Озябший ангел

– Понятно, – сказал Набатов. – Ну, что ты теперь на всё это скажешь?

– Дурачит он вас, как малышню в песочнице, – сказал Вовка.

– Ты, парень, думай, что говоришь! – баском прогудел сержант. – Обухова не так-то просто одурачить. А с тем психом время терять я не хочу.

– Ну, ладно, спасибо. Иди, работай, – сказал ему Набатов и задумался.

Сержант вышел.

– Володька, так ты стоишь на своём?

– Стою, Юрий Иванович. А кирпичи в вещмешке – это классная уловка. Маска дурачка и хромота – замечательное прикрытие.

– Ты думаешь, он специально подстрекает патрулей на погоню за собой, когда у него кирпичи в вещмешке?

– Конечно. Может, это его любимое развлечение. Представьте, если рынок у него под окнами, значит, он первый замечает людей в форме. Кладёт кирпичи в вещмешок, делает крюк и выходит на патруль. Потом делает вид что пугается и убегает.

– Хм. Логично, – замечает Набатов. – Этим самым он укрепляет свою легенду «идиота», а заодно, отвлекая патрулей на себя, выводит из-под удара своих сообщников. Поэтому они ни разу и не попались. Так, что ли?

– Точно! – воскликнул мальчик. – Тимуров их всех прикрывает.

– Ну, хорошо, Вовка, ты меня убедил. Что предлагаешь?

– Юрий Иванович, чтобы всё это проверить, мне нужен всего один человек, но не такой заметный, как Обухов. Лучше девушка. Может быть, ей придётся в пошивочную мастерскую сходить. Думаю, сало где-то под ней, в подвале.

– Подожди немного.

Набатов набросал несколько слов на листке. Поднялся.

– Я сейчас отдам распоряжение и вернусь.

Через три минуты начальник милиции возвратился.

– Так… Володя, что, по-твоему, ещё необходимо для операции? – спросил Набатов.

– Какая-нибудь красивая дорогая вещь, – сказал Вовка. – Лучше большая, чтобы можно было проследить за ней.

– А вот с этим вряд ли я тебе помогу. Чтобы выпросить у начальства такую вещь, нужно время, веские причины, гарантии, что эта вещь будет возвращена, план операции, контроль над ней и т.д. и т.п. Одним словом, канитель, не приведи Господи.

– Юрий Иванович, на всякий случай я продумал один запасной вариант. У моих друзей Чарских есть замечательные фарфоровые часы. Спекулянты их не упустят. А тётя Тоня мне их доверит, я знаю, лишь бы она их ещё не сменяла на продукты. Правда, у Чарских я давно уже не был, месяца полтора, наверно.

– Ладно, Володя, ты, конечно, сходи к ним и про часы спроси. Только я должен предупредить тебя, что определённый риск потерять эту вещь всё же есть.

Вовка ответил:

– Я рискну, не из упрямства, а из простого расчёта. Сало я принесу им в любом случае, а повезёт, то и часы верну. Разве не так?

– А ведь правильно мыслишь. Молодец. Только их нужно будет подробнейшим образом описать, кроме этого, сделать на них метку и указать её в нашем регистрационном журнале. Тогда мы изымем их у спекулянтов без особых церемоний.

Большой закопчённый чайник, словно маленький паровозик, окутался паром. Набатов пошёл, заварил чай, подложил в печку пару поленьев. Достал из ящика стола три чашки с ложечками, сахарницу и расставил их на дальнем краю стола. Чай пили не спеша, явно поджидая кого-то третьего.

Минут через десять в дверь постучали. Вошла вся закоченевшая Женя Осипова. Она вскинула руку к ушанке, непослушными губами выговорила:

– Товарищ…

Начальник жестом пресёк её доклад.

– Раздевайся, Женя, быстрее согреешься. Присаживайся к нам.

Осипова сняла бушлат, подошла к Вовке, приветливо коснулась рукой его головы, в полголоса сказала ему:

– Рада тебя видеть.

