Посредник судьбы. Часть 2

И он кинулся, но только не за помощью, а подальше от этих гаражей. Перед этим я успел заметить, как его взгляд наполнился ужасом. Я смотрел ему вслед, уже перестав трястись, и думал, что только-что я подкинул ему еще одну сцену для его будущего шедевра.

И все же моя радость продлилась не долго, спустя всего лишь несколько минут она сменилась тревогой. Я вмешался, вмешался туда, куда, как я полагал, не должен был вмешиваться. Что теперь с ним будет? Начнет ли он писать книги или же побежит к другому торговцу смертью? Я позвонил своему опекуну, но не стал ему ничего рассказывать, а лишь уточнил, звонил ли ему тот другой я, который сейчас сидел в своей квартире и винил себя за беспомощность, точно так же, как я сейчас винил себя за вмешательство. Получив утвердительный ответ, я отправился в квартиру врача. Мне бы не помешала сейчас медитация, чтоб успокоить свое волнение, ну и, пожалуй, сладкий чай, так как послевкусие от мыльной пены оказалось не самым приятным.

9

Вечером я вновь позвонил своему опекуну и попросил разложить карты на парня, с которым сегодня мне пришлось встретиться. Я не стал рассказывать ему причины своей тревоги, а напомнил, что в прошлой жизни видел, как он гадает, а значит, и сейчас это надо сделать, чтоб не менять будущее. Он со мной согласился.

Я даже не представлял, что мои чувства и чувства меня прежнего так взаимосвязаны. Я помнил, как в прошлой жизни всю неделю, проведенную у своего земного наставника, я прожил в ужасных муках, каждую минуту упрекая себя за то, что все испортил. Сейчас же у меня были очень похожие чувства, пожалуй, я даже сильнее упрекал себя. Мое вмешательство могло изменить будущее, и тогда будущее майора и инженера тоже могло бы измениться, могут измениться все даты в их судьбе. И как тогда мне изменить самые судьбоносные моменты в их жизни, если я теперь не буду знать, когда они произойдут? Я не должен был вмешиваться, меня там вообще не должно было быть. Сейчас я прекрасно это понимал, но тогда, стоя у подъезда и глядя в след одиноко уходящего подростка, я думал совершенно по-другому.

Всю неделю я провел в этих муках, я каждый день звонил своему опекуну и просил его заставить своего гостя позвонить и узнать, что происходит с его первым клиентом, пишет ли он что-то, или его вообще нет дома? Он мне, конечно, отвечал, что карты ему сказали о том, что все в порядке, но сейчас я не верил картам. Меня мог успокоить только голос его матери, говорящий в телефонную трубку, что ее сын не выходит из своей комнаты и все время что-то пишет.

В один из дней я даже не выдержал.

– Что значит, он не хочет звонить? – крича в телефон, говорил я опекуну. – Как можно быть таким трусом? Я бы на его месте уже давно позвонил.

– Ты был на его месте, – спокойно ответил он. – Помнишь, чем всё в итоге закончилось?

– Да… помню, – обреченно произнес я, – простите, что поднял на вас голос.

После этих слов я сбросил вызов. Теперь за свою прежнюю трусость я презирал себя еще сильнее, и больше ему не звонил.

Кстати, я совсем обделил вниманием врача, у которого гостил. Он оказался очень приятным человеком, постоянно пытался меня подбодрить, звал на вечерние прогулки, рассказывал мне много интересных случаев из своей практики. В общем, старался развлекать меня как мог. Я старался скрывать от него свои переживания и не говорил о них, и все же, уверен, они не остались им не замеченными.

Всю неделю я оставался в квартире, выходя только на балкон, чтоб вдохнуть глоток свежего воздуха, когда начинала болеть голова. Пытался медитировать, чтоб расслабиться, но было очень сложно сконцентрироваться и ни о чем не думать. Я ждал только одного – звонка своего опекуна. И вот этот момент наступил, мой телефон зазвонил, на экране высветился его номер. Поколебавшись некоторое время, боясь плохих новостей, я вдруг вспомнил, как всю неделю презирал себя за необоснованный страх, и ответил на звонок.

– Добрый вечер, – услышал я голос своего опекуна.

– Надеюсь, что добрый, – осторожно ответил я.

