
Полная версия
Бог завещал мне Землю
Дурачась, мы изображали Элвиса Пресли. В Польше нашей любимой веселой игрой по вечерам было боготворить Элвиса.
− Возможно, Элвис и прослыл к концу жизни жирдяем, но он всегда был королем рок-н-ролла, – голосом мистера Коричневого из «Бешеных псов» говорил Степа. − Потом были другие, может, и покруче, но Элвис был первым.
− Однажды я подумал, − чужим баритоном подыгрывал я, − что в середине пятидесятых Элвис Пресли и Мерлин Монро были как две части одного существа, ну типа двуликого Януса. Пока они были вместе на Земле, и каждый занимался своим, их дела шли успешно. Только Элвис полез на экран со своими «Голубыми Гаваями», как тут же Монро уходит из этой жизни. Да и Элвису актерство не принесло удачи, он тоже вскоре сдал… Потом он еще раз явился миру, весь в затянутый в черную кожу, но это уже был траур по божеству Элвис-Монро. Сами по себе подобные божества безумно хороши, но они активно помогают тем, кто прожирает мир в труху, и потому они обречены.
Степа сделал большие удивленные глаза, и мы запели на мелодию Love me tender шуточную песню, сочиненную нами во время импровизированного выступления в клубе «Хата Пухатого» в Белостоке:
− Элвис не сыграл свой последний концерт. Его просили, он говорил нет. Мы знаем, что жизнь любит шутить. Сначала щекочет, а потом бить. Элвис! Звезда рок-н-ролла. Элвис! Король поп-звезд. У каждой звезды свои недостатки, у Элвиса их нет…
− Слушай, сегодня же день рождения у Марьяны, − перестал играть Разин.
− У какой Марьяны? За «Россией» живет?
− Ага, встретили ее вчера там. Все такая же красивая, как Монро. Пригласила на день рождения.
− Пойдем?
− Не, я вечером в кино.
− С подругой с этой?
− Ага. Ты сходи, тебе удивятся. И обрадуются, конечно.
− Схожу.
− Привет ей. На вот, коробку польских конфет от нас подари. А это твоя двадцатка.
− Это не просто двадцатка, старик, − помахал я бумажкой. − Это билет на райский поезд! Увидимся на моем концерте в Олимпийском.
− Удачи!
В приподнятом настроении я шел по городу и мысленно играл на гитаре. Всего четыре аккорда хорошо знакомой песни:
Вдруг почувствовал – пора, и не надо понимать,
Просто надо уходить и скорее догонять…
− Ого, кого я вижу, − удивилась Марьяна, открыв дверь. – А я слышала, ты в дурничке. Сбежал, что ли?
− В психушку мне еще рано. Сначала ты прочтешь обо мне в таблоидах. Придется еще побегать от поклонниц.
− Правильно, проходи, − сказала Марьяна. – Тут, кстати, тебя дожидается одна.
− Кто? − сердце мое екнуло.
− Разувайся. Сейчас узнаешь.
Увидев Ленку Ракету, я только и подумал: «Вот тебе, тетенька, и Юрьев день».
− Киса моя приехала! − обрадовалась роковая женщина со стажем.
Я вздрогнул, но бежать было поздно и некуда. Ленка уже повисла у меня на шее.
− Что, голубки, встретились? – сказала именинница. − Только дом не разнесите.
Я смотрел на нее и думал, почему же на мне висит Ленка, а не она. Таких красоток, как Марьяна, можно увидеть в кино и на обложке глянцевого журнала. У мужиков челюсти отвисали, когда в летний ветреный денек Марьяна выходила на улицу в легком коротком платьице.
Гости засиделись до глубокой ночи. Потом кто-то ушел, кто-то стал укладываться спать.
− Я еще хочу выпить. У тебя есть на вино? − прильнула ко мне Ленка.
− Только билет на райский поезд.
− Ты опять уезжаешь?
− Возвращаюсь.
