bannerbanner
Трудно быть «дьяволом»
Трудно быть «дьяволом»полная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
20 из 39

Имперский Дворец был роскошен, красив и огромен, смахивая одновременно на Апостольский и Версальский, но сильно превосходя оные по размерам. И название интересное – не "Императорский", а именно "Имперский". Ибо, как сказал Дамар Великий, "императоры приходят и уходят, а Империя – остаётся".

То, что Конклав не взорвал его при отступлении, было настоящим чудом. Возможно, рассчитывали вернуться, возможно, не поднялась рука. Как вариант, церковники убоялись имперского гнева, понимая, что месть будет жестокой.

– Прошу прощения за опоздание, – раздался за спиной знакомый голос. Каждому в Радане и за его пределами – знакомый.

Господин промышленник вскочил с кресла и, подобострастно изогнувшись, пожал руку в чёрной, бархатной перчатке.

– Ваше Превосходительство… Спасибо, что согласились принять… В такое время… Постараюсь побыстрее… чтобы не отнимать… Ещё раз благодарю…

Канцлер пропустил мимо ушей любезности и сделал приглашающий жест:

– Прошу.

Быстро, но так, чтобы заметно, он бросил взгляд на настенные часы. Давая понять, что гость и вправду отнимает драгоценное время и должен ценить сделанное ему одолжение.

Крепкий орешек этот старикан. Годов ему немало, но взгляд цепкий и умный. С таким надо ухо держать востро, не то быстро уедешь на юга, невзирая на прошлые заслуги и подношения. Семь потов сошло с местного регионала, прежде чем смог он сюда пролезть. Семь потов и семьдесят семь, с привлечением Отдела, комбинаций. Теперь надо аккуратно, опираясь на накопленный опыт и составленный специалистами психологический профиль. Аккуратно, но быстро, ибо время и вправду ограничено.

– Ваше Превосходительство… движение "Основа"… военное время… беспризорники… преступность… перевоспитание… без отрыва от производства… трудовые приюты… все расходы… готов пожертвовать на нужды… в сумме…

Дальше называется весьма весомое, со многими нулями, число. Должное поспособствовать.

Канцлер помолчал. Внимательно посмотрел на гостя, прикидывая что-то в уме.

– Господин Этван… Империя и я… ваш порыв понятен… к сожалению… детский труд… монополизация рынка… пагубность для экономики… вынужден отказать…

Ах, ты, старый хрен! Детского труда испугался? Да ты беспризорников этих в гробу видал. В белых, что твой парадный мундир, тапках.

Но в целом… в целом ситуация ясна. Упредили конкуренты, подсуетились. Послали к Канцлеру гонца с нижайшей просьбой защитить свободный рынок, а если по-простому – одёрнуть зарвавшегося южанина, что многим поперёк глотки встал. О чём они на встречах, кстати, не раз говорили, но к соглашению так и не пришли. Возможно, кто-то без лишней болтовни проявил инициативу, а возможно, старик и сам не хочет чрезмерного усиления одного из игроков. Зря "Этван" буром пёр, нехорошо получилось. Придётся задействовать резервный вариант, иначе глава Империи отвергнет предложение окончательно.

– Ваше Превосходительство… понимая ваши опасения… движение "Основа"… законопроект… снижение налогов… усиление конкуренции… одновременно с этим… Совет предпринимателей… регулярные встречи… обсуждение насущных вопросов… самое широкое представительство… готов взять на себя…

Если сходка боится Этвана, надо дать ей возможность приблизиться к телу. А сверху присыпать вкусным законопроектом о снижении налогов на крупный бизнес, протаскиваемый южанином для себя – но и для других. Демонстрируя, тем самым, что играет по правилам и берега видит. И давая возможность Канцлеру удовлетворить его просьбу, не рассорившись при этом с капитанами большого, мать его, бизнеса!