– Добрый, добрый, – спокойно ответил он, и я почувствовал, как он улыбается, держа телефон в руке. – Я только что читал сообщение на его телефоне от его первой клиентки. Оно очень оптимистичное. Сейчас ты…, то есть он, его читает на кухне. Я его там оставил одного и ушел в спальню, чтоб тебе позвонить.

– Я рад, – с облегчением, сказал я, до конца не понимая, как же вышло так, что мое вмешательство, никак не отразилось на результате.

– Ну, всё тогда, жду тебя завтра домой, он уже стучит в дверь… Заходи… – услышал я в телефоне, после чего связь оборвалась.

Хоть новость и была хорошая, меня она не сильно обрадовала, а лишь добавила новых сомнений. И все же не могу отрицать, что мне стало полегче, я даже в тот вечер вышел на прогулку и первый раз за неделю позвонил маме. До этого я боялся, что она почувствует мою тревогу и сама начнет переживать.

Вечером следующего дня я уже был в квартире своего опекуна. Он был явно чем-то озабочен. Как будто какая-то неожиданно появившаяся проблема не давала ему покоя. Хоть он и делал вид, что очень рад меня снова видеть и при любом удобном случае старался улыбаться, его напряжение было хорошо мне заметно. Но даже оно не испортило мне чувства того, что я наконец-то вернулся домой. За год, прожитый в этой квартире, все в ней мне стало родным. Даже трещина на раковине в ванной меня радовала, потому что сейчас она мне, словно, говорила: «Добро пожаловать домой».

10

– Что-то случилось? – спросил я у своего опекуна, когда мы ужинали. – Вы выглядите встревоженным.

– Ничего особенного, – слегка удивившись, ответил он, видимо, полагая до этого, что у него хорошо получается скрывать свои эмоции.

– Ну, раз ничего особенного, тогда я не вижу никаких причин для того, чтобы вы не могли мне это рассказать, – улыбнувшись, сказал я.

– Ты слишком хитрый для своих пятнадцати лет, – немного расслабившись, ответил он. – До сих пор не могу привыкнуть к тому, что ты не ребенок. Действительно, от тебя мне скрывать нечего. Сегодня я гадал на картах своему гостю, и карты сказали, что вы должны встретиться, и что ты сильно повлияешь на его судьбу. Вот теперь я и раздумываю над этим, потому что в моей голове это никак не укладывается. Мне даже проще думать, что я неправильно их понял. Так что мысленно перебираю варианты того, что еще карты могли иметь в виду.

– Да я же вам рассказывал, что мы встречались! И я хорошо помню эти встречи, потому что каждый раз вопросов после них становилось больше чем ответов, – весело сказал я, полагая, что теперь он еще больше будет мне верить.

– И всё же я всё время полагал, что ты меня обманываешь на этот счет, да и сейчас всё ещё так считаю, – задумчиво произнес он.

– Бог вам судья, верьте, во что хотите – расстроившись, сказал я. – Между прочим, на нашу последнюю встречу вы сами меня приведёте.

– Тут уж, как говориться, поживем-увидим. До вашей последней встречи, как я помню, еще лет десять. К тому времени, мое мнение уже сотню раз может поменяться, я ведь только сегодня стал всерьез над этим задумываться.

Мы продолжили ужин в тишине, но она продлилась не долго.

– Меня вот уже почти неделю интересует еще один вопрос, – задумчиво, произнес он.

– Какой же? – спокойно произнёс я, продолжая есть и совершенно не думая, что я причастен к его вопросу.

– Ты, ведь, знаешь всё про будущее себя прежнего? – отложив вилку, спросил он.

– Да, – не отрываясь от еды, ответил я.

– Почему же ты тогда так переживал по поводу его первого клиента, если сам мне до этого всё в подробностях описывал? – пристально глядя на меня, спросил он.

Я занервничал и тоже отложил вилку. Сейчас, явно, было не до еды. Я, конечно, собирался ему всё рассказать, надеясь, что он сможет понять, почему после моего вмешательства ничего не поменялось. И все же я полагал, что я сам начну этот разговор. Поэтому сейчас его вопрос застал меня врасплох. Он молчал, пристально глядя на меня. Понимая, что от ответа мне теперь никуда не деться, я собрался с мыслями и выложил ему все, как было: как я стоял возле дома, наблюдая за ними; как подросток потом ушёл, оставив мать, сидящую на скамейке; как я пошёл за ним; как догнал его возле гаражей; как прикинулся падающим замертво; как он убегал, и как я после этого осознал свою ошибку.