Ленка нахмурилась, закурила сигарету и вышла в коридор. Когда она появилась, помахивая моей двадцаткой, я понял: дело пахнет скандалом.
− Ого, я смотрю, ты разбогател, − объявила Ленка. – Я иду за вином.
− Где ты их поменяешь в пять утра?
− Поменяю, − пообещала Ленка.
− Отдай! − крикнул я. − Это мой билет на поезд!
− Врешь, ублюдок! − тоже заголосила Ленка. – Отдавай должок! Уехал, никому не сказав ни слова, вернулся, как ни в чем не бывало, и думаешь, все тебе тут рады.
− Началось, − вздохнула Марьяна. − Пора вас выгонять, идите на улицу убивать друг друга.
А мы уже сцепились как кошка с собакой.
− Отдай!
− Не отдам!
− Отдашь!
− Отцепись!
Нас пытались разнять, а когда поняли, что это невозможно, выпихнули на улицу. Все было привычно, Ракета стремительно убегала, я догонял. Распугивая первых прохожих, мы перебегали с одной стороны улицы на другую под отчаянные сигналы редких автомобилей.
Когда Ленка забежала в один из дворов, я всерьез решил, что сейчас ее догоню и придушу. Только я повернул следом, как увидел, что она идет навстречу в окружении трех здоровенных дворников с метлами и лопатами.
− Он хочет меня убить! − вопила Ленка, указывая на меня. − Помогите!
Дворники лишь ухмылялись, давая понять, что никого убить не позволят.
− Она украла мои деньги! − попытался я прорваться к намеченной жертве, но меня придержали крепкие плечи.
− А ты хотел, чтоб тебе давали бесплатно! − из-за спины вопила Ленка.
Это был веский аргумент.
И тут я ощутил всю комичность мизансцены. Маленькая вертлявая Ленка Ракета в окружении громил, немых статистов в оранжевых жилетах с метлами и лопатами. Всклокоченный мужик мечется, не имея возможности подобраться к бабе, стащившей у него последние сбережения. По замыслу неунывающего режиссера, мы смотрелись колоритно и весело. Здесь не было никакой трагедии, только фарс. От меня требовалась последняя реплика.
− Да катитесь вы к черту! − патетически воздел я руки к серому утреннему небу. − Теперь только ему и нужны эти деньги!
Подхватив дамочку под локотки, оранжевые дворники удалились, а я еще плюнул вслед.
− И как прошла сцена, где бывшие любовники скандалят? – участливо спросила Марьяна, когда я вернулся.
− Неплохо. С элементами сюрреализма.
− Деньги не вернул?
− Нет.
− Вы, мужчины, такие наивные, всегда уверены, что будет по-вашему. И при этом вы такие неприкаянные. Счастливы, если появляется шанс рискнуть собственной башкой. Ладно, иди поспи. Я тебе на диване постелила.
Выспавшись, я открыл глаза с мыслью, что срочно нужны деньги. И позвонил Оптимисту.
− Главное, найди на билет, все остальное будет здесь, − обнадежил он.
Повздыхав, прощаясь с Марьяной, я опять поехал к Разину. Он внимательно выслушал мою историю и посочувствовал.
− Держи. Больше свободных нет, − протянул он двадцать долларов. − Эти были на черный день.
− У меня он уже настал.
− Давай езжай сразу за билетом, − посоветовал Степа. − А то уйдет без тебя райский поезд. Как пить дать уйдет.
− Не уйдет, завтра, на Покров, буду в Новосибирске, − подмигнул я. – Может, по пиву?
− Вряд ли, ко мне скоро подруга придет.
В уверенности за свою судьбу я спустился в подземный переход к вокзалу и столкнулся с бывшим однокурсником. Словно отрабатывая карму, я постоянно встречал разных знакомых личностей и переживал с ними запоминающиеся события, которые вскрывали в нас хорошо запрятанных психов.
