Посредник судьбы. Часть 2

– Куратору? – переспросил я.

– Ты привык называть их наставниками, я – кураторами.

– А плата? Я думал, вы сами договариваетесь о цене с клиентами, – решил уточнить я еще один момент.

– В денежном эквиваленте да. Но ведь все мои клиенты расплачиваются не только деньгами, каждое желание должно служить уроком. Вот, например, как-то пришел ко мне менеджер по продажам, и он очень хотел стать руководителем отдела. Он пришел как раз накануне совещания, на котором должны были объявить того, кому достанется эта должность. Он мог бы спокойно сам своими усилиями достичь желаемого, надо было лишь стараться и развиваться. Я попытался ему все это объяснить, но он хотел получить повышения, не прикладывая усилий. Он сделал свой выбор, его желание исполнилось. Его коллега, который должен был стать руководителем отдела, попал в аварию и не смог прийти на совещание. Руководство решило его наказать за прогул и назначило руководителем отдела моего клиента. Он был этому очень рад, но не долго. Продажи после его назначения резко упали, и через месяц его уволили, и почти сразу же он сам попал в аварию на своем автомобиле. В итоге, остался с долгами и без работы. Надеюсь, он сделал для себя правильные выводы. Именно, так на практике мы и объясняем душам, к чему приводит их выбор.

– И все же наверняка не все истории такие комичные.

– Меня расстраивает то, что вы, молодой человек, записываете все это в комичные историй, – серьезно сказал он.

– Но к вам, ведь, не все приходят с приворотами и повышениями? Вы сами говорили, что приходят и те, кто хочет навести порчу на неприятеля. А были те, кто хотел чьей-то смерти? – продолжил я расспросы.

– Да, были и такие, – тяжело вздохнув, произнес он. – Но я не думаю, что тебе будет интересно это слушать.

– Очень интересно. Иначе, я бы не просил, – искренне сказал я.

– Пожалуй, самый ужасный случай, произошел более тридцати лет назад. Я тогда только начинал, и многое для меня было в диковинку, – грустно начал он свой рассказ.

Он еще раз тяжело вздохнул. По нему было видно, что эта история дается ему не так легко, как предыдущая. Он был очень серьезен и собран, словно, сейчас он готовится сознаться в ужасном преступлении, совершенном в далекой юности. Глядя куда-то за горизонт, он начал свой рассказ.

18

– Как я уже сказал, это было давно, одно из первых моих дел. Я тогда особо не выбирал и исполнял желание каждого приходящего ко мне. Это была женщина. Она сразу мне не понравилась, но мы не выбираем клиентов. Работаем с теми, кто сам к нам приходит. Она жаловалась, что ее сыну не дают играть в футбол, он ходит на все тренировки, но во всех соревнованиях сидит на скамейке запасных. Его товарищи из-за этого над ним подшучивают. Вот она и просила навести на них порчу, чтоб у ее сына появилась возможность показать себя в серьезной игре. Я ей сказал, что ее желание может кому-то навредить. Чтоб ее сын вышел на поле, возможно, кто-то должен получить травму. Спросил её еще специально, чтоб понять, насколько она решительно настроена, готова ли она к тому, что чей-то ребенок по её вине получит травму. «Да пусть хоть сдохнет» – яростно сказала она. Как сейчас помню, как блестели ее глаза при этих словах. Она была на всё готова, лишь бы её чадо показало себя на игровом поле. Мне ничего не оставалось, кроме как принять её желание. Я сам тогда еще не представлял, чем всё это обернется, и насколько сильна энергия материнской злости…

Он тяжело вздохнул, и после небольшой паузы продолжил:

– Позже я узнал, что в автобус со школьной футбольной командой врезалась фура, в автобусе никто не выжил, включая и её сына. Из всей команды остался лишь один школьник, который во время игры сломал руку, и был отвезен в больницу на другой машине. Об этом писали все местные газеты. Я так понимаю, этот школьник своим переломом и дал возможность её сыну выйти на поле…

Он снова сделал паузу. Его глаза были наполнены печалью.

