Город У

Журналистка смотрит в глаза Рослика, и ей почему-то становится не по себе. Будто она видит за его спиной кого-то другого – большого и небезопасного.

– Окей, – кивает она. – Сделаем. Только нужен комментарий эксперта – какого-нибудь известного городского эколога. Не беспокойтесь, коммент я сама добуду. И еще дам вам совет – надо петицию создать. Это сразу весу прибавит. Если соберём хотя бы тысячу подписей – вообще будет бомба!

Рослик улыбается и продолжает толкать телегу про Бригадирку. Беляночка потирает лапки и готовится занять целую полосу в будущем номере – с обязательным анонсом на первой.

– То есть вы как бы диггер? А вот если поподробнее про вашу вылазку в бетонную трубу! – просит журналистка. – Это очень интересно, мы, может, даже серию репортажей сделаем.

Рослик рассказывает – и сначала хочет удержаться от ненужных подробностей, чтобы не упоминать про Синдру и свои тайные мысли, но постепенно выбалтывает всё.

– Понимаете, у меня тогда возникло такое чувство… Ну когда вот всё это приключилось, когда я Синдру там оставил, – будто я не её там бросил, а саму… реку. Бригадирку. Я-то выбрался, а она там – осталась. В этом бетоне. Разве это хорошо, что живая река так много лет томится в трубе? В ней же давно всё умерло – нет ни рыбы, ни растений, одна только вонь, ливнёвки и канализационные сливы. Вот я и подумал: почему бы не напомнить о ней людям? Я даже готов сводить в бетонку желающих – пусть сами посмотрят.

– Отлично, – улыбается Беляночка. – Я бы тоже туда сходила. Фотки бы сделала для интервью, впечатления свои описала. А? Вы не против?

У Рослика всё цепенеет внутри, он снова переживает июльскую ночь в бетонке, когда МЧС-ники не смотрели в его сторону и он чувствовал себя подлецом и неумехой.

– Это можно, – хрипло отвечает он. – Но желательно кого-то еще поопытнее прихватить с собой. И погоду нужно контролировать…

Честно говоря, он уже жалел, что связался с газетчиками.

«Зачем пошел? Чего меня туда понесло? – корил он себя, когда после интервью катил на роликах в домашние пенаты; нужно было еще успеть собраться к сегодняшнему дежурству в столовке. – Ну напишут они чего-нибудь про Бригадирку, разве это что-то изменит?».

И в то же время он чувствовал, что поступил верно. В любом случае это лучше, чем снова остаться наедине с собой и своими мыслями. Ведь там, в подвале 41-го дома, он полностью подтвердил свою гипотезу, по крайней мере, он так считал. И в столовой, и в доме с полтергейстом есть что-то одинаковое. И его сердце исследователя подсказывало, что Бригадирка с этим связана напрямую.

«Может, она под этим домом тоже течет – как-то совсем близко? Хорошо бы по карте посмотреть, но она ведь только у Синдры сохранилась. Мой-то смартфон тю-тю, смылся… И неплохо было бы еще у этого Ташина в блоге почитать что-нибудь: вдруг он что-то накопал? Идеально – вообще с ним списаться или встретиться. Можно тогда будет вопрос про Бригадирку сразу задать: нащупал ли он какую-то связь?».

Одно Рослик знал точно: реку в бетонке держать больше нельзя. Ей там плохо, ему об этом чётко сказали, когда отец заставил его раскрыть уши. И он – услышал.

4.

– «Спасти Бригадирку! Диггеры обращаются к городской власти». Какой по-провинциальному кричащий заголовок – красный на черном… – Татьяна Федоровна сняла очки и протянула свежую газету своей молодой коллеге. – Видела, Наташенька? Вот не думала, что в У. есть такие активисты!

Я по диагонали пробежала статью и уже собралась отложить газету, но тут еще раз посмотрела на опубликованное фото парня, который давал интервью. Где-то я его видела, это точно. Решила прочитать повнимательнее.

