Книга I. Дар светоходца. Враг Первой Ступени

– О ней? О ком, о ней?.. О КОМ, О НЕЙ?!!

Образ Каргера стал почти прозрачным. Голос звучал совсем издалека, теперь Кай с трудом улавливал обрывки затухающих фраз. – Начни с начала… сила в слове…

– Ты ещё придёшь?! Каргер, ты же не умер?..

В молочном мерцании весь облик Каргера был почти прозрачным, он удалялся, едва шевеля губами:

– …ищи из снов… всё в повести времен… история лукава… орден приведёт… они суть одно и…

Холод отступал. Лицо Каргера растворялось в колеблющемся свете. Радужные концентрические круги сжимались, нисходя к истоку, смыкаясь вокруг бронзового тельца планеты и исчезая в нём. Бледными красками в полуразмытых очертаниях начала проявляться обстановка кабинета, сперва нечётко, затем всё ярче и натуральнее. Трепетала тюлевая занавеска.

Кай чувствовал себя совсем потерянным.

Как же глупо! Каких-то несколько минут! Ни о чём… Пустые утешения. Загадочные слова. Как всё тупо! Как всё бессмысленно…

Кай встал. Только сейчас он заметил, что комната опустела. «Заинтересованные лица» давно разъехались по домам, но ничего полезного из всей этой нотариальной дребедени не получилось, нечего было вообще сюда ехать.

Он выглянул в окно, бледный солнечный диск спускался к горизонту. Поискал глазами машину деда, но двор был пуст, значит уехали. К причудам времени он уже привык и просто внутренне махнул рукой.

Кай сунул руки в карманы и подошёл к гравюре, висящей на стене за столом Каргера. Выполненный в старинной манере, поразительно объёмный и натуралистичный, на ней был изображён старинный храм с забитыми окнами. Над маковкой возвышался крест, а от него мощным лучом куда-то ввысь уходил столб сияния. Нарисованное, конечно, сияние, такое же чёрно-белое как вся гравюра. Храм с крестом возвышался над суровой скалой в окружении воды. Рядом в лесной чаще был изображён замок с зубчатым валом. Над башнями замка реял рыцарский штандарт, на флагштоках развевались флаги поменьше. Под холмом чуть в стороне – одинокая гробница. На каменном кресте, на верхушке сидел ворон.

Кем ты был, Каргер?.. Сколько тебе лет? О чём ещё мы не догадывались? Не твой ли это замок? Не твоя ли могила?

Кай тяжело вздохнул, отгоняя злые мысли. Признаваться в этом было тяжело, но всё это время он надеялся на какую-то помощь, подсказку, дружеское плечо. Он почувствовал себя ребёнком, беспомощным, ни на что не годным без поддержки старших. Он просто плыл по течению, чем тебе не инфузория-туфелька?.. Всё в его судьбе решали взрослые или случайность.

Кстати… вот ещё вопрос, случайно или нет Юстиция Юлисовна дотронулась до Сатурна и запустила сеанс с Каргером? Стоит над этим подумать, появился он не без участия этой бронзовой штуковины…

После секундных раздумий Кай выдернул штепсель из розетки и смотал шнур. На столе лежала стопка бумаги, он быстро написал на листке несколько строк расписки и добавил к ним своё имя. Двери квартиры были открыты, Кай подхватил настольную лампу под мышку и не оглядываясь вышел.

Без особых надежд он поискал взглядом во дворе машину деда, но его, вероятно, просто потеряли. Фокусы, которые проделывало время, его уже не удивляли, сейчас, похоже, он снова провалился в какую-то временную прореху, в другое его течение. Нужно просто дойти до дома и найти своих. Но сперва к старому часовщику. Каргер хотел показать что-то О НЕЙ, но Кай не увидел. И сейчас это было главным.

* * *

Лампа оказалась очень тяжёлой, нести её было неудобно, абажур на вид выглядел очень хрупким – фарфоровым, кружевным, но Кай намеревался дотащить её любой ценой, всё-таки, как и орден, этот необычный артефакт был напоминанием о Каргере, и заодно будет не лишним хорошенько изучить его возможности.

Обливаясь потом и чертыхаясь, Кай добрался до Межевого переулка, было не слишком удобно тащиться к мастеру Йозефу с такой громоздкой ношей.

Возле порога, выгибая плюшевую спину, потягивался большой медно-рыжий кот. Кот был очень красивый, на широкой сладкой мордочке в обрамлении длинных усов и бровей радужно переливались огромные зелёные глаза. Закончив с потягиванием, он уселся на ступени и странным взглядом уставился на свой пушистый хвост.