– Когда я направился вслед за ним, я был уверен, что поступаю правильно. И лишь после того как он в панике убежал от умирающего меня, мне стало очевидно, что я вмешался туда, куда не должен был вмешиваться… – с грустной улыбкой на лице закончил я.

– А почему ты решил, что ты не должен был вмешиваться? – спросил меня мой опекун.

– Меня там вообще не должно было быть, я был там лишь только по тому, что я знал, что там будут мои первые клиенты, и мне хотелось посмотреть на то, как они счастливые выйдут из подъезда, – не понимая смысла его вопроса, ответил я.

– И они вышли счастливыми?

– Нет, – печально ответил я.

– А ты помнишь, как они уходили от тебя в твоей прошлой жизни? Они тогда выглядели счастливыми? – продолжал он задавать бессмысленные, на мой взгляд, вопросы.

– Нет, не выглядели.

– Так почему ты решил, что сейчас они должны были выйти счастливыми?

– Ну, я же их тогда исцелил, – раздраженно ответил я, все еще не понимая, к чему все эти вопросы.

– То, что они исцелились, его мать признала только на шестой день, так что вышли от тебя они такими же какими и вошли. Тебе это не кажется логичным?

С каждым его вопросом, мое раздражение нарастало. Если у него есть какая-то мысль, почему бы сразу ее не высказать? Зачем мучать собеседника вопросами, в которых он не видит смысла?

– Нет, не кажется. Ее сын бросил принимать наркотики, а значит, она должна быть довольна. Вот это мне кажется логичным.

– Ты вообще меня не слушаешь. С тобой невозможно разговаривать. Тебе словно действительно пятнадцать лет, – раздосадовано высказался опекун.

Его слова вернули меня в реальность, я, и правда, полностью ушел в свои негативные мысли, совершенно упуская его логическую цепочку, содержащуюся в вопросах.

– Простите, просто ваши вопросы меня раздражают. Вы можете сразу сказать то, что думаете по этому поводу или так и будете пытаться подтолкнуть меня к вашим выводам? – успокоившись, спросил я.

– Я тебе все скажу, но для подтверждения моих выводов мне нужно узнать еще некоторые моменты. Ты готов ответить еще на пару вопросов или же разойдемся по комнатам? – уже спокойно произнес он.

– Хорошо, задавайте. Надеюсь, их действительно будет пара, а не пара десятков, – ответил я, стараясь больше не нервничать.

– Ты в прошлой жизни наблюдал за тем, как они вышли из подъезда твоего дома после консультации?

– Нет, – кратко ответил я.

– Ну, тогда я полагаю, что и в прошлой твоей жизни было чье-то вмешательство, – добродушно улыбнувшись, высказался он.

Я вопросительно посмотрел на него. Он явно понял смысл моего взгляда, так как сразу постарался все объяснить:

– В прошлой жизни они вышли от тебя печальными, в этой ты их встретил в том же настроении. Тогда ты не наблюдал за тем, как они выходят, значит, ты не можешь утверждать, что они сразу вместе направились домой. Вчера на телефон пришла точно такое же сообщение, которое ты и описывал, а значит и эти шесть дней были такими же, как и те, что были в твоей прошлой жизни, соответственно и вмешательство тоже было.

– Возможно, – разочаровано ответил я, ожидая более внушительного объяснения. – Ладно, я, пожалуй, пойду лягу.

– Спокойной ночи.

– И вам, – сухо сказал я, выходя из кухни.

Лежа на своем диване, я еще долго размышлял, почему же все-таки мое вмешательство не изменило хода событий? Возможно, мой нынешний опекун действительно прав, и мои клиенты, выйдя от меня, не направились домой. Парень, получив нужную сумму денег, так же отправился на поиски новой дозы. Вот только что его тогда остановило от покупки? Если бы я подождал немного, я бы получил на это ответ. Но я влез в ход событий и, похоже, теперь никогда не узнаю, что же с ним должно было произойти.

11

Два года пронеслись довольно быстро. Я хорошо учился, продолжал писать статьи и маленькие рассказы, отправляя их в различные газеты и журналы. Меня все больше увлекала детская психология. С моим опекуном мы жили дружно, он давал мне полную свободу, рассчитывая на мое благоразумие. И лишь когда я ему сказал, куда собираюсь поступать, он слегка занервничал.

