Волк на холме

Кровать, капельница, боль во всем теле, и Бруно, взлохмаченный, в съехавшем набок галстуке, с лицом белее простыни, сидящий рядом – это было первым приветом из реальности за довольно долгое время.

– Я не хотела умереть… – это было первое, что Малена сказала мужу.

– Тогда зачем же ты прыгнула в Тибр?.. – пробормотал он, и его ровные, идеально очерченные губы скривились в некрасивой гримасе, на несколько секунд превратив холодноватого римского патриция в плачущего Пьеро…

– Я… не знаю, Бруно… прости меня. – она взяла его руку и прижала к своей щеке, и тогда он порывисто склонился к ней, обнял, едва не сбив капельницу:

– Господи, Мэл… как ты меня напугала… ты думаешь, я справлюсь здесь один?.. Никогда больше так не делай!

Она обещала снова, обещала беречь себя и думать о нем… а потом рассказала ему про звонок Белинды, сработавший у нее в мозгу как кнопка взрывателя.

****

Белинда вошла в прихожую стремительно и почти бесшумно, если не считать шороха плаща и легкого постукивания высоких каблуков; она двигалась грациозно и уверенно, как хищная кошка, выслеживающая добычу, но в отличие от кошки, ее присутствие мог бы выдать запах духов. Малена не особенно разбиралась в искусственных ароматах, но умела отличать плохое от хорошего, тонкое от грубого, а за время замужества привыкла, что свекровь всегда благоухает чем-то дорогим и французским, с оттенками розы, орхидеи или жасмина. Призрачный шлейф цветочного аромата тянулся за синьорой Грасси повсюду, где она появлялась хотя бы на пять минут, и не выветривался подолгу, не давая забыть о ее визите.

– Ну вот и я, дорогая! – пропела Белинда, схватила Малену за плечи своими цепкими пальцами и приложилась холодной щекой к ее щеке. – Ох, ты снова похудела… Вы с Бруно совсем не следите за питанием. Это опасно, заявляю как медик…

Малена сдержанно улыбнулась, высвободилась из объятий свекрови и поздоровалась с Джанни – здоровяк-шофер, как обычно, молча переступил через порог и молча остановился, ожидая, куда ему велят поставить или отнести огромную корзину:

– Привет, Джей, проходи, ну что ты как не родной? Выпьешь с нами кофе.

Шофер улыбнулся, но его улыбка сразу же погасла и сменилась каменно-неподвижной маской, когда Белинда жестко возразила:

– Нет, мышка, Джанни здесь совершенно нечего делать. Мне нужно с тобой хорошенечко поболтать и многое обсудить, пока наши мужья заняты серьезным бизнесом… и для Джанни у меня другое поручение.

Она указала на корзину:

– Это на кухню, и ничего не трогать – я все разберу сама. А потом сразу поезжай за синьором Филиппо, нужно будет отвезти его в гольф-клуб, у него неофициальная встреча с министром.

– Мне вернуться за вами, синьора графиня?

– Нет, не надо… Я возьму такси, или меня отвезет Бруно после ужина.

Распоряжаться в чужом доме так же спокойно и властно, как у себя, было отличительной чертой синьоры Грасси. Малена почти восхитилась ловкостью, с какой свекровь только что поставила ее в известность, что планирует не только пообедать с ней, но и остаться на семейный ужин. Спорить в любом случае было уже поздно.

Выпроводив лишнего свидетеля, синьора Грасси собственноручно закрыла дверь и вернулась на кухню, где покорно ждали своей участи невестка и корзина. Нарядная корзина из золотистой соломки, пожалуй, выглядела получше девчонки – так решила про себя Белинда, окинув критическим взором Малену, застывшую на стуле, как восковая фигура. Бледная, осунувшаяся, глаза как у голодной бродячей кошки, одежда висит мешком, волосы распущены по плечам как попало, босые ступни кажутся прозрачными… она куда больше напоминала ведьму, заключенную в тюрьму инквизиции в ожидании приговора, или пациентку психушки из американского фильма ужасов, чем супругу Бруно Гвиччарди, принадлежащего к одному из самых респектабельных семейств в Лацио. И все-таки Малена была жива и здорова настолько, насколько это вообще возможно в депрессии и после головокружительного прыжка в холодную и грязную воду Тибра с двадцатиметровой высоты.

«Верно, правду говорят, что у дураков и сумасшедших есть особый ангел-хранитель… а у цыган, (3) как и кошек, девять жизней».

