Трудно быть «дьяволом»

– Давайте пофилософствуем, – предлагает нам инструктор. – Что скривились? Посидим, почешем языками. Всяко лучше, чем морды друг другу полировать. Нет, если хотите, могу организовать вам дополнительные занятия. Не хотите? Я почему-то не удивлён. Итак, кто мне скажет – зачем вы здесь?

– Для обучения, – раздаётся чей-то неуверенный голос.

– Для обучения, – повторяет инструктор. – Это понятно, что для обучения. Но зачем? Зачем оно нужно, это обучение?

– Чтобы защищать Республику.

– Какое-то у вас странное сомнение в голосе, товарищ курсант. Ну конечно, мы здесь для того, чтобы защищать Республику, которая есть – Партия и народ. Так?

– Так, – отвечаем мы хором.

– А теперь, братцы, давайте по-честному, – переходит на заговорщицкий тон инструктор. – Давайте признаёмся, что Партия и народ – это красивые, но всего лишь абстракции, которые к каждому из вас отношение имеют весьма опосредованное. Так?

Мы неуверенно переглядываемся. Мы не понимаем, к чему он клонит.

– Не бойтесь, это не проверка на патриотизм, – улыбается инструктор. – Говорим честно, без обиняков. Первый секретарь – он ведь высоко сидит, далеко глядит. Так почему вы должны ради его приказов идти под иглы и лазеры? Кто он вам – сват, брат? Отец?

Молчание. Потом я решаюсь парировать:

– Первый секретарь в частности и Партия в целом являются выразителем воли народа, товарищ инструктор.

– Встаньте, – следует внезапный приказ.

Поднимаюсь, встаю по стойке смирно.

– Вольно, курсант. Вы говорите красиво, но вы говорите лозунгами. Не лично вы, номер Шесть – вы все. Позвольте объяснить вам, к чему я клоню. Народ – это абстракция, равно как и Партия, и Первый секретарь. Сами по себе они не стоят того, чтобы идти на плаху. Но знаете, что не является абстракцией? Ваши отцы и матери, которые сгинули в смуте, но всё равно – любили вас, страдали, да только ничего уже поделать не могли. Милиционеры, которые отлавливали вас по подворотням и приводили в школы, делясь с вами в участках пайками. Учителя и воспитатели, заменившие вам семью. Не спавшие ночей, чтобы найти к вам, балбесам, подход. А ещё бесчисленные военные, мужчины и женщины, которые, рискуя жизнями, охраняли мирное небо над вашей головой. Ну и конечно – СБМ и Отдел, которые, не щадя живота, отлавливали земных шпионов и диверсантов. Все они и есть – народ, товарищи курсанты. И Партия – плоть от плоти его, которая – руководит и направляет, но и народом тоже управляется. Чтобы не распускалась и не загнивала, чтобы и дальше о благе Республики пеклась. А вы – щит народа, последняя его надежда, потому как если вы не справитесь – то уже никто. Не за "народ" вы погибаете и не за "Партию", а за тех, кто, несмотря на ужасы смуты, доброту к вам проявил и путёвку в жизнь выписал. Вспомните их, вспомните поимённо, с нашей, если потребуется, помощью. И, вспомнив, никогда не забывайте, потому что это ради них вы сражаетесь и лишения терпите. Как и они в своё время – ради вас.

Объект "Маяк"… основные характеристики… радиус действия – два миллиона километров… создатели – неизвестны… возраст – неизвестен… источник энергии – неизвестен… материал – нанокристаллический композит… интерфейс – тактильно–телепатический… превосходящий ИИ… основные функции… открытие пространственных туннелей… мгновенная переброска материи внутри сфер действия связанных маяков либо внутри каждой отдельной сферы… аналогично – передача информации… предусмотрена функция аварийного отключения, вероятно, на случай вторжения извне…

Моё обучение подошло к концу, но расслабляться рано. Впереди "дипломная работа" – индивидуальное и очень непростое задание.