– Господин Этван, – утомлённо покачал головой Его Превосходительство. – Похвальное стремление… своевременная инициатива… военные рельсы… укрепление промышленности… тем не менее… приток рабочей силы… чрезмерное усиление… конфликты… монополизация… крайне нежелательно…

Всё понятно. Не дурак глава Империи, зрит в корень. Получить задарма сотни тысяч рабочих рук – значит подмять себя всё и всех. Чего остальные воротилы не примут никогда.

Надо что-то решать, нельзя уходить с пустыми руками. Канцлер не хочет идти против "мешков", особенно во время войны, о чём сказал уже дважды. Третьего раза не будет. Если сейчас не закрыть вопрос, то больше во Дворец могут уже не пустить. Придётся делиться с "партнёрами" добычей, оторвав кусок пожирнее.

– Ваше Превосходительство, – залебезил Чир Этван. – Принимая и предвосхищая… облавы… летучие отряды… движение обеспечит… дать передышку полиции… система отбора… справедливое распределение… все заинтересованные стороны…

Ну что, по рукам, дорогой ты наш и любимый? Если нет – останется только застрелиться, чтобы успокоить ненаглядных "коллег" по бизнесу.

– Замечательное предложение, – удовлетворённо кивнул Канцлер. – Считаю возможным удовлетворить… поручение секретариату… в ближайшее время… к сожалению… острая нехватка времени… вынужден покинуть…

Покидай, больше ты не нужен. Высочайшее разрешение получено, осталось договориться со сходкой.

***

– Южанин просит встречи. Он хочет поговорить.

Сидящие в недавно отреставрированном зале недоумённо переглянулись.

– О чём?

– Я не знаю. Он просил передать, что у него есть предложение. Выгодное. Для всех выгодное.

– Хорошо. Мы выслушаем его. Пусть приходит завтра.

В назначенный час в ворота въехала небольшая кавалькада машин. Дорогих машин. Значительно дороже тех, на которых южанин ездил во Дворец.

Выскочивший из головного автомобиля охранник почтительно открыл дверцу шикарного лимузина. Из машины неторопливо вышел человек в дорогом пальто и с тростью. В очень дорогом пальто и с очень дорогой тростью, что было важно на подобных переговорах. Небрежно глянув на роскошные, стоимостью в немало тысяч квардов, часы, человек взбежал по лестнице и, кивнув швейцару, зашёл в шикарный, выложенный орхенским мрамором, холл.

– Господин Этван? – сверкнул белозубой улыбкой напомаженный портье. – Пожалуйста, за мной. Нет-нет, охрану попрошу оставить здесь. Не беспокойтесь, ваша безопасность в надёжных руках.

Сделав знак охране, южанин зашёл в лифт. Кабина тронулась, но не вверх, а вниз. Куда-то под землю.

"Чир Этван" напрягся. Что это значит? Неужели они решились… даже не выслушав? Быстро оглядев тесное пространство, он прикинул, как будет прикрываться от пуль телом холуя. Шансов выжить в маленькой кабинке было немного.

Лифт дополз до конечной точки и остановился. Звякнув, створки дверей раскрылись.

– Прошу вас, сюда.

Нет засады. Значит, не решились. Пока – не решились.

Южанин прошёл через красивый, обитый деревом предбанник и попал… в бассейн, полный дряблых тушек самых богатых людей Радана. Коих, если по-хорошему, давно пора к стенке. Или лет на двадцать строгача, с конфискацией.

Бассейн, значит. Пока другим воду раз в сутки дают. Отдав трость согнувшемуся в три погибели слуге, Чир Этван подошёл к влажному бортику и, поддёрнув брючины, присел на корточки. Обвёл взглядом собравшуюся компанию, улыбнулся недоброй, больше похожей на оскал, улыбкой.

– Господа, моё почтение…

– Здравствуй, южанин. Давай без политесов, не во Дворце. Зачем пришёл? Чего хочешь от нас?

Ну без политесов – так без политесов. Встав и придвинув чей-то шезлонг, Чир Этван небрежно расположился на нём, закинув ногу за ногу. Помолчал, выдерживая паузу.