– Я тоже, – ответил мальчик.

– Володя, налей-ка чайку Жене, – предложил Набатов.

Вовка наполнил чашку дымящимся чаем, открыл сахарницу, зачерпнул полную с горкой ложечку песка, ссыпал её в чай, затем положил вторую ложечку, третью, и озадаченно уставился на чашку: чашка была переполнена. Её нельзя было даже тронуть без того, чтобы не пролить. Он беспомощно поднял глаза и увидел, что и Набатов, и Женя, наблюдая за ним, улыбаются. Вовка смутился.

– Чуть не углядел, по самый ободок налил, – сказал он. – Женя, отпей маленько и возьми сама, пожалуйста.

Девушка сходила за чашкой, поблагодарила, села напротив Набатова. Он собрался с мыслями и сказал:

– Евгения, по предположению Володи, на нашем рынке орудует шайка спекулянтов салом, причём шайка хорошо организованная. Продавец меняет сало на драгоценности. Ваша задача: очень осторожно понаблюдать за этими людьми. Попытаться выяснить: сколько их в цепочке, какова роль каждого из них, откуда они берут продукт? По Володиной версии салом снабжает их кто-то из тех, кто имеет отношение к пошивочной мастерской. Форму сними. Не исключено, что надо будет найти предлог и сходить туда. Как я понял, у Володи кое-какие намётки плана действий уже есть. Докладывать будешь вечером по телефону, не мне, так дежурному. Как только появится любая достоверная информация – сразу ко мне. Надеюсь, что недели вам хватит. И главное: не рискуйте. Ни одного опрометчивого шага, ни одного лишнего слова. Всё понятно?

– Предельно, – ответила Осипова.

– Вопросы? – по привычке спросил Набатов.

– Возможно, мне понадобятся деньги на пошив… – заметила Женя.

– Если возникнет такая нужда, обращайся к бухгалтеру, – сказал Набатов. – Я отдам распоряжение, деньги тебе выдадут.

– Спасибо. У меня больше нет вопросов. Разрешите идти?

– Идите, – ответил он.

Вовка и Женя попрощались и пошли к выходу. Но лишь она стала закрывать за собой дверь, как майор окликнул её:

– Евгения! Задержись на минутку.

Девушка вернулась, а через двадцать секунд снова вышла из кабинета.

– Волнуется за нас, – сказала она.

Покинув отделение милиции, Женя придержала мальчика за плечо, улыбнулась.

– Я рада, что ты жив, Вовка. У меня за два последних месяца столько потерь. А ты молодец, не подкачал! И не просто выжил, а сражаешься.

– Я не думаю, что веду какое-то сражение, – сказал Вовка, – просто сопротивляюсь, как могу: голоду, подлости, – всему, что наваливается на меня.

– И продолжаешь помогать другим. Я слышала о тебе.

– Да какая это помощь?.. – отмахнулся Вовка. – Мне даже не с чем сходить к знакомым, ребятишек проведать.

– Ну, ничего, напарник, не всё так плохо: фашистов уже поубавилось, дело к весне идёт, так что крепись, скоро полегче станет.

– А я и не жалуюсь, – сказал мальчик. – Женя, давай о деле.

– Давай, – откликнулась она. – Что предлагаешь?

– Ты сейчас оденься, как можно теплей и проще, и часа через полтора приходи на рынок. А мне нужно сходить к своим знакомым за одной вещью…

– Нет, Вовка. Ты забыл, что я живу рядом? Сейчас зайдём ко мне, я быстро переоденусь, и вместе пойдём к твоим знакомым. А дорогой ты посвятишь меня во все тонкости дела. Не на рынке же нам с тобой обсуждать свои проблемы, согласен?

– Ты права, Женя. Пойдём, – согласился мальчик.

Через полчаса они уже шли к Чарским. Женя была в синей стёганой фуфайке, полинявшем шерстяном платке, повязанном по глаза, и в старых протёртых до дыр валенках. За дорогу Вовка успел рассказать девушке о своих наблюдениях за жуликами и догадках. Она, в свою очередь, спросила его:

– А почему ты так уверен, что Тимуров симулирует?