– Значит, Наташенька, ты через три дня собираешься в Москву? Да, сестрёнку надо выручать, что и говорить… Но как же я одна-то тут, прямо не представляю, – Супонина заводила эту пластинку уже в четвертый раз за сегодня. – Даже вот вечером в магазин сбегать – и то для меня проблема и потеря времени. Но куда ж деваться-то, куда деваться…

– Да я, может, вернусь, – неожиданно для себя брякнула я в ответ. – Возьму и вернусь сюда с Катькой. Всё равно они сейчас не учатся. Она у меня смышленая, мешать не будет.

– Ой, да это будет просто великолепно! – просияла научрук. – Мы тогда уже не спеша здесь всё сможем завершить. Очень хорошая идея!

Я кивнула и подумала о Малиновке. Интересно, что скажет Катька, если я ей предложу… ну только один разочек… встретиться с мамой? Я пойду в рощу вместе с ней, конечно. Без меня она там ничего не найдет, да я и не отпущу ее одну.

«Подземная речка течет на протяжении трех километров, заключенная в бетонный саркофаг, и проходит через весь центр У. Раньше горожанам приходилось ежегодно бороться с оползнями и оврагами, в свое время был построен даже деревянный мост – недалеко от того места, где сейчас располагается Дом быта…», – продолжила я читать газетную статью.

– Интересно, как же они собираются освобождать речку от бетона, – проговариваю я вполголоса. – Кто же им позволит вскрывать полгорода…

– Да, да. Я тоже об этом подумала! – кивает Супонина, которая услышала мое замечание. – Тут за эти годы столько зданий построили в центре – на месте бывшей Бригадирки. И мемцентр, и гостиницы, и Дом быта, и магазины всякие. Мне об этом, кстати, кто-то рассказывал из местных – уж не Соболев ли Иван Иваныч? Но тут, видимо, цель другая – просто раздуть тему, поболтать. Как обычно в газетах.

Я кивнула и перешла к последним абзацам заметки про подземную речку.

«– Я сам был внутри бетонки – и видел то, что творится с рекой. Могу проводить туда желающих, чтобы они убедились, во что превратилась Бригадирка. Она взывает о помощи, я всего лишь передаю ее просьбу людям, – такими словами завершил беседу герой нашего интервью Антон. Напомним, что имя диггера, по просьбе нашего собеседника, изменено. Теперь мы ждем реакции городской власти на это предложение. Обещаем опубликовать ответ чиновников в ближайшем выпуске».

Статья была подписана некой Екатериной Беляевой. Я смотрела на эту фамилию и боролась со смутным желанием позвонить в редакцию. Зачем мне это? Записать пару текстов про Бригадирку? Подземная река… «Я всего лишь передаю ее просьбу людям». В принципе, интересный городской персонаж этот Антон. Может, стрельнуть его контакты у журналистки и встретиться с ним? Почему бы нет – наверняка записи от него будут любопытными.

С этой мыслью я пошла в свою комнату и почти по инерции решила зайти на страничку Ташина. И не смогла. Свой блог он удалил – наверное, еще вчера, когда мы вернулись из склепа. Конечно, кое-что я успела сохранить, что-то можно будет найти в сохраненных копиях поисковиков. Но ведь он писал туда не один год, это такой труд, там столько можно было интересного накопать…

Я отлично понимала, что он это сделал из-за нашей вчерашней вылазки – но, честно говоря, не испытывала настоящего сожаления. Всё-таки главным был склеп. Всё остальное, в том числе – моя научная писанина, – меркнет перед этим потрясающим открытием.

Тут смартфон пропиликал сообщением. Послание из вайбера от Катика: «Наташа, они забрали меня в реабилитационный центр. Папа попал в переделку – подрался с охранником в супермаркете, сейчас сидит в изоляторе. Опека припёрлась к нам на следующий же день… Наташик, пожалуйста, забери меня отсюда!».