– Я пришёл говорить. Пришёл мириться. Война не нужна мне и не нужна вам. Это вредно для бизнеса и опасно для шкуры.

– Мягко стелешь. Не так давно ты был одним из нас. Мы свели тебя с людьми, помогли освоиться в столице. И что получили взамен? Ты завязал на себя контакты во Дворце и Сенате, выйдя напрямую на Канцлера. А ещё скупил полгорода и стал диктовать нам условия. Ты залез на нашу поляну, а теперь говоришь, что не хочешь войны? Извини, мы тебе не верим.

– За вашу помощь было щедро заплачено, – усмехнувшись, погрозил пальчиком южанин. – Или вы забыли, сколько я отвалил за знакомства? А насчёт того, что перекупил ваших людей – так это рынок. Вы щемились и экономили, я – дал больше. Всё по-честному, разве нет? Но я не хочу ворошить прошлое и бередить раны. Я пришёл с миром. И с хорошим предложением.

– Ты говоришь про закон о снижении налогов, что внесла "Основа"? Это хорошо, но этого мало. Это не покроет наших, связанных с твоей бурной деятельностью, убытков.

– Я говорю не об этом. Я говорю о дармовой рабочей силе, которую вы можете через меня получить. Все – можете! Я говорю о беспризорниках, которых можно поставить к станкам и загнать работать на фермы. С разрешения Канцлера, разумеется. Оно, кстати, уже получено.

– Зачем тебе мы? Зачем делиться? Мы не верим в такую щедрость и в твоё благородство – тоже. Ты обманешь нас, как обманывал до этого. Как обманывал всегда!

– Не в этот раз. Признаюсь, я хотел бы получить всё, но жадность, как известно, до добра не доводит. Жадность доводит до крови и до войны. В которой проиграем мы все, потому что Канцлер будет вынужден вмешаться. Это во-первых. А во-вторых, такой кусок мне в одиночку не прожевать. Такой кусок мы можем прожевать только вместе.

– Красиво излагаешь, но верится всё равно с трудом. Что конкретно ты хочешь предложить? В чём твой интерес?

– Если вкратце, предлагаю следующее. Я беру на себя организацию сети приютов. Назовём её… ну, скажем, "Братство спасения". Не надо морщиться, народу понравится. Ещё я беру на себя организацию облав по Радану вообще и Такрану – в частности. В обход полиции, чтобы не оставлять бумажных следов.

Воротилы заинтересованно переглянулись. Кивнули:

– Продолжай.

– После отлова гопоту отсортируют. Отбросов – в распыл или обратно на улицу, их судьба меня не интересует. Тех, кто поспокойнее – на плантацию или к станку. Из них обязуюсь поставлять вам рабочих по квотам, договоримся. Теперь насчёт моего интереса. Самых способных буду забирать себе, на производство. Ещё – в "потёмкинские деревни", для прессы. Очень, знаете ли, хорошо для создания имиджа.

– В политику метишь?

– Это моё дело. Вам тоже никто не мешает.

– Это правда. Но вряд ли ты принесёшь нам всё на блюдечке. Что тебе от нас нужно?

– Три вещи. Инвестиция в сумме…

– Дороговато, но на такое дело найдём. Дальше.

– Во-вторых – информационная и политическая поддержка. Побольше положительных репортажей и статей о деятельности приютов и моей лично, включая освещения наших с вами встреч и тёплых, дружеских рукопожатий. Со своей стороны в долгу не останусь, новости о том, как вы выписываете путёвки в жизнь бывшим беспризорникам, будут нестись из каждого утюга. Ну и людей своих в Сенате и Дворце проинструктируйте, чтобы носы в мои дела не совали.

– Разумно. Только зачем нам встречаться? К чему эта работа на публику?

– Чтобы успокоить Канцлера, которому не нравится наше противостояние. Ещё чтобы избежать неприятных сюрпризов, в виде раскручиваемых прессой скандалов. Мне нужно, чтобы мы выступали единым фронтом. А не дрались, как стая дворняг.