Наблюдения за невесткой не помешали Белинде развить бурную деятельность: она порхала по кухне, как бабочка, что-то мурлыкала себе под нос и с явным удовольствием повязывала фартук поверх элегантного вельветового костюма. В свои сорок шесть синьора Грасси была по-девически стройна, ее длинным ногам и осиной талии (при впечатляющем размере груди) могла позавидовать любая фотомодель, да и красивое лицо, тонкостью черт напоминавшее фарфоровую миниатюру, не выдавало ни возраста, ни подлинных чувств… Всегда безупречна, всегда – как на королевском приеме, в любую погоду, при любых событиях, от семейного обеда до театральной премьеры, от верховой прогулки до похорон ребенка.

Малена, тоже невольно наблюдавшая за бенефисом свекрови, подумала, что именно эта подтянутая безупречность, и способность оставаться по-британски невозмутимой, несмотря на беспримесную тосканскую кровь, в свое время и привлекли к Белинде богатого вдовца Гвиччарди… Если он нуждался в церемониальной супруге, способной пробуждать в других вожделение и зависть, но оставаться неприступной, как горная вершина, эта женщина была наилучшим выбором.

– Ну-ка, давай посмотрим, что тут у нас… – Белинда придвинула к себе корзину и стала поочередно доставать из нее вкусно пахнущие коробки, пакеты и свертки. – Так, это артишоки… трюфельное масло… каталонский цикорий… арборио для ризотто… томаты сан-марцано, два вида, латук… дорогая, ты правда все это заказала, или Джанни что-то напутал?

– Правда заказала.

– Малена, так нельзя! Я сто раз тебе говорила… при твоем уровне гемоглобина и железа, тебе противопоказана вегетарианская диета! Тебе нужны белки и аминокислоты.

– Я знаю. Я не сижу на диете.

Белинда фыркнула:

– И продолжаешь питаться одной травой и пастой… мышка, я уверена, что еще немного – и у тебя начнется анемия, а вместе с ней обмороки и другие неприятности! Придется кушать внутривенно. Поверь моему опыту врача… – она протянула руку и нежно коснулась подбородка Малены, хотела провести пальцами по щеке, но упрямица отклонилась, и пальцы скользнули по воздуху.

– Доктор Штайнер считает, что я правильно питаюсь. Давай, пока ты занята с корзиной, я… сварю кофе? Или сделаю лимонад.

Малена хотела встать, но Белинда, смеясь, удержала ее на стуле:

– Нет уж, сиди, помощница! Какой еще лимонад… ты, наверное, сейчас и вилку в руках держишь с трудом, не то что соковыжималку… Кофе – пожалуй, но я сама сварю попозже. И скажи мне пожалуйста, где Мамочка Рашель? Бруно должен был сразу отправить ее к тебе.

Малена медленно выдохнула и вцепилась в обивку стула – у нее заканчивалось терпение, и к губам поднималось именно то, чего Белинда и ждала как манны небесной: гневные слова, по большей части далекие от светских приличий… Так свекровь получит сразу три очка, как сказал бы Бруно на своем любимом футбольном жаргоне. Синьора Грасси не могла не знать, что Мамочка Рашель еще не вернулась из Марокко, куда ежегодно ездила в законный отпуск, и только по этой причине ее нет здесь – но дело снова было представлено так, словно Малена слабо держит связь с реальностью. Бруно же выставлялся пустоголовым эгоистом, не способным обеспечить своей неуравновешенной половине (опасной для себя, а может, и для окружающих…) должный уход и присмотр…

– Я все-таки сварю кофе. Сама. Поверь, у меня для этого достаточно сил…

Малена предприняла новую попытку подняться, и тут Белинда жестом фокусника выудила из корзины прозрачную упаковку с куском парного, истекающего кровью мяса.

– А вот и мой сюрприз! Ребрышки ягненка! Самые свежие…

Американские антидепрессанты и наставления доктора Штайнера, сделали свое дело, поэтому «мышка» усидела на месте и осталась внешне спокойной, что несколько разочаровало Белинду, ожидавшую большего эффекта от мясного подношения. Она догадывалась, но не могла знать наверняка, что за буря бушует в душе невестки, и какие демоны воют под бесстрастной маской, должно быть, приклеенной суперклеем к бледному лицу.