– Тебе повезло, Шестой, – подмигивает куратор. – Миссия у тебя плёвая – ликвидация объекта. Даже не на Земле, а у нас, дома. Эх, много бы я отдал за такой выпускной экзамен. Завидую белой завистью!

Я смотрю на него недоверчиво. Что-то сомнительно, что Отдел решил облегчить жизнь одному из курсантов. Получив на руки планшет, внимательно изучаю всю доступную информацию, пытаясь найти подвох. Которого нет! Объект – женщина средних лет, проживающая в одном из заштатных куполов возле кратера Ломоносова. Чем она провинилась перед государством – мне неведомо, но ликвидировать её предстоит по всем правилам нашей дьявольской службы.

Зафиксировав в памяти лицо и персональные данные объекта, я начинаю подготовку к заданию. Для начала – прорабатываю легенду. Да не одну, а несколько, вложенных друг в друга, словно матрёшки. Раскусят враги одну – и тут же получат другую, "настоящую". Которая тоже – фикция!

Закончив приготовления, покупаю билет на маглев. Прикрытия у меня нет – не отряжать же целую группу на ликвидацию одной несчастной тётки. Понятия не имеющей, какие тучи сгущаются над её ни в чём не повинной головой.

Тем не менее я должен быть на связи. В моё ухо имплантирован микроскопический наушник, передающий звук при помощи костной проводимости. Я слышу голос куратора прямо в голове, и от этого мне иногда кажется, что я свихнулся.

Прибыв на место под личиной журналиста, я снимаю номер в гостинице. Затем – выдвигаюсь по адресу. Несколько дней, меняя внешность, обнюхиваю каждый квадратный сантиметр в округе. Я делаю это не потому, что так надо – мне очень не нравится чрезмерная лёгкость задания.

Я ищу любые зацепки. Проверяю местность на присутствие нанокамер и ощупываю приборами небо в поисках микродронов. Сканирую эфир на предмет подозрительных радиосигналов в местах моего появления. Выискиваю в толпе повторяющиеся лица и резко меняю направление движения, пытаясь вычислить возможную слежку.

Ничего. Либо меня никто не ведёт, либо масштабы слежки просто чудовищны и меня взяли в кольцо из десятков тысяч оперативников, предварительно эвакуировав целый городской квартал. СБМ способна на такие штуки, прецеденты уже бывали. Но если это так, то выйти с честью из ситуации для меня возможным не представляется.

Впрочем, выбора у меня нет. В очередной раз сменив личину, я подхожу к подъезду старого, пятидесятиэтажного дома.

– Шестой готов, – шевелю едва заметно губами.

– Начинайте, – тут же приходит ответ.

В лобби – никого, ведь на дворе глубокая ночь. Вызываю лифт, поднимаюсь на тридцать шестой этаж. Не глядя на номера квартир, подхожу к нужной двери – я знаю план здания наизусть.

Замок – старенький, биометрический, без ИИ и прочих мер безопасности. Взломав его за несколько секунд, берусь за ручку входной двери. Замираю на секунду, продумывая в последний раз ситуацию. Что придумал Отдел? Ждущую внутри группу захвата? Но просчитать её я априори не мог, а значит, в таком "выпускном" не было никакого смысла.

Так ничего и не придумав, я проскальзываю в квартиру, бесшумно прикрыв за собой дверь. Свет не горит, из салона доносится тихое бормотание голограммы. Цель не спит. Тем хуже для неё.

Достаю лёгкий импульсник, трогаю указательным пальцем сенсор активатора. Бесшумно захожу в салон. Объект смотрит новости, сидя на диване ко мне спиной. Поднимаю ствол, целюсь в основание черепа. Игла прошьёт мозг, смерть будет мгновенной и без мучений. Это всё, что я могу для неё сделать.

– Кто здесь? – внезапно раздаётся знакомый голос. Мой палец замирает на спусковом сенсоре. Этого не может быть!