– Повязать хочешь? Чтобы никто чистеньким да в стороне не остался?

– Хочу. А вы бы не хотели?

– Хотели бы. Продолжай.

– Последнее условие – с рабсилой не беспределить. Пронюхают журналисты – Канцлер всем сделает бо-бо. Поэтому забирать их с улиц буду без бумажной волокиты, а вам передавать официально и под расписку. Чтобы, если что – ко мне вопросов не было. И кстати, обязуюсь протащить закон о субсидиях на каждого такого работника. Дабы подсластить бюрократическую пилюлю.

Погрустнели воротилы, зашептались. Надеялись, гады, на неоформленных, безответных рабов. Нет уж, хренушки.

– Хорошо, мы согласны. Но твои условия влекут за собой дополнительные расходы, которые мы вычтем из запрошенной суммы инвестиций. Разумеется, при условии, что это не повлияет на квоты.

Да чёрт с ними, с инвестициями. У него достаточно средств, чтобы провернуть всё в одиночку, но это будет подозрительно. Деньги сходки нужны в первую очередь как прикрытие. И как гарантия от возможных проблем и конфликтов, обязательно возникающих среди капиталистов.

Южанин крякнул, забарабанив пальцами по колену. Прикинул что-то в уме, кивнул:

– Чёрт с вами, я оплачу разницу из своего кармана. Можете считать это компенсацией за понесённые ранее неудобства. Так что, забудем старые обиды и по рукам?

– По рукам. И в следующий раз постарайся не отбиваться от коллектива.

***

– Шухер, пацаны!

Подлетев с грязных картонок, "пацаны" испуганно вслушиваются в темноту. Дальнюю дверь кто-то ломает. И правда – шухер!

Кидаются к выходу из подвала. Не к тому, от которого доносятся приглушённые голоса и скрежет, а к другому. Выходящему на неприметную, узкую улочку.

Бежит шпана, сверкая босыми пятками. Страх потихоньку уходит, уступая место веселью. Ничего, не первая это облава и не последняя. А полицаи – да что с них взять? Вскроют не спеша дверь, увидят, что пусто, напишут в рапорте – да к жинкам под бочок и разъедутся. Оно им надо, с уличными возиться?

Вот и заветный выход. Осталось вышибить подпорку и рвануть врассыпную в тёплую такранскую ночь. Дальше – как повезёт, там уж каждый сам за себя.

Из распахнувшейся с лязгом двери вылетают чумазые пацаны и девчонки. Вот она, свобода. Что, съели?!

– Стоять! – раздаётся внезапно чей-то голос.

Бьёт в лицо, ослепляя, мощный свет фонарей. Назад, в спасительную темноту подвала! Развернувшись, беспризорники бросаются внутрь. Но там их ждёт новый подвох в лице неожиданно резво вскрывших дверь и идущих по пятам полицаев.

– Куда!

Нащупывают, подсвечивают фонарями тщедушные фигурки. Шпана скалится, матеря на чём свет легавых. Парочка особенно отчаянных выхватывает заточки.

– Подходите, падлы! На ремни порежем!

Но полицаи не подходят. Вместо этого один из них достаёт пистолет и, направив в небо, спускает курок. По ушам бьёт отразившийся от стен грохот выстрела. Храбрецы вздрагивают, затравленно переглянувшись. Что за чёрт?

– Заточки на землю, сучата, – направляет загонщик ещё дымящийся ствол на пацанов. – Быстро, я сказал! Повторять не буду, а буду, если что – стрелять на поражение.

Падает, звякнув, на мостовую импровизированное оружие.

– То-то же. Руки вперёд. Ну!

На запястьях защёлкиваются тугие браслеты. У всех, даже у малых. Вот это номер!

– Грузимся вон в тот фургон. Вперёд! – тычут пленников дубинками промеж лопаток. Сильно – тычут. Непривычно сильно.

– Начальник, куда везёшь-то?