– Но я же видел его лицо! Оно было совершенно нормальным.

– Вовка, а вот скажи, когда ты смеёшься или наоборот думаешь о чём-нибудь серьёзном, разве у тебя не изменяется выражение лица?

– Изменяется, – ответил он.

– Вот и у него тоже.

– Ладно, пусть так. А хромота? – спросил Вовка. – Он же прямо у меня на глазах шагов двадцать отмахал ровным спокойным шагом.

– А если он пытался побороть свою хромоту? – тонко поддразнивая его, спросила Женя.

– Это дурачок-то?! – воскликнул Вовка. – А если он на мозги слаб, то, чем ему думать? Да и потом, зачем ему это?

– А может, у него просветления бывают? – лукаво заметила Женя.

– Ну, хорошо, – продолжал упорствовать Вовка. – А вот скажи мне, пожалуйста, где я сейчас могу найти два кирпича, если снегу намело выше метра?

– …Не знаю, – ответила она.

– Зато я знаю – где-то под крышей.

– Ты хочешь сказать, что это не случайное помутнение рассудка, а заранее подготовленный трюк?

– Ну а разве нет?! – спросил мальчик. – Да никакой сумасшедший не спутает кирпич с куском сала.

– Тут, пожалуй, ты прав, – согласилась Евгения. – Похоже, он и в самом деле переигрывает.

– Да не просто переигрывает, он издевается над патрулями, – уточнил Вовка. – Мне кажется, я даже знаю, о чём он думает…

– Ну-ну, и о чём же? – поощрила его Женя.

– Он думает: «Я не голодаю, не мёрзну, как другие в окопе, а живу, как хочу. Все считают, что я дурак, а на самом деле – я куда умнее их».

– Ничего, мы это поправим, – заметила Женя.

Так за разговором они и дошли до дома, в котором жили Чарские.

– А вот здесь живут мои хорошие знакомые, – сказал мальчик, указывая на их подъезд. – Как они тут? Даже страшно заходить к ним.

– А это необходимо? – спросила девушка.

Вовка молча кивнул и направился к подъезду. Поднялись на третий этаж. Дверь тридцать второй квартиры оказалась запертой. Но на самой двери мелом была нарисована стрелка с цифрой тридцать один. Мальчик подошёл к соседней двери и постучал. Не дождавшись приглашения, открыл её, шагнул за порог. В комнате сумрачно.

– Добрый день! – сказал он. – Есть кто?

– Есть, – отозвался слабый женский голос.

– Я пришёл к тёте Тоне, а их нет. Не скажете, где они?

– Тебя как зовут? – спросила женщина.

– Вовка Митрофанов.

– Ключ – на тумбочке. Тоня велела, как придёшь, тебе отдать. Возьми его, там у них письмо для тебя.

– Спасибо. Я потом ключ на место положу, – сказал Вовка.

– Ладно.

Вовка нащупал ключ и вышел. Вместе с Женей они переступили порог тридцать второй квартиры. На кухонном столе лежала записка, написанная карандашом. Мальчик стал читать её.

«Вова, здравствуй! Давно тебя нет, волнуемся. Весь январь мы жили у соседки, так было удобнее и теплее. Мы еле-еле дождались эвакуации и вот сегодня уезжаем на большую землю. Вова, если тебе понадобится что-нибудь из вещей, чтобы обменять на продукты, бери и меняй. Я очень прошу тебя: постарайся выжить. Обнимаем, твои Чарские. 24.01.42».

– Уехали… – сказал Вовка и подвинул записку Жене. – Я очень рад за них. Уж теперь-то Анюта и Санька наверняка останутся живы.

– Все твои подопечные разъехались? – спросила Женя.

– Нет. Ещё много осталось. Одних только малышей пятеро.

– Где ты их только находишь?