Она встаёт с дивана и поворачивается, жестом включив свет. Я узнаю её, узнаю даже после стольких лет. Она почти не изменилась!

– Сынок, это ты?

– В чём дело, номер Шесть? – ввинчивается в мозг голос куратора. – Выполняйте задание!

– Сынок, что ты здесь делаешь? Почему у тебя пистолет?

– Выполняйте задание, номер Шесть! Ликвидируйте цель!

– Ты хочешь меня убить? За то, что бросила тебя тогда? Прости меня, прости!

По её щекам текут слёзы. Она делает шаг навстречу, пытаясь меня обнять. Моя рука начинает предательски дрожать. Впервые за много лет я не знаю, что делать.

– Номер Шесть, работайте цель! – кричит в голове куратор. – Враги использовали её, чтобы подобраться к Отделу. Её необходимо ликвидировать!

Чувства борются во мне с долгом, и долг побеждает. Я делаю выбор – я прикасаюсь к спусковому сенсору.

Но пистолет не реагирует! Я пробую снова – и снова ничего не происходит.

– Сынок, не надо!

Она уже не плачет – рыдает, протягивая ко мне руки. Она не знает, что её сына больше нет. Он умер. Умер дважды.

Мысли путаются, в висках стучит, но я знаю, что должен любой ценой выполнить задание. Зарычав, я бросаюсь на мать, чтобы свернуть ей шею. Но не успеваю сделать и шага, как тело внезапно перестаёт меня слушаться. Ноги подкашиваются, я лечу на пол, зарываясь лицом в потёртый ковёр.

Меня переворачивают на спину, и я вижу сидящую на корточках маму. Смеющуюся и грозящую мне пальчиком. Последнее, что я вижу перед накатывающейся темнотой – это как она сдирает с себя лицо.

Миссия… Проект… полномочия… дата и время переброски… координаты прибытия… связные… кураторы… документы… наличные… тайники… легенда… техсредства… экстренные протоколы…

Я сдал экзамен. Сдал не на "отлично" – мне снизили баллы за долгие колебания. Ещё попеняли на то, что не обратил внимание на несостыковки. Настоящая мать была бы старше и не узнала бы меня под чужой личиной. К тому же смертность от "синтетики" превышает девяносто пять процентов, и шансов выжить у моих родителей практически не было.

Несмотря на мелкие недочёты, куратор остался доволен. Он даже разрешил мне встретиться с оперативницей, так убедительно сыгравшую свою роль. Я пожал ей руку и похвалил за идеальный биогрим и тщательно подобранный тембр голоса. Я не злился – во мне вообще не осталось эмоций. Сдав экзамен, я превратился в винтик идеально смазанного механизма, в отточенное и смертоносное орудие Республики.

Отринув всё человеческое, я перестал быть человеком.

Я превратился в "дьявола".

Часть третья

Глава 24

Из леса на севере Ринейской провинции вышел человек в толстых очках, потёртой куртке и штанах, заправленных в высокие, заляпанные грязью сапоги. Хромая и чертыхаясь, он доковылял до ближайшего валуна, чтобы вытряхнуть залетевший в обувь острый камешек и заодно проверить штанины на наличие клещей.

Осматривая одежду и близоруко щурясь, он быстро "схватил" основные детали местности, сверившись по памяти с голограммами района прибытия. Порядок, он на точке. Артефакт не подвёл.

Кряхтя и матеря жару, гнус и пославшее сюда начальство, человек пересёк полянку и вышел на просёлочную дорогу. Сделал несколько шагов в одном направлении, остановился нерешительно, затем хлопнул себя по лбу и повернул обратно, в сторону небольшого хутора.