Прежде худощавый и скромный, Толик растолстел, налился цинизмом, похохатывал и много спрашивал. Мы шли в сторону вокзала, я спешил, подгоняемый двумя длинными свистками оттуда. Узнав о поездке в страну ритм-гитаристов, Толик принялся уговаривать выпить за его счет.
− Хотя бы по кружке пивасика, − напирал он. − Мы не виделись тыщу лет, Петька… Ты, может, скоро станешь богатым и знаменитым, и мы с тобой еще тыщу лет не увидимся, только в следующей жизни.
И хотя предчувствие подсказывало, что идти с ним не стоит, лучше подождать до следующей жизни, отказаться я не смог.
Ближайшее кафе было неряшливым и подозрительным, как и его посетители, за столиками сидели мутные типчики и женщины без возраста. Потрепались о жизни, о работе, вспомнили общих знакомых, но разговор скатился к деньгам и женщинам. Две из них сидели за соседним столиком и призывно улыбались.
− Что ни говори, а жить хорошо, − сказал Толик. − Всегда произойдет что-нибудь непредсказуемое, я с ума схожу от однообразия. Работа, дом, ну, ты понимаешь.
Стараясь держаться в рамках одной кружки, я спокойно наблюдал, как Толик борется с однообразием: он непринужденно прошелся до стойки, намахнул стопку-другую, вернулся и стал подмигивать женщинам, а вскоре они уже сидели с нами и хохотали.
Что-то они нам все-таки подмешали, я помнил только, как заканчивал вторую кружку под песню Passenger Игги Попа, звучавшую из телефона Толика, который произносил тост:
− Дорогие мои пассажиры, хочу выпить за вас! За то, чтобы вы достали свои билеты и приехали, куда вам надо, и вовремя…
Очнувшись в незнакомом подъезде, я первым делом ощупал карманы – двадцатка испарилась. Такое мерзкое и скорбное пробуждение бывает в жизни не раз. Лучше бы ни разу. Но после него понимаешь, о чем толковал Уильям Блейк, разглядев счастья шелковую нить и вечность в одном мгновенье, и сидишь в этой вечности, как в пустом вагоне. Совершенно измочаленный, с кусочками чего-то на одежде, выглядевшего, как остатки мозга, которого, казалось, навсегда лишилась моя голова, я почти не дышал, чувствуя себя, как рыба анабас, которая выползла за пальмовым вином, но по дороге обратилась в тленные мощи.
В подъезде было тепло, на улице темно, ходьба по мерзлой улице доконала бы меня, я с трудом поднялся на верхнюю площадку и попробовал задремать. В долгом тягучем полузабытье я слышал музыку, ее в моем детстве часто наигрывала мама на своем любимом пианино − мелодию песни про одинокую гармонь, которая бродит где-то по улице.
В голове всплывали странные картинки нездешних мест, где живут мардуки, единороги, и бог Павана вслед за Шивой скачет верхом на антилопе с головой тигра; мешались воспоминания и грезы. Они затягивали в свой круговорот. Несколько раз в жизни мне приходилось непроизвольно впадать в состояние медиума. Пребывая в трансе, я наблюдал видения, какие посещают посредников между мирами. Они казались опасными, хотя в этих случаях я был проводником лишь для своего сознания.
Тело мое наэлектризовалось, ни прежней боли, ни усталости я не чувствовал. Сквозь пелену я видел, как просыпаются жители подъезда, как окунаются в новый день, как к ним слетаются невидимые существа, готовые помогать удерживать эту жизнь на рельсах. И вдруг привиделся дед. За пеленой я видел только силуэт в кителе, но точно знал, что это мой дед, машинист Иван Гаврилов. Он покачивал головой и ждал, что я скажу.
− Что же это такое, дед? Почему такая непруха? – пожаловался я.
− Так ты бы поосторожней. Катишься на красный без тормозов, хоть закуску подкладывай.
− Чего? Как это?