– Выводы делают не только наши клиенты, но и мы сами. С тех пор я не принимаю желания женщин, касающиеся их детей. Теперь я прошу их привести своего ребенка и стараюсь сам узнать, чего же хочет он. Да и вообще стал считать, что основная моя цель – отговорить человека. Сейчас у меня большой опыт, и я более красочно могу описать то, к чему может привести исполнение того или иного желания. На клиентов очень большое впечатление производят истории, рассказанные мной из своей практики. Если раньше мне удавалось отговорить только двух из десяти, то теперь восемь из десяти после разговора со мной решают, что лучше будут добиваться желаемого своими силами или вовсе отказываются от своих желаний…

Он замолчал, опустив взгляд в землю. Я тоже не торопился нарушать тишину, размышляя о школьнике, который выжил. Я, ведь, с ним знаком, вернее сказать, был знаком в прошлой жизни. Мы сидели возле подъезда, пока совсем не стало темно. Автобусы уже не ходили, и до общежития пришлось добираться пешком.

19

На следующий день во время большого перерыва в университете я отправился в кафе. У меня не появилось новостей для своего прежнего отца, я все еще не знал, что ему говорить. И все же я понимал, что новостей у меня так и не появиться, а избегать встречи с ним было бы глупо. Его сын ему так и не позвонит, и теперь я – единственный, кто мог бы уговорить его пройти медицинское обследование.

Теперь мы обедали вместе почти каждый день. Удивительно, что всего за несколько встреч с ним в этой жизни он стал для меня гораздо ближе, чем за двадцать три года предыдущей. Я периодически намекал ему на его переутомленный вид, советуя сходить к врачу, пока как-то раз после такого намека он не заявил мне:

– Если ты приходишь сюда только для того, чтобы убедить меня в том, что я болен, то после следующей твоей попытки я предпочту обедать в другом месте.

Больше мы к этому разговору не возвращались. Я понял, что не в силах что-то изменить. Было очень тяжело на душе от мысли, что человек, который тебе дорог, очень скоро уйдет из этой жизни.

Я решил занять себя всем, чем только можно, лишь бы не оставалось свободного времени на неприятные мысли. Первым делом необходимо было куда-то деть свои творческие порывы. К своей радости я узнал, что в университете есть театральный кружок. Я не собирался играть на сцене, а вот попробовать писать сценарии для сценических постановок мне было интересно. Не откладывая все в долгий ящик, я пошел на ближайшее собрание кружка и заявил о своем желании участвовать в общественной жизни, взяв с собой несколько, на мой взгляд, самых интересных своих рассказов. Там, оценив мой писательский талант, меня с радостью приняли. Три дня в неделю теперь я был занят, и все же у меня по-прежнему оставалось много свободного времени.

В этой жизни у меня не было состоятельного отца, способного подарить мне акции, так что я решил, что самое время начать зарабатывать. Мне сразу хотелось работать с детьми, выявлять их таланты, сильные стороны и развивать их. И все же я понимал, что мало кто решиться прийти на платную консультацию к студенту первого курса. Чтоб хоть как-то обратить на себя внимание, мне нужны были чьи-нибудь рекомендации. Кто-то должен был поручиться за меня. Вот только кто?

Над этим вопросом я думал не долго. Один из предметов нам преподавал молодой профессор, я помнил его еще из предыдущей жизни, тогда я тоже учился у него, и уже тогда он вызывал у меня уважение. Ему чуть больше сорока, а он уже профессор, это что-то да значит. Вот только сразу возник другой вопрос – как добиться от него рекомендации?

Как-то после одной из его пар я задержался и подошел к нему.

– Простите, вы можете уделить мне пару минут? – вежливо обратился я к нему.

– Да, конечно, у меня всегда есть время для студентов, желающих узнать больше о психологии, – улыбнувшись, ответил он.

– Я к вам немного по другому вопросу, – неуверенно произнес я.

– Весь во внимании, не стоит стесняться. Я же психолог. Честные люди стесняются либо, когда затевают какую-нибудь гадость, либо когда ее уже сделали. Вы же ничего подобного не затеваете? – улыбаясь, спросил он.

– Нет, – улыбнувшись, сказал я, видя его дружелюбный настрой.

– Ну, тогда говорите смелее.

– Я хочу начать практику, стать детским психологом, – сказал я.

– Это замечательно. Не прогуливайте моих лекций, и из вас выйдет отличный психолог, – продолжая улыбаться, сказал он и начал собирать свои конспекты в папку, видимо полагая, что это всё, что я хотел ему сообщить.

