Мрачная ночь

– Прости, что прерываю, но почему вы не переехали в город?

Даша улыбнулась, сквозь слёзы, словно во время ночного кошмара вспомнила хорошую, греющую душу шутку:

– О, он ненавидел города. Отец хотел бросить свою работу и найти здесь что-то попроще. Но для этого всегда нужно было съездить в ещё одну экспедицию, посетить всего одну выставку… – девушка вздохнула, – Год смеялся годом, но он так и не бросил дело своей жизни. Он обожал свою работу. Иногда даже больше, чем нас с мамой.

– Мне очень жаль, – эти слова-клише казались какими-то глупыми и никак не могли передать всё то, что я бы хотела сказать своей новой подруге по несчастью.

– В начале девяностых, после очередной экспедиции, в которой, как я потом узнала, погибло несколько археологов, он привёз какие-то две жуткие книги. В это время великая держава, для которой писал свои труды мой отец, рухнула. Так глупо самоуничтожилась, что американцы – наши оппоненты в холодной войне, наверняка, едва не разорвали животы от смеха и облегчения. С распадом СССР закрыли множество предприятий и прочих организаций. Ликвидировали и папин институт. Он так и не оправился от этого удара. Ещё недавно будущее представлялось для него, как и для миллионов других людей светлыми красками, была уверенность в завтрашнем дне. А после развала было неясно, кто из нас доживёт хотя бы до завтра. Ещё недавно отец был уважаемым человеком, интеллигентным ученым, чьи труды публиковались даже в зарубежной литературе. Теперь он был никому не нужен и, чтобы не умереть с голоду вынужден бегать по шабашкам и заниматься дополнительно с детишками после школы. Вскоре он запил, а вместе с ним и мать. Он всё чаще угрюмо сидел по вечерам, листая привезённые с последней проклятой экспедиции книжки. После чего снова напивался. Помню, из детского любопытства я тоже хотела посмотреть на те бумажные труды, но остановивший меня отец, едва не отшлёпал меня и строго-настрого запретил мне и матери прикасаться к ним.

– Что же за книги? – я в увлечении даже забыла об остывающей в моих руках кружке с чаем.

– Точно до сих пор не знаю. Но явно ничего хорошего. В ту самую ночь он заметил, что книги пропали и, словно зная, кто за этим стоит, отправился за ними. И больше не вернулся.

Я не могла выразить чувства, охватившие меня, словами, поэтому в знак поддержки я просто опустила свою руку на холодную ладошку девушки. Иногда прикосновения могут заменить тысячи слов.

– Мама тоже недолго протянула. Через полгода у неё нашли цирроз печени на последней стадии. Предписанного курса лечения и диеты она почти не придерживалась, как я её не просила. Мама словно хотела поскорее отправиться вслед за своим любимым. Печень ей пересаживать тоже отказались – были пациенты и позажиточнее. Да и кто бы дал второй шанс заядлой алкоголичке? В последний год у неё была чудовищная апатия, она вообще не воспринимала этот мир всерьёз. Мысленно мама уже была со своим мужем…

Она снова замолчала, переводя дух и вытирая дорожки из слёз свободной рукой.

Другую я сжала покрепче, чтобы дать ей сил закончить.

– Я же, забытая своими родителями, днём ходила в школу, а ночами вытирала рвоту и мочу мамы с пола. Вскоре её болезнь нанесла новый удар, и однажды с утра она не смогла встать с кровати. Может, это было такое состояние разума в предчувствии скорой смерти. Больше недели я никуда не выходила, подтирая за ней и слушая её страшные крики боли. Дошло до того, что я стала молиться, чтобы она скорее умерла…

Даша не смогла справиться с нахлынувшими чувствами, и я подсела к ней поближе, чтобы приобнять за плечи. Это помогло:

– Как-то я уснула… отрубилась всего на полчасика. Проснувшись, я сразу поняла, что что-то не так. Через минуту сообразила – стояла полнейшая тишина. Самый страшный звук, который только можно себе представить. Я бросилась в её спальню и… Кровь… Она была буквально повсюду… Мама пыталась встать с кровати, её чудовищно скрутило от боли и…

– Оральное кровотечение?

Даша закивала:

– Она ужасно мучилась перед смертью. Её буквально выворачивало собственной кровью, которую она, будучи в шоке размазала по всей комнате. Занавески, обои, кровать – всё было в красных пятипалых следах… А она лежала почти у самой двери и… Никогда не забуду её взгляд… Никогда…

Я покрепче обняла девушку, открывшую мне такие глубоко личные и ужасные подробности своей жизни. Даша ответила на объятие и прижалась мокрым от слёз лицом к моей груди в мягком домашнем свитере.

Брюнетка рыдала, всхлипывая. Только что открытые мне воспоминания обрушились на неё с новой силой. Как же я её понимала…

– Мой… – я прокашлялась, – Мой отец умер во время Афганской войны, я никогда его не видела, не считая немногочисленных фотографий. Но, несмотря на это, наша семья была вполне счастливая. Мать, как ты знаешь, работала в больнице. Во время дежурств она оставляла меня сначала с соседкой, бабкой Людой, помнишь? – успокаивающаяся девушка на моей груди кивнула, – а потом, как моя сестра подросла – с ней. Она была на семь лет старше меня. В страшную ночь ей было уже четырнадцать. Сейчас бы ей было двадцать семь лет. Наверное, и её тоже помнишь… Ох, какая она была невыносимая, – я с горечью улыбнулась, – Она обожала командовать мной и всегда делала вид, что ей на меня плевать, но я знаю, что это было вовсе не так. Я любила её, она меня…

Дарья окончательно успокоилась и просто отдыхала, слушая мою историю. Я хотела налить себе и ей новую порцию ароматного успокаивающего чая, но не решилась беспокоить девушку, словно удобно примостившуюся кошечку.

– Когда они погибли, меня приютила сестра отца. Она была бесплодна, и ей не довелось никого встретить из мужчин, поэтому была одинока. Хотя всегда хотела детей. Всю свою нерастраченную любовь она отдала мне, в чём я ей крайне благодарна. И сама любила её как… Как вторую мать. Если бы не она… После той мрачной ночи я больше двух лет не проронила ни слова… – я помолчала, вспоминая как это было, – Понимаю, это глупо, но мне казалось, что всё, что случилось, это просто плохой сон. И, чтобы проснуться, а не остаться в этом кошмаре, я должна была молчать. А, когда я вспоминаю, что убийца сделал с моей сестрой, мне до сих пор кажется, что я не должна разговаривать. Ибо это несправедливо будет по отношению к ней.

Девушка снова заплакала то ли что-то вспомнив из своей жизни, то ли проникнувшись моей. Я погладила её по волосам, едва сдерживая свои слёзы.