Кай почти добрался до часовой мастерской, как вдруг его окликнул незнакомый голос:

– Занятная вещица… Желаете продать?

Кай оглянулся.

В полумраке у витрины «Антикварного» на низком стульчике, обмахиваясь газетой, сидел грузный мужчина в переливчатом жилете. Кай видел его впервые. Тот единственный раз, когда магазин ему понадобился, закончился встречей со смотрителем стрелок. Тогда он хотел оценить орден Каргера. Сейчас этот вопрос отошёл на дальний план. Ему был нужен именно мастер Йозеф.

– Желаете продать? – снова спросил мужчина.

Кай был готов поклясться, что в этот момент кот скрутил мохнатую когтистую фигу в сторону антикварщика. Но нелепость этого предположения заставила списать видение на игру света и тени – уже в следующий момент кот старательно вылизывал когтистую лапу с чёрной подушечкой.

– Нет, это… это моя…

Кот будто кивнул, а затем двинулся в сторону часовой мастерской и, забавно перебирая крепкими широкими лапками в мохнатых штанишках, исчез в полумраке.

Кай проводил кота взглядом и оглянулся на мужчину на стульчике.

– Прелестная… тонкая работа! – продавец привстал, рассматривая лампу с восхищением. Он погладил зелёный абажур. – Позволите? Отличное состояние… Лампада… вот эта часть… не позднее семнадцатого века. Вот сюда, в бронзовую ёмкость планеты, заливали масло, и от него питался фитиль. Видите, абажур изнутри в копоти? Электричество подведено позже. Ах… шедевр! Волшебная ж вещь!

– А фарфор? – спросил Кай, думая о коллекции Музы Павловны.

– Вы решили, что это фарфор?!! – обрадованно воскликнул хозяин магазина.

Кай вскинул бровь.

Мужчина был рад выдать новую справку.

– О, нет… Это, без сомнения, серафинит. Невероятно тонкая резьба, я рискну предположить, прошлого тысячелетия. Позволите догадку? Вы открыли в себе дар?

Антикварщик взглянул на Кая с таким многозначительным прищуром, что тот вздрогнул и слишком быстро спросил:

– В каком смысле?

– За серафинитом охотятся экстрасенсы и астрологи – помогает сосредоточиться, прицелиться, сконцентрироваться. В общем, усилить ясновидение. Есть дар?

– Не знаю. Нет… Не думал об этом, – смешался Кай. – Честно говоря, мне в «часовую»,

Антикварщик всё цокал и цокал языком, провожая лампу сожалеющим взглядом. Но Кай уже думал о своём.

Он вежливо буркнул: «Извините, в другой раз», и направился к соседнему фасаду с яркой свежевыкрашенной вывеской «Ремонт часов». На двери была табличка поменьше с надписью:

«Время не терпит опозданий».

Кай дёрнул за шнур колокола, внутри раздался сигнал зуммера. Через минуту дверь открылась, и он вошёл внутрь мастерской. Тесная прихожая была пуста, в нос ударил запах лака и дерева.

Кай ожидал услышать старческие шаги и сердитый скрипучий голос, но вокруг стояла тишина. Он поставил свою лампу на пол, толкнул дверь и шагнул в вестибюль.

…

Навстречу ему вышел мужчина лет тридцати в нарукавниках и фартуке. На голове его поблёскивал тонкий стальной обод, на котором крепилось аккуратное стёклышко.

– Чем могу помочь? Мы уже закрываемся.

– Простите! А можно позвать мастера Йозефа? Можно позвать..?

– Нет у нас таких, – мастер поправил свою налобную лупу.

– Мастер Йозеф… Старый часовщик?

– А ты не ошибся местом, дружок?

Кай осмотрелся.

Что-то изменилось, что-то было не так. Вестибюль, который запомнился ему своими необычными пятью стенами, сейчас выглядел совсем крохотным, с одним единственным выходом – широкой во всю стену аркой в дубовых панелях. Зал мастерской был открыт будто на ладони. В дальнем углу в полумраке он рассмотрел стол с изогнутой длинношеей лампой, сеющей неяркий свет.

Оппа… а где панно с астролябией? Та полувыцветшая картина с золотыми старинными часами… во всю стену?..

Он ничего не понимал.

– Слепой часовщик, мастер… – произнёс он, запинаясь.