– Вы не так меня поняли, я сейчас хочу стать психологом. Мне сейчас нужны деньги, – твердо сказал я.

Он отложил конспекты и внимательно посмотрел на меня.

– Но вы, ведь, учитесь на первом курсе. Вам будет сложно найти желающих обратиться к вам.

– Я хорошо это понимаю, и именно, поэтому к вам подошел.

– И чем же, вы считаете, я могу быть вам полезен? – с интересом спросил он.

– Мне бы больше доверяли, если бы за меня поручились, – сказал я, надеясь, что сейчас он мне скажет, что от меня требуется, чтобы получить его поручительство.

– Я с вами первый раз разговариваю. Как я могу за вас ручаться? – с удивлением произнес он. – Если бы вы хотя бы отучились первый курс и сдали мне экзамен в конце года, я, возможно, имел бы о вас хоть какое-то представление. А так… простите, я не могу ручаться за незнакомого человека. Я слишком много сил потратил, чтобы добиться своей репутации, что б вот так ей рисковать.

Он продолжил собирать конспекты в папку. Было видно, что он ожидал совсем другого разговора. Да и я тоже ожидал другого. Нужно было рисковать. Другая такая возможность у меня явно появится не скоро.

– Покажите свою руку, – уверенно сказал я. – Пожалуйста, не спорьте. Вам нужны доказательства, что я готов работать психологом. Сейчас я вам их предоставлю.

Он снова внимательно посмотрел на меня. По его взгляду было видно, что он не до конца понимает, что происходит. И все же он протянул мне руку. Я внимательно её осмотрел. Оставалось только не сказать ничего лишнего, иначе вместо практики психолога придется подрабатывать грузчиком.

– Вы с детства увлекались танцами и могли бы добиться многого, как минимум, счастья в личной жизни. Но выбрав психологию, вы пожертвовали личными отношениями. Вам очень важно, чтоб вас уважали именно за ваш ум, а не за изящные пируэты, – сказал я, внимательно следя за его реакцией.

Выражение его лица менялось на глазах. Улыбка исчезла, словно ее никогда и не было.

– Вы еще не доросли до практики психолога, – с сожалением сказал он. – Будь вы опытнее, вы бы понимали, что сначала нужно заслужить доверие клиента, а потом залезать в его личную жизнь. Вы же наоборот, влезая в личную жизнь, пытаетесь заслужить доверие. Ни один клиент не вернется к вам на второй сеанс. Я не могу дать вам рекомендацию.

Я поник, видя, как он кладет последний конспект в папку. Мои надежды таяли на глазах.

– Вы сами себе придумали все ваши проблемы, – говорил я, хватаясь за последнюю ниточку надежды. – Преподаватель может иметь любое хобби. Он может заниматься спортом, рисованием, музыкой, пением. И танцевать он тоже может. То, что учитель не танцует – это только ваше убеждение. Вы обрекли себя на одиночество ни тогда, когда решили стать психологом, а тогда, когда решили бросить танцы, – от отчаяния я почти кричал в след уходящему профессору. – В нашем городе есть танцевальные школы для всех возрастов, а у вас есть свободное время. Вы же не всегда пропадаете в университете. Измените свои убеждения. Вы – психолог. Вы знаете, как это сделать. Запишитесь на уроки танцев. Дайте возможность выразиться вашей врожденной предрасположенности. Уверяю вас, после этого вы увидите, насколько многогранна бывает жизнь.

Я уже не рассчитывал на его рекомендацию. Я надеялся лишь на то, что он меня услышит. Возле двери он обернулся и попрощался.

– До свидания, – раздосадовано сказал я в ответ.

Это было совсем не то, что я ожидал. Работать грузчиком мне совершенно не хотелось. Мама мне присылала деньги каждый месяц, иногда мой опекун предлагал мне финансовую помощь, я получал стипендию. Всего этого мне хватало на то, чтобы не умереть с голода. Но мне хотелось большего. Сейчас я жил один. Мог делать все, что мне захочется, но в итоге делал лишь то, на что хватало денег. Да и отвлечься от мыслей об умирающем близком человеке, мог заставить лишь интеллектуальный труд. Мне хотелось ощущать, что я могу не только наблюдать за последними днями своего прежнего отца, но и приносить людям пользу. Именно в работе детского психолога я видел всё это. Теперь же мне придется попрощаться со своими надеждами.