Забыв обо всём, я сразу же набрала ее номер – абонент недоступен. Через 15 минут я заказала через Инет билет на вечерний поезд в Москву. Супонина, понятно, не пришла в восторг от происходящего, но мне уже было наплевать.

5.

«Вокзал, на мой взгляд, – одно из ключевых мест любого города. Здесь, как и на любом пограничье, заметней то, что пытается укрыться в центре. Тут видна городская сердцевина, душа и тело одновременно.

Но особенно меня завораживают вокзалы провинциальные: тут нет места муравейнику многотысячной толпы какого-нибудь Казанского. Здесь каждый персонаж – наперечёт, каждого хочется поймать в исследовательский объектив и спросить: «Кто ты? Зачем и куда ты уезжаешь или приезжаешь? Почему…».

– Наташенька! Хо-хо-хо… – мои размышлизмы прерывает голос, похожий на звук грузовика, проехавшего под самым окном. – Уже уезжаешь? Да неужели ты успела всех записать и изучить? А где Татьяна Федоровна?

Надо мной навис бывший комсорг Иван Иваныч Соболев. Он плюхнулся на пластиковое сиденье рядом со мной, обтёр свои бело-серые усы, и уже через минуту я молилась, чтобы мы оказались в разных вагонах: он тоже ехал в столицу.

– Да вот за сестрёнкой еду, Иван Иваныч. Но я собираюсь вернуться еще в У.

– Ага, ага. А Супонина?

– Супонина остается. Еще недели на полторы…

– Ага, ага.

Я слегка зажмурилась, потому что он повёл в мою сторону своим носом и с легким шумом втянул воздух. Принюхивается, гад… Ну почему я не поехала с утра?

– И каково оно? – продолжал расспрашивать Соболев. – Как тебе наш городишко? По душе пришёлся?

Я пожала плечами, рассчитывая отделаться от этого вопроса парой дежурных фраз. Как бы не так.

– Ты знаешь, – сказал он после моих «нормально», «ничего так», «достаточно интересно», – это не ответы ученой дамы. Нам, ну то есть старожилам, очень даже интересно мнение со стороны – особенно от представителей, так сказать, нового поколения. Где ты была? Что видела? До 41-го дома добралась?

Я покачала головой, стараясь не показывать, что страдаю от этого допроса. Мне хотелось побыть одной, подумать о Кате, повспоминать маму.

– А в Малиновке? Про склепы-то ты, надеюсь, что-то выяснила? – он смотрел на меня так, будто мы сидели не на вокзале, где всё транзитно, даже беседы и мнения, а у него дома; так, словно он и пришёл сюда только для того, чтобы выяснить, выведать и… вынюхать.

– Да… Я как раз встречалась с Ташиным – по вашему совету, Иван Иваныч. И мы с ним ходили к склепам.

– Ага, ага. Отличненько. И?..

– Очень интересно. Ну мне так показалось, по крайней мере. Я записала несколько рассказов про Смолиных, про клады и про эти склепы. Любопытно, в общем… – мне невыносимо захотелось встать и убежать. Прямо вот сейчас… Прочь, прочь!

– Вы с ним ведь туда залезли, так ведь? Я знаю этого Ташина как облупленного: он своего не упустит. Еще тот благодетель!.. Хо-хо-хо…

– Я… я… Извиняюсь, Иван Иваныч, но мне надо до туалета дойти. Подскажете, куда идти?

– Иди прямо, потом надо спуститься по ступеням. А у тебя какой вагон, Наташенька?

– Одиннадцатый, – я поднялась и торопливо пошла прочь вместе с сумкой.

– Так у меня ведь тоже, Ташенька. Совпадение, вот так совпадение! Значит еще побеседуем!.. Хо-хо-хо! – услышала я вдогонку его грохотание. Невольно заскрипишь зубами, честно слово.