В памяти Малены возникло все: коридор в педиатрическом госпитале «Младенец Иисус», (4) зеленоватые стены, желтые лампы, стеклянные двери и окна отделения детской реанимации; шум дождя снаружи и гул оборудования внутри; каталка, на которой увезли еще живую дочь, медсестры, деловито снующие туда-сюда и старательно прячущие глаза. Сгущающиеся тени, мерцание каких-то лампочек, она сама, рыдающая, бьющаяся в руках мужа, тоже рыдающего, но хотя бы способного стоять прямо… и смущенный голос расстроенного врача, вышедшего к ним сразу после фиксации времени смерти, чтобы просить прощения за два ребра, сломанных дочке в процессе сердечно-легочной реанимации:

«Рёбрышки у нее такие тоненькие… как у ягнёнка».

Глупо, очень глупо и болезненно… но фраза врезалась в сердце, отпечаталась на нем погребальным барельефом, и Малена целый год ничего не могла с собой поделать. Она мало того что не ела ничьих рёбер- и почти совсем перестала есть мясо – но и с большим трудом переносила слово «ягнёнок». Белинде об этом было прекрасно известно. Конечно же, она купила свой кровавый сюрприз в магазине деликатесов, конечно же, упаковала в блестящую обертку материнской заботы и женского сочувствия… и еще приправила врачебным мнением:

– Мышка, тебе нужно есть… при таком уровне стресса ты не должна лишать себя мясной пищи.

На подобном фоне сопротивление Малены, должно выглядеть причудой больной фантазии и эгоистическим капризом неблагодарной цыганки… но в мозгу «цыганки» роились все новые вопросы и подозрения, и хорошо, что Бруно был на ее стороне, и давно уже не считал опасения жены манией преследования.

Белинда же напоминала киллера, который кружит вокруг жертвы и все не может взять в толк – что пошло не так в безупречном плане покушения?..Она наконец-то перестала крутить упаковкой с мясом перед носом у Малены, раздраженно отодвинула в сторону – как пистолет, давший осечку – и снова взялась за корзину.

– Сфольятелли (5) с кремом и вишней на десерт… Что ты на меня так смотришь, мышка? Я что-то делаю неправильно?

«Ты все делаешь неправильно, проклятая ведьма… с первой минуты своего появления… и хуже всего – ты точно знаешь, зачем».

Правдивый ответ вышел бы недопустимо резким, Малена сделала над собой еще одно усилие, и слова прозвучали сдержанно:

– Сфольятелли с вишней любила Лиза, а не я.

– Ах, перестань! В нашей семье все их любят. Бруно – с самого детства, тебе бы следовало знать, милая… Неужели Мамочка Рашель не рассказывала, что это блюдо они всегда пекли по воскресеньям вместе с…

– С синьорой Алессией, мамой Бруно. Я знаю.

– Тебе тоже нужно научиться. Давай, когда Мамочка вернется из Марокко, а вы с Бруно – к нам, устроим мастер-класс, и будем все печь пирожные! Можно позвать Донати с детьми, и Орсини… У нас так давно не было семейных праздников…

Малена подняла потемневшие глаза:

– У нас с Бруно траур по дочери, еще и года не прошло. Мы не настаивали, чтобы вы держали его вместе с нами, но синьор Филиппо так решил. И знаешь, я не стану за это извиняться.

Белинда горестно поджала губы и снова потянулась погладить невестку по щеке:

– Ну что ты, что ты, милая, извиняться нужно мне!.. Я немного увлеклась… я тоже очень любила Лизу. И позавчера я тоже хотела тебе сказать об этом… но ты так остро отреагировала…

– Хватит!..

– О… тихо, тихо… только не волнуйся.

– Я не волнуюсь, но, пожалуйста, перестань!.. Перестань напоминать… что у меня нет ребенка… – последние слова потонули в задыхающемся всхлипе, и Малена закрыла лицо руками, злясь на себя за слабость и за пропущенный удар. Теперь Белинда точно получит то, что хочет: возможность правдиво рассказать Гвиччарди-старшему о «неуравновешенном поведении» невестки.

– Дорогая, послушай меня, пожалуйста… Ты снова уходишь от контакта, и меня это очень тревожит. – мелодичный голос свекрови продолжал журчать над ухом, запах духов окутывал плотной волной, улавливал в сеть, сплетенную из жасмина и роз, и почти не оставлял воздуха. Белинда пододвинула стул, подсела к Малене почти вплотную и положила руку ей на плечо:

– Давай поговорим. Я просто обязана… после твоей выходки на мосту…

Малена отдернула плечо, но снова была схвачена, на сей раз более жестко и настойчиво, а в голосе мачехи Бруно появился металл:

– Успокойся!