– По-моему, они сами находятся, – заметил Вовка.

– Ну да, можно и так сказать. Слушай, так за какой вещью мы пришли?

– За часами, если они ещё сохранились. Пойдём, посмотрим.

Вовка с Женей прошли в комнату. Освещение в ней слабенькое – уцелело всего лишь одно стекло, но мальчик сразу увидел те часы. Они даже при скудном свете таинственно поблёскивали.

– Вот они! – указал он. Подошёл к ним, взял с комода, сдул с них пыль. – Фарфоровые. Мимо таких часиков спекулянты вряд ли пройдут. На них-то мы и будем ловить их.

– Пойдём на кухню, там светлее, – предложила Женя.

– Пойдём, – согласился Вовка.

Они вернулись в кухню, сели за стол, поставили перед собой часы, залюбовались. Сама работа была проста по композиции, но сделана из превосходного фарфора. Циферблат часов, белый с перламутром, диаметром с кофейное блюдце, держали два ангела с полупрозрачными крыльями, усеянными золотой пылью. Вдоль основания часов нанесена золотая надпись: «Моей любимой». Вовка, вспомнив рекомендацию начальника, сказал:

– Набатов посоветовал подробно описать приметы часов в учётном журнале и как-то наметить их.

– Хочешь вернуть их хозяевам? Понимаю.

– Да. Если Чарские до сих пор не сменяли их на продукты, значит, они очень дорожат ими.

– Ты прав. Сейчас всё сделаем, не волнуйся, – успокоила его Женя.

Она подняла часы, взглянула на их донышко. Там были выдавлены: надпись «1913» и отличительный знак мастера, изображённый в виде короны с вписанной в неё буквой «М». Девушка удовлетворённо сказала:

– Всё, что нам надо, здесь уже есть. Сейчас я занесу всё это в блокнот, и этого будет достаточно для изъятия часов. А они хоть идут?

Она повернула ключ часовой пружины всего лишь на пол-оборота, и часы тотчас ожили и стали деловито отсчитывать время. Женя улыбнулась.

– Замечательные часы. Хорошо бы теперь коробку найти, чтобы ненароком крылышки не сломать.

– Сейчас поищем, – ответил Вовка.

Он открыл шкаф, в нём висело всего несколько платьев и осеннее пальто, а на его днище рядом со стопкой детских вещичек лежала синяя коробка. Мальчик открыл её. В ней хранились женские босоножки. Он вынул их из коробки и положил в шкаф.

– Вот эта подойдёт? – протянул он Жене коробку.

Девушка поместила часы в коробку.

– В самый раз, – ответила она. – Сколько будем за них просить?

– Полкило, и не меньше.

– Вряд ли дадут, – засомневалась она. – Спекулянты – народ скупой.

– А нам того и надо, чтобы они не сразу их выменяли. Вдруг на хозяина выведут. Ты, Женя, стой на своём, не уступай.

– Слушаюсь, товарищ сыщик! – шаркнула она подошвами валенок. – Ни за что не уступлю.

– Да ладно тебе… Можешь и не слушаться, только нам беспременно надо накрыть этих жуликов!

На рынке Женя встала там, где указал Вовка, ближе к домам. А он сам стал, не спеша, кружить по жиденьким рядам продавцов. Все они держали перед собой то костюм или платье, то книги, то посуду – вещи по нынешним временам не главные. Девушка тоже открыла обувную коробку и, взяв её как можно удобней, стала ждать своего покупателя.

Рядом с Женей стояла молодая женщина с маленькой девочкой. На лёгких саночках лежала алая плюшевая подушечка с приколотыми к ней воинскими наградами, среди которых были и два георгиевских креста. Девочка, увидев коробку с часами, мечтательно улыбнулась.

– Мама, – сказала она, – посмотри какие красивые ангелочки.

– Да, Оленька, они замечательные, – согласилась мать.

Девочка, задрав головку, какое-то время умилённо смотрела на часы. Потом она вдруг спросила мать:

– Мама, а у меня тоже есть ангелочек?

