Короткие истории

Началось все так: он, будучи, директором дачного кооператива знакомится с актерами НЭТ на рыбалке, через знакомых. Те, в свою очередь, попросили некоторым из них организовать досуг. Он организовал, познакомился лично. Так и пошло дело. Человеком он был очень коммуникабельным.

Как-то, он позвонил зимним вечером моей матери, сказав, помимо всего, – что возьмет меня в театр, – у него есть пригласительные. Я пошел. Мы пошли сначала с братом, на «№13»; потом с Никодимычем, как раз на «Похищение любви». И стали ходить часто. По пригласительным. Ему их выписывали. Мы садились на приставные боковые места. Я – впереди, он – сзади.

– Теперь это наши места здесь на много лет, племянник, – говорил он; комментировал ход спектакля, говорил мне тихо – кто есть кто на сцене, разбавляя всю свою речь приколами. Я смеялся.

Аплодировал дядька, стоя и громко.

Выходил из такси. Мы встречались за двадцать-пятнадцать минут до начала. В кожаном длинном плаще, шляпе – он выглядел как пожилой сбежавший эсэсовец, но, сбежавший не в Латинскую Америку, а в Россию. Веселое было время с ним. Шла зима, начало 2008-го года. Жить ему оставалось четыре с небольшим года. В пятьдесят с лишним, он покинет этот мир. Случится это на майские праздники 2012-го года. Я не пошел на похороны.

Зима 2010-2011 года встретила меня готовившимся расставанием со Светланой. Я ждал этого. Это должно было случиться. Может, должно было, еще случится ранее, поэтому особой неожиданностью это нельзя назвать. Хотя, чисто по-человечески, я, как и все люди переживал. Но не сильно, признаюсь. Скорее хотел вернуть отношения по инерции, потому, что так вроде и положено поступать цивильным людям. А потом, два с небольшим года отношений, все же, согласитесь – это не совсем – «просто так».

Работать мне было негде. Готовиться к предзащите диссертации надо было (Да-да, я писал диссертацию!) И меня взял к себе подмастерьем Федор.

После долгих уродских «праздников» новогодних мы поехали смотреть с ним объект в поселок Аэропорт. Нам надлежало провести электрику в детсаду. А точнее, в одном его крыле.

Электриком я до этого не работал. И ничего не понимал в ней, в электрике. Сейчас стал понимать чуточку лучше – но это так, – капля в море все мои знания. С физикой я не дружил в школе, как и со всеми другими точными науками.

Федя работает на «Водоканале», и помимо этого шабашит электриком, а иногда и отделочником может.

С нами работала как раз бригада отделочников.

– Никогда не приходилось вместе с отделочниками одновременно работать, – сказал им Федор в первый наш приезд. – Обычно сначала мы, электрики, – затем – вы.

Те ничего не ответили. Только отделочник Саша, человек со страшным лицом маньяка-изувера осклабил свои ржавые зубы. Он потом долго любил рассказывать, как убивается всякой дрянью, а не бухлом.

Работа у нас шла нормально. Я перфоратором делал штробы и прочие отверстия, Федя – клал проводку, вязал концы проводом и все прочее. Проходились замазкой по стенам и потолкам, – получалось как надо.

Теперь зимний рабочий день у нас начинался так: рано утром, часу в седьмом, вне зависимости от степени тяжести состояния своего, мне звонил Федя, будил меня. Хотя, я вставал сам всегда. Мы встречались в восемь или полдевятого на остановке маршрута «6к». У Феди в руках были баночные «коктейли».

К обеду он приходил в себя, выпивая полторы бутылки «джин энд тоника» или три-четыре банки коктейля. Я ходил за коктейлями в магазин, – это тоже входило в мои «обязанности» помощника.

Вечером мы заканчивали, часу в седьмом шли на маршрутку обратно. Заезжали иногда ко мне, умывались, обедали, а затем, прихватив безработного на тот момент Мишку-маленького, ехали гулять. Со всеми вытекающими последствиями, естественно. А утром опять – морозная остановка, наши спортивные сумки с инструментом, коктейли в руках Феди.

Я не похмелялся. Не умею я этого делать и не люблю. Я могу пить для угара вечер, ну может еще полночи, – потом мне делается неинтересно пить, и я теряю интерес.

Какой-то день мы приехали сразу в родные пенаты, и пошли к Мишке.