− Едешь в поезде со взрывчаткой, едешь по местам, где полно живодеров и просто психов. А в голове у тебя только свежий ветер поддувает, будто сидишь в вагоне-ресторане, которого в этом поезде нет.
− На каком поезде, дед? Я просто хочу узнать, где мое место.
− Сойдешь – узнаешь.
Кто-то вызвал лифт, и я открыл глаза. За окном было невероятно светло. Прислонившись спиной к стене, я полулежал с ощущением отпущенных грехов и легкости, как будто у меня выросли крылья. Оставалось только взмахнуть и полететь.
− Ой! Сколько снега навалило! − радостно кричали за окном дети. – Ой, как здорово!
Первый снег хрустел под ногами, словно разговаривая. Казалось, идешь по спине гигантского белого медведя. Сахарная шкура доверчиво терлась о ноги.
− Если райский поезд ушел без меня, значит, будет какой-то другой, − говорил я себе, мысленно уже плюнув на карьеру ритм-гитариста.
Еще раз искать денег на поездку я не собирался. На трамвайной остановке топтались двое: я и человек с гитарным кофром. Он напомнил о недавних творческих планах. Не выдержав, я рассмеялся. Человек посмотрел в мою сторону, мой потрепанный вид явно вызывал недоумение.
− Петя, не состоявшийся ритм-гитарист, − представился я. − А ты кто?
− Кобзарь.
− В смысле − певец, играющий на кобзе?
− Во всех смыслах. У меня фамилия такая.
− Куда едешь?
− В Германию.
− На трамвае?
− На самолете. Улетаю сегодня вечером.
− Развлекаться?
− Работать, уличным музыкантом, два месяца перед Рождеством.
− А у меня не получилось уехать.
И я рассказал историю райского поезда для ритм-гитаристов.
− Кто же на райском поезде за доллары ездит, − рассмеялся Кобзарь.
− Точно, − улыбнулся я. − Как-то не подумал. А вообще-то, мы все на этой Земле, как на поезде, начиненном взрывчаткой. И конечная станция у всех одна.
− Возможно. Хотя для меня райский поезд − это музыка. В этом поезде, как говорил мой друг, можно не рвать на себе рубашку, чтобы показать, что у тебя есть сердце.
Трамвай подплыл, словно кораблик по белому морю. От него, как от живого, исходило благодушие, и мне стало весело и тепло внутри. Пока ехали, я рассказал историю про одного бродягу. Тот прежде работал в одной из роскошных гостиниц Парижа, разливая вино в погребе, а потом спился и стал бродяжничать, находя, что так гораздо лучше. Напиваясь вдрызг, он пел хриплым голосом одну и ту же арию из «Фауста». По его мнению, это производило впечатление на полицейских, которые должны были думать, что он не простой человек, раз знает оперу.
− Так что, Кобзарь, если будут проблемы с полицией, затягивай оперу, − посоветовал я. − И лучше из «Фауста».
− Выхожу, пора мне, − усмехнулся Кобзарь. − До встречи!
Долго еще я катался на трамвае по кругу, по заснеженному городу с белыми улицами и белыми деревьями. Катался с долгожданным позабытым умиротворением, разглядывая все, как в первый раз. Мне не хотелось выходить, куда-то идти, о чем-то думать и с кем-то разговаривать, хотелось не спеша плыть по белому городу. Видеть, слышать и понимать то, что открывается тем, кто никуда не спешит, не мелочится и не фальшивит. Кто играет жизнь как по нотам, не перевирая ни одну. В таком состоянии понимая, что мир тем уже спасен, и на краю гибели качается лишь его тень. Я катался до тех пор, пока не понял, что трамвай и был моим райским поездом.
Бог завещал мне Землю
Утром почтальон принес телеграмму странного содержания: «УМИРАЯ ЗАВЕЩАЛ ТЕБЕ ЗЕМЛЮ БОГ». Хм, всю Землю! «Что же мне делать с этой мусоркой, – сразу подумал я. – Как я могу поучаствовать в ее судьбе, когда она на всех парах летит в преисподнюю».