***

Я не могла даже самой себе объяснить, почему Соболев вызывал во мне такую реакцию. Наверное, всё-таки главная основа этих неприятных чувств – страх. Рационально объяснить, чего именно я боюсь, я не могла – и это пугало еще больше.

– Ну, рассказывай, рассказывай! – торопливо сказал он, как только я спрятала свою сумку под сиденье. Мы сидели на нижней боковушке возле окна. За окном лежало желтое тело двухэтажного вокзала: поезд еще не тронулся.

– Мы сходили туда с Ташиным… – я прятала от своего собеседника глаза. – Пофотографировали, посмотрели…

– Так вы что – не заглядывали внутрь? – Иван Иваныч улыбался. – Извини, не могу поверить. Это не тот случай!

– А вы? – я разозлилась. – Вы сами-то там бывали? Ходили по коридору в склепе?

Он молчал и продолжал улыбаться. Я поглядела ему прямо в лицо и приложила все силы, чтобы не отвести взгляда.

– И я там был, мёд-пиво пил, – наконец произнёс он и посмотрел в вагонное окно. – Меня, Наталья, об этом и спрашивать-то глупо: старожилы все туда ходили. А как же иначе? Иначе никак…

Я тоже посмотрела на желтый вокзал; громкоговоритель объявил, что наш поезд отправляется через пять минут.

– Нам интересно именно твое мнение, Наталья. Чтобы – взгляд со стороны… Ведь ты вернёшься в У.? А? Тут столько еще интересного! Одна Майская гора чего стоит!..

Мои руки невольно вцепились в белую крышку столика. Неужели его допрос нельзя как-то остановить? Почему я должна…

– Нам просто интересно, Наталья – только и всего… – Иван Иваныч пожал плечами. – Не хочешь отвечать – не надо.

Поезд вздрогнул и покатил, а с ним побежало прочь и вокзальное тело. Мы помолчали.

– А ведь есть какое-то щемящее чувство тоски, когда уезжаешь на поезде. Правда? – он закрыл глаза, будто бегущие за окном деревья и столбы мешали ему сосредоточиться на щемящем чувстве. – Я всегда с трудом отрываюсь от этого места: У. позовет отовсюду, где бы я ни находился. Позовёт и вернёт к себе, притащит назад. Тебе, Наташа, этого, наверно, не понять – слишком молодая еще… Ладно я полез на свою полку, если что – зови.

Я мысленно возблагодарила небеса, что его место было в середине вагона – далеко от моего. Смогу хотя бы отдохнуть и подумать над тем, что делать дальше.

Глава 5. Снова в Бригадирке

1.

Двухэтажный торговый центр «Подсолнух» построили в У. десять лет назад. К нему уже давно все привыкли, владельцы магазинчиков и бутиков тоже прикипели к этому месту и исправно платили арендную плату собственнику здания Володе Сонину: «Вполне, кстати, божеские суммы за такое козырное место!».

О том, что центр был возведен незаконно и что его фундамент до опасного близко подходил к бетонному руслу подземной Бригадирки, – об этом могли бы вспомнить лишь бывший мэр и экс-начальник службы МЧС – кстати, коренные друзья Володи и оба уже покойные.

Сонин – здешний миллионер, хозяин производства дверей и окон, когда-то крышевавший половину у… ского бизнеса. Сейчас он ушел на покой, жил в уютном загородном доме под У. Город свой Володя любил, предпочитал всяким столицам и вообще в последнее время старался бытовать мирно, коллекционировал старые модели авто и совсем не смотрел телевизор. А тут – такое!..