– Ты бы хоть сам подумал, дружок, ну как часовщик может быть слепым? Чешских сказок начитался?

– Но… он сам меня позвал… Я уже был здесь. Две недели назад.

– Не мог ты быть здесь две недели назад, дружок, мы сегодня открылись после ремонта. Здесь полгода строители работали, не веришь, вон сидит их прораб, ждёт расчёт. Извини… мы закрываемся.

…

Кай вышел из вестибюля, поднял свою нелепую ношу и ещё пару секунд в сомнении потоптался, рассматривая стены.

Какой-то идиотизм. Куда он запропастился, этот мастер Йозеф? Не выдумал же я его сам?

Кот, сидящий на прежнем месте, отрицательно покачал головой, после чего легко спрыгнул с парапета и растворился в сумерках.

Кай устал от знаков. Он был готов запустить бессмысленную лампу вслед этому ходячему образчику беспечности.

Он чувствовал себя опустошённым. По чьей бы воле он ни был пленён и избран, по велению ангела, Велеса, Времени или чёрта лысого, он не понимал, чего от него хотят, куда ему идти и что, в конечном счёте, искать.

В эту минуту фигура речи тренера Данилыча наполнилась для Кая новым содержанием – он не просто свалился со смирной кобылы… он застрял ногой в стремени и теперь беспомощно волочился за ней по земле.

Дурацкие Имена

Кай был раздавлен. Сказать, что он был огорчён – считай, промолчать. Он днями не выходил из своей комнаты, а если и выходил, то не поднимал глаз и ни с кем не общался. Если общался, то всё больше нападал и огрызался. Безысходность будила в нём такую ярость, которую потом трудно было куда-то приспособить.

Он ни на минуту не расставался с орденом, сжимая его в кармане. Часами лежал на кровати, уставившись неподвижным взглядом на зелёную лампу с абажуром из серафинита, такую же бесполезную, как и всё, что оставил после себя Каргер.

Он злился сложной и запутанной злостью, которая отбивала всякую охоту что-то делать. Ту внезапную встречу с сатурнианской проекцией Каргера Кай домашним коротко описал, но при малейшем их приглашении обсудить сказанное, он взрывался. Злость, смятение и раздражение исходили от него жаркими волнами. Каргера он уже почти ненавидел, мастера Йозефа презирал, Велеса проклинал.

В конце концов, первой не выдержала Муза Павловна, на которую чаще всего смотрели лишь как на многотерпимого ангела. В какой-то из дней за завтраком она отставила чашку с чаем и, перебив его очередную резкость, спросила:

– А ты думал, что мы будем, пританцовывая шагать по дороге из жёлтого кирпича?

Кай умолк. На лице его застыла кривая улыбка, обычно сопровождавшая внутреннюю панику.

– Я спрашиваю, молодой человек, ты думал, что древнее как мир чудовище решило побаловать тебя лёгким приключением?

Рука Кая непроизвольно потянулась к ноющему отпечатку лапы на плече, он поморщился.

– Я не думал…

– Я вижу, что ты не думал. А пора уже собраться с мыслями и подумать. Ты должен быть частью решения, а не частью проблемы. Осознай это.

– В смысле?

– В том смысле, что участники Пути не утешать тебя должны и не вытягивать из депрессии. Ты во главе, веди, и мы с тобой.

– Но я не знаю, куда вас вести? Мне ничего не сказали.

– Читай ещё, ищи.

– Что, чёрт возьми, я должен ещё прочитать?!! – запальчиво воскликнул Кай, смахивая со стола толстенный том.

Книга шлёпнулась на пол, развернув страницы веером. Он сердито на неё посмотрел.

Нельзя сказать, что Кай верил в то, что ответы на его вопросы находятся в книгах, потому что и в прошлой мирной жизни действительно полезного для себя в них не нашёл. И хоть дед читал Каю много, с самого рождения, ростки книголюбия в ребёнке зачахли. Первая самостоятельно прочитанная книжка стала тем камнем, что, выпав на грудь из его ослабевших во сне рук, послужил надгробием этому благородному занятию.

Муза нагнулась и подняла книгу с пола.

– Нужно убрать из уравнения неизвестное, «Х», – спокойно ответила Муза.

– Убрать? Как убрать? Моё уравнение состоит из одних только неизвестных!!! – заорал Кай.

– Значит, ты уберёшь их одно за одним.

В глазах Кая отражалась покорная тоска.

Взгляд Музы смягчился.

– Что говорил тебе Каргер в самый последний раз: путь, повесть, история? Что ещё?