Встали у него на этаже в мусоропроводе. Он взял ключ, и мы разместились на столе, заваленном отрезками досок. Здесь кто-то из соседей, видимо, сделал себе мастерскую.

Долго мы не простояли, – мама Мишки пришла нас выгонять. Мы ушли на улицу, уже «хорошие».

Вышел мишкин папа через какое-то время за ним. С книгой в руках. Федор потом долго говорил: «Какой у тебя папа интеллигентный человек, Мишка».

А мишкина мама потом говорила моей, встретив ее на улице: «Там с ними этот ходит, – такой толстый. Он их спивает».

Ходить и бухать с женщиной – дело бесполезное. Изначально проигрышное. Поскольку денег это съест много, а толку будет мало. Тебе нравится пить пиво, и ей нравится. Отношения это не укрепит, скорее, развалит, или даже не создаст. Не дойдет до них. Я это знал, давно догадывался, проверял. Но, зимой 2011-го года я поперся в известное всем кафе, с одной брехливой до дикости девушкой. То, что она брехливая – я узнаю чуть позже.

      Я ни на что не претендовал; скажу более – она мне даже не нравилась особенно. Просто я был одинок в плане того, что у меня отсутствовала женщина. И мне нужна была любая. Вот, – любая и нашлась на мою голову. Звали ее Наташа. Была она, не смотря на свой маленький возраст, 18 лет, пропита и прокурена довольно-таки уже прилично. Мне было в принципе все равно. Мы весело проводили время, – чуть ли не каждый вечер ходили в кафе, болтали, пили пиво. Пива она могла выпить больше чем я. Хотя, как известно, я его тоже выпиваю за вечер не мало.

Я, признаться, хотел ее трахнуть – и все. Что она, видимо, вполне понимала, и позволяла себя целовать, трогать – но не больше. Сама же в это время выцыганивала из меня деньги; отдавал я ей их на развлечения, естественно, добровольно. Она это быстро просекла. Отметим, для справедливости, что не так уж я и тратился, – в основном на то же пиво, кафе, какие-то всякие женские фишки, типа, там, заколку она красивую захотела, а мама денег не дает. Ну, я и покупал.

После того, как она трижды продинамила ко мне приехать, – я насторожился. То она не может, то забыла, то еще там что-то придумывала. Она так открыто врала, что в одну из первых наших встреч, сказала зачем-то, что ей двадцать лет. Потом когда я узнал что восемнадцать, – она же сказала сама, очевидно, забыв про предыдущую брехню свою, – то Наташа сообщила мне что «она боялась признаться». Глупо? Еще как!

В целом, слава богу, мы перестали общаться уже в начале марта. У нас так ничего и не вышло. И хорошо. Потом, я узнал, что она вышла замуж и тут же развелась; поступила в университет, и ее тут же отчислили. У меня есть свои догадки на этот счет. Правду надо говорить людям, Наташа, хоть иногда. Все время на чистой брехне не проживешь.

Так, в начале марта я остался снова без какого-либо женского внимания. Но главное, я уже хотел секса, наконец; поскольку за эти годы, я, извините, привык к тому, что у меня всегда была девочка, и секс для меня был нормой жизни – а не развлечением. Хочется мне – то, будь добра, как говорится.

Развлечением секс является у тех мужей, которым женщина делает одолжение в виде секса: «Ну, ладно, ну так и быть» – так нехотя и медленно они произносят им. Это делается для того, чтобы тот понимал, что не только она зависит от него, но и он от нее. И после секса, всегда можно начать качать свои «семейные права».

Как-то, не столь давно, когда Жорика спросили, делает ли его жена, ему минет, то он ответил – «Нет, не делает». – «А почему?» – «По религиозным соображениям», – ответил Георгий. – Мы все засмеялись. А Андрей сказал ему: «Не из за религиозных соображений, Жора, а потому что она у тебя хитрожопая тварь!». И так и есть. Все согласились. Уже потом, я сказал Жорику, что отправлю Андрея Л. к его жене, красивого и жилистого, и ему, как любовнику, она будет делать минет, и все остальное, чего тебе не делает, пока ты будешь на работе, в своей фирме зарабатывать барыши, и откладывать их на новую поезду в Грецию. Жора засмеялся, но отчасти, поверил. Мы же можем. А жена его молодая не будет против спортивного Андрея в виде любовника. Андрей в отличие от Жорика, пусть деньги имеет маленькие, зато он хорош. А Жорик – маленький и полненький мужичок уже, хотя ему нет и тридцати еще. Так то.