– Да, моя родная, ты же у нас крещёная. А при крещении каждому малышу Бог даёт своего ангела-хранителя, которые их потом оберегают всю жизнь.

Девочка задумалась.

– Мама, а у моего братика не было ангела?

– Был, миленькая, был, – грустно ответила ей мать и погладила её по головке.

– А почему же тогда он не спас братика? – тревожно спросила она.

Мать растерянно посмотрела на дочку и, подбирая слова, ответила ей:

– Он хотел его спасти, очень хотел, но не смог. У него тоже замёрзли крылышки. Ты же знаешь, доченька, какая нынче студёная зима.

Девочка горько вздохнула и поникла. Но вдруг подняла на Женю глаза и тихонько попросила:

– Тётенька, мне так понравились ваши ангелочки. А можно мне их потрогать?

– Можно, девочка. Потрогай. – Женя присела перед ней. – Я уверена, ты им тоже понравилась. Теперь и они будут присматривать за тобой.

Малышка своим прозрачным пальчиком робко дотронулась сначала до одного ангела, потом прикоснулась к другому.

– Бедненькие… им тоже холодно.

Редкие снежинки, лёгкие и пушистые, стремились хоть чуть-чуть приукрасить этот убогий, неестественно тихий нищенский рынок. Прошло уже два часа, но никто, кроме обычных любопытных, не заинтересовался часами. И главное – нигде не было видно ни одного жулика из той шайки. Вовка, проходя мимо Жени, сказал ей:

– Ты походи по рынку, а часы в сторону дома почаще поворачивай.

– Угу, – ответила она.

И через минуту, притопывая, чтобы не замёрзнуть, она двинулась по рынку. Луч солнца, упав на жемчужный циферблат часов и на позолоту, нанесённую на тонкий светоносный фарфор, вернули этой радостной вещице истинное великолепие.

Через двадцать минут к Жене подошёл невзрачный бледноватый мужчина. Он окинул её цепким взглядом и сосредоточил своё внимание на часах.

– Что, нравится? – спросила девушка. – Саксонский фарфор, механизм безотказный.

Она вынула часы из коробки, дала ему их послушать.

– Что просишь за них? – спросил он неожиданно женским голосом.

– Полкило сала, – сдержанно сказала она.

– Фью-ю, – присвистнул дядька. – А где ты его тут видишь?

– Я его не вижу, – невозмутимо ответила Женя, – но моя тётя уже обменяла здесь свой перстенёк, а теперь дала мне на обмен вот эти часы. Они очень дорогие.

– Ладно, жди, – сказал дядька и ушёл.

Вовка, находясь на достаточном удалении от него, проследил за ним. Мужчина вышел за спины последних торговцев, где его поджидал тот самый мордатый напарник. Они посовещались между собой, напарник кивнул. Плюгавый отправился к Жене, а Вовка тем временем двинулся в сторону его сообщника. Девушка ждала дядьку недолго. Он, вернувшись к ней, сказал:

– Я нашёл тебе покупателя. Пойдём, проведу к нему.

– С рынка я никуда не пойду.

Плюгавый презрительно усмехнулся.

– Он здесь, не бойся. Иди за мной.

Женя последовала за ним. А мальчик находился уже метрах в семи от места встречи девушки и покупателя, только не снаружи, а изнутри круга. Присев на корточки, Вовка с интересом рассматривал ковш, вырезанный из дерева в виде утки, а заодно наблюдал и за Женей. Провожатый, подведя её к своему сообщнику, тут же оставил их наедине.

– Ну-ка, дай посмотреть, что тут у тебя за вещица, – попросил покупатель и протянул руки за часами.

– Я вам их сама покажу, – отстранилась Женя.

Дядька растерянно опустил руки.

– Эта вещь из лучшего саксонского фарфора, механизм швейцарский. Часы очень дорогие и прекрасно работают.

Она аккуратно вынула часы из обувной коробки, повернула их тыльной стороной, показала сверху, снизу.