– Ведь как снег на голову, Миша! – жаловался он по телефону своему давнему должнику, известному в городе бизнесмену, владельцу микрокредитной фирмы «#Важноденьги». – Я сейчас все связи в администрации подрастерял, всё какой-то новый народ там. Они меня не трогают, и я им не мешаю, налоги плачу. А тут – вот те нате, прислали писульку: «Просим вас предоставить правоустанавливающие документы на участок кадастровый номер такой-то – и прочую лабуду». По бумагам, Миша, у меня комар носу не подточит: Виктор Геннадьич, упокой Бог его пресветлую душу, всё мне лично оформлял – на совесть. Но они-то пишут про какие-то изменения генплана города – и ох-ох, чует мое сердце беду. Пособишь, Миша, а? Узнай, родимый, откуда там ноги растут, я в долгу не останусь, ты меня знаешь.

И Миша пообещал, что всё узнает, всё сделает: как же не уважить самого Сонина?!

Через день Миша приехал к высоким фигурным воротам Сонинского дома, чтобы лично «перетереть» со стариком. Выяснилось, что воду мутит местная газетёнка – совершенно беззубая и провластная.

– Там еще какой-то хрен – ну, знаешь, вот те, которые вот по канализациям лазят, как их там обзывают, – археолог дурацкий. Вот типа он в эту трубу бетонную залез и потом в газету припёрся: надо, мол, реку, – там же река какая-то, – вскрывать, блин…

Володя щурился, благостно улыбался и кивал. Ну как же: он про Бригадирку знает, как не знать. Он всё-таки в этом городке родился и вырос, из-за этой речки весь геморрой и вышел: отказывались ему попервоначалу давать разрешение на строительство. «Владимир Филиппыч, что вы, что вы!! Ведь может всё обвалиться, если трубу заденем или разрушим, когда вот сваи вбивать будут. Тогда всё – ужас, землю подмоет, оползень случится и рухнут здания в центральной части города!». Мелочные люди, что и говорить. Но один звонок – и всё решилось. И вот 10 лет его «Подсолнух» радует глаз, приносит пользу людям. Кому он мешает? Какой там на фиг археолог?

– И какие варианты, Миша?

– Ну как: есть у меня в администрации свой человечек, я прикрывал его задницу в трудные времена. Только подмазать надо, Владимир Филиппыч…

– Это само собой. Он всё сможет решить? Уверен?

– Ну да. Чё там газетка: покричат и успокоятся. Решают-то не они.

И гость уехал с четкой инструкцией, где взять и сколько передать. Но фортуна в тот раз была не на Мишиной стороне.

***

Всё вышло до смешного просто: в мэрии У. в правовом отделе уже три года работала незаметная Светик Лясова. Приехала она с мужем Витей – майором полиции, который устроился в местный отдел по борьбе с экономическими преступлениями, а потом его и возглавил. Всё бы ничего, но за семейным ужином всякое бывает – и о работе, случается, говорят-разглагольствуют.

Светик про своего начальника Петра Федоровича раз сказала, другой сказала, потом перекинула мужу несколько странных документов – ну так, на всякий случай, посмотреть, в качестве доказательства: «Я ведь, Витенька, не дура: смотри, чего тут!».

Ну и всё, разговор короткий. ОБЭПовцы заинтересовались, следили, ждали, вынюхивали. И уж, как говорится, финал, занавес близко, собрали достаточно фактиков – лет на пять тянуло с миллионным штрафом, а тут – вот уж не везёт так не везёт – Миша нарисовался!

Пришел на аудиенцию к своему хорошему товарищу Петру Федоровичу замолвить словечко за благодетеля и отца Сонина. И – хоп! – что такое? Какого хрена? «Руки на стол и не двигаться!». Да как так? Да что это вы себе позволяете? А у Миши в открытом чемоданчике – 500 тысяч наличными. Ах, ах, как нехорошо!

И пошла карусель: допросы, очные ставки, все дела. Ушел Миша с горизонта вместе с Сонинскими денежками. Володя как узнал – совсем приуныл.

И вот ведь незадача: тему про Бригадирку подхватили другие СМИ, заинтересовались даже федералы. Узнал Сонин и про какую-то петицию с тысячами подписей. Ему из разных мест уже звонили и говорили, что «Владимир Филиппыч, дело, мол, труба: чего там с этой Бригадиркой решат – никто не знает, но вот центр „Подсолнух“ точно собираются убрать: по всем требованиям и нормам его на этом месте быть не должно».