Со всем этим грузом на душе я вышел из кабинета вслед за профессором.

– О чем вы там беседовали? Профессор вышел таким взволнованным.

Я обернулся в ту сторону, откуда доносился голос. Там стояла все та же моя одногруппница в очках, с легкой улыбкой на лице. Меня передернуло от одной лишь мысли, что кто-то еще может сейчас при мне улыбаться.

– Явно, не о тебе, – ответил я и пошел дальше.

20

Через несколько дней профессор попросил меня задержаться после лекции. Когда я подошел к нему, он, ни слова не говоря, вручил мне конверт, а сам, все так же молча, развернулся и вышел из аудитории. Я понимал, что в этом конверте. Мои руки тряслись, распечатывая его. Я был прав – это было рекомендация. Я сразу прочитал ее. Она мне показалась довольно странной, и все же я до этого никогда не видел подобных документов. Так что профессору явно лучше знать, как она должна выглядеть. Меня тронули последние строки: «С уверенностью могу сказать, что я бы доверил ему своего ребенка».

«Эх, профессор, ну почему сразу нельзя было этого сделать?» – с горечью думал я, вспоминая об одногруппнице, на которой выместил злость за свою неудачу.

Если бы я тогда знал, что рекомендацию я все-таки получу, я бы совсем по-другому отреагировал на девочку в очках. Возможно, мы бы даже сходили куда-нибудь. Ну почему она все время появляется не вовремя? Я же в этом не виноват. Да и она тоже не виновата.

В этот же день я отсканировал полученную рекомендацию, составил резюме и отправил во все учебные заведения города. Когда все письма были отправлены, я обзвонил все школы и объяснил им, что начинающий детский психолог и буду рад, если они согласятся рекомендовать меня родителям трудных детей, и заодно сообщил, что все мои данные находятся у них на электронной почте.

Спустя неделю у меня появился первый клиент. Постепенно звонков становилось больше. И уже через месяц все мое свободное время было расписано. Своего кабинета у меня не было, так что я либо выезжал на дом, либо мы встречались в школе. Теперь моя жизнь кипела. Каждый день был расписан поминутно. Три раза в неделю проходили театральные кружки. В дни, когда их не было, я отправлялся решать недетские проблемы своих клиентов-школьников.

Я все так же продолжал обедать в кафе, встречаясь с моим прежним отцом. Каждый раз эти встречи становились все тяжелее и тяжелее. Потому что я всё больше привязывался к этому человеку, а день его гибели стремительно приближался, и я ничего не мог с этим поделать. Я старался запомнить каждый его жест, ловил каждую его улыбку, много расспрашивал о его жизни. Я хотел его запомнить таким, каким видел его в кафе, а не таким, каким я видел его тогда, когда он был моим отцом.

Постепенно влияние моё в театральном кружке росло, в мои обязанности стало входить распределение ролей, все новые желающие принять участие в нашем кружке проходили через меня. Я, разглядывая их руки, давал заключение, способны ли они играть на сцене или же им стоит подобрать для себя другое хобби. Все это так вошло мне в привычку, что теперь при знакомстве с кем-то я в-первую очередь старался разглядеть его руки, а уж потом его внешность.

Так случайно я наткнулся на одну очень интересную руку. К нам в кружок пришёл новенький. Я не сразу его узнал. Его линии говорили о врожденной склонности к актерскому мастерству. Я сразу же сказал ему об этом, и лишь только после этого внимательнее его рассмотрел, и сразу же постарался скрыть нахлынувшее на меня волнение. Это был сын майора. Я вспомнил, как в прошлой жизни мы познакомились с ним в парке. Тогда он мне говорил, что его приятель, с которым они вместе ходят в театральный кружок, пророчил ему актерское будущее. Тогда я даже представить себе не мог, что сам же и окажусь его приятелем. Так мы с ним начали общаться, у нас оказались общие вкусы в литературе, сейчас не часто это является поводом для знакомства, и все же нас это сблизило.

В таком темпе я проучился весь первый курс. В свободные минуты старался писать статьи на тему детской психологии. Их, в отличие от рассказов, я подписывал своим именем, полагая, что это практичнее. Так их спокойно можно отображать в своем портфолио, не переживая о том, что тебе придется доказывать, что ты именно тот человек, который прячется за этим псевдонимом.