– Ты чего, парень, слепой? Какой я тебе "начальник"? – прыскает один из конвоиров.

А ведь и правда – форма у них не полицейская. Так это же частники!

– Беспредел творишь! Я жаловаться буду, я до Канцлера дойду! – начинает блажить один из старших. И снова получает тычок пониже спины.

– Ай! Не имеешь права, паскуда! Это… это похищение!

– Ты, щенок, мне ещё про права расскажи! – свирепеет загонщик. – Мы не урки какие, мы – всё по закону. На место доставим, там объяснят. Пош-шёл!

Помрачневшие беспризорники грузятся в фургон, рассаживаясь по жёстким, боковым скамейкам. Переглядываются тревожно, переговариваются.

– Братва, чё за беспредел? Нас чё, на подряд отдали?

– Похоже на то. Сидим ровно, ждём. Вертухаев не злить, мочканут как пить дать, – прицыкивает старший.

– А если…

– Без "если"! Носом дыши и чтоб ни звука! А то я тебя сам прямо здесь, усёк?

Заведясь, грузовик выруливает на недавно расчищенный и наспех подлатанный проспект. Выезжает на шоссе, прибавляя ходу. Проехав пару десятков километров, сворачивает на грунтовку.

– За город везут, – хмурится вожак. – На виллу, что ли, "мешков" обслуживать? Мне кореш один рассказывал, что эти падлы там творят. Не, хрен им. Лучше сдохну. И из них кого с собой заберу!

Грузовик останавливается, тарахтя на холостом ходу. Снаружи доносятся голоса, затем – звук открывающихся ворот. Проехав чуть дальше, водитель глушит мотор. Всё, приехали.

Снаружи кто-то стучит, затем слышится приглушённый голос:

– Значит так, архаровцы. Я сейчас открываю, а вы медленно и по одному выходите. Дурить не советую. Бежать вам некуда, а со мной вооружённая охрана. Стреляют они хорошо, одно неверное движение – и в ваших чумазых лобиках появятся аккуратные дырочки. Всё понятно? Если да – стукните три раза.

Помрачневший вожак бухает кулаком по железу. Напряжённо ждёт. Спустя пару секунд створки открываются, и всё заливает светом уже не фонарей – прожектора! Не ожидавшая такого шпана жмурится и закрывает глаза руками. Какое уж тут сопротивление, когда ни черта не видно?

Не разлепляя глаз, идут "по стеночке" к выходу. Чёрт, что ж так ярко? Это точно не участок. Неужто вилла? Или, может, потогонка? Но те так внаглую облавы не устраивают, а тут глянь-ка – нагнали лбов. И откуда их столько выкопали, не с фронта же? Хотя какой фронт, это ведь частники, у которых на каждое рыло – по белому билету. За хорошую денежку купленному.

Каждого выходящего подхватывают под локти и сдёргивают на землю сильные руки.

– В сторону отойди, вон туда.

Отойдя к своим, вожак, моргая, присматривается. Не соврал голос, не брал на понт. Вон они, вертухаи, стоят напротив фургона, ручками кобуры теребят. Форма чёрная, с красной эмблемкой на рукаве. Колонна какая-то… ба, да это ж "Опора"! Какого они здесь делают? И что это за здание, куда их привезли? Не вилла точно, да и на фабрику непохоже. Больше смахивает на школу или небольшую гостиницу, только с очень хорошим забором, высотой метра три и колючкой поверху.

– Ну что, всё там? – кричит своим центровой. Тот, что оглашал условия.

– Вроде да.

– "Вроде" или точно? Фургон пустой?

– Сейчас посмотрю.

Один из "опоровцев" заскакивает внутрь и внимательно осматривается. Хотя что там осматривать, когда – прожектор?

– Пусто.

– Ясно. На сегодня всё, завтра с утра в то же время. И смотри не опаздывай! – кричит центровой водиле. Тот кивает и заводится.

– Что встали? Ждёте, когда ворота откроют, чтобы – врассыпную? – подмигивает вновь прибывшим бугор. – Боюсь, не выйдет. За мной пошли, быстро! Вот сюда.