Вечером я сидел в кафе и ужинал. Подсел средних лет мужик с бутылкой.
– Будешь? – предложил он.
Я отказался.
– Какие новости? – спросил он, наливая себе.
– Бог завещал мне Землю. Всю эту круглую штуковину. Что с ней делать, ума не приложу.
– А почему именно тебе? – усмехнулся мужик.
– Не знаю, у Него свои причины. А что, разве кто-то против?
– Лично я − нет! – засмеялся мужик и выпил.
– Не веришь, – понял я.
– Верю. Иди, забирай свое барахло.
Я демонстративно поднялся и вышел на улицу, ощущая себя хозяином всего вокруг. Могу пользоваться чем угодно как своим. Спустившись в знакомый бар по соседству, я решил заказать чего-нибудь подороже, съел кесадилью, выпил рюмку текилы и подумал, а стоит ли платить. Скорее всего, нет. Непринужденно я направился к выходу, и никто не остановил.
На углу улицы меня встретил нищий, просивший здесь по выходным и праздникам мелочь. Я развел руками, показывая, что владею большим и могу поделиться. Всем этим миром. Нищий недовольно скривил беззубый рот.
– Мне не верят, – подытожил я. – Ладно, тогда хотелось бы осмотреть свои владения.
Я шел мимо одного заведения, где вместе с выпивкой продавали и книги. Забавно придумано, не правда ли? Накатил – прихвати книгу и читай, не расслабляй мозг. Из распахнутой двери доносились крики драки, и вдруг оттуда к моим ногам прилетел фолиант, разворошенный и загаженный, будто им убивали мух. Это оказался географический справочник, изданный в Санкт-Петербурге в тысяча девятьсот одиннадцатом году.
Весь следующий день я пролежал в постели, изучая страны и континенты, флору и фауну, океаны, моря, архипелаги и островки. Выбирая место, куда отправиться перво-наперво, я склонялся в пользу Новой Зеландии и Мадагаскара.
Позвонила хозяйка квартиры и сообщила, что завтра придет за платой.
– Не волнуйтесь, – сказал я, – с этим проблем больше не будет.
Потом собрал сумки с вещами и потащил к приятелю, жившему поблизости.
– Ты чего? Переезжаешь ко мне? – испугался приятель.
– Теперь это вы все у меня в гостях, – похлопал я его по плечу и вышел.
– Ты куда? А вещи?
– Пусть пока постоят у тебя. Мне они не нужны.
– Эй! Подожди! – кричал приятель вслед.
Но я не стал ждать, и так все ясно – никто не знает, что Бог завещал мне Землю. А я должен был глянуть, что на ней творится, ведь я никогда особо не интересовался, полагая, что она в пользовании у других. Теперь она была моей, правда, неизвестно, надолго ли.
Я шел и глупо улыбался, имея самый идиотский вид, растрепанный, с вывалившимся языком. Какой-то человек чуть не слетел с мопеда, заглядевшись на такое слабоумие.
Несмотря на глупый вид, моя голова работала активно.
– Только самолетом, – прикинув варианты дальнейших действий, решила голова.
– Значит, в аэропорт, – поддержал я.
Я шел по тротуару и сразу поднял руку, как только решение созрело. Остановилось несколько машин.
– В аэропорт, – сообщил я, усаживаясь в ближайшую.
– Тысяча, – объявил водитель.
– Без разницы, – отреагировал я.
Шофер уважительно нажал на газ. К аэровокзалу мы подкатили с ветерком.
– Пока, – вполоборота кинул я, налегке выскакивая из машины.
– А деньги? – требовательно схватился за мой рукав водитель.
– Деньги мне не нужны, – серьезно объяснил я. – Здесь и так все принадлежат мне. Если хочешь, я подарю тебе островок на Курилах.