Глянув на часы, зашагал быстрее. Вечереет, скоро в воздух поднимутся полчища прятавшейся от жары мошкары. Очень голодной и агрессивной, не боящейся даже репеллентов. Впрочем, главное – не напороться на бандитов или полицию, которая увезёт в участок за нарушение комендантского часа. И хотя в тыловой глухомани нет ни первых, ни вторых, жителю разорённой, измученной ракетными ударами столицы было бы трудно свыкнуться с тем, что поздним вечером можно находиться вне дома.

Шлёпая себя по лицу и шее, человек дошёл до хутора и остановился возле калитки, позвав хозяев. Во дворе злобно взвыло местное подобие собаки. Спустя минуту из избы вышел старичок и, шикнув на "пса", неторопливо подошёл к гостю. В руках у него было предусмотрительно захваченное из дома ружьё – лишнее свидетельство того, что даже в этих местах случиться может всякое.

– Тебе чего, мил человек?

– Здравствуйте, – сконфуженно улыбнулся гость. – Я хотел бы у вас комнату снять на несколько дней… Ну, переночевать…

– А ты кто таков будешь? Что здесь делаешь?

– Я… сейчас… – спохватился человек. – Командировали, из Такрана. Вот, одну минутку…

Сдёрнув с себя рюкзак, он начал суетливо ворошить содержимое, роняя на землю бумажки и мелкие вещи. Поняв, что неуклюжий приезжий не представляет опасности, старик заметно расслабился. Он не знал, что гостю было нужно именно это.

– Пожалуйста, мои документы, – протянул он деду потёртую книжечку, другой рукой неловко поправляя очки.

Старик подслеповато всмотрелся в удостоверение, медленно, по слогам читая незнакомые слова:

– Им-перс-кий уни-вер-си-тет, ка-фед-ра бо-та… Тьфу, язык сломаешь. А это вот что тут написано – "ар-бо-рис-ти-ки"?

– Арбористика – это я. То есть не я, я – арборист, проще говоря – специалист по деревьям. Нер Хакан меня зовут.

– Хакан? Из северян, что ль? – прищурился дед.

– Да, да, прадед мой… А что?

– Не люблю я северных… С ильхорцами путались, жратву втридорога с ферм своих продавали. Ещё и рабов держат, ироды. А потом накрыло их ракетами и остались от ферм ихних одни головешки. Пошли теперь по миру с голыми задницами, и поделом! А Империя тоже хороша, только тогда про нас и вспомнила, когда без всего осталась. А мы – что? У нас-то, знамо, пшеничка не растёт, зато соя попёрла, на жаре такой. Городские от неё раньше нос воротили, а теперь вон за обе щеки кушают. И воды ей много не надо, что самое ценное. Золото, а не сорт!

Золото, золото. Знал бы ты ещё, из каких дальних далей оно на вас свалилось.

– Я понимаю… Вы правы… Антагонизм города и деревни… Нельзя, особенно сейчас… – заволновался, замахал руками гость.

Дед усмехнулся:

– Сам-то что тут делаешь, абарист?

– Я… Мне… В столицу сообщили, что есть подозрение на древесную чумку. Якобы в лесу видели… Меня прислали. Опасно, сами понимаете. Надо проверить. Я этим утром приехал, добирался с попутными. Потом сразу в лес, чтобы времени не терять. Увлёкся немного, смотрю – уже вечер…

– Чумка – это плохо, – помрачнел старик. – Особенно в засуху. Нашёл чего? А то ведь пол–леса загубит, окаянная!

– Нет, не нашёл. Сегодня не нашёл, завтра опять пойду. Мне бы заночевать у вас и поесть, если можно, очень проголодался с дороги. Вы не думайте, я заплачу!