Вообще, многие люди, я заметил, сразу превращаются в мужичков, минуя этап зрелости, – сразу в пожилые идут. То есть, эти люди из мальчиков-подростков сразу превращаются в мужичков. Вот Жора как раз такой. Еще Мишка-маленький тоже.

Они впиваются в работу, а работа впивается в них – вот они и сидят малоподвижные в своих кабинетах и «делают дела», круглея и полнея. Между прочим, Мишка-маленький когда-то вместе со мной занимался на стадионе, и обладал очень атлетичной внешностью, честное слово. Сейчас, правда, от этой внешности ничего не осталось.

И тут я решил воспользоваться старым методом. Взял и познакомился в троллейбусе.

Ну, я как обычно поздно возвращался домой из центра, в родной «пятнашачке». Откуда я ехал, – я сейчас не скажу точно. Но точно – выпивши. Я прилично замерз. Сидел у окна слева. Напротив сидела девушка в длинной юбке и куртке, в черных чулках. Рот ярко намалеван. На них-то я и клюнул, на эти чулки и юбку. И на яркий рот.

В троллейбусе было немноголюдно. Я решил, что можно действовать. Сейчас познакомлюсь. Или нет – не буду знакомиться, – пустое это все. Ты же проходил не раз. Зачем все это тебе надо? Ты же знаешь наперед на десять шагов – что и как будет. И будет ли вообще. – Так я и ехал, между прочим, засматриваясь на нее. Она тоже меня заметила. Вот мы проехали много остановок, и уже приближались к моей. На моей она и вышла, – я следом. Выходя, тут же выдал: «Откуда так поздно едете?» – «От подружки. Привет» – «Привет». – «Ну да, от подружки, – думаю, – так я и поверил, – помада у тебя смазана…»

И снова завязался глупый диалог. Пересказывать то, как я знакомился тем поздним мартовским вечером, – я не вижу смысла. Вы так же знакомились, читатель, много раз, – я уверен.

Я стоял возле ее подъезда, с ней, – нес всякую ничего не значащую лабуду; курил, сплевывал в серый сугроб.

Звали ее Инна. Жила она в соседнем доме, снимала квартиру. Училась в «меде», как она сказала. Вот только не помню на каком «факе». Да и надо мне это помнить? Не надо, конечно.

В общем, мы договорились встретиться на следующий день. Следующий день был предпраздничный, значит, это было седьмое марта. Мы встретились, долго гуляли, поехали в центр, заходили в какое-то кафе. Я все понял – Инна была, может чуть лучше Наташи. Может, пила только меньше. Но в плане брехни, ей не уступала. Тоже врала, путалась в своей брехне. Я тактично поддакивал. Где-то молчал. В конце концов, – у меня другая цель, – не воспитанием ее заниматься и не моральным обликом, – а моя цель – это найти секс, которого у меня относительно уже давно не было.

В волосах она носила цветок. Первый признак дуры. Но ничего, я на это не обращал внимания. Лицо у нее было смазливенькое такое. Роста невысокого, – все нормально. Но, как же мне было с ней тяжело найти общие точки соприкосновения в общении! Инна не увлекалась и не интересовалась, по-моему, ничем! Совершенно!

Восьмого марта, на международный женский день, я пошел к ней на свидание как долбоеб, как тот, кого я так не люблю, и сам лично всегда ругаю: с цветочком, весь такой приличный даже.

Я шел и ругал себя. Но деваться мне было некуда – придется поиграть, да, в «приличного юношу средней руки».

Прождав ее около часа, она вышла. Мы пошли гулять. Погуляли так же, как и в предыдущий раз. Так продолжалось несколько дней.

Что у нее творилось в голове, – я решительно не понимал. Она противоречила сама себе во всем. Несла чушь, и хотела, чтоб я слушал. Я слушал, так как я почувствовал еще в конце января, что начал отвыкать от женщин, и она мне была нужна прежде как женщина. Прежде всего. Пусть глупая, но женщина.

По пять раз на день, она могла звонить, и говорить мне, что не хочет видеться, и тут же говорить, как соскучилась. О себе она наговорила столько, что я понял, – это уже какое-то издевательство надо мной – не иначе. При чем она чувствует себя совершенно комфортно при этом, так как ей море по колено во всех отношениях. «Дура сельская! – ругался я про себя».