– Ты же понимаешь, что это за город? – с волнением уточнил он.

– Да, безусловно, я там прожил всю прежнюю жизнь, – спокойно ответил я.

– Ты, просто, хочешь быть ближе к себе прежнему? Не так ли? – спросил он.

– Нет, я понимаю, что вы боитесь того, что я сразу же отправлюсь к нему. Могу вас заверить, что у меня нет такой цели, – твердо ответил я, стараясь быть убедительным.

– И все же вы будете очень близко друг от друга. Я боюсь, что любопытство может взять над тобой верх, и ты поддашься, – с грустью заявил он.

– Ну, даже если мы и встретимся, что это может изменить? – недоумевал я.

– Я тебе говорил, что никто этого не знает. Это уникальный случай за всю новейшую историю, да пожалую и не новейшую. Ты же помнишь всю его жизнь, все его воспоминания, его воспоминания – часть тебя. И если ты их изменишь, то и ты сам можешь поменяться. Это лишь мои догадки, ничем не подтвержденные. И все же я бы не стал их проверять, – все с той же грустью продолжил он.

– Интересно получается, я могу делать все что угодно и с кем угодно, но к нему подходить нельзя, потому что это может изменить мои воспоминания, ну и меня самого, – улыбаясь, ответил я.

– Это не смешно, – не оценив моего настроения, строго сказал он. – Ты можешь и не встречаясь с ним повлиять на него, заведя какие-то общие знакомства. Это может произойти совершенно случайно, без какого-либо умысла с твоей стороны. Поэтому я и не хочу, чтоб ты там учился. Лучше вам держаться на расстоянии.

– Не переживайте вы так. Он мне совершенно не интересен, по крайней мере, не настолько как психология. А выучиться на психолога я могу только там. Это ближайший отсюда университет, – уверил я его.

– Я не могу тебе ничего запрещать, и все же поверь мне, тебе не стоит с ним видеться, это опасно и для тебя, и для него. И как бы это дико не звучало, полагаю, что к нему выставят охрану, – с разочарованием произнес он.

– И кто же будет его охранять? Такие же посредники как вы?

– Вероятно да, но не обязательно, что из нашего отдела, возможно, они будут из другого, и тогда тебе придется не сладко при встрече с ними. Их методы работы гораздо жестче, чем наши.

– Я буду держаться от него подальше, – улыбнувшись, пообещал я.

Он промолчал. По нему видно было, что он недоволен и сердится. Но сердится не на меня за мое решение, а, скорее на себя, за то, что не смог меня отговорить.

Больше мы не возвращались к этому разговору. Я же в том же году успешно окончил школу и так же успешно сдал вступительные экзамены в уже давно выбранный мною университет.

Осенью я отправился на учебу. Мой опекун с грустью в глазах посадил меня на автобус. Я всячески старался его развеселить, но он так ни разу и не улыбнулся. Я понимал, что он привык ко мне, и его печаль связанна не только с тем, куда я отправляюсь на учебу, но и с самим фактом того, что я покидаю его дом. Я обещал ему звонить не реже раза в неделю. На мгновение на его лице показалась еле заметная улыбка, но тут же снова исчезла.

Перед отправлением мы обнялись, словно были родными.

– Береги себя, – грустно сказал он мне на ухо.

– И вы себя тоже берегите. Я буду к вам приезжать. Не сдавайте мою комнату, – решил пошутить я на прощание, уже забираясь по ступенькам в автобус.

По нему было видно, что он не оценил мою шутку, а, возможно, даже ее и не услышал. Автобус тронулся, а мой опекун так и остался стоять полностью погруженный в свои мысли. Я же, чувствуя заманчивый вкус свободы, дышал полной грудью. Меня радовали открывающиеся передо мной перспективы. Школьная программа позади, теперь я наконец-то буду изучать, что-то новое! Мне наконец-то не придется притворяться. Мысли о том, что я покидаю квартиру, ставшую за три года совсем родной, нагнетали на меня тоску. И все же она была такой же мимолетной, как и улыбка на лице провожавшего меня опекуна.

12

Первым делом в новом городе я заселился в общежитие, мне всегда было интересно, как студенты там живут. И вот теперь я сам все узнаю на собственном опыте, а не по рассказам очевидцев.