– Я спокойна, просто не хочу, чтобы ты меня трогала…

– Да, не выносишь прикосновений, это симптоматично. – и снова глубокий вздох, вроде бы исполненный сочувствия и материнской тревоги:

– Малена, я не стану упоминать о проблемах, которые твой поступок создал для нашей семьи… боюсь, ты все равно не поймешь, ведь ты, по сравнению с Бруно, росла совсем в других условиях, твои родители никогда не были публичными людьми…

Сопротивляться сейчас не имело смысла: Белинда все равно скажет все, что сочтет нужным, и будет делать все, что ей в голову взбредет, потому что Бруно нет дома, Мамочка Рашель и вовсе в Марокко, а собственные душевные силы Малены истончились, как весенний лед.

Она все-таки вывернулась из-под руки свекрови и встала:

– Да, мои родители были обычные люди… не надо их приплетать. Что ты хочешь мне сказать? Что у тебя не было злого умысла, когда ты мне позвонила?..

– Я надеюсь, что ты это понимаешь, дорогая… – тонкие длинные пальцы Белинды зачем-то постучали по гладкой поверхности подоконника – звук получился удивительно противным, Малене захотелось зажать уши, но она стерпела. – Я хотела поддержать тебя, просто поддержать…

Она снова постучала пальцами. Ногти, острые, выкрашенные в персиковый цвет, придавали женской руке опасный и хищный вид.

– Когда я говорила, что Лиза ждет тебя под радугой, меня и в мыслях не было подталкивать тебя к самоубийству, и я не намекала, что Бруно устал от тебя, ты приняла все чересчур близко к сердцу.

– Я помню, что ты сказала… – по телу Малены пробежала дрожь, она против воли повторила про себя: «Лиза ждет под радугой… лисы живут под радугой…» (6) – и ей снова захотелось закрыть уши, но что толку – голос Белинды все равно будет звучать внутри, и повторять, повторять эту жуткую фразу… насчет радуги…

– Очень хорошо, мышка, потому что, независимо от того, что ты рассказала Бруно после своего поступка… какие бы объяснения ты ни дала… есть только одна правда: я сказала, что Лиза ждет тебя под радугой, но я не вынуждала тебя прыгать.

****

Внезапно спасительно зазвонил городской телефон. Малена рванулась к аппарату, как антилопа к воде, хотя это был точно не Бруно – муж предпочитал современную сотовую связь, так что в большинстве случаев звонил со своего мобильного на мобильный жены.

«Ну все равно, кто бы это ни был… доктор Штайнер, или редактор, или страховой агент… как удачно!»

Сейчас она готова была согласиться на любое рекламное предложение, если оно даст ей повод выпроводить Белинду, или самой сбежать прочь.

– Слушаю…

– Синьора Магдалена? – мужской голос на другом конце провода был ей совершенно незнаком, и она не смогла скрыть удивления:

– Да, кто это говорит?

– Меня зовут Лука. Лука Корсо. Я ваш новый водитель.

– Да, конечно! Я вас жду!

– Ждете меня? – теперь явно удивился звонящий. – Но я же еще не…

Она перебила:

– Где вы?

– Недалеко от вашего дома, в двух кварталах. Центурион… то есть… ээээммм… ваш муж… сказал позвонить вам, и…

– Чудесно, я же сказала, что жду вас! – она смутно припомнила, что накануне Бруно говорил ей о каком-то своем старом приятеле по футбольному клубу, который отлично водит машину, и он планирует нанять его, чтобы не дергать каждый раз Джанни, но у нее не было времени уточнять подробности. Главное, что этот Лука – кем бы он ни был – давал ей шанс не оставаться больше наедине с Белиндой:

– Когда вы придете, Лука?

– Могу быть у вас через пять минут, синьора Магдалена. – голос по-прежнему звучал удивленно, но, к счастью, спорить он не стал.

– Замечательно. Поскорее, пожалуйста.

Малена положила трубку и встретила недовольный – и остро заинтересованный – взгляд синьоры Грасси:

– Кто это? Ты не говорила, что ждешь гостей…

«А должна была?» – мысленно огрызнулась она, но ответила с напускной беспечностью:

– Я ведь просила тебя не приезжать. У меня… у меня назначена встреча.