Шпана заходит внутрь, попутно осматривая дверь. Безнадёга полная – сталь в палец толщиной, скрытые петли и хитрый замок с трёхсторонним запиранием. Может, через окно? Хотя с такими дверьми и окна должны быть под стать.

Их проводят по коридорам и останавливают у входа в душевую, где уже ждёт дородная бабища в чёрной форме.

– Заходим внутрь, раздеваемся. Мальцы – направо, девки – налево. Бегом!

– Глядите, братаны, – ухмыляется беспризорник, показывая заскорузлым пальцем на картину в красивой, светящейся рамке. – Эт чё, из нас типа культурных делать будут?

– Разговорчики! – прикрикивает "опоровец". – Щас я из тебя культурного сделаю! Быстро скинули портки и встали у стены! Или мне охрану позвать?

– Ладно, начальник, идём мы, не кипишуй.

После душа с мощными, сшибающими с ног струями дефицитной воды им выдают одинаковые робы с крупными цифрами на груди.

– Одевайтесь.

– Без базара, – бурчит вожак, натягивая комбинезон с номером "3". – Не голышом же перед вами бегать…

…объект номер 3… уникальный идентификатор… предположительный возраст… предположительный коэффициент интеллекта – низкий… предположительное состояние здоровья – хорошее… повышенный уровень агрессии… выраженные лидерские качества… предварительная оценка потенциала – средне–низкая…

– Дальше пошли. За мной.

Вновь прибывших заводят в парикмахерскую, где сбривают грязные патлы машинкой. Весь пол покрывается волосами. Шевелящимися от вшей.

– Гля, и тут картина. Нас реально обкультурить хотят или чё?

– Через плечо! Прямо смотреть! – отвешивает парикмахер лёгкий подзатыльник.

– Ах ты…

– Не бузи, Леший! – прикрикивает из соседнего кресла вожак, скашивая глаза в сторону стоящего возле двери охранника. – Ровно сиди, сказали тебе!

Спустя несколько минут стрижка окончена.

– Готово, – кивает парикмахер. – Теперь за дядей охранником дальше по коридору. Следующие!

– Сюда проходим. Садимся на креслица и ждём, когда позовут.

И снова – картина с классическим сюжетом времён реконкисты Орхены. Какие-то всадники скачут по полю навстречу другим всадникам. В воздухе застыло брошенное копьё.

– Репродукция, – тихо произносит одна из девчонок с номером "6" на комбинезоне.

– Чё-ё?

– Ну, копия, – тушуется, отводя глаза, малявка. – Мне папа ещё рассказывал…

– Ты это, давай тут не умничай. Репердукция…

…объект номер 6… уникальный идентификатор… предположительный возраст… предположительный коэффициент интеллекта – повышенный… предположительное состояние здоровья – среднее… зачатки образования и воспитания… скрытая неприязнь к лидеру… предварительная оценка потенциала – высокая…

Дверь кабинета открывается и оттуда выходит толстый, плешивый мужик.

– Номер первый, прошу, – делает он приглашающий жест.

Тебе-то что надо, чудило захарчованное?

Чудило садится за стол. Надкусывает недоеденный бутерброд, отхлёбывает, хлюпая, из чашки. Достаёт жирными пальцами чистый бланк, кладёт перед собой.

– Ну-с, молодой человек, и как нас зовут?

– Вас не знаю, а меня – Леший.

– Это, если не ошибаюсь, кличка, так сказать, "погоняло". А настоящее имя?

– Тебе зачем?

– Ну как… требуется вас оформить, надо что-то написать.

– Куда оформить-то, начальник?

– Все вопросы потом, любезный. Итак, ваше имя?

– Надар.

– И всё? А взрослое? Неужто не взяли, в таком-то возрасте?

– Нет у меня взрослого. Откуда? Школу не закончил – война началась, потом эвакуация. Болтался, как плесень в проруби, то да сё. Теперь вот повязали.