Инна приходила ко мне пару раз. Сиськи у нее оказались крупными, но словно вата намокшая, – это меня окончательно расстроило.

Секса у нас не вышло. Она начинала строить порядочную из себя. Так и уходила, потусовавшись у меня, и поболтав на разные «массовые» темы. Иногда я провожал. К себя она меня не звала. В итоге мне надоела эта круговерть, и я перестал с ней общаться. Мы виделись еще несколько раз, позже, спустя месяц-два. Даже общались. Но я строго для себя решил: что с такой мне точно не по пути. Я для нее тоже был «слишком» не того типа человек.

В конце марта на моем небосклоне сверкнула другая дама. Тоже совсем ненадолго. «Случайно пролетала мимо», – как я потом сказал кому-то, по-доброму улыбаясь.

Если мне не изменяет память, то двадцатого марта 2011 года было открытие фотостудии «Пинкфиш», туда-то я был и приглашен мадам Шарго и дражайшим другом Ваньшей.

Накануне я с товарищами неплохо очень погужбанил, и отправился на открытие в полупохмельно-одичавшем состоянии. Что было, кстати, к месту.

На открытии собралась разномастная публика, преимущественно состоявшая из городских богемных завсегдатаев «всех мероприятий вместе взятых» – от концерта любой группы, до после полуночного загула.

Было неплохо. Играли барабанщики, организаторы давали пить шампанское, мадам Шарго угощала всех желающих всякой выпечкой собственного приготовления, в поглощении коей, отличился, товарищ Рус.

На веревках висели фотографии известных и не очень волгоградских фотографов. Но, я был далек от этой темы. Далек и сейчас.

Что самое главное – там была она. Та, с которой мы провстречаемся какое-то очень непродолжительное время, но время, наполненное особой атмосферой интереса во всех планах. Главное, что, встречаясь, мы друг друга поняли. Она была мягкая, спокойная, от нее искрилось тепло Востока, восточной женщины, поскольку это начало в ней преобладало, учитывая, что она родилась, как мне сказала, в одной из столиц Средней Азии. Везет мне на Азию, – так, одна у меня тоже была из Азии, а именно – родом из Душанбе. Тянет ко мне женщин с азиатским прошлым.

Нашел свои старые записи за тот период, за март-апрель 2011 года. Вот что я писал: «Открытие фотостудии. Пригласили и меня. Пошел. Был очень рад видеть сегодня Ваню. Он как всегда в кедах, рубашке, как американский панк. Я сказал ему сегодня, что мы в этой среде с ним, два панка оставшихся. Посмеялись. Понравилась Алина. А может, это моя тупая влюбчивость дала о себе знать? С первой половины января дурею хожу.

Про Руслана сегодня говорил всем, что он – депутат. Многие верили. После нескольких фужеров шампанского, Руслан стал важничать, и уже сам стал верить, что он и есть депутат чего-то там.

Мишка выиграл бесплатную фотосессию в викторине, устроенной мадам Шарго. Зная Мишку, она ему не очень-то нужна эта фотосессия. А вот кому действительно была бы нужна – тот не выиграл».

Алина была в интересном платье. Мы почти не общались там, на открытии студии. Я сказал ей какой-то комплимент. Она оценила. Я спросил в конце вечера телефон, и дня через два мы встретились. Пошли в отличное заведение «Лё Балкон», пили вино, она курила кальян. Я читал ей стихи. Она внимательно их слушала. Приятная атмосфера. От моей избранницы как-то очень приятно так захватывающе пахло, – не раз замечал я. Я даже сказал ей об этом, – она смеялась, обнажая свои пребелые зубы.

Ходили еще куда-то в тот вечер. Потом провожал ее до дома. Жила она в стеклянном банке, на площади Чекистов. Какой-то раз, довелось к ней зайти.

Общаться нам было всегда о чем. Нам было интересно. Но, я почти сразу почувствовал, что сближаться она не хочет, она не хочет серьезных отношений со мной, о чем, впрочем, говорила. Часто у нее не было времени на меня. Была ли она всерьез занята, или нет, – не важно. Говорила, что работает, пишет курсовую, в написании которой и я ей помогал…

Но, в те дни, которые мы проводили вместе, наступала гармония духа, если хотите.