И вот тогда Володя Сонин обиделся. А так уж у него было принято, что обиды прощать он не умел.

2.

Экскурсию с детсадовским названием «В гости к Бригадирке» решили провести в пятницу – естественно, в лайт-режиме: максимум на часок. В газете «У. вчера и сегодня» об этом даже объявление напечатали – вместе с текстом петиции, которая разошлась в Инете, словно коронавирус.

Народу пришло немного, но много и нельзя было: за всеми разве уследишь? Требования к участникам чётче некуда: чтобы 18+, сапоги, болоньевые утепленные куртки, два фонарика, бутылки с водой. Для желающих – перчатки и медицинские маски. Поскольку дело происходило почти официально, к их группе прикрепили Колю, спеца из МЧС, – с рацией и роскошными болотными сапогами изумрудного цвета.

Если не считать Рослика, Беляночки и Коли, всего к вылазке присоединились пятеро: двое парней-журналистов из местного телеканала, две девчонки, похожие на гимнасток, и какой-то местный олдовый диггер, о котором никто не слышал до этого момента. Олдовым его Рослик посчитал из-за возраста – выглядел он лет на сорок и представился: «диггер Сергей». Да ради Бога, как говорится, хоть Антон, паспорт-то проверять не будут.

Погоду согласовали, снаряжение проверили и к 10 утра собрались у Катькиного родника. «УАЗик» МЧС довёз туда всех желающих, парни с телеканала и диггер Сергей приехали на своих авто.

– Слушаем меня внимательно, – проводил предварительный инструктаж Коля. – В трубе держимся в пределах видимости друг друга, внимательно смотрим под ноги, вертим головой по сторонам. Я буду идти замыкающим, чтобы никто не потерялся. Первыми пойдут вон – экскурсоводы.

Последнее слово прозвучало с легким оттенком насмешки, но Рослик не обиделся: он просто радовался тому, что Коля был не из той бригады, что когда-то искала вместе с ним Синдру. МЧС-ник заставил всех участников расписаться в том, что они ознакомлены с правилами безопасности, а затем они полезли в озерцо рядом с входом в бетонку.

Сначала Рослик ничего не почувствовал: как-то за всей этой суетой он забыл о том, что пережил здесь больше года назад. Но когда они пошли по трубе и фонари осветили желто-черный налет бетонного русла Бригадирки, его виски запульсировали. Он с удивлением поймал себя на том, что испытывает радость, – то самое чувство, какое охватывает человека, увидевшего вечерние огоньки родного города. («Колёса вагона стучат-стучат, мелькают деревья, плывут толстые провода за вечерним окном, и вдруг – городские фонари. Город, город, ты ждал меня! Звал меня, тянул изо всех сил…»).

– Идем осторожно, смотрим под ноги! – еще раз напомнил Коля откуда-то издалека – будто из наружности.

– Первое упоминание о Бригадирке датируется 1653 годом, когда основатель нашего города – воевода такой-то такойтович… – начинает вещать Беляночка. Она идет рядом с Росликом впереди всех. Они с ним заранее распределили роли: он ведёт, она говорит, потому что руфер и сталкер стеснялся. Он так и сказал журналистке: «Лучше вы, а то я стесняюсь!». Беляночка тут же согласилась – лишь бы он не отказался от вылазки. Ей сама эта идея представлялась грандиозной и необычайной, – поэтому она заранее порылась в инете, проконсультировалась с краеведами и набросала небольшой универсальный текст – для начинающего экскурсовода по любым подземным речкам.

Беляночка успевала и вещать, и без остановки щёлкать затвором большого редакционного фотоаппарата. Это ведь снова полоса с анонсом на первой – на зависть Дашкам Гориным всего мира!