На лето я устроился волонтером в детский лагерь. На мое решение сильно повлиял профессор, убеждающий меня в том, что там я получу бесценный опыт работы с детьми. Не имея никакого желания с ним спорить, я последовал его совету. Лето пролетело быстро, и все же я успел отдохнуть.

Второй курс начался всё в том же бешеном темпе, что и прошел первый. Только теперь добавилось много новых предметов, которые я раньше еще не изучал. Я всё также продолжал посещать кафе в обеденный перерыв, понимая, что теперь каждая наша встреча может стать последней, от этого становилось всё тяжелее.

Так и вышло, ещё не прошло и двух недель обучения, как я, придя в кафе, не обнаружил там моего постоянного собеседника. Впервые в своей новой жизни я заказал алкоголь. Вкус был неприятный и все же я попросил повторить. Мне с трудом удавалось сдерживать слезы. Целый год я приходил сюда и понимал, что скоро этот день наступит. И он всё равно наступил неожиданно. После кафе я отправился в общежитие. Мне никого не хотелось видеть, а тем более не хотелось, чтоб кто-то видел меня в таком состоянии. Я взглянул на календарь.

«Через три дня будет прощание с ним, я обязан туда пойти, чего бы мне это не стоило» – думал я, уже лежа на своей кровати в комнате общежития. О прощании с моим прежним отцом я знал всё. Знал, в какой день оно будет, где оно будет, и во сколько оно будет. Оставалось лишь придумать, как попасть туда, не обратив на себя внимание.

21

Я так ничего и не придумал, остановившись на мысли о том, что всем будет всё равно. Даже если кто-то меня и не знает, он будет думать, что меня знает кто-то другой.

В церковь я пришел с опозданием, чтобы случайно не встретиться ни с кем из родных из прежней жизни. Я ожидал, что возле входа вновь увижу того джентльмена, который прежде охранял вход в подъезд прежнего я, но, к моему удивлению, никто мне не препятствовал. Войдя, я скромно устроился в углу возле двери, чтоб, если возникнут какие-то проблемы, никто не помешал мне уйти.

Церковная атмосфера нагнетала уныние. Я не мог сдержать слез. Временами я бросал взгляд на сына умершего. Он с безразличием смотрел по сторонам, изучая, кто же пришел проститься с его отцом. Его вид лишь увеличивал у меня презрение к нему. Каким же я всё-таки был черствым человеком в прежней жизни. Мне недолго удалось простоять возле входа. Я заметил, как он увидел меня. Надо было уходить, хоть у меня и возникла навязчивая мысль встретиться с ним и всё ему высказать. Некоторое время я даже стоял, ожидая, когда же он до меня дойдет. Людей на прощание пришло много, и он с трудом пробирался между ними, стараясь никого не толкнуть.

Наблюдая за ним, мой взгляд упал на женщину, стоявшую за его спиной, это была супруга покойного. Как мне захотелось подойти к ней и обнять. Я всё еще помнил, какие доверительные отношения у нас с ней были в прежней жизни. Она всегда меня поддерживала. А сейчас она сама нуждалась в моей поддержке. Я ей был нужен. У меня даже не возникло мысли, что она не знает, кто я такой. Сейчас это не важно, важно только то, что она осталась одна, и я любой ценой должен облегчить ей её дальнейшую жизнь.

Тем временем, её сын уже прошел половину пути. Если он сейчас до меня дойдет, и я ему выскажу ему всё, что думаю, это поставит крест на любых моих попытках сблизиться с моей прежней матерью. Четко это осознав, я выскользнул в дверь и ушёл подальше от церкви. На выходе из церкви я всё же увидел знакомого мне джентльмена, он слегка приподнял свою шляпу в знак приветствия и дружелюбно мне улыбнулся. Я кивнул головой ему в ответ, стараясь побыстрее скрыться из поля зрения преследующего меня прежнего я.