Мы ходили с ней хоронить в пойму Царицы, в овраг, ее улитку, которую звали Радуга. Она умерла, и мы пошли ее закапывать. Я почему-то помню тот день.

Еще через какое-то время, правда, я привык, что серьезных отношений не выйдет, к сожалению, и я стал жить спокойно вновь, в душе позлившись и пороптав на судьбу. Судьба моя, все услышала, и чтобы я не прибеднялся, и не делался несчастным, преподнесла мне другой щедрый подарок, взамен этого.

Конечно, будь я настойчивее, может я добился бы своего. А с другой стороны – надо ли было? Алина «страдала» питероманией, обожала и грезила Санкт-Петербургом. Я же не разделяю восторга этого, и мне он не нужен этот город нисколько. Она хотела как можно скорее туда уехать. Переехать навсегда и обрести свое счастье. Что ж, у каждого свои мечты, – почему бы и нет?

К середине апреля у нас все закончится. Чуть позже – она переберется в свой Питер. Сейчас проживает, насколько я понимаю, там же. У нее все хорошо. Она нашла что хотела. А я не нашел. Мы виделись прошлым августом. Созвонились и увиделись. Встреча эта не дала никаких результатов. Она была уже вся там, всем своим духом в Питере.

Старые записи свои, безусловно, интересно находить. Даже записи сделанные год назад, или более того, кажутся уже несомненной историей. Вот я нашел стихотворение. Оно совершенно не выверенное, не «отбитое», что называется. Я его ни разу нигде не читал, и никому никогда не показывал. Написано оно в порыве тех событий, описанных выше. Здесь, пожалуй, в этом тексте, под общим названием «Время прошло», я считаю, его уместно привести.

Вот оно:

Я приглашенным был на биеннале

Мадам Шарго и другом Ваней

Я полуголым там ходил

И вина из стакана пил

Весь вечер спрашивал Ивана:

Мой друг, скажи, а это кто такая дама

Иван окинул взглядом лица:

Алиною зовут девицу

Что хочешь ты о ней узнать?

Скажи, и я не стану другу лгать

Весь вечер я смотрел на эту деву

Кидал я взгляды, стоя слева

Такое вот, совсем незамысловатое стихотвореньице вышло.

Дальше следуют черновики к моему циклу стихов «Ходоки»…

Всплывают также воспоминания о поездке в Ленинград. Адресованы они уже совсем другому человеку, с которым нас свели превратные дороги жизни.

«Выбрал ее как флаг. Мне так хорошо, знать, что есть человек, за которым я мог бы пойти. Она все правильно судит в этой жизни. Белое называет белым, а черное – черным. Виделись один раз в жизни всего лишь. И встреча наша была очень быстрой вспышкой.

Так, сидели, болтали ни о чем. Но сам факт, что я нашел и приехал! Чего только он стоит сам по себе!

Я подарил ей майку с символикой нашего города. Она ее тут же примерила. Сказала, как помню: «Вау, это мне?» – «Круто!», – и она радовалась. Я улыбался. Взял себе сока вишневого. Он был холодный. Потом еще один. Она работала официанткой в кафе «Гости». Я сказал, что скоро уезжаю. Она спросила: «А что так?», – «Ждут», – говорю.

На самом деле у меня там подскочило давление. Просто скакнуло. Я посидел, и ушел, попрощавшись».

Это были двадцатые числа апреля, 2010 года.

После чего я написал стихотворение про «Где-то есть карельский перешеек…».

Я привез блокнот из Ленинграда и ручку синего цвета.

«Да, я решил быть как она. Взял с нее пример. Потому что человеку нужно на кого-то равняться. Может – необходимо. Я выбрал себе смелую и бескомпромиссную Иринку ФП. Хочу быть таким же, как она. Именно так. Может я смогу тогда победить».

Подходила середина апреля 2011 года.

«…Тут судьба моя, все услышала, и чтобы я не прибеднялся, и не делался несчастным, преподнесла мне другой щедрый подарок, взамен того всего, что было».

Снова здесь даю слово моим записям:

«И вот мы вместе.

Что я видел раньше? Милую девушку на сцене, в спектакле «Квадратура любви». Ходил, ждал ее, когда она выйдет. Посылал ей невидимые импульсы. А теперь она стала моею любимой. «Странновато звучит – «любимой», да, – особенно для тебя», – говорю я сам себе, – «для такого как ты».

