвести взгляд от ее синяков.

–Что у тебя с лицом? – прямо спросила она.

–Да так, с троллями поссорилась.

–Так это они «Веранду» взорвали?

–Нет, – с улыбкой ответила Вида, глядя на Валери, как на полную идиотку. – На этом наш с тобой разговор исчерпан. Спасибо за сигареты – плюс сто к твоей карме. Понимаю, что тебя пробило на беседу, но у меня нет времени.

Вида развернулась и двинулась вперед по слабоосвещенной улице, ведущей в город. Валери сделала несколько шагов в том же направлении.

–Тогда на террасе ты сказала, что можешь рассказать кое-что интересное. Что ты имела в виду? – Она сделала вид, что не слышала последнюю фразу. –Расскажи, и, может быть, я тоже смогу добавить от себя что-то занятное.

Вида неохотно обернулась.

–Ты, оказывается, не всегда делаешь так, как тебе говорят.

–Так что в итоге?

–Сейчас я правда не могу здесь торчать и болтать с тобой. Давай договоримся так: в эту пятницу в десять зайдешь ко мне, я познакомлю тебя с парой друзей, и мы поговорим. Идет?

–Прекрасно. Но до пятницы еще много чего может случиться. Может быть, ты сейчас расскажешь то интересное, что тогда собиралась? – Ей хотелось настоять.

–Ладно, – сказала Вида после небольшой паузы.

Она подошла совсем близко и положила руку на плечо Валери.

–Видишь вон того? – Она показала на парня, который стоял у фонаря. – Да, в кожаной куртке.

Валери кивнула.

–Если заглянуть ему под капот, можно найти там кое-что интересное.

Валери раздраженно дернула рукой, и Вида отошла.

–Шутка. Расслабься. Лучше утри слезы бедняге Генри, – Вида повернулась и направилась в город.

–Может быть, это сделаешь ты? – крикнула Валери ей вслед.

Вида резко остановилась и обернулась. На этот раз она смотрела на Валери, как на надоевшую букашку, какого-то недобитого комара.

–Так… – Она медленно выдохнула. –Если еще раз мне придется из-за тебя останавливаться, до дома ты целой не доберешься – огребешь по полной программе. Это ясно?

–Ясно, – сжав зубы, сказала подчиненная участница разговора.

Валери еще минуту постояла на том же месте, обдумывая ситуацию. Эти двое считали, что полностью себя обезопасили, взяв с нее слово, что она никому не скажет, как они преспокойно передавали порошок в общественном месте, вообще не прячась. Думали, что круто законспирировались, чтобы просто и весело обмануть закон. Они смотрели на нее, разговаривали с ней, отвечали на вопросы, брали ее сигареты, но ни один их них не поинтересовался, что она – человек, который полгода назад уехал из Линдо, не оставив там ничего, кроме нескольких жалких книжонок, – везла в своем непомерно большом и закрытом на кодовый замок чемодане. А везла она вовсе не книги.