У нас группе оказалось довольно много девчонок, были даже крайне симпатичные. Если бы мой мозг не был занят решением глобальных проблем по исправлению ошибок из предыдущей жизни, я бы, наверняка, постарался с одной из них познакомиться поближе. Но, увы, в моих мыслях не было больше места ни для кого.

В первый же день во время большой перемены, мои одногруппницы решили устроить чаепитие, чтобы со всеми получше познакомиться и за одно отметить начало студенческой жизни. Для этого мероприятия они выбрали кафе, находившееся рядом с университетом. Я помнил это кафе из прежней жизни. Оно тут всегда стояло, но я как-то обходил его стороной, перекусывая булочками, купленными в соседнем павильоне.

Когда мы шумной и веселой толпой зашли в кафе, я спокойно огляделся вокруг. Забавно получалось, я в прошлом проучился тут полтора года, а изнутри его видел впервые. Заканчивался мой обзор на столике в углу возле окна. Сейчас там спокойно сидел человек и не спеша обедал. Я замер.

– Простите, мне надо отойти, – неуверенно сказал я одногруппникам, – Начинайте без меня, я присоединюсь попозже.

Все с той же неуверенностью, я подошел к этому крайнему столику.

– Здравствуйте, – робко поприветствовал я человека, сидящего за ним.

– Здравствуйте, – смутившись от неожиданности, ответил он, – простите, мы знакомы?

Я готов был провалиться сквозь землю. Я совершенно не ожидал такой встречи, и совершенно не готовился. И все же надо было теперь что-то говорить. Я крайне не хотел выглядеть дурачком в его глазах, но пока все шло именно к этому.

– Я знаю вашего сына, – неуверенно продолжил я. – Он много о вас рассказывает.

– Мой сын обо мне рассказывает? Вы точно ничего не путаете? – удивленно спросил он.

Хоть он и старался выглядеть хмурым, я заметил, как уголки его губ дрогнули. Ему явно было приятно это слышать, и все же он старался себя сдерживать. Я назвал имя его сына.

– Да, вы действительно, не ошиблись, – взволновано, ответил он. – Если вы еще не расположились, можете присесть ко мне за столик. Он довольно большой, места хватит.

– Да, конечно, с удовольствием, – стараясь скрыть радость, сказал я. – Мне только надо что-нибудь заказать, я зашел просто чаю попить. Подождите минутку.

– Не переживай, садись, открою тебе один секрет. В этом кафе работают официанты, – улыбнувшись, сказал он, явно проявляя ко мне симпатию. – Вон, кстати, один уже несет тебе меню.

Я присел. За всю прошлую жизнь я почти не видел, чтоб отец улыбался. Сейчас же он именно этим и занимался, с интересом глядя на меня. Вся эта ситуация вызывала у меня не меньше интереса, чем у него. И все же мой интерес к нему был мне понятен, я не видел его больше двадцати лет, и последний раз мне пришлось видеть его на его же похоронах, так что для меня это была еще одна счастливая возможность провести время с отцом. В этой жизни у меня тоже был отец, и все же именно своего прежнего отца я всегда воспринимал в этой роли, именно он вырастил меня, именно при его участии формировалось мое мировоззрение, и именно благодаря ему я стал тем, кем стал. А чем же я мог вызвать интерес с его стороны?

Подошел официант, я, не глядя в меню, заказал чашку чая и чизкейк.

– И где же вы пересекались с моим сыном? – продолжил он разговор.

Надо было срочно придумать что-то правдоподобное. Он очень проницательный человек, иначе бы не добился таких успехов в финансовой деятельности.

– Я тоже занимаюсь хиромантией, – стараясь сохранять хладнокровие, ответил я. – Мы встретились на одном семинаре два года назад, и с тех пор поддерживаем общение.

– Вы еще совсем юный, сколько же вам было, когда вы этим увлеклись, – заинтересованно спросил он.

– Мне тогда было пятнадцать, – не очень убедительно сказал я, необходимо было исправлять ситуацию. – Ваш сын подошел ко мне после того семинара и сказал, что он тоже начинал в пятнадцать, так и началось наше знакомство.

Он откинулся на спинку кресла, видимо, мои слова показались ему убедительными.

– И что же он рассказывал обо мне? – продолжая проявлять интерес, спросил он.

– Он говорил, что вы словно хиромант, только на финансовом рынке. Как ваш сын видит будущее людей, глядя на их ладони, так же и вы видите будущее акций, глядя на текущие котировки, – сказал я.