– С мужчиной? В отсутствие Бруно?.. Это немного странно звучит, дорогая… – Белинда со значением приподняла брови.

– Совсем не странно. Пока Бруно занят с американцами, мне приходится помогать ему с другими делами.

– Что ж, мне будет интересно взглянуть на это «дело»… такое важное, что само приходит к вам домой, и его нельзя не принять. Ты что же, собиралась обедать с ним?..

– Если даже и так, то что? Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

– О, ну что ты, мышка, конечно, нет. Усадить тебя за стол без капризов – это уже победа…

Белинда подошла к невестке и шутливо дотронулась до кончика ее носа, признавая, что сбита с толку:

– А знаешь, я рада, что у тебя появились маленькие секретики… ты слишком уж растворилась в Бруно и Лизе, даже для Италии – слишком, дорогая моя… как приятно увидеть тебя обычной женщиной.

Малена промолчала и нетерпеливо посмотрела в окно…

Широкоплечий парень в кожаной куртке и джинсах припарковал мотоцикл около дома, снял шлем и, покинув седло железного коня (это была не новая, но добротная «Ямаха»), подошел к подъезду. Двигался он уверенно и на удивление пластично, как танцовщик или гимнаст, хотя фигурой напоминал скорее Геракла, чем Аполлона.

В следующий момент домофон мелодично пропел несколько нот из оперы Верди.

Малена нажала клавишу, открывающую замок, и, предупреждая новые вопросы, сказала в трубку:

– Третий этаж.

Белинда благоразумно осталась на кухне и снова занялась корзиной с едой, а Малена торчала в прихожей в томительном ожидании, пока Лука поднимется до квартиры и позвонит. Этот совершенно неизвестный ей парень, нанятый Бруно на испытательный срок, почему-то казался ангелом, чудесным спасителем, спешно посланным Мадонной в ответ на ее молитвы об избавлении от общества Белинды.

Она распахнула дверь, схватила Луку за рукав и втащила в прихожую, прежде чем он успел что-то сказать, и зашептала ему на ухо (он был выше нее, но не таким высоким, как Бруно):

– Пожалуйста, Лука, умоляю!.. Подыграйте мне, скажите, что вы срочно должны отвезти меня… в… в Браччано!

– Хорошо, синьора. – он покладисто кивнул и тоже понизил голос: – А вам и правда нужно в Браччано?

– Ах, это совершенно все равно!.. Мне просто нужно уйти из дома… и чтобы она не напросилась со мной… У вас же мотоцикл?

– Да.

– Отлично, просто отлично! Пойдемте!

Она потянула его в сторону кухни, и только сейчас заметила, что ее рука полностью утонула в широкой ладони Луки. А он держал ее пальцы так бережно, как будто боялся сломать…

Примечания:

1 суппли – национальное итальянское блюдо, представляет собой шарики из риса арборио, обжаренные во фритюре, с начинкой из моццареллы (классический вариант).

2 корнетто – итальянское название круассанов

3 цыгане – презрительное прозвище сербов; отец Малены Драганич – этнический серб.

4 Детская клиника Bambino Gesu (Children’s Hospital Bambino Gesu) – один из самых современных медицинских центров для детей в Италии. Находится в тихом и спокойном районе города Рима на площади с. Онофрио, недалеко от набережной Тибра. Клиника была основана более ста сорока лет назад (1869) знаменитой итальянской семьей Сальвиати, позже была передана в дар Ватикану. В 1985 году больница стала частью Министерства здравоохранения Италии. Сегодня Children’s Hospital Bambino Gesu является одним из самых престижных некоммерческих педиатрических центров страны.

5 Сфольятелла (итал. sfogliatella или sfogliatelle) -вкусная слоеная «кудрявая» булочка с ароматной и нежной начинкой внутри. Родина такой выпечки, чем-то напоминающей круассаны из французской кухни, – провинция Кампания. Текстура сфольятелле напоминает уложенные друг на друга листы теста – отсюда и название – «sfogliatella», что в переводе означает «тонкий слой», «тонкий лист»

6 психолингвистика утверждает, что если фраза построена определенным образом и содержит в себе определенное сочетание звуков и букв, то ее воздействие на психику, особенно в стрессовой ситуации, может стать весьма разрушительным. Психолингвистические коды используются в гипнотерапии, но также могут стать средством внушения определенной идеи или спусковым механизмом в ее реализации. В данном случае Белинда использовала фразу, которая спровоцировала суицидальную попытку Малены.