– Хорошо-с, запишем Надаром. Что ещё расскажете? Семья есть? Отец, мать?

– Нету семьи, сирота я. Папку на фронте убило, мамку – ракетой.

Чудило угукает, отмечая что-то в бланке.

– Ладно. Я сейчас задам несколько вопросов, отвечать "да" или "нет", хорошо? Начали.

– Да… Нет… Да… Да… Нет… Нет… то есть – да!..

– Ясно. Что видите на картинке?

– Бабу.

– А на этой?

– Тоже. И ещё одну, в уголке.

– Хорошо, а вот тут?

– И тут.

– Ладно, закончили. Расскажите немного о себе. Что любите, например, делать?

– Клей нюхать, – хмыкает Леший. – А ещё баб.

– Про клей – вы это серьёзно?

– Вполне. Так и запишите: наркоман, мол, ни к чему не пригодный. Одна дорога – на улицу.

– Ладно, юноша, можете быть свободны. Следующего позовите, будьте любезны.

Леший встаёт и идёт к выходу под тяжёлым взглядом здоровенного охранника. У входа разворачивается.

– Можно вопрос, начальник?

– Конечно, – улыбается чудило.

– На кой… чего тут картинки эти развешаны, с подсветочкой? Типа разумное, доброе, вечное?

Он кивает на очередную репродукцию, висящую на стене под защитным, антивандальным стеклом. Которые хозяин, то есть господин Этван, везде приказал развешать для создания "позитивного психологического климата". Оно, конечно, похвально, да только подопечным чудила те картины – до фонаря. О чём, разумеется, вслух не признаешься.

– Вам, молодой человек, надо бы посерьёзнее, – хмурится плешивый. – "картинки" эти, чтобы вы знали – немалых денег неравнодушным людям стоили. А всё для того, чтобы вас к нормальной жизни вернуть. Искусство целительно для души. Даже такой пропащей, как ваша.

– Чё?

– Я говорю, следующего позови!

…объект номер 1… уникальный идентификатор… предположительный возраст… привязка временного обозначения "Надар"… перечень указанных сведений… вероятность наркозависимости… статус в иерархии… притязания на лидерство… предположительный коэффициент интеллекта – пониженный… предварительная оценка потенциала – низкая…

– Ну-с, чем вы меня порадуете, барышня? Имя-то назовёте, прекрасная незнакомка?

– Эрна я… Взрослого имени нет, потому как незамужняя… между прочим… – хихикает, строит глазки девица.

– Я задам несколько вопросов, отвечайте "да" или "нет".

– Ой, ну я не знаю, а они сложные? – кокетничает "барышня", пытаясь намотать на палец сбритый под корень локон.

– Да нет, что вы. Сущие пустяки. Начали.

– Да… Да… Да… Нет… Нет… Нет… Ой, я правильно ответила? А то я глупая-преглупая, хи-хи. Но мужчинам ведь такие нравятся, правда? Вот вам, например?

– Эээ… Хорошо, очень хорошо. Что вы видите на этой картинке?

– Мужчину вижу женатого, жизнью замученного. И девушку, которая не прочь… – сводит лопатки девица, демонстрируя товар лицом.

Толстяк записывает в бланк ответы, не обращая внимания на флирт. Можно бы, конечно, и воспользоваться, да зачем такой работой рисковать? Которая – не бей лежачего, а платят за неё побольше, чем столичным мозгоправам. И всего-то надо шантрапу "пощупать", бланки заполнить, курьеру отдать и ответа из центра дождаться – кого куда. Не должность – сказка!

…объект номер 2… уникальный идентификатор… предположительный возраст… привязка временного обозначения "Эрна"… перечень указанных сведений… степень достоверности – высокая… анализ фигуры и походки… вероятность беременности… высокий уровень самоконтроля… попытка скрыть умственные способности… предположительный коэффициент интеллекта – высокий… предварительная оценка потенциала – высокая…

На страницу:
20 из 39