Я видел, как он улыбнулся при этих словах. Никогда бы не подумал, что мой прежний отец так падок на лесть.

– Ну, это не совсем правильное сравнение, только глядя на котировки, будущее не предсказать, необходимо изучать гораздо больше информации, чтобы делать какие-либо выводы по поводу того, как будет вести себя рынок, – с плохо скрываемой гордостью ответил он.

– А еще он рассказывал, что вы очень много работаете. Вы обеспечили его всем, кроме отцовского внимания, – решил я его немного кольнуть, видя, как он расцвел.

– Да, так и есть, – с горечью ответил он. – Но если бы я больше времени уделял ему, пришлось бы меньше времени уделять работе. Он, видимо, не рассказывал тебе, как мы с его мамой мотались по съемным квартирам с младенцем на руках, когда я работал учителем экономики. Как одна квартира была хуже другой. Как он в два года заболел пневмонией, потому что крыша в деревянном доме, в котором мы тогда жили, протекла. Как нам не хватало денег на лекарства, чтобы поставить его на ноги. Как органы опеки чуть не отобрали его у нас, увидев, где мы живем. Как нам с его матерью пришлось заложить в ломбард все ценное, что у нас тогда было, включая обручальные кольца, чтобы снять хорошую квартиру и отчитаться перед органами опеки. Мне пришлось сменить работу, на более оплачиваемую. Это было не так-то просто, меня никто не хотел брать, считая, что школьная экономика далека от рыночной, и, как я узнал позже, они были абсолютно правы. И все-таки нашелся человек, поверивший в меня и давший мне шанс на светлое будущее. Мне пришлось заново изучать экономику, днем я был на работе, ночью читал книги. Я не хотел, чтобы мы снова оказались в доме с протекающей крышей, а это требовало полной моей отдачи работе. Когда я стал профессионалом в своем деле, и мои заработки увеличились в разы, я собирался поменьше времени уделять работе, но меня повысили. И я не мог подвести человека, поверившего в меня когда-то. Так я до сих пор и живу работой. И все это время меня греет лишь одна мысль, что те, кого я люблю, живут в хорошем доме, питаются хорошей пищей и могут заниматься тем, что им нравиться, а не тем, что приносит стабильный доход.

Я видел, с какой горечью он все это рассказывал, а я даже не помнил тех времен, когда у нас ничего не было. Я всегда считал, что в своей прежней жизни я родился в уже богатой семье. Сейчас я совсем по-другому на него смотрел, мне хотелось не упрекать его, а благодарить. Благодарить за то, что он сделал столько усилий, чтоб его семья ни в чем не нуждалась. Мне было очень стыдно и за себя сейчас, и за того, кем я был в прошлом.

– Он, видимо, не помнит об этом, – печально сказал я.

– Наверно, и не помнит, – так же печально ответил он. – Возможно, так даже лучше, зачем ему помнить плохие времена? Они лишь навеивают грусть. А у него и так не самая легкая судьба.

Я только сейчас осознал, как все-таки много он сделал для своей семьи, которая помнит о нем лишь то, что он все время был на работе.

– А вы часто тут обедаете? – спросил я, решив сменить грустную тему.

– Почти каждый день, – задумчиво ответил он.

– Ваш сын учился в университете, который тут рядышком находится, но никогда вас тут не видел, – сказал я, рассчитывая получить какие-то разъяснения.

– Он никогда сюда и не заходил, хотя я каждый раз рассчитывал на это, – с вернувшейся грустью, сказал мой собеседник. – Я тут обедаю с первого дня, как он перешагнул порог этого университета. Видишь ли, ездить домой на обед у меня не всегда получается. Вот я и подумал, что мы с сыном можем обедать вместе тут рядом с его учебой. Да и мне от офиса до этого кафе ехать гораздо меньше, чем до дома.

– Но он предпочитал покупать пирожки в соседней лавке, – с обидой на себя договорил я.

– Да, именно так, – спокойно продолжил он. – Я почти каждый день видел, как он проходит мимо. Я надеялся, что он когда-нибудь зайдет в это кафе, но этого так и не состоялось.

Я видел, как заблестели его глаза, когда он все это говорил. Мне хотелось его обнять, сказать, что его сын очень любит его, что его сын гордиться им. Но я лишь молча смотрел на него, готовый сам разрыдаться в любой момент.