ГЛАВА 5. Сумасшествие заразно

Резкий взмах

И ниспаденье тонкого крыла,

Когда душа взлетает, как стрела,

С другой душой теряясь в облаках.

Данте Алигьери

– Куда теперь, синьора? – спросил Лука, когда после часа бесцельного катания по центру Рима они завершили очередной круг и остановились на углу улицы Фарнезе и площади с тем же названием.

– Не знаю… может быть, пройдемся? Туда… – Магдалена неопределенно махнула рукой в сторону площади. – И выпьем кофе где-нибудь. Если ты не возражаешь.

– Не возражаю. – он слегка пожал плечами, чувствуя себя очень странно: не слугой и не жиголо – ничем таким и не пахло, несмотря на все церемонии с обращением и безропотное исполнение капризов дамочки – но уж точно не простым водителем или охранником, скорее кем-то вроде школьного друга. Такого особенного друга, которого давным-давно не видели и не вспоминали лет десять, а потом вдруг достали из нафталина и пригласили на семейный обед… Эта мысль его почему-то слегка разозлила, и, когда Магдалена снова обратилась к нему, решив выяснить, какой кофе он предпочитает, взглянул на нее с вызовом:

– Обычный. Крепкий и черный. А вы, синьора, какой-то особый пьете, на птичьем молоке?..

– Нет, просто со сливками… но иногда без них, только с пенкой. Кофе по-сербски. – неожиданно она поднесла руку к губам и хихикнула, и он, сам не зная почему, заулыбался, как полный идиот. Очень хотелось уточнить у дамочки, что ее развеселило, но это означало бы, что они болтают совсем по-свойски – а Лука вроде как бы на работе…

– Ты смешно сказал про птичье молоко… – Магдалена как будто подслушала его мысли. – Это ужасно бредово звучит, я знаю, но мне вдруг представилось, что есть такие птицы, в виде коров с крыльями… только маленьких… не больше воробья… вот их и доят для птичьего молока.

Принц хмыкнул. Да уж, звучало бредово, а чего еще можно было ждать от синьоры, если у нее с головой не в порядке?.. – но против воли ему самому стали мерещиться эти чертовы карликовые коровы с крыльями, и выглядели они, черт побери, преуморительно…

– Кто их доит-то, синьора, по-вашему? Эльфы, что ли?

«Твою ж мать! Я что, в самом деле это спросил?!» – но было уже поздно, потому что теперь они хохотали вдвоем. Как школьники, сбежавшие с уроков и не занятые ничем, кроме блаженного дуракаваляния.

– Лука… – проговорила Магдалена, когда сумела восстановить дыхание и более-менее серьезный тон. – Пожалуйста, не называй меня больше «синьорой». Синьора у нас в семье только одна – ты ее видел – а я просто Малена. Так меня зовут все нормальные люди. Хорошо?

– Хорошо, си… Малена.

– И не говори мне «вы», а то я начинаю чувствовать себя старушкой Бефаной. (1)

Имя «Малена» и в самом деле подходило ей куда больше. От «синьоры Магдалены» веяло мрачной и холодной осенью, ноябрьским колючим дождем и ветром, а вот Малена… совсем другое дело. Теплый солнечный луч, скользящий по щеке безмятежным воскресным утром. И запах земляники от ее роскошных волос. И…

«Та-ак, стоп! Мяч вне игры… этак я черт знает до чего додумаюсь…» – Принц провел рукой по лицу, стряхивая наваждение, и молча кивнул в ответ на просьбу.

«Ямаха» удобно устроилась на ближайшей стоянке для мотоциклов и скутеров, а мужчина с женщиной нашли пристанище в маленьком баре на одной из улочек, примыкающих к Кампо деи Фиори. (2) Внутри было не особенно уютно и даже не совсем чисто – многочисленные посетители, что толпились у стойки или пробирались к столикам с добычей, изрядно затоптали пол; но аппетитный запах свежесваренного кофе и горячих булочек так дразнил нос, что все недостатки интерьера и обслуживания казались несущественными.

Усадив Малену за наиболее приличный столик возле окна, Лука поинтересовался, чего ей хочется: сэндвич, панини или булочку с кремом?

– Насчет кофе я запомнил… по-сербски они вряд ли делают, ну, а по-итальянски это как двойной черный кофе, (3) да?

– Ты совершенно прав… – улыбнулась она. – Двойной черный кофе, только со сливками. И еще панини. Они здесь очень вкусные.