Русский всадник в парадигме власти

ГЛАВА 2. ВСАДНИКИ В КРУЖЕВАХ: ВИЗУАЛЬНЫЕ КОДЫ НОВОЙ РОССИИ?

2.2.1. ВЕК ЖЕНСКИХ ПРАВЛЕНИЙ: НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ТРАДИЦИИ

Петровские реформы вывели женщин русского двора из культурной изоляции, и они, наравне с мужчинами, стали воплощением европеизированного дворянства957, где женщины в случае необходимости958 пользовались не только отдельными деталями мужского костюма, но и полным мужским гардеробом – прежде всего военной формой. Такие примеры хорошо известны959. Уже в Азовском походе 1694–1695 гг. и в Белоруссии в 1705 г. красавица Дарья Арсеньева, будущая супруга А. Д. Меншикова, «гарцевала верхом на европейский лад, к соблазну знатных боярынь»960. Характерно, что Арсеньева при этом находилась в составе свиты царевны Натальи Алексеевны, сестры Петра I, которая разделяла увлечение брата западной культурой.

Екатерина I, находясь со своим царственным супругом в действующей армии во время Персидского (Каспийского) похода 1722–1723 гг., носила мужской головной убор на налысо обритой голове. Войсковые смотры первая русская императрица встречала в мужских военных мундирах961.

Известна склонность к мужскому платью Елизаветы Петровны, которое она носила на полковых праздниках, на балах-маскарадах и на охоте. Екатерина Алексеевна в первые годы замужества также отправлялась на охоту «с ног до головы в мужском платье»962. Чаще прочих мест великокняжеская охота проходила в Ораниенбауме963, где «каждый Божий день бывали на охоте и иногда проводили по тринадцати часов на лошади»964. Среди прочих и Екатерина «была целый день на лошади и, за исключением воскресений, не носила другого костюма, кроме мужского»965.

На охотах и прогулках мужская одежда логичным образом дополнялась верховой ездой по-мужски, что было понято не всеми современниками. «Придрались, – вспоминала Екатерина II впоследствии, – особенно к тому, что я всегда была одета в костюм для верховой езды и что я езжу по-мужски. Когда мы однажды приехали в Петергоф на куртаг, императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом… и что мой костюм совсем неприличен; что когда она сама ездила верхом в мужском костюме, то, как только сходила с лошади, тотчас же меняла платье»966.

Этот период истории женского придворного костюма может быть проиллюстрирован конными портретами Екатерины I967 и Елизаветы Петровны с арапчонком968, где обе императрицы представлены в офицерских мундирах Лейб-гвардии Преображенского полка. Не менее известен портрет Екатерины II, где императрица изображена в мундире подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка А. Ф. Талызина: в него она была одета во время событий 28 июня 1762 г.969 «…Государыня предложила двинуться в голове войска в Петергоф и пригласила меня сопутствовать ей. С этой целью, желая переодеться в гвардейский мундир, она взяла его у капитана Талызина, а я, следуя примеру ее, достала себе от лейтенанта Пушкина, – двух молодых офицеров нашего роста <…> Таким образом я была затянута в мундир, с алой лентой через плечо, без звезды, со шпорой на одном сапоге, и с видом пятнадцатилетнего мальчика», – впоследствии вспоминала сподвижница императрицы Е. Р. Дашкова970.

Очевидно, что монархине требовался корректный и при этом удобный придворно-представительский костюм, визуально выражающий силу ее власти. Неудивительно, что первоначально такой одеждой стала амазонка – платье, название которого восходит к сказаниям о женщинах-воительницах, не уступающих мужчинам в искусстве верховой езды и проводящих дни в конных битвах971. Это платье, специально предназначенное для верховой езды, было первым из множества женских «спортивных» костюмов. Поскольку амазонка не только была одеждой более удобной, чем обычное модное платье, но и придавала своей обладательнице респектабельность и элегантность, она надевалась не только для конной прогулки или охоты, но также и в других случаях, когда требовалась одежда достойная.