– Ладно уж, не обеднеем, – махнул рукой дед. – Проходи, столица, располагайся. Заплатит он…

***

– Вот здесь жить будешь, – показал старик гостю просторную комнату. – Тут вон и стол есть, если написать что требуется. Как расположишься – можешь баньку принять, с дороги-то помыться – святое. Вода у нас своя, из колодца, не пересох пока, слава богу. Речка, опять же, рядом, хоть и обмелевшая, да и военные изредка цистерну подгонят, как-никак – продовольствием обеспечиваем. Я к чему – ты помойся-то нормально, не экономь, а то вас в Такране поди совсем замордовали. Ну а как всё закончишь – милости просим к столу. Новости расскажешь, про жизнь в столице. Старуха-то моя померла, сыновья оба в армии. Стоят где-то на Восточном фронте, письма шлют. Живы оба, тьфу–тьфу, за ракетницами погаными охотятся. Много у них полегло, но теперь, говорят, научились беречься. Ладно, заболтал я тебя совсем. Ты иди, мил человек, иди. После поговорим.

Гость осмотрелся, как осматривался уже много раз. Не здесь – дома, на симуляторах. Его определили в комнату старшего сына, с окном на внутренний двор. Лучше бы, конечно, попасть в комнату младшего, с окнами на дорогу и лес. Но как говорится, дарёному коню…

"Столичный учёный" снял запылённую одежду и аккуратно развесил в стареньком, скрипящем шкафу. Переоделся в предусмотрительно упакованный спортивный костюм, прихватил оставленное дедом полотенце и пошёл через двор в баню, где долго и с наслаждением мылся. Старик был прав – в измученном засухой Такране воду давали на час в сутки, а уж баня для столичного жителя являлась пределом мечтаний. Впрочем, для родившегося на Марсе она тоже была экзотикой…

Помывшись, гость сел за стол, где долго и путанно рассказывал деду последние новости, почерпнутые из доставленных на ту сторону газет и записей радиопередач. Главным было не увлечься и не брякнуть что-то из закрытых сводок, но гость такой ошибки допустить не мог. Не так готовили.

Если в целом, то Конклав при помощи чудо–оружия подмял добрую треть имперской территории. Захватив Такран, церковные стратеги планировали крах тылов от голода и жажды. Этого не произошло, во многом благодаря внезапно распространившемуся сорту скороспелой сои. Точнее – очень похожего на неё местного растения.

Успехи на фронте вынудили Конклав переместить комплексы вглубь захваченной территории, где за громоздкими машинами развернулась настоящая охота. Оперативники перегруппировавшейся Гвардии, сколотив партизанские отряды, перешли в отчаянное контрнаступление. Под пусковыми установками горела земля, обслуживающий их персонал гиб практически ежедневно. Рассредоточившиеся по местности группы спецназа устраивали засады и организовывали дерзкие нападения на штабы. В довершение церковников терроризировали налётами два наскоро достроенных бомбардировщика, не успевших присоединиться к Первой ударной накануне её разгрома. Особенно несладко пришлось войскам, расквартированным в столице. Под натиском ежедневных диверсий они были вынуждены отступить из непокорного Такрана, напоследок взорвав пару центральных кварталов.

Не рискуя продвигаться дальше, Конклав накрыл залпами "Радиусов" сосредоточенные на севере промышленные центры. На площадях захваченных городов начались публичные казни, в наскоро переоборудованных помещениях – процессы над еретиками. Охотясь за диверсантами, Военная инквизиция развязала в тылу настоящий террор.

…слетают с петлей двери, врываются в сонные квартирки солдаты. Хватают мужчин, выволакивают за волосы одетых в одно исподнее, верещащих женщин. Швыряют в грузовики, приспуская собак на рыдающих детей:

– А ну, заткнулись быстро!

Стучат по кузову:

– Поехали!

Прыгают в машины, мчатся к новому адресу. Уже которому в списке.

– Вперёд! – бьют прикладом в спину так, что арестованный чуть не падает. Выводят на площадь, привязывают к столбу. Обливают бензином.