Издали я видел, как он, выйдя из церкви, осматривался по сторонам, пытаясь отыскать меня, но я был уже далеко. Деревья закрывали меня от него, так что я спокойно шел, направляясь в общежитие, изредка всхлипывая. Я даже не мог определить, что сейчас меня расстраивало больше: гибель близкого человека и свое бессилие, что-то в этом изменить, или тот другой я, который мог бы повлиять на своего отца, но был слишком слеп. С этой неопределенностью я и дошел до общежития.

– Привет, – услышал я знакомый голос, поднимаясь на крыльцо.

Я обернулся. Стояла все та же девочка в огромных очках. Я даже не удивился.

«Опять она! Ну почему она всегда так не вовремя?» – пролетела мысль в моей голове.

– Привет, – сухо ответил я ей.

– Ты три дня не ходил на учебу. Что-то случилось? – взволнованно спросила она.

– Нет. Все в порядке. Просто творческий период, я пишу новую пьесу и не хочу отвлекаться, – соврал я.

– Ах, да. Ты же у нас в театральном кружке. Я даже об этом и не подумала, – с восхищением произнесла она. – А я могу подойти на какую-нибудь роль?

Ее вопрос меня удивил. Никогда не мог представить ее на сцене, и все же, как мне показалось, у нее было искреннее желание, а значит, я должен был проверить, врожденное это желание или навеянное модой. Кому должен? Себе, конечно же. После разговора с тем джентльменом, охранявшим меня от меня же прежнего, я очень внимательно стал относиться к желаниям людей.

– Давай руку, – сухо сказал я.

– Что? – робко переспросила она.

– Руку, говорю, свою давай, – громче сказал я.

Она неуверенно протянула мне руку. Я быстро просмотрел ее линии.

– Ты говоришь, что хочешь играть на сцене? – с усмешкой спросил я ее.

– Да, – отводя взгляд в сторону, ответила она.

– Единственная твоя возможность попасть на сцену, это записаться в уборщицы. Ты слишком скромна, чтоб показывать свои чувства перед залом наполненным людьми. Даже если эти чувства наиграны. Да и, в принципе, играть ты не умеешь. Можешь только в массовке участвовать, но ведь это тебя не устроит? Ты же у нас исключительная? Так ты считаешь? – с непонятной, даже для себя язвительностью, сказал я.

А что еще было ждать, если я только что простился с близким мне человеком, зная о его надвигающейся гибели, и не имея ни малейшей возможности что-то изменить. Я сейчас не только ее презирал, но и себя, а соответственно и всех, кто постарался бы меня хоть как-то утешить.

Я видел, как она отвернулась от меня и хотела вырвать свою руку из моих. Я удержал ее. Все что я ей сказал, была чистая правда, и все же при других обстоятельствах, я бы преподнес ее по-другому. Сейчас же я нарочно обидел ее из-за того, что злился на себя.

«Мы слишком развиты духовно, чтоб, злясь на себя, причинять боль кому-то другому» – всплыли слова в моей голове.

– У тебя есть склонность к литературе. Попробуй писать пьесы или рассказы. У тебя должно это получиться, – стараясь исправить свою вину, сказал я.

– Попробую, – не взглянув на меня, произнесла она, и выдернула свою руку из моей.

Впервые уходила она от меня, а не я от нее. Но я был слишком зол, чтобы придать этому хоть какое-то значение.

22

После похорон я стал намного серьезнее. Я до последнего надеялся, что в этой жизни что-то изменится и похороны не состоятся. Теперь я осознавал, что переписать судьбу не так просто, как мне казалось. И все же у меня еще оставалось три человека, чьи жизни я собирался исправить с самого своего рождения. В этот раз надо хорошенько подготовиться. Но как? У меня еще есть два года, чтоб ответить на этот вопрос, и я не собирался тратить их в пустую.

Несмотря на всю серьезность своих планов, первое, что я намеревался сделать – это пойти к своей матери из прежней жизни. Ей необходима была поддержка именно сейчас, и никакого запаса времени у меня тут не было. Не откладывая это в долгий ящик, я отправился к ней через два дня после похорон.

– Здравствуйте, – сказал я ей, когда она открыла дверь.

– Здравствуйте, – ответила она, вопросительно посмотрев на меня.

– Я хорошо знал вашего мужа и пришел выразить вам свои соболезнования. Это очень большая потеря для многих, в том числе и для меня, – продолжил я и представился.

– Никогда не слышала, чтобы он о вас упоминал, – подозрительно произнесла она.