Только водитель полез на меня с кулаками, как в зад его «ауди» въехал другой такой же умник на джипе. Между парнями началась серьезная склока.
Неспешно я вошел в здание аэровокзала и стал изучать расписание перелетов. Озабоченные люди с чемоданами на колесиках разбегались по всей планете. Кто их ждет там? Да и долетят ли они?
Ближайший самолет в нужном направлении к устью Антананариву вылетал через два часа. Нужно было пробраться на борт. Развернувшись, я столкнулся нос к носу с долговязым альбиносом в темных очках. Он так спешил, что, казалось, его распахнутый, небрежно накинутый серый плащ не поспевает за ним и соскальзывает с плеч.
– Сорри! – фыркнул альбинос и побежал дальше.
На месте нашего столкновения лежал кожаный лопатник, я его поднял и сразу вспомнил о подобных аферах, когда простаки попадают на деньги, думая, что им повезло.
«Стоит ли тебе чего-то бояться», – усмехнулся внутренний голос.
«Верно, не стоит, – согласился я, открыл лопатник и пересчитал наличность. – Тысяча двести евро».
«Неплохо, – шепнул внутренний голос, – пошли покупать билет».
– У вас нет ни паспорта, ни загранпаспорта, я не могу продать вам билет, – сообщила миловидная девушка с благородной родинкой над верхней губой.
– Вы считаете это серьезным препятствием? – спросил я.
– Очень жаль, – улыбнулась девушка, – ничем не могу помочь.
– Странно, – сказал я, – разве вы ничего не знаете?
– Нет.
– Бог завещал мне Землю, теперь мне не нужны паспорта.
– Понимаю, – кивнула девушка, – но нам пока на этот счет не поступало никаких распоряжений.
– Тогда я подойду позже.
– Хорошо.
Ничуть не расстроившись, я пошел к выходу.
– Что случилось, друг? – ласково пропел в мое левое ухо чей-то голос.
Чернявый тип со сладкой улыбкой сверкал белыми зубами. Вся его услужливая фигура прямо так и льнула. Мне стало не по себе.
– Ты педик? – спросил я.
Обида стерла улыбку с лица типа. Теперь, глядя на него, можно было предположить, что меня ждет кровная месть.
– Прости, мужик, если обидел, – поправился я. – Но что тебе надо, черт возьми? Я тебя не знаю.
– Тебе нужен билет, – подмигнул чернявый тип, – я могу помочь.
– Помоги, – кивнул я.
– Куда тебе? – поинтересовался чернявый тип.
– Хотелось бы на Мадагаскар, – признался я, – но в принципе мне все равно, с чего начинать. Бог завещал мне Землю, надо бы осмотреть свои владения.
– Лети в Барнаул, – предложил чернявый тип.
– Где это? – спросил я.
– Три тысячи километров отсюда.
– И что там?
– Узнаешь. Там хорошо, – заговорщицки подмигнул услужливый черныш. – Вылет через час.
– У меня нет паспорта.
– Серию и номер паспорта помнишь?
– Вроде бы.
– Пять тысяч сверх цены билета.
– Годится.
Я заплатил типу двести евро, он усадил меня в самолет и помахал с земли на прощание. Когда самолет оторвался от взлетной полосы, я почувствовал прилив сил и заорал на весь салон:
– Бог завещал мне Землю! Ха-ха!
Люди занервничали. Подошла стюардесса с резиновой улыбкой на лице.
– У вас проблемы? – спросила она.
– У меня нет проблем, – успокоил я и подмигнул. – И у вас теперь не будет.
– Что желаете пить? – по-своему поняла стюардесса.
– Детка, неси все, что есть. И угости всех в салоне. У меня большой праздник. Пора бы это дело отметить.
Стюардесса прикатила со столиком через полчаса и налила апельсиновый сок в пластиковый стаканчик.
– А остальным? – спросил я, как ни в чем не бывало.