– Дальше километра углубляться не будем! – опять голос Коли с задних рядов. – Примерно через сорок минут повернем обратно…

За парочкой молодых экскурсоводов бесшумно шел диггер Сергей. Его точные и тихие движения совсем не походили на хлюпанье и шлёпанье, которое производили остальные – особенно два парня с телеканала. Один из них нес на плече большую видеокамеру, другой, чертыхаясь, тащил толстоножный штатив. Уже минут через 15 телевизионщики попросили всех остановиться.

– Дальше не пойдем – давайте вас здесь запишем? И мы вернемся назад, нам отснятого материала за глаза хватит! – попросил парень со штативом.

Сначала несколько слов в камеру сказал Рослик, затем – Коля и Беляночка. Оператор подбирал для фона самые красочные места бетонки, нещадно светя на говорящих переносным прожектором. Ровно через пять минут их стало на три человека меньше: МЧС-ник вызвался проводить телевизионщиков назад к роднику.

– Подождите меня здесь. Я минут через 20 вернусь. Без меня ни шагу! – предупредил Коля и похлюпал вслед за парнями с видеокамерой. Скоро их фонари скрылись, так как бетонка делала изгиб ближе к Катькиному роднику.

Девчонки-гимнастки стали шушукаться, смеяться и отошли чуть в сторону. Сергей осмотрелся по сторонам и сказал:

– Я метров на десять вперед пройду – скоро вернусь!

Рослик пожал плечами и кивнул: он в охранники не нанимался, люди все тут взрослые. Беляночка, стоя в вялотекущей воде Бригадирки, оперлась спиной на трубу, и руфер сразу вспомнил про Синдру.

– Вспоминаете свою прошлую вылазку? – догадалась журналистка. – Не переживайте! Зато смотрите, какая у нас хорошая экскурсия получа…

– Парень! Тебя Росликом, кажется, зовут, да? – раздался громкий голос ушедшего вперед мужчины. – Можно тебя на секунду? Хочу спросить кое о чем…

Молодой диггер махнул Беляночке, чтобы она подождала его здесь, и пошлепал вперед. Он думал, что увидит фонарик Сергея метров через пятнадцать, но нет – впереди темно.

– Сюда, сюда! Я кое-что интересное здесь увидел! – мужской голос доносился будто уже издалека. Рослик повернул налобный фонарик в сторону и успел заметить блеснувший огонек впереди – метрах в пятидесяти.

– Обождите! – крикнул он Сергею. – Я сейчас вас догоню.

Он прошел шагов сорок – и увидел, что фонарик идущего впереди мужчины отдалился от него еще метров на сто.

– Да постойте! Мы так оторвемся от остальных! Что вы там заметили? – крикнул в темноту бетонки Рослик.

– Вот здесь. Еще буквально несколько шагов. Сюда, сюда! Смотрите… – голос удалялся.

Руфер ускорился. Когда он дошел до того места, где видел в последний раз огонек, мужчины там не оказалось.

– Серге-ей! – позвал Рослик. – Где вы? Я поверну назад – иначе нам от МЧС достанется! Серге-ей!..

И тут что-то темное и твердое ударило его по голове. Потом еще раз и еще. Пару раз он приходил в себя на несколько мгновений, понимал, что его куда-то тащат и что он захлебывается мутной водой. И дальше – чернота, отсутствие всего.

***

– Есть четыре главных места и три – побочных. Таково устройство города. Оно таким было изначально. В трех ты побывал, осталось еще одно. В четвертое идти лучше с девчонкой, у которой нет матери. Не спрашивай, почему так, – просто надо и всё…

Голос был папин, но говорил с ним не он – это Рослик хорошо запомнил. Руфер висел на тонких верёвках, привязанный за руки и за ноги, растянутый, будто звезда. Но ему не было больно или плохо. Кругом – густая темнота, однако он видел тысячи каких-то серых силуэтов; они скользили и извивались – всё пространство наполнялось ими.