– Именем веры и матери церкви… – монотонно зачитывает приговор безликий служка. – За преступления и хулу на Око… Приговаривается к сожжению…

– Нет, нет, пожалуйста! – рыдает, бьётся в путах человек, глядя с надеждой на собравшуюся толпу зевак. Его не слушают. И не помогают. Кто-то из солдат чиркает зажигалкой…

– Что творят, что творят. А ещё святые люди! – ахал дед, играя желваками. – А Канцлер что? Выступал, нет? Радио-то сломалось, а починить некому. И в город не поедешь – страшно, как бы в подворотне не зарезали.

Выступал, как не выступать. Сначала – из эвакуированного Генштаба где-то под Сигдой, затем – из отвоёванного Такрана. Его Превосходительство грозил врагу жестокими карами, обещая отомстить за поруганную столицу. Чёрт его знает – как, но, возможно, припас в рукаве какой-то козырь. Отдел наверняка в курсе, да только не станет он рядовому "дьяволу" все карты раскрывать. Впрочем, война будет долгой. Если, конечно, не наступит в ней какой-нибудь внезапный перелом.

Пообщавшись с дедом, гость ушёл спать. Рано утром, как и обещал, отправился в лес, где провёл большую часть дня. Даже оставшись наедине в глухой чаще? он старательно играл роль недотёпы–учёного, спотыкаясь о пни и коряги и пристально оглядывая древесные стволы на предмет опасной болезни.

– Так–так, что этот тут у нас? Плесень? Н-да, обыкновенная плесень. Ясно, запишем-с.

Он регулярно чиркал что-то в блокнот, от которого, если честно, уже тошнило. Как и от высохшего леса, и от всей этой глухой, богом забытой провинции. Но делать нечего – после прибытия он должен находиться в "отстойнике", пока приглядывающие за ним коллеги не убедятся, что переход был совершён чисто и не привлёк ничьего внимания. Так что обманчива лесная тишина – вполне возможно, что именно сейчас за ним внимательно следят чьи-то глаза.

Каждый раз он возвращался на хутор через небольшую полянку, с надеждой поглядывая на небольшое, растущее у тропинки, деревце. Опять ничего, а ведь прошла уже неделя! Если так и дальше пойдёт, придётся вернуться на исходные и разрабатывать новую точку переброски. Интересно, что не так? Неужели слежка? Чушь, паранойя. В такой глуши срисовать "хвост" – раз плюнуть. Надо подождать, просто подождать. Не думая о том, что от тебя не зависит.

Дни на хуторе тянулись однообразно. Утром – лес, вечером – беседы под рюмочку домашней настойки. До критического срока оставалась пара дней. Похоже, пора было паковать вещички. Где же он прокололся? Чем не угодил местному "регионалу"?

Деревья, деревья, снова деревья. Иногда он жалел, что не нашёл в лесу следов древесной чумки. А иногда ловил себя на мысли, что готов сам распылить в чаще губительный фитовирус, чтобы не лазить больше по корягам. Чёрт его дёрнул уйти со службы. Чёрт его дёрнул связаться с Отделом!

– Ну-с, что у нас здесь? Что за странный нарост? Опухоль? – поскрёб "арборист" пальцем кору. – Да это же… эх и вовсе не то. Совсем вы, батенька, квалификацию растеряли, бурый гриб от чумки не отличить. Нехорошо, нехорошо. Что скажут студенты?

На закате очередного дня "учёный" вышел на полянку. Привычно зыркнул на осточертевшее деревце и… прошёл мимо, ликуя внутри. Одна из веток была обломана посередине. Проверка, наконец, завершилась.

Следующим утром он ушёл в лес по новому, строго определённому маршруту. Углубившись в чащу, пошёл чуть медленнее, подгадывая выход на точку к нужному времени. Секунда в секунду перед ним раздался негромкий хлопок вытесненного воздуха. Вытесненного небольшим, потёртым рюкзаком, абсолютно неотличимым от того, что висел у человека за плечами.

Молниеносным движением "Хакан" скинул с себя рюкзак и надел тот, что материализовался на тропе. Проделав это, он пошёл дальше, не обращая внимания на новый хлопок за спиной. Вся операция заняла несколько секунд.