– Вот, кстати, клеймо мастера, – указала она на корону.

Затем достала из кармана карандашик и легонько постучала им по крылышкам ангелов. Раздался высокий мелодичный звон.

– Ну и как они вам? – спросила Женя.

– Милая вещица, – согласился покупатель. – Но более трёхсот граммов за неё дать не могу.

– Эта вещь до войны целого поросёнка стоила, а после неё ещё дороже будет, – возмущённо сказала Женя. – Тётя мне строго настрого наказала, что я могу отдать эти часы только за полкило сала.

– А я тоже не своим товаром торгую! – обозлился дядька. – Хозяин с меня шкуру спустит.

– А вы неплохо одеты, не замёрзнете, – с вызовом сказала Женя.

– Я вам уже сказал, что не могу дать за часы пятьсот граммов.

– Тогда я подожду другого покупателя. А вы посоветуйтесь с хозяином товара. Если я за сегодня не обменяю их, завтра ещё раз приду сюда.

– Бесполезно, – сказал дядька. – Я знаю, кто и чем здесь дышит. Никто другой часы у вас тут не купит.

– Ну что ж, спасибо за совет. Значит, завтра с этими часами я пойду на другой рынок, – сказала Женя и пошла на своё прежнее место.

Дядька уставился в землю, медленно снял свою меховую шапку и не спеша, как бы в задумчивости, стал чесать затылок. Мальчик поднялся, отступил от продавца резного ковша. И в это самое время он успел увидеть, как в окне третьего этажа блеснули стёкла бинокля.

«Ага! Вот ты и проявился, голубчик», – пробормотал Вовка. И, взглянув на мордастого мужика, заметил, как у того над головой, словно короткие рожки улитки, изредка высовываются два оттопыренных пальца. Начесавшись вдоволь, дядька нахлобучил шапку на голову и стал чего-то ждать. Мальчик, не упуская его из виду, медленно двинулся дальше.

Через десять минут, как всегда, с вещмешком за плечами, показался Тимуров. Он снова волочил ногу и по-идиотски улыбался. Доковыляв до скупщика, он в приветствии снял шапку и поклонился ему. А тот бросил в неё несколько монет. И как только Тимуров, радостно щурясь на солнце, потащился дальше, дядька сунул себе в карман небольшой свёрток. А ещё через несколько минут плюгавый снова привёл Женю к торговцу. Тот сердито взглянул на неё.

– Чёрт с тобой! – тяжело вздохнул дядька. – Возьму уж твои часы себе в убыток. Вот тебе триста граммов, вот ещё двести, держи.

Дядька выложил ей на ладонь два промасленных брусочка.

– Спасибо, – сказала Женя. – На днях я принесу вам золотые серьги, соседка просит обменять их. А вот ваши часики, возьмите. Только несите их в коробке циферблатом вниз, а не то у ангелочков могут сломаться крылышки.

– Это уж не твоя печаль, – сказал дядька. – Прячь своё сало, пока ворон не увидел, а то несдобровать тебе. Жизнь нынче куда дешевле шматка сала. Уноси ноги.

– Угу, поняла, – сказала Женя.

Она завернула сало в тряпицу, сунула его за пазуху и спешно покинула рынок. Отшагав в направлении пошивочной мастерской с полквартала, Женя оглянулась. Вслед за ней, по-журавлиному поднимая ноги, шёл высокий худой мужчина. Когда она оглянулась в следующий раз, он уже почти догнал её. Справа от тропы лежали старик и старуха: он – опрокинувшись на спину, а она – уткнувшись ему лицом в грудь, словно прислушивалась: не бьётся ли его сердце? Их седые непокрытые головы и голые ноги производили жуткое впечатление. До них никому не было дела, и лишь лёгкий снежок неспешно укутывал их в белый саван. Возле них Женя и остановилась. Она повернулась лицом к преследователю. Между ними оставалось не больше пяти метров. Это был нескладный сутулый дядька с серым обветренным лицом. Она спросила его:

– Ты и есть Ворон?