– Сны, – пожал он плечами с угрюмым видом.

– Сны?.. – спросил как обычно бодрый и собранный, намытый и причёсанный дед Егор, гоняясь вилкой по блюду за скользкой сарделькой.

– Да… сны… – кивнул Кай и осёкся. В них было то, о чём он друзьям до сих пор не рассказал. Он не смог сдержать краску, опалившую щёки.

– Ты помнишь какие-то необычные сны? – Муза смотрела на него сердито и требовательно.

Он помнил свой необычный сон. Слишком необычный, чтобы рассказывать о нём, и слишком страшный, чтобы о нём забыть. Ещё меньше походило на случайность то, что видение на стрелке было его точным продолжением. Правда, до сих пор ему не приходило в голову связать сон с виршами Пути. Но… что если Муза права?

Дед наконец загнал сардельку в угол и уже готовился наколоть её на вилку. Кай рассеянно следил за его манёврами.

– Да… я видел такой сон. Страшный, – он медленно подбирал слова. – И потом… такое же было на стрелке. Один и тот же тоннель. И там был гроб. Каменный.

…

…Дерзкая непокорённая сарделька, ловко вывернувшись, прицельно вылетела в открытое окно.

…История поперхнулась кефиром.

…Карна посмотрела на него круглыми глазами, что было ей совсем не свойственно

…Муза Павловна положила в тарелку деда Егора новую горячую сардельку из кастрюльки.

…

Рассказ дался ему очень тяжело, но вздох за выдохом, сплетая слова в неповоротливые фразы, он очень ярко передал каждый эпизод, описал каждую мелочь.

Муза не сводила с него глаз:

– Это не пустое. Это может быть связано с указанием в Пути на «язычницу, чей прах не упокоен». С этим и надо разобраться в первую очередь. Надо поискать в книгах.

Дед сцепил руки у подбородка. Взгляд полнился счастливым предвкушением многочасовых библиотечных изысканий.

– А ты помнишь тех людей, мёртвых, возле гроба? – спросил дед Егор. – Давай-ка вспомни, как выглядела их форма? Может быть мы сможем определить год, и что-то можно будет поискать в газетах.

Кай описал форму. Её он видел издалека и под слоем пыли, но там в пещере он раздавил ногами фуражку, и очень хорошо запомнил её красный околыш и синий верх. И тёмно-синие, почти чёрные галифе на людях. Ещё в тот момент в глаза ему бросились нелепые гигантские окантованные золотой тесьмой красные звёзды на рукавах мертвецов. Современные военные таких не носили.

Дед Егор, задумчиво ероша чуб, делал пометки в блокноте.

– Не помнишь какие-нибудь детали того саркофага? – подключилась История. – Не зря же тебе показалось, что он очень древний. И такие штуки обычно не теряются.

Кай помнил. Его удивило оконце в мраморной крышке. Зачем гробу окно? На крышке узор, растительный орнамент. А на торце ему показалось знакомым изображение лестницы и солнца, они будто врастали в ступени постамента под ним.

Он рассказал.

– А что там за рельсы были? К тоннелю же вели рельсы? – вопрос Карны прозвучал обычным шипением, но они уже не вздрагивали при этом звуке.

Кай напряг память. Он шёл по костям, дорога была усеяна черепами и скелетами, под ногами вибрировало что-то, как если бы это были шпалы в приближении поезда. Хотя в видении у мастера Йозефа это были не рельсы, а металлическая стрелка. Но если довериться первому ощущению, то так гудеть и трястись под ногами могло в железнодорожном тоннеле. Вопрос, почему транспортный тоннель заканчивался пещерой, залитой зелёным светом, и что там мог делать гроб?

Кай рассказал и об этом.

Он вдруг почувствовал прилив сил. Будто раньше эти мысли в его голове застоялись, затянули ряской сознание. А сейчас он их разгрёб и вышел на большую чистую воду.

Тотчас в памяти всплыли те назойливые звуки, не то плач, не то пение, костистая голова, уткнувшиеся в грудь рога и стылые синие огоньки семи глаз.

Следом иглой в сердце вонзилось цокающее «кремц, кремц».

Он рассказал, как мастер Йозеф ругал его за то, что он поднял каких-то живий и кремцов. О таких существах никому не приходилось читать или слышать. Никому, кроме Карны.

– Это очень плохо, – прошелестела она.

История с сомнением посмотрела на Карну:

– Что ещё за живии? Что-то я о таких не слышала.