– Ну что, как денёк прошёл? – поприветствовал старик дорогого гостя. Он и правда стал дорогим, дед привык к нему. Думал, столичного сноба приютил, а оказался нормальный мужик, хоть и интеллигент. Который, когда заложит рюмашку за воротник, много интересного рассказать может.

– Отлично прошёл, спасибо. Чумки не нашёл, ни кист, ни опухолей. Здоров ваш лес как бык. Думаю, не сегодня–завтра поеду обратно.

– Да… Это хорошо… – протянул дед разочарованно. – В смысле хорошо, что не нашёл…

Гость прошёл в комнату и плотно закрыл дверь, подперев её стулом. Аккуратно поставил на стол и открыл рюкзак, проверил содержимое. Вещи были на месте, даже упакованы – так же. И всё же, они были другими. Сразу ему их не доверили, опасаясь, что по прибытии он может попасть в засаду. Если бы это случилось, то ничего особенного враг бы не нашёл, не считая документов, денег да смены белья. Которые к делу – не пришьёшь.

Человек достал лист бумаги и начал писать отчёт убористым, столичным почерком. Настоящий отчёт, пересыпанный специфическими научными терминами, вызубренными ещё на этапе подготовки легенды. На середине он остановился и, задумчиво глядя в окно, постучал ручкой о столешницу.

Сверив отпечатки пальцев, "ручка" активировалась. Миниатюрная батарея запитала устилающие полость корпуса наносхемы, сканеры "нащупали" лицо хозяина. Проекторы выстрелили по сетчатке лазерами, создавая виртуальную, невидимую для посторонних, голограмму. Встроенная антенна просканировала частоты, подключаясь к местной сети.

– Привет, коллега, – зазвучал в голове искажённый голос "регионала". – Как добрался? Хорошо ли приняли?

– Спасибо, – беззвучно шевеля губами, ответил "арборист". – Вашими молитвами…

Глава 25

Уже несколько часов я смотрю голограмму с нарезками из чужого быта. Снято хорошо, в полном 3Д, что немудрено – человек на видео не только знал, что его снимают, но и записал к каждому клипу свои комментарии.

– Вот так я сажусь, обрати внимание – аккуратно поддёрнув брючины. После откидываюсь на спинку, закинув ногу на ногу. Это если в хорошем настроении. А если напряжён – наоборот, подаюсь вперёд.

Я просматриваю изображение с разных ракурсов, внимательно изучая нужную позу. Встаю из кресла, сажусь так, как показано на записи. Аккуратно поддёргиваю брюки – такие же, как на объекте. Пробуюю ещё раз, сверяя с записью каждое движение. Вроде похож.

– Вот так я смеюсь – громко, задорно, слегка запрокинув голову. Очень помогает на переговорах, создавая имидж открытого и приятного человека. Вот запись с реальной встречи.

Задорно, значит. Растягиваю рот в улыбке, запрокидываю голову, заливаясь весёлым смехом. Не то, больше смахивает на плохую пародию. Ещё раз. Представить, что тебе ужасно смешно. Очень смешно, до колик. Теперь засмеяться, громко и заливисто. И голову, голову запрокидываем, но не переусердствуя. Уже лучше.

– Запись моих свиданий. Обрати внимание, как я себя веду – напористо, даже нагло. Я – хозяин жизни, я богат и не привык к отказам. Со своими бабами я порвал, найдёшь себе новых. Но совсем без них нельзя – по статусу тебе положено иметь несколько любовниц, тем более что ты не женат. Будь аккуратнее, беременности нам не нужны. Мы не знаем, насколько совместимы с местными, а рождение химеры привлечёт ненужное внимание. Теперь несколько слов по поводу интимных предпочтений, потому что будь уверен – эти дамочки сплетничать любят страшно, и если в рассказах обнаружатся несостыковки…