Так, именно в амазонке выезжала первая русская императрица в тех случаях, когда партикулярное женское платье не соответствовало значительности исполняемой ею роли: «14‐го [апреля]. Ее императорское величество [Екатерина I]… изволила поехать из Двора Своего в коляске, в амазонском платье, имея в руке жезл правления, на Адмиралтейский луг, где поставлен был в строю Преображенский полк… вышед из коляски, изволила идти к знаменам; и пришед ко оным, изволила надеть на Его Королевское высочество Герцога Голштейно-Готторпского подполковничий знак и шарф и дать ему протазан, и объявила его Подполковником от гвардии»972. Царствование женщины без мужа было для России «новым, необычным делом»973; необычным был и наряд самодержицы.

Екатерина надевала амазонку также по случаю Московского маскарада 1722 г., устроенного на масленицу по случаю победы в Северной войне (подписания Ништадтского мира). Во время маскарадного шествия «императрица… несколько раз меняла свой костюм, являясь то голландкой, то амазонкой, то в красном бархатном платье, то в голубом, с разными камзолами и другими принадлежностями»974. Дополнениями амазонки были вещественные выражения высокого статуса ее обладательницы: «[Екатерина] имела на боку осыпанную брильянтами шпагу, а через плечо екатерининскую ленту с прекрасною брильянтовою звездою; в руках у нея было копье, а на голове белокурый парик и шляпа с белым пером»975.

Поначалу амазонки представляли собой комбинацию женского модного платья, мужского военного мундира и мужского костюма для верховой езды; эти формы сложились уже к началу XVIII в.976 С началом петровских реформ русский военный мундир вступил в свой первый звездный час. Как известно, в русской культуре всякая униформа исторически имела приоритет перед партикулярной одеждой, а военный мундир, имевший репутацию «единственной возможности для русского щеголя проявить себя, не уронив в общественном мнении»977, был наиболее привлекательной ее разновидностью. Символические коды, используемые при оформлении мундира, – прежде всего золото и серебро металлического прибора – ясно указывали на силу и власть978. Мундир выступал определенным социальным цензом, маркером принадлежности к элитарной культуре, отделяющим «своих» от «чужих». Широко известный феномен мундира в русской культуре закладывается именно в XVIII столетии, когда он стал модным ориентиром не только для мужчин, но и для женщин.

Факт присутствия женщин в русском «мире мундира» впервые был зафиксирован петровским Воинским уставом 1716 г.979 Мундирные документы, т. е. форменные регламенты (описания образцовых вещей, правила ношения и пригонки обмундирования и амуниции) появились только во второй половине 1720‐х гг., однако они никак не затрагивали вопросы женского внешнего облика980. Амазонки, как первые женские мундиры, еще не получили какой-либо официальной или неофициальной регламентации и поэтому выполнялись в произвольных материях и покроях.

Так, на Богоявленском параде 6 января 1727 г. Екатерина I предстала в коляске о восьми лошадях «в амазонском тканом из серебра платье, в белом парике и в шляпе… при пребогато украшенной бриллиантами шпаге, имея в правой руке повелительный жезл»981. Эта парчовая амазонка императрицы представляла собой уникальный пример сочетания двух принципиально различных видов женской придворной униформы: амазонки как квазимужской одежды, основная характеристика которой – подражание мужскому костюму, и феминизированной – в данном случае придворного платья Robe de Cour, которое только начало свое оформление при русском дворе. Основные характеристики такого платья были даны еще в 1728 г. при описании церемониала погребения цесаревны Анны Петровны: «…серебряное глазетовое платье с длинным шлейфом, вокруг обшитое золотым флером»982. Такие Robe de Cour, выполненные из парчовой (глазетовой) ткани были приняты для придворных официальных торжеств: коронаций, венчаний и погребений женщин императорской семьи.

При русском дворе амазонки задействовались очень широко, что позволило им стать привычным атрибутом дворцовой повседневности. Это следует в том числе и из дневника Берхгольца, где в описании годовщины свадьбы Петра I в феврале 1723 г. сказано: «На ее величестве был великолепный амазонский костюм, и все ее дамы имели также амазонские платья одинакового цвета и из одинаковой материи»983. На это указывает и августовская заметка в «Санктпетербургских ведомостях» за август 1734 г., где отмечалось, что за Анной Иоанновной следовал «весь придворный стат… в равноцветном богатом платье, в котором поныне на куртаги в Петергоф ездили… а Дамское платье зделано Амазонским обыкновением»984.