– Чем меньше ты слышишь, тем лучше, – Карна внутри привычно свилась в ледяные кольца. – Тебя одно имя их может убить. Высушить полностью. Как губку.

Тори слегка сникла, умолкая.

– Нас живии не трогают, но ваш слух воспринимает их самих как «пение», вас они отпугивают. А мы ощущаем их призывы на низких частотах.

– И они были возле тебя там – в тоннеле? Ты слышал там… пение? – Муза Павловна старалась выглядеть храброй.

Кай кивнул.

– А как узнать этих тварей?.. – взволнованно спросил дед.

– Живии они… создаются с Той Стороны, для ловушек, – Карна помолчала, подбирая слова. – Потом душат и утаскивают.

– Что за ловушки? Кем создаются?

– Теми, кто хочет и умеет спрятать. Есть закрытые тайные места. Или даже клады. Встречи с ними можно избежать. Они развешивают свои сети, их можно спутать с летящей паутиной.

Да, внезапно подумал Кай, вспоминая детские прогулки с Музой. По осени в солнечный день обычно полно таких летящих паутинок… особенно в лесу. Он любил лежать на траве, замечая летящие в воздухе нити… Там паутинка блеснула, здесь к одежде прицепилась, на лицо упала…

– Эта паутина – их щупы. Живии – бывают ростом выше деревьев, они ищут добычу, хранят секреты. Надо их сбрасывать и бежать. Люди просто исчезают. И никто их никогда не находит. Так хранятся тайны Той Стороны.

– И пауки есть, если паутина? – стиснув зубы, спросила Муза.

Карна кивнула:

– Тело им и достаётся. Паукам. Они могут не есть несколько недель, месяцев, даже год…

– Кстати да! – бодро поддакнул дед. – Я читал, что вес пищи, которую съедают все пауки мира за год больше, чем масса всех людей, живущих на Земле, и если бы пауки питались людьми, то могли бы сожрать все человечество за три дня!

Муза Павловна терпеливо возвела очи горе.

– Дыра в груди… – тихо проговорил Кай. – У меня была дыра в груди. Сердце на полу. В видении у мастера Йозефа.

– Ясное дело, – заключила Тори. – Тебе уже дважды показали то, что кто-то спрятал. И последствия, если ты влезешь в тайну. Этих людей, что прятали, тоже «спрятали». Их, получается, застрелили вместе с тайной, которую они туда поместили. Их никто не нашёл. А ловушку закрыли, с помощью живий. И, наверное, кремца.

– А эти кремцы опасные? – стараясь не выдавать волнения, спросил Кай. Их преследующее цоканье будило в нём необъяснимый ужас. – Откуда берутся?

– Вообще-то… я про кремца ничего не знаю. Слышала, что это семиглазое чудище с семью рогами. Он один вроде. Сам по себе. С ним точно лучше не встречаться.

– А что кремец делает с жертвами?

– Кремц, кремц, увёл и всё. То, что он тебя преследует, наверное, плохо.

– Ой, нет… Я дальше не хочу слушать, – Муза содрогнулась.

Кай сидел, не произнося ни слова. Всё его радостное возбуждение «большой чистой воды» иссякло, вытесненное накатившей тошнотой.

– И меня душил кто-то. Как змеи меня обвили и стискивали горло. Они как змеи…

Муза закашлялась, но это прозвучало весьма фальшиво.

– Да ладно вам, – Карна усмехнулась. – Есть такое…

– Да уж… весёленько там у вас, на Той Стороне, – дед хлопнул себя ладонями по коленям. – Пойду-ка я лучше пороюсь у себя в шкафчиках. Вдруг что-то встретится про саркофаг… Может кто из вас сгоняет в Центральную Библиотеку? Есть намётки. Надо подшивки газет перелистать…

– Вот ещё веселье, – запротестовал Кай, радуясь перемене темы, – сейчас ехать, это умереть в пробке. Сегодня в городе марафон. Все улицы перекрыты. Прошлогоднего хватило… Три часа…

– И что делали в той пробке? – спросила Карна.

– Да что… Дед пару раз выходил потянуться и попрыгать, а сам вместо этого, юрк! – и в книжный киоск. Вернулись домой с набором памятных монет в честь победы в 1912 году, портретом дедушки Пушкина и «Руководством по плетению из нижневолжской бересты».

Все рассмеялись.

– Ой, остряк. Хорошее руководство купил. Так в библиотеку сгоняешь?