Она со мной, и, наверное, я счастлив. Я изменился. Иной раз – я и не верю – опять мне все снится что ли, – а она мне снилась, виделась мне в моих иллюзиях, моей метафизике.

Я не помню, как началась настоящая весна, как распустились листья, как стало тепло, – для меня все слилось в ней, в моей Оле, девочке со сцены, о которой я мечтал. Которую полюбил когда-то.

Я ходил тогда с другой, и когда видел ее, желал познакомиться. Я сразу запомнил, как ее зовут, – вернее узнал, глядя в альбоме у кого-то: узнал, кто она, студентка какого курса.

Прошел месяц, а мне до сих пор тяжело разобраться со всем этим: где та, на которую я ходил смотреть как на объект своего вожделения, и где теперь та, которая со мной встречается».

Еще текст, написанный позже:

«Апрель 2011 года уже вряд ли забудется. Дело было так: ночью она прислала приглашение. Вдруг. Сама. 13-го – мы уже встретились, познакомились вживую, и стали встречаться со следующего дня. Она подарила мне наше фото с датой: 13.04.2011.

Уже в конце наших отношений нашел фото на компе старое, где мне 20 лет. Оно сделан тоже 13-го числа, но за пять лет до нашего знакомства…

Апрель, май – пронеслись. В конце мая она ко мне несколько охладела, – я это почувствовал.

Первые две недели – это было эйфория – как ни до, ни после. Как никогда. Я чувствовал, как она бешено тянулась ко мне.

Любовь длилась полтора месяца. Ее ненадолго хватило моей Оли. Я же оказался прочнее.

– Держи меня крепко-крепко, – говорила она. – Хочу настоящих отношений!

– Я счастлива! – и сжимала мою руку, когда мы шли по улицам Волжского. Еще было прохладно.

14-го она обнимет меня в магазине и скажет: «Мне хорошо с тобой!».

– Неужели полтора месяца счастья – это достаточно? – вопрошаю у судьбы.

Ответа нет.

Но и за эти полтора месяца я благодарен».

Когда я повел ее впервые на крышу, она сказала: «Только еще апрель, и у нас впереди еще много времени». Оказалось немного…

Мы мечтали о том, что будем делать дальше. Поедем вместе в Москву. Хотя, я знал – что я никуда не поеду, все же.

В конце текста я написал: «Может, она образумится, а?».

Дальше было одиночество. Снова.

Но это все – далеко не все события того периода, о котором я рассказываю. Часть событий требует отдельного рассмотрения и написания, часть из них – думаю, вообще не заслуживает того, чтобы упоминать о них. По ряду причин. Во-первых, я дал слово о некоторых вещах не писать. Не знаю, как долго я смогу это сдерживать обещание. Наверное, до очередного прорыва совести. Во-вторых, некоторым персонажам будет много чести писать о них. Хотя…время покажет – как карта ляжет. А пока, расскажу, как проходило все это время, что было еще, что было фоном, а что самой солью происходящего. О некоторых вещах я пообещал сам себе написать, сказав все это в пустоту. А пустота, как квинтэссенция «Ничто» – требует ответа от посмелевшего пообещать.

В январе десятого года приехала Женька с очередных гастролей в Москву, а из Москвы ненадолго вернулась в родные края, – а именно в Волгоград, в район Семи Ветров, трехподъездного нашего пристанища.

Женька – подруга детства. Нормально мы не общались, бог знает сколько лет. И решились.

Дело в том, что до определенного возраста мы общались постоянно. И не только мы. Нас был целый коллектив детей. Но, преодолев подростковый возраст, это общение угасло, примерно к 2002-му году. Все повзрослели. У всех появились свои «дела», другие компании, окончательно сформировался круг интересов.

Женька – работает в цирке «На цветном бульваре», в том самом. За исключительные достижения в спортивной гимнастике и акробатике ее взяли туда работать. Одна она живет с 13-ти лет, в Москве. Она очень самостоятельная. Из маленькой девочки, которую я знал, она превратилась в «бизнес-вумен от спорта».

Подруга Женьки – Танюшка отправилась с нами гулять. Было дико холодно, и мы «упали» в одном из баров. Им, обеим – по 21-му году было. Мне – 24. Я сидел, смотрел на них, на близких боевых подруг детства, и видел их все равно маленькими девочками, сверстницами, – для меня они такими и останутся.