Мужчина оступился, выбрался на тропу.

– Уже слышала обо мне?

– Что тебе нужно? – спросила его Женя.

– Отдай сало или ляжешь рядом с ними.

– Это ты их убил?

– Только деда, – равнодушно сказал он. И вынул из кармана руку. В ней блеснул широкий короткий нож.

– Я у тебя какая? – хладнокровно спросила девушка.

– Восьмая, – угрожающим тоном сказал он ей и пошёл на неё.

Женя достала из кармана «Вальтер» и направила его на дядьку.

– А ты у меня будешь первым. И не вздумай убегать, – предупредила она, – пуля догонит.

– Ты… ты чего? – стушевался он. – Да я… это… пошутил.

– Зато я не шучу. Нож на землю! Лицом в снег! Руки за спину! – властно командовала она.

Он, озлобленно глядя на неё, неохотно подчинился её командам.

– Ну, пионерка! – отплёвываясь от снега, прогнусавил он. – Я ещё с тобой разберусь!

– Размечтался, – сказала она. – Ты, Ворон, лучше не зли меня, а то ведь испугаюсь и пристрелю. Полный расчёт у тебя ещё впереди, а пока вот тебе задаток.

Она несильно стукнула его пистолетом по затылку. Дядька хрюкнул.

– И запомни: дёрнешься – ещё получишь. Я не собираюсь кувыркаться с тобой в снегу.

Женя достала из кармана узкий ремешок, сделала из него петлю и, упёршись коленом в спину, связала бандиту руки. Подняла его нож. «Ну, вот и славно, – подумала она. – А ведь прав был Набатов, когда сегодня чуть ли не силой вручил мне пистолет и сказал: «Хочешь сделать большое дело – не забывай о мелочах». Это он о безопасности. И как в воду глядел, пригодился. Надо уводить этого болвана с дороги, а то вдруг кто-нибудь из той шайки в мастерскую направится».

Евгения с трудом вытащила Ворона на тропу, предупредила:

– Побежишь, пристрелю. Вперёд.

И повела его в отделение.

Ворон, вероятно, ещё на что-то надеялся. Цедя сквозь зубы угрозы, он шёл довольно быстро, но за полквартала до отделения вдруг остановился.

– Ты куда это меня ведёшь? – озадаченно спросил он.

– В гостиницу для мерзавцев, – ответила она. – Ты шагай, шагай, а то шлёпну прямо здесь и уйду.

Бандит обернулся. Женя направила на него пистолет.

– А ведь ты не выстрелишь…

– Это в подонка-то? С большим удовольствием. Не советую проверять. Я тебе даю редкий шанс: явиться в отделение и самому во всём признаться.

Он мрачно посмотрел на неё и побрёл к милиции. Перед дверью он остановился.

– Шагай-шагай, – сказала она. – Там тебя уже заждались.

Ворон с ненавистью покосился на девушку и вошёл, она – вслед за ним. Дежурный по отделению привстал. Бандит бросился к милиционеру.

– Она вооружена! – крикнул он. – И хочет вас убить! У неё пистолет!

– Дурак ты, Ворон, – махнула рукой Женя и, развязав платок, уронила его на плечи. – Назаров, примите арестованного, обыщите его и – в камеру. Он признался в том, что убил семерых человек. Хорошо, что в последний момент покупатель часов предупредил меня о нём, иначе бы этот скот и меня мог зарезать.

– Кто тебя предупредил? – тоном презрительного недоверия переспросил бандит. – Это Тупица-то? Пургу гонишь.

– Во-первых, он не тупица, а во-вторых, с чего бы мне врать? – возразила Женя. – Я пообещала ему золотые серьги принести на обмен, вот он и предупредил меня. Говорит, только остерегайся Ворона. Он за шмат сала и мать свою не пожалеет.

– Вот гад! – изумился Ворон. – Сдал, как пустую бутылку. Паучара.