– Не надо никуда гонять, – с внезапным ожесточением перебила его История. – Я знаю, кто нам поможет.

– Кто? – в один голос спросили дед Егор, Муза и Карна.

Кай взглянул на неё с надеждой.

– Как думаете, почему у меня такое дурацкое имя? – отвечая вопросом на вопрос, История не улыбалась.

– Почему? – одновременно спросили друзья.

– Потому что есть один… идиот… академик, доктор исторических наук. Он любит свою историю больше жизни, – в сиреневых глазах Тори блеснула злая искра. – И он мой папа.

* * *

Остаток дня все провели в радостном нетерпении. К отцу Тори было решено отправиться завтра в полдень, так чтобы встретить его на подъездной дороге. По какой-то причине История не хотела заходить в дом и настаивала на том, чтобы перехватить отца на въезде.

Кай почувствовал новый прилив оптимизма и решил всё же разобраться со странным «поведением» часовой мастерской.

Он снова выскочил во двор, и к его огорчению, двери мастерской снова были заперты. У порога стояло покорёженное ведро с остатками засохшего цемента и валялись обломки веника.

Хлопнув кулаком по дверному полотну, он собрался уходить, но его остановил знакомый голос.

– О, я вас помню, юноша! Не решились-таки продать свою волшебную лампу?

На соседнем пороге, заложив большие пальцы в проймы переливчатого жилета, стоял знакомый уже антикварщик. Кай почему-то никогда не мог увидеть его заранее. Он был готов поклясться, что улица была пуста, а здания разделяло не больше пяти метров.

«Может антикварщик следил за улицей в перископ?», – мелькнула совсем глупая мысль.

Кай усмехнулся, разворачиваясь, но вдруг вспомнил, что изначально к часовой мастерской его привёл вовсе не интерес к мастеру Йозефу, а вопрос к специалисту по антиквариату.

В кармане лежал орден Каргера, Кай счёл момент подходящим.

…

Кай подошёл к хозяину магазинчика.

– Нет, всё ещё не продаю. Здравствуйте… Другое… Я хотел показать вам это.

– Тогда прошу, – толстячок предложил ему войти в зал.

В полумраке магазина Кай вынул из кармана орденский знак и положил на подсвеченную витрину.

Антикварщик поправил очки.

– Ого… Дружок, не поделишься своим поставщиком? Что ни экземпляр, то всё интереснее… Я бы дал очень хорошую цену! Позволишь? – антикварщик протёр орден бархатной тряпицей и переложил на стекло микроскопа.

– А что в нём такого интересного?

– Всё. И если я не ошибаюсь, то это sidereus. Метеоритное железо.

– Прям с неба? Как вы определили?

– Вот эти линии. Взгляни-ка, – он придвинул к Каю микроскоп. – Совершенная геометрия. Гармония строгого хаоса. Видманштеттенова структура.

В большом приближении Кай действительно увидел тончайшие серебристо-белые насечки, удивительно ровный игольчатый рисунок, немного напоминавший микросхему в морозном узоре.

– Кто такой этот Видман… ман-шитин? Ювелир, который всё это нарисовал?

– Ювелир?.. – антикварщик расхохотался. – Определённо, работа ювелирная… Но, скорее, это работа Бога.

– Я думал, насечки нанесены вручную.

– Что ты! Это небо постаралось! Небесная разновидность металлографической структуры сплавов. Практически абсолютная прочность, всё благодаря иридию. Там в космосе он выдерживает немыслимые перегревы и минуса. На Земле же… Пережжённую или перемороженную сталь исправить невозможно, она становится совершенно негодной. Ещё никому на Земле воспроизвести её не удалось.

– Иридий… он редкий? Ценный?

– По цене гораздо дороже платины с золотом. Во всём мире в год добывается не более трёх тонн. По свойствам… – иридий невозможно окислить, повредить кислотой, расплавленными солями и даже «царская водка» не сможет стереть с иридия блестящий слой. Не нагревается, не ржавеет. Он идеален. И, в таком виде практически вечен.

Кай задумался. Он был уверен, что сам знак представляет ценность, историческую или художественную. Именно как изделие с историей. О металле он вовсе не думал.

– А что вы думаете о самом ордене, о знаках на нём?

– Я не часто держал подобное в руках. О Корпусе Стражей света и Академии Золотой лестницы слышал, но никогда не верил в их существование. Лестница к солнцу… в небо… ну, тут надо отпустить фантазию на волю.

Кай решил не сдаваться.

– И кто они?