Русский всадник в парадигме власти

Часть 2. Русский всадник между царством и империей

ГЛАВА 1. РУССКИЙ ВСАДНИК В ПРОСТРАНСТВЕ ПЕТРОВСКИХ РЕФОРМ

2.1.1. НАЧАЛО РЕФОРМ. «КОННИЦЫ МАЛОЛЮДСТВО». ВОЙНА КАК ОСНОВНОЙ СЦЕНАРИЙ

К концу Московского царства конница все еще была основой русской армии763. В это время она имела весьма самобытные формы, сложившиеся в результате смешения различных культур. Основу войска составляла иррегулярная поместная конница («временное» войско), мобильная и многочисленная. К концу XVII в. ее численность равнялась приблизительно шестидесяти тысячам, составленным из конных сотен дворянской и татарской конницы. Всадники поместной конницы были известны как «добры и конны и оружейны»764: по качеству боевой подготовки до определенного момента она была лучшим видом вооруженных сил России.

С 1680‐х гг. поместная конница начала терять боеспособность, а вместе с ней – и свое значение, уступая и пехоте, и войскам иноземного строя. На рубеже XVII–XVIII вв. современник И. Т. Посошков подверг ее резкой критике, приписав ей неимение основных понятий о воинской дисциплине, массу «нетчиков», желание «саблю из ножен не вынимать»765. «Клячи худые, сабли тупые», – обвинял он766.

Так или иначе, неспособность поместной конницы к успешным наступательным действиям не оспаривалась, поскольку ее главной воинской задачей до настоящего момента предполагалась оборона. «Воинское дело первое из мирских дел, яко важнейшее для обороны своего отечества», – соглашался впоследствии и царь Петр I767. В западноевропейских войнах XVIII в., где от конников требовались выучка и техничное маневрирование, поместное войско могло выступать только как вспомогательная сила, равно как и другой вид временного ополчения «русского строя» – даточная конница.

Относительно развитый боевой навык имела конница городового войска казаков-помещиков и «стремянных» стрельцов как первый вид русской «непременной», т. е. регулярной конницы. Рейтарские и драгунские полки, состоящие частью из наемников-иностранцев, частью из русских под руководством иностранных офицеров, несколько уступали им, так как были рассчитаны на бой огнестрельным оружием на медленных аллюрах, не требовавших от всадника особой выучки768.

В общий состав русской конницы к концу XVII в. входили 25 копейно-рейтарских полков драгунского типа, а также поместная дворянская конница и люди за ней, даточные конные, городовые, слободские и донские казаки в числе «нестройных» войск и временных ополчений общим числом свыше 55 тысяч человек, и, кроме того, гарнизонные стрельцы и драгуны (количественных данных по этим видам войска нет). В 1694 г. имелась рота палашников и рота конных гранатчиков769.

Недостатком такого устройства была прежде всего его многоукладность, каждая из групп была обособлена и имела свою специфику. Ратная повинность отличалась неопределенностью и неравномерностью. Слабыми сторонами «русского строя» также были его архаическая система снабжения и долгая и нестабильная мобилизация, что задерживало выступление на театр войны (так, сосредоточение к Нарвскому сражению 1700 г. заняло более месяца770, к Крымскому походу 1687 г. – два месяца).

Поместная система не предполагала систематического воинского обучения, что обусловило размытость требований к качеству подготовки всадника и его лошади. Не были определены требования к подготовке офицерского состава: в дворянской коннице командные должности замещались по родовому признаку771. «Известно есть всему миру, какова скудность и немощь была воинства российского, когда оное не имело правильного себе учения», – заключил сподвижник Петра I Ф. Прокопович772.

В царских указах понятие готовности к государевой ратной службе ограничивалось расплывчатым понятием «добрый»: «да у вас же бы и у людей ваших, которые за вами в полках будут, было огненное ружье, фузеи и пистоли добрые, а лошади польские или ногайские или домашние, или иные какие, добрые ж»773. Таким образом, одним из главных недостатков русской конницы на конец XVII в. было отсутствие единой системы подготовки.

Ключевым моментом в развитии русской конницы стали петровские реформы, призванные превратить Россию в европейскую державу. Первые шаги по переустройству относятся к 1698 г., когда начинается формирование регулярных драгунских полков. В сентябре этого года генералом А. М. Головиным был набран первый четырехротный драгунский полк, названный Преображенским драгунским (полк иноземца «старого выезда» А. А. Шневенца). «Из того выбираю, чтоб были собою человечные и не глупы…»774, – докладывал Головин Петру I, отбирая лучших из дворян и дворянских и шляхетных недорослей московских чинов (царедворцев), достигших 15 лет, ростом не менее 151 см (2 аршина 2 вершка). В августе 1700 г. генералом А. А. Вейде сформирован второй драгунский полк (полк Е. А. Гулица). Однако новонабранные драгуны были малознакомы с конной службой и поначалу по своим качествам могли называться только пехотой, посаженной на коней.

Оба полка вместе с наскоро набранной поместной конницей Б. П. Шереметева участвовали в Нарвском сражении в ноябре 1700 г. (1400 драгун, 5250 всадников поместной конницы775). Итоги этого сражения хорошо известны. Поместная конница в панике отступила в самом начале боя, бежав с поля сражения к Новгороду; во время переправы через Нарву утонуло около тысячи ее всадников776. Потери новых драгун тоже были существенны: полк Шневенца потерял 279 всадников, полк Гулица – 133. Нарвский разгром показал недостатки подготовки и послужил к очередному витку преобразований.

Очевидно, что русская конница as is не могла выполнять тех задач, которые ставились перед русской армией в войнах первых десятилетий XVIII столетия. Согласно замыслу «в Европу прорубить окно», Петру I предстояло прежде всего создать новую боеспособную армию, для чего необходимо было определить такие принципы подготовки всадника, которые позволили бы не только достигнуть общеевропейского уровня, но и превзойти его.

Выбор был сделан в пользу конницы драгунского типа: она не исключала спешивание в бою, что соответствовало современной тактике ведения конного боя. Петр I повелел Б. А. Голицыну набрать в десяти низовых городах 10 драгунских полков и сверх оных в Новгороде два полка. Полки, каждый на 1000 человек, были набраны к середине 1702 г.; кроме того, были сформированы Малолетний драгунский полк, переданный в школу при Посольском приказе, и выборная драгунская рота при Золотой палате и Казанском приказе; все они получили относительно единую организацию. Общие военно-административные распоряжения возлагались на главу Разрядного приказа Т. Н. Стрешнева777. Ближняя Канцелярия выдала Золотой палате 100 000 р. «на покупку лошадей для свейской службы»778. Обзаведение новосозданных полков лошадьми, по признанию Б. А. Голицына, было больным местом: «…превеликое теснение имею сердцу своему в лошадях», – сообщал он Петру I в апреле 1701 г.779

В 1703 г. и в 1707 г. были предприняты попытки создать кирасир и легкую кавалерию. В 1709 г. из драгун были выделены гренадерские роты, временно сведенные в три конногренадерских или драгунских гренадерских полка. Аналогично были переформированы драгунские фузилерные полки780.

Учреждение новой конницы (по сути, попытки создания регулярной кавалерии) требовало расходов: снабжение одного драгунского полка стоило свыше 23 000 рублей (согласно «Ведомости что в Кавалерии полков и кто в оных командиры и откуда на те полки из приказов жалованье дается» от 1711 г.)781; общий расход на содержание армии за 10 лет (1701–1710) удвоился. Для высвобождения средств на военные нужды сократились расходы на содержание двора: со свыше 224 000 р. в царствование Федора Алексеевича до 56 500 р. в 1701 г.782 Ограничения затронули все сферы дворцовой жизни; не могли они не коснуться и придворного конного хозяйства.

К началу петровского правления на дворцовых конюшнях содержалось свыше 5 000 лошадей. В селе Коломне находилась Собственная конюшня, где в разные годы содержалось от 287 до 311 лошадей для личных нужд царя. Численность остального поголовья военного и хозяйственного назначения царь оценивал в 50 000783.

После начала Северной войны Конюшенный приказ из экономии был передан в ведение Ингерманландской канцелярии Дворцовых дел под управлением А. Д. Меншикова784. Часть из государственных конных заводов закрылась (Беседский, Воробьевский, Остожский), другие были переданы людям, имевшим силы, знания и материальные средства для их содержания. Давыдовский завод был отдан боярину Т. Н. Стрешневу, возглавлявшему в конце 1690‐х гг. Конюшенный приказ, Покровский завод – стольнику и ближнему кравчему К. А. Нарышкину, Хатунский – думному дьяку Д. А. Иванову, возглавлявшему Иноземский, Рейтарский и Пушкарский приказы, Юховский (Юхотский) и Уславцевский – генерал-фельдмаршалу графу Б. П. Шереметеву, Великосельский – генералу князю А. И. Репнину, Софьинский – князю М. П. Гагарину, Бронницкий – первому помощнику Петра I в создании регулярной кавалерии и первому русскому генералу от кавалерии А. Д. Меншикову785. Два конезавода, Таннинский и Александровский, были подарены Петром I жене Екатерине786. Всего было роздано 10 дворцовых конных заводов. Потребности царского двора обеспечивались оставшимися 11 заводами в Московской, Владимирской и Костромской губерниях. Ценой преобразований была утрата старорусской боярской породы лошади. Крепкая, но тяжелая, она не соответствовала новым потребностям787.

Надо сказать, что реализация царских замыслов требовала значительного количества лошадей, в том числе для ремонта (пополнения), так как убыль конского состава в военное время была весьма значительна (так, в разделе «убитые лошади, раненые и безвестно пропавшие» по «Табели потерь, понесенных Русской драгунской конницей в сражении под Калишем 18 октября 1706 года» значилось 678 единиц788; в донесениях отмечали, что «лошади все в нашем войске зело от безкормицы ослабели»789). Также требовалась замена лошадям, отслужившим свой срок790. «В поход со мной пойдут 9 полков драгунских, да только они безконны», – сообщал Петр I в августе 1703 г. Б. П. Шереметеву791.

Динамика содержания царских указов о военно-конской повинности («лошадиных наборов») для конницы и конных рекрутов в 1704–1707 гг. и их интенсивность ясно иллюстрируют, по выражениям Б. П. Шереметева, и русской «конницы малолюдство», и ее «малолошадство»792 в первые годы XVIII в. В 1704–1706 гг. были проведены смотры недорослей, и «которые… явятся собою добры и человечны, и тех писать конной службы»793, т. е. следует определение их в драгунские полки794. С 1706 г. в офицеры и рядовые конной службы набираются «служивые московские и городовые». С 1705 г. главным средством комплектования драгун объявляется набор конных рекрутов – сначала с 80 дворов «по [одному] даточному конному человеку, одежного с лошадью и с ружьем… а лошадям и ружью у тех даточных быть добрыми», в 1706 г. – по 1 человеку с 50 дворов «московских и городовых дворян третьей статьи»795.

Новоприбранные драгуны подкреплялись пехотой, посаженной на лошадей. Так, в сентябре 1708 г. отряд из 10 драгунских полков под личным начальством Петра I был усилен пятитысячной пехотой, посаженной на коней796.

Рекрутам, не знакомым с искусством конного боя, предоставлялись мало и неравномерно обученные лошади, полученные от населения по военно-конской повинности (в качестве альтернативного источника пополнения конского состава также выступали реквизиция и трофейный захват; закупки почти не практиковались)797. «Лошадиные наборы» вводятся с 1706 г.; первоначально лошади собирались «с полной сбруей и вооружением, на поставленных и непоставленных помещиками рекрут… со 100 дворов по человеку… а буде они тех лошадей к смотру… не приведут и не запишут и на них те лошади и конская сбруя взято будет вдвое»798. В следующем году военно-конская повинность распространилась на попов и диаконов «по числу приходских дворов, с московских с 150, а с городских с 200 дворов по одной драгунской лошади… ценой по 12 рублей лошадь, а меньше б той цены не были, в драгунскую службу годных, чтоб были летами меньше десяти лет»799. Тогда же «били челом московских сороков священники и диаконы, что им драгунских лошадей вскорости взять стало негде», после чего повинность заменили на денежный сбор по 15 р. за лошадь800.

С началом русского похода Карла XII летом 1708 г. интенсивность рекрутского и лошадиного набора усилилась. Результатом ужесточения стало увеличение численности русской конницы, но не ее качества. Драгуны и легкая кавалерия снабжались коренастыми ногайскими лошадками (как и в прежние времена) и местными лошадьми крестьянских некрупных пород801 «только б были крепкие и здоровые»802. Так, согласно царской инструкции фельдмаршалу Огилви перед Гродненской операцией в феврале 1706 г., «лошадей из Гродни тутошних жителей, хто они ни есть… из монастырей и домов, и також в чем нужда есть, взять нуждное без крайнего разоренья, а лошадей всех»803.

Особое положение было в конногренадерских полках, куда подбирались лошади особые, рослые, в основном голштинские жеребцы, приученные к взрывам и выстрелам804. От конногренадера требовалось умение вести такую лошадь на различных аллюрах. На первое место встала проблема подготовки всадника и его лошади.

2.1.2. ПЕРВЫЕ ВИКТОРИИ

Необходимость обучения «людей к лошадям незаобычных»805проявилась сразу же после сформирования первых драгунских полков. Еще в июне 1701 г. Б. П. Шереметев обращал внимание Петра I на то, что в драгунских полках, прибывших в действующую армию, «из начальных людей нет никого кто бы знал строй драгунский»806, включая полковника драгунского полка, созданного комиссией Голицына, стольника Н. Ф. Мещерского807.

Обучение приемам западноевропейского конного боя в полках было налажено более чем оперативно. В 1701–1702 гг. были составлены «Учение драгунское» и «Краткое положение с нужнейшими объявлении при учении (конного) драгунского строю, како при том поступати и во осмотрении имети господам вышним офицерам и прочим начальным и урядникам, и учити на конях стройством, как последует»808. «Краткое положение…» стало первым русским кавалерийским уставом, где было сформулировано требование, чтобы «кони шли ровно и люди сидели бодро»809 в плотно сомкнутом строю.

В июле 1703 г. драгуны получили «Статьи во время воинского походу» – уточняющую инструкцию авторства А. Д. Меншикова с царской резолюцией: «Достойное учреждение войску»810. Перед Калишской операцией в июле 1706 г. в качестве дополнений им же были составлены и изданы «Артикул краткий» (в 12 главах) и рисунок порядка (стана) кавалерии на отдыхе и в бою811. Издания 1703–1706 гг. представляли и поясняли основные положения по строевой и боевой подготовке драгун. Их главным содержанием можно назвать стремительность конной атаки на полных аллюрах и ее основное действие холодным оружием: «коннице отнюдь из ружья не стрелять… но с едиными шпагами наступать на неприятеля»812. Необходимость дополнений была вызвана улучшением качества боевой подготовки драгун. «Люди, государь, во оном полку, когда конным учением поисправятца, доволно добры и лошади отпущены добры ж», – сообщал полковник П. М. Апраксин о состоянии своего полка в 1706 г.813

Петровское «Учреждение к бою по настоящему времени» от 1708 г. более четко обозначило общее направление подготовки. Ее основами стали:

1) отделение одиночного обучения для новобранцев от совокупного (группового) для старослужащих, уже усвоивших элементы конного и пешего строя;

2) краткость и ясность формулировок, понятных новобранцам;

3) практичность814.

Обучение драгун было недолгим. Новобранцев спешно отправляли на передовую, где они совершенствовались в ходе сражений815. Точное исполнение правил службы гарантировало стабильно высокое качество подготовки, полученное в наикратчайший срок. При этом официально определялись только существенные положения, остальное отдавалось на усмотрение командования: этот подход, резко отличный от западноевропейского, составил характерную особенность петровской тактики.

В том же 1708 г. Петр I разработал новые положения конного боя, которые учитывали изменение качества русской конницы. Документ под названием «Правила сражения» заменял устаревшую атаку колоннами на атаку в развернутом строю: «больше фронта взять велел, чтоб линеями, а не колоннами, как прежде учинено было, атаковать могла»816.

В помощь русским офицерам для подготовки конницы и управления ею первоначально приглашались иностранцы. Так, обучением драгун заведовал А. М. Головин, а командовали «новыми» драгунскими полками полковники-иноземцы, в том числе Р. Х. Боур (Баур), опытнейший шведский офицер на русской службе, единственный среди генералов, прошедший все ступени воинской карьеры от рядового кавалериста817. В качестве образчиков на русскую службу были приняты саксонские кавалеристы818.

Учебную программу составляли упражнения конного строя (смена аллюра, разворот из походной колонны в шеренгу для атаки, сомкнутый строй «колено в колено» и т. д.), вольтижировка с оружием, искусство рубки и конное фехтование. Приемы западноевропейского конного боя были освоены довольно скоро: первые победы отмечаются уже в конце 1701 г. в ходе Ингерманландской операции819. В 1703 г. в сражении на р. Сестре («Драгунское дело Рене» 7 июля 1703 г.) драгуны, владея линейным боевым построением по правилам западноевропейского военного искусства, уже шли «фрунт на фрунт», атакуя на галопе в шеренгах820.

К 1705 г. были достигнуты более чем серьезные успехи. К этому времени были положены прочные начала русской регулярной кавалерии, которые в дальнейшем только совершенствовались, о чем, например, свидетельствует разгром шведского корпуса Мардефельта драгунами Меншикова под Калишем в октябре 1706 г. К этому времени кадровый состав конницы изменился: офицеры-иноземцы были почти полностью вытеснены русскими дворянами821.

Первыми крупными боевыми успехами стали победы при Лесной осенью 1708 г.822 и под Полтавой летом 1709 г.823, где были развиты основы военного искусства, впервые продемонстрированные в сражении на р. Сестре. Русской конницей были полностью освоены начала современного западноевропейского конного боя.

2.1.3. «КАВАЛЕРСКИЕ НАУКИ НА ЛОШАДЯХ» ДЛЯ ВОЕННО-ПРИДВОРНОЙ ЭЛИТЫ

С началом преобразований потребность в квалифицированных кадрах возросла многократно. Для новых полков требовалось около 100 000 штаб-офицеров, более 1100 обер-офицеров и около 2300 унтер-офицеров824. Петровской армии «нужны были люди, и людей брали отовсюду»825, однако светское общее образование в России тех лет не давало знаний, достаточных для военной службы.

Известно, что Петр I придавал получению образования большое значение826: ученики получали за учебу жалованье, аналогичное жалованью за государеву службу. Набор на учебу по своей значимости приравнивался к рекрутскому набору с четко обозначенной ответственностью за уклонение827. Государь лично проводил смотры детей для определения в полки и в школы828.

Первоначально русские юноши обучались в Европе. Согласно царским указам от конца 1696 г., первая партия выехала из Москвы «для наук за море» уже в начале 1697 г.829; отправки повторялись регулярно830. Молодежь постигала не только морские науки; царем был задуман общеобразовательный проект831 с военным уклоном, о чем среди прочего свидетельствует отчет одного из учеников: «Я ныне со всяким прилежанием учусь еще французскому языку, також фортификации, математике, гистории, на лошадях ездить и на шпагах биться», – докладывал из Парижа И. Арсеньев832.

С 1701 г. русские юноши могли получать военное образование и в Москве; в это время она еще сохраняет позиции военного центра. Именно здесь проводились военные смотры833, здесь формировались многие из новых драгунских полков834. Здесь же проходили первичное обучение новобранцы835. Первой московской школой, где на регулярной основе преподавались военные науки, стала Школа математических и навигацких наук. Она работала с января 1701 г. в замоскворецком Кадашёве, а с июня того же года в «Сретенской по Земляному городу»836 (впоследствии Сухаревой) башне. Курс состоял из трех ступеней: начальной русской школы, цифирной школы и высшей навигацкой школы; это были самостоятельные школы, объединенные территориально837.

Главной целью школы называлось изучение «математических и навигацких» наук; фактически она была универсальной, откуда выпускались «во все роды службы, военной и гражданской, которые требовали некоторых научных сведений или даже одного знания русской грамоты»838. К обучению принимали детей «дворянских, дьяческих и подьяческих, из домов боярских и других чинов»839. Возрастной ценз приема в 1701–1710 гг. был ограничен 12–17 годами (на деле в школе обучались «дети» до 33 лет включительно840), с января 1710 г. предельный возраст поступающих был увеличен до 20 лет. Самому молодому воспитаннику на момент поступления было 11 лет841.

Учебная программа была заимствована у Королевской математической школы при госпитале Церкви Христовой в Лондоне842, а первыми учителями стали английские специалисты, приглашенные Петром I во время Великого посольства. «Воинское обучение с мушкетами» и «на рапирах»843, бывшее обязательной частью программы, судя по всему, преподавали присланные из Преображенского и Семеновского гвардейских полков младшие офицеры844.

К июню 1702 г. в школу были записаны 180 человек «всяких чинов людей», к июлю того же года был достигнут план в 200 человек845, к январю 1703 г. обучалось 300 человек, в 1711 г. – 500 человек846. Время окончания как всей школы, так и ее отдельных курсов для них не было строго определено; обучение завершалось с освоением полного курса наук847. В условиях тяжелой и длительной Северной войны и нехватки на фронтах людей со специальным военным образованием практиковались ускоренные выпуски. Наиболее способные учились чуть более двух лет848. Выпускники привлекались к делу немедленно849 и совершенствовались в воинском искусстве на поле боя. Особенно это касалось выпускающихся в кавалерию, поскольку специально кавалерийским искусством в школе не занимались: лошади и конская сбруя в ее документах упоминаются только как принадлежность учительского быта850.

Такой подход был вынужденным, обусловленным недостаточным финансированием школы. Так, в 1702 и 1705 гг. были значительно сокращены и без того небольшие размеры кормовых денег, положенных школьникам851. «Особливо доношу и прошу указу о математической школе, понеже тоя ученики не толико с себя, за недачею чрез 5 месяцев кормовых денег, проели кафтаны, но истинно босыми ногами ходя, просят милостыни у окон», – докладывал адмиралтейский комиссар А. А. Беляев генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину, надзирающему за школой. Кафтаны «по французской моде» должны были придавать ученикам Навигацкой школы особый статус, отличая их от мастеровых и простых горожан, носивших немецкое платье. Полный комплект школьного обмундирования – кафтан, камзол, штаны, рубашка, чулки, башмаки и шляпа – имел немалую по тем временам стоимость в 15 р. 25 к.852 Школьникам полагалась и специальная зимняя одежда: теплые венгерские кафтаны, сапоги и рукавицы853.

Щедрое содержание, по замыслу, должно было стимулировать юношество к получению образования. На практике безденежье школяров приводило к тому, что «школ математико-навигацких учеников по приказу князя И. Б. Троекурова часто задерживают в градских воротах, у которых нет платья французского, – как сообщал руководитель школы, дьяк Оружейной палаты А. А. Курбатов генерал-адмиралу Ф. А. Головину, – а кому выкупить нечем, у тех лежат на караулах кафтаны многие дни»854. Так или иначе, несмотря на все сложности, к 1715 г. Школа математических и навигацких наук стала крупнейшей в Европе855; здесь было подготовлено около 1200 выпускников, составивших военно-интеллектуальную элиту новой России.

Для другой московской образовательной модели, создававшейся в те же годы, культурным ориентиром были избраны немецкие рыцарские академии, где столетиями гармонично сочетались черты общего и военного образования. В первые годы XVIII в. они уже тяготели не столько к придворной культуре, сколько к военной856, переживая пик популярности. Стандартная схема обучения включала в себя элементарные науки, математику, фортификацию, верховую езду; многое постигалось на практике после выпуска.

Петр I познакомился с этой системой во время Великого посольства857; он интересовался ею и впоследствии: «конницу и пехоту, после цесарской войны, не обучают ли европским обычаем [при дворе салтанова величества] ныне, или намеряются впредь?» – желал знать государь858. Московиты учились у немцев еще с первых лет XVII в., как в лютеранских церковно-приходских школах, так и частным образом. Как уже отмечалось, с началом военных реформ обучением новобранцев занимались саксонские кавалеристы, принятые на русскую службу.

На волне интереса к немецкой образовательной системе в самом начале 1705 г. царским именным указом для «бояр и околничих и думных и ближных и всякого служилого и купецкого чина детей их»859 в доме боярина В. Ф. Нарышкина на Покровке была открыта еще одна немецкая школа «для общия всенародные пользы»860. Руководил школой лифляндский пастор И. Э. Глюк – переводчик, книжник и просветитель, близкий к царю861. Плененный при взятии русскими войсками Мариенбурга в августе 1702 г., первоначально он был направлен в Посольский приказ «для государева дела»862. С января 1703 г. Глюк числился на русской службе и получал жалованье. В феврале того же года ему были переданы ученики немецкой профессиональной языковой школы, существовавшей при Посольском приказе, где обучали «русских детей европским языкам»863 для государственной службы.