Стюардесса вздохнула и укатила со столиком дальше.
Во время полета на меня смотрели, как на психа. Хотя ничего особенного я не делал, только поглядывал в иллюминатор и восклицал: «Мое!» А когда шасси стукнулись о землю, я крикнул: «Йо-хоу!»
Барнаульский аэропорт мне понравился. Ранним утром он напоминал большой ничейный барак, затерявшийся в поле. На выходе из здания я обратил внимание на растрепанную девушку, смотревшую на меня странным немигающим взором. Я направился к ней.
– Привет, ты меня знаешь? – спросил я.
– Ты так странно вел себя в самолете.
– Ничего странного. Как бы ты себя вела, если бы Бог завещал тебе Землю?
– Всю Землю?
– Всю.
– Я бы сошла с ума.
– А я, как видишь, еще нет.
– Бог завещал тебе Землю?
Она так и осталась с раскрытым ртом
– Давай поговорим об этом в другом месте, – предложил я.
– Поехали ко мне.
– Ты живешь одна?
– Да, но сейчас у меня старшая сестра. Она присматривала за домом и котом, пока я была в отъезде.
– Парень есть?
– Поссорились.
– Вы с сестрой трезвенницы?
– Кажется, нет, – неуверенно ответила растрепанная девушка.
– Как тебя звать?
– Лена.
– А сестру?
– Аня.
– Ваня, – выбрал я имя, теперь все имена на этой Земле были моими. – Ну что, Лен, возьмем чего-нибудь, и к тебе, отметим знакомство.
Мы разменяли евро, купили угощения и покатили через город на машине. Обычный такой городок тысяч на семьсот-восемьсот душ, для кого живых, для кого еще мертвых. Проспекты, улицы и площади мало чем отличались от других, которые я видел раньше.
– Это кто? – увидев меня, подозрительно спросила Аня.
– Это Ваня, – радостно сообщила Лена, – ему Бог завещал Землю.
– Иван, – представился я, – если вас что-то смущает, будьте искренни, выкладывайте начистоту. Мне есть что сказать. Ну и не мешало бы перекусить, я проголодался с дороги.
Посмотрев в мои глаза, Аня почему-то смутилась. Я разулся, прошел в комнату и, развалившись в ближайшем кресле, принялся рассказывать о том, как получил сообщение от Бога, и о том, что произошло дальше. Лена сидела на полу у меня в ногах и, приоткрыв рот, слушала. Аня бегала из кухни в комнату и носила закуски. Она что-то уронила и пнула кота, путавшегося под ногами.
– Ну скажи Ленке, чтобы она помогла! – наконец не выдержала Аня. – Я тоже хочу слушать, но не могу разорваться на две части, слушать и обслуживать.
– Не дури, Анна, – спокойно сказал я, – тебе никто не мешает сесть и послушать, пожрать мы всегда успеем.
– Я хотела как лучше, – вдруг расплакалась старшая сестра.
– Ты можешь только хотеть, – твердо сказал я, – а лучше от этого будет или хуже, ты знать не можешь.
Сестры переглянулись.
– Я вам так скажу, сестры, – обратился я, – еще не поздно встать на правильный путь и иметь только то, что не отнимут. А что у вас никто не сможет отнять?
– Что? – переспросили сестры.
– Знание.
– Какое знание?
– Перестаньте, девчонки, вы же не дуры набитые! – возмутился я. – Знание того, что все вокруг ваше.
– Наше?
Они выглядели так глупо, что я захотел курить.
– Где тут у вас балкон?
– В зале, иди прямо по коридору.
Только я вышел и закурил, как рядом тихо кашлянули. Осмотревшись, я увидел на соседнем балконе средних лет дамочку в шелковом халате. Она как-то требовательно смотрела на меня. Но лицо ее было скорее задумчивым, чем похотливым.
Балконы были впритык.
– Скучаете? – полувопросительно произнес я.