Не были забыты амазонки и в правление Елизаветы Петровны: доказательствами служат «Реестр платью старинной казенной», где среди прочего указаны «амазонских шубок с юпками на булочки985 – 6 пар; амазонских карсетов с юпками – 2 пары… 1747 года»986 и две «Надписи на конное литое из меди изображение ее императорского величества государыни императрицы Елисаветы Петровны в амазонском уборе», сделанные М. В. Ломоносовым между 1751 и 1757 гг.987

К этому же периоду относится и роспись предметов женских нарядов для разных случаев жизни, образцы которых прислал из Англии в Петербург русский посол в Лондоне П. Г. Чернышев в сентябре 1751 г. Роспись имеет раздел «В каком ездят верхом и бывают в дорогах», включающий в себя следующий перечень: «Кафтан камлотовой с камзолом, надевающейся на ординарное шнурованье. Юпка такова ж цвету камлотовая. Рубашка муская с манжетами, которая надевается сверх шнурованья. Парик круглой. Карпус988 черной бархатной. Башмаки кожаные черные с сталными пряжками. Рукавицы муские. Хлыстик. Сюртук красной ратиновой. Шляпа черная гродетуровая, носящая вместо карпуза во время холоду и дождя»989. В середине – начале второй половины XVIII в. именно амазонка и ее производные были основной женской придворной одеждой для активного образа жизни, и портные «едва поспевали их шить»990. Однако применение одежд такого типа до мундирных реформ Екатерины II еще не имело характера императива.

Появление в России мундирного платья – униформы, адаптированной к нуждам монархини, – сегодня связывают с правлением Елизаветы Петровны, а точнее – с возрастными изменениями ее тела за время правления991. Известно, что Елизавета Петровна «была заядлой охотницей, хорошо держалась в седле, неплохо стреляла992 и в сороковые годы любила гоняться за дичью в мужском костюме: фигура это еще позволяла»993.

По свидетельству современников, «до 1754 г. Елисавета Петровна являлась за стол лб.-компанцев, яко той роты капитан… в гренадерском офицерском уборе, но с этого года – в дамском униформе, как в полковые праздники»994. Доподлинно известно о существовании в ее гардеробе еще как минимум одного предшественника мундирного платья – по форме Лейб-гвардии Конного полка: «дамский кафтан, который цветом на подобие Конной Гвардии мундира» отмечен в камер-фурьерском журнале за март 1755 г.995

«Дамский униформ», который также назывался «длинным мундиром»996 и «длинным кафтаном», изготавливался по подобию мужского мундира: кафтана либо пары «кафтан + камзол». Во времена Елизаветы Петровны и молодой Екатерины Алексеевны он обыкновенно надевался с подходящей по цвету и смыслу юбкой. Такой принцип формирования женского костюма в России второй половины 1750‐х гг. считался вполне допустимым, и к концу правления Елизаветы Петровны в «дамский униформ» облачилась не только она сама, но и женская часть ее свиты997.

«Дамский униформ» Елизаветы Петровны и ее придворных дам не сохранился (по смерти императрицы осталось около 15 000 платьев998, которые при ее преемниках послужили материалом для изготовления церковных облачений и маскарадных костюмов). Тем более интересен документ из собрания РГИВИА, который позволяет чуть более подробно представить прототипы известных сегодня мундирных платьев. Это рапорт Д. А. Мерлина в Военную коллегию об изготовлении образцовых мундиров «большого, среднего и меньшего ростов» (т. е. на мужчину ростом в 2 аршина 8,5 вершка, 2 аршина 6 вершков и 2 аршина 5 вершков – 180, 169 и 164,5 см соответственно)999. Приведенное в нем детальное описание кавалерийского кафтана для Лейб-гвардии Кирасирского полка с некоторыми оговорками может послужить и для описания конногвардейского мундирного платья императрицы: исходя, во-первых, из того положения, что «дамский мундир» этого времени в целом повторял мужской мундирный кафтан, во-вторых, из‐за известной схожести кирасирского и конногвардейского мундира и, в-третьих, из того, что реформа мундира 1756 г. не затронула покроя кавалерийского кафтана.

Самое раннее из дошедших до нас мундирных платьев датируется не ранее 1763 г. Это платье Екатерины II по форме Лейб-гвардии Преображенского полка из ГЭ1000. Позже в гардеробе императрицы появляются мундирные платья по форме Кавалергардии (1766) Лейб-гвардии Конного полка (несколько экземпляров от 1773 г., 1770‐е, 1776, 1770–1780 гг.), армейской (1772, 1784) и гвардейской пехоты – Лейб-гвардии Измайловского полка (1766), Лейб-гвардии Семеновского (1770–1780‐е) и Лейб-гвардии Преображенского полка (1782) и др. Последнее мундирное платье Екатерины II, сшитое в 1796 г., – по форме Морского флота. Кирасирское платье, упомянутое в «Реестре мундирам государыни императрицы Екатерины II», составленном при передаче мундирных платьев в 1826 г. из Эрмитажа в Арсенал, утрачено1001.

На настоящий момент выявлено более десятка принадлежащих ей полнокомплектных мундирных платьев разных полков1002. Все они относятся к одному из трех типов: первый представляет собой комплект из пышной юбки на фижмах и верхнего платья с длинными рукавами, полочки которого имитировали камзол. Второй тип – цельнокроеное платье с длинными рукавами или лиф и юбка и верхнее распашное платье с небольшим шлейфом, открытыми проймами и откидными рукавами, так называемый «казакин». Третий тип аналогичен второму, но казакин притален и имеет баску1003.

Основой для создания екатерининского мундирного платья вновь послужила амазонка. «В день нашего полкового праздника, 25 марта, все гг. офицеры собирались в Зимний дворец к обедне, у которой присутствовала императрица [Екатерина II], будучи одета в полковой мундир, отороченный золотым кружевом и сшитый на фасон амазонки, т. е. женского платья для верховой езды», – отмечали современники сходство новой униформы и ее прототипа1004. От мужского мундира его отличала прежде всего тонкая шелковая материя, что позволяло сделать мундирное платье более «женским», Т. е. легким и изящным; это было скорее вольное переложение официального военного мундира, пока еще не подверженное регламентам1005.

Известно, что Екатерина II отдавала мундирным платьям явное предпочтение, надевая их не только в дни полковых праздников. В «дамском униформе» ее видели и в высокоторжественные дни, празднование которых проходило в Георгиевском зале, названном в честь высшей военной награды Российской империи. Об этом свидетельствуют воспоминания Н. Брусилова, состоявшего в Пажеском корпусе: «В высокоторжественные дни и кавалерские праздники столы бывали в Георгиевской зале, тогда государыня кушала на троне, в малой короне, ей прислуживали первые чины двора. Иногда государыня имела на себе платье гвардейского полка, то есть дамское платье светло-зеленого сукна, обложенное золотым галуном»1006.

Мундирные платья сопутствовали императрице и на военных маневрах, где она принимала самое деятельное участие. «Летом 1765 г. в первый раз были собраны войска лагерем в Красном селе. Все три дивизии, назначенные в лагерь, расположились у подошвы Дудергофской горы, причем палатка императрицы стояла впереди всего лагеря, – сообщает очевидец. – Конная гвардия была расположена около ставки Ее Величества. Лагерь и маневры продолжались две недели, причем наш полк составлял конвой императрицы, которая все эти дни была в конногвардейском мундире»1007.

Удобство покроя такого платья, допускавшего большую, чем обычно, свободу движения, позволяло использовать его весьма широко1008. «Нет одеяния почетнее и дороже мундира», – заключала императрица1009.

Стоит отметить, что царствование Екатерины II было отмечено появлением первого в русской истории официально утвержденного женского военного мундира. Этой чести удостоилось единственное женское военное формирование того времени – сотенная рота амазонок Балаклавского греческого на русской службе полка, действовавшая в марте и апреле 1787 г.1010 Их мундир состоял из широких колокольных юбок малинового бархата и коротких изумрудных курток-спенсеров; юбки и куртки были оторочены золотым галуном и бахромой. Головным убором был белый тюрбан с золотыми блестками и со страусовым пером. Вооружение крымских «амазонок» составляли небольшие сабли и ружья, к которым было выдано по три патрона1011. Амазонки были обучены не только стрельбе, но также фехтованию и верховой езде: рота умела держать конный строй и перестраиваться.

Очевидно, что серьезные трансформации, происходившие в русском придворном обществе XVIII столетия в череду «женских правлений»1012, закономерно нашли отражение не только в ее событийной истории, но также в военно-придворной и в придворно-представительской моде.

В женском костюме наблюдалась постепенная, но уверенная легитимизация элементов мужского костюма: это явление, без сомнения, можно назвать одним из главных событий в истории русской придворно-представительской культуры XVIII в. Платье для верховой езды «амазонка», став первой разновидностью такой униформы, открыло возможности для формирования целого ряда модификаций внутри нового направления – квазимужской одежды. Этот вид одежды обладал необычными для своего времени гендерными характеристиками и более прочих указывал на принадлежность к институту власти, и поэтому был доступен только немногим избранным.

2.2.2. ГАЛАНТЫ И ВОИНЫ: КРОССГЕНДЕРНЫЙ ПРИДВОРНЫЙ КОСТЮМ. АЛЕКСАНДР МЕНШИКОВ И ПЕТР II. ЭПИГОНЫ И ПЛЕННИКИ МОДЫ

Одна из известных теорий элиты связывает изменение взглядов на нормативную маскулинность с развитием придворной культуры Франции в период галантного века1013, когда феминизация содержания и, в обязательном порядке, формы, составляла особую примету времени1014. Действительно, во французской культуре времен правления Людовика XIV (1643–1715) и Людовика XV (1715–1774) наблюдается пик активности гендерно-перевернутых образов и коннотаций, имеющих отношение к истории костюма. В это время Франция была в авангарде моды, особенно мужской; желанным ориентиром для всей Европы стал версальский костюм1015.

В первый период господства версальских мод (1643–1660) мужская мода расцвела особенно ярко. Из-за специфического покроя верхней одежды, максимально укороченной, а позднее и/или зауженной, центром композиции и важнейшей частью мужского костюма стала рубашка. Спереди такая мужская рубашка почти вся открыта; широкие рукава, собранные на кружевные манжеты, видны почти полностью. Верх рубашки покрывался объемным воротником или густыми оборками жабо, которые в придворном костюме также выполнялись из кружева.

Во второй период версальских мод (1661–1685) такие кружевные рубашки дополнялись изысканными галстуками или шейными платками1016.

Пик великолепия мужского костюма версальского типа в европейской моде пришелся на третий период версальских мод (1685–1715). Эскалация роскоши в это время достигла максимума; щегольство в мужском костюме, в том числе страсть к изысканному белью, приобрело характер мании. Так, в июле 1711 г. один из обозревателей модного журнала подчеркивал, что несколько пуговиц верхней одежды непременно должны оставаться расстегнутыми: это позволит щегольнуть белоснежным плоеным бельем1017.

В европейском мужском костюме все больше ценилась утонченность. Говорили, что «модельеры и модистки сбивались с ног, выдумывая каждый день новые туалеты»1018, каждая новая мода была роскошнее предыдущей, «потому что те, кто создает моды при дворе, бросают их тотчас же, чтобы следовать другим»1019. На одежду тратились огромные суммы, и «часто гардероб составлял почти равный капитал с прочим достатком какого-нибудь придворного и щеголя»1020. «Дворянство носит свои доходы на плечах»1021, – говорили современники. Большинство новых нарядов были исключительно декоративны, отображая богатство и статус владельца.

Основным потребителем модных новинок стал мужчина, о достоинстве которого теперь «…судят по ширине… кружев на его белье, и уважение к нему возрастает в зависимости от их ценности, по ступеням – от понтиньяка до генуэзских»1022. Современники отмечали версальские моды как «странную пору, когда мужчины внешне стремились походить на женщин»1023. В это время цари и царедворцы – сановники, вельможи и военачальники – носили «длинные завитые волосы, посыпанные пудрой и надушенные духами, пряжки и на башмаках и коленях заменены для удобства шелковыми бантами. Шпага надевается как можно реже. На руки надевают перчатки, зубы не только чистят, но и белят, лицо румянят. Не желая ни в чем отставать от женщин…[модник] употребляет тонкое полотно и кружева, обвешивает себя часами, надевает на пальцы перстни, а карманы наполняет безделушками»1024. Эти детали кардинально изменили облик «идеального» мужчины конца XVII – начала XVIII в., вполне легитимно придавая ему феминный кукольно-неестественный вид.

Новый вид был частью образа «политичного кавалера»1025, занесенного в Россию с Запада. Кружевная версальская мода была известна уже в допетровской Москве: так, царь Алексей Михайлович заказывал англичанину Ивану Гебдону, через которого в середине XVII в. в Россию поступали «королевские… узорочные товары» на суммы в десятки тысяч рублей1026, купить «кружев, в каких ходят шпанской и францейской король и цесар»1027.

Его преемник царь Федор, как уже отмечалось, был приверженцем не русской традиционной, но польской одежды; неофициальным дополнением новой моды стало брадобритие и ношение париков1028, что укладывалось в общеевропейский модный контекст последней четверти XVII в. Но в допетровской России мода на изящную французскую галантерею не получила массового подражателя, ограничившись только ближайшим окружением царя.

Российский двор максимально близко познакомился с актуальной западноевропейской модой в последние годы XVII в., когда участникам Великого посольства была приготовлена специальная одежда, в том числе «накладные волосы кавалерские», т. е. парики1029. Широкую популярность одежда такого типа получила с 1700 г., как известно, сперва принудительно, по приказу Петра I, а затем из подражания: известно, что русская аристократия, несмотря на личное пристрастие монарха к голландской и немецкой культуре, ориентировалась именно на французский образец.

Вопреки последовательной политике против роскоши, Петр не препятствовал щегольству царедворцев: сам он открыто пренебрегал внешними атрибутами статуса, но любил блестящее окружение «для славы и красоты государства»1030. «Чтоб каждый такой наряд, экипаж и ливрею имел, как чин и характер его требует», – прямо указывалось в петровской «Табели о рангах…»1031. В новой государственной системе костюм стал определенным кодом, визуально обозначающим принадлежность его носителя к «большому свету» и указывающим на положение личности в социальной иерархии1032.

Значимость «чужевластья мод» для царедворца испытал на себе брауншвейгский резидент Ф. Вебер, посетивший Петербург в 1714 г. «Сейчас по приезде [я] получил приглашение на пир от адмирала Апраксина и явился туда в скромном платье без всяких украшений и знаков своего посольского достоинства. Когда я подошел к офицеру, стоявшему на страже у входа в залу, с просьбою пропустить меня, то он отказал мне в грубых выражениях и погрозил бердышем; когда же я сослался на мое право и на приглашение, то меня пренагло вытолкали вниз по лестнице. Злополучный резидент успел попасть в дом Апраксина только при посредстве одного из своих друзей-дипломатов, который при этом в виде наставления сказал ему, что он в своем простом хотя и опрятном кафтане может подвергнуться еще большим неприятностям и даже опасностям, если не прикажет обшить его по всем швам серебром или золотом»1033.

В авангарде моды в петровское правление выступали Ф. Я. Лефорт, А. М. Черкасский, Ф. М. Апраксин, братья Трубецкие. Целое состояние стоили роскошные парчовые костюмы коменданта Москвы и сибирского губернатора М. П. Гагарина, украшенные крупными алмазными и золотыми пуговицами и кружевами. Поражали воображение интерьерные вещи, дополняющие образ придворного галанта – кружевные простыни «адмиралтейца» А. В. Кикина1034.

Роскошью гардероба среди прочих выделялся фаворит царя А. Д. Меншиков – самый могущественный среди некоронованных персон в Европе1035 – красавец в яркой и богатой одежде1036, бриллиантах и белом объемном парике «львиная грива»1037. Талантливый управленец и полководец-универсал, знавший пехотное, кавалерийское, артиллерийское дело1038, совместно с Петром Великим создавший новую Россию, он отдавал щедрую дань внешним проявлениям галантной культуры. Так, по описи 1728 г., светлейшему князю принадлежали 147 рубах без манжет и с кружевными манжетами и около 50 кружевных галстуков, 55 пар кружевных и шелковых чулок, 25 париков, парчовые домашняя одежда и туфли1039, по менее известной описи 1732 г. – еще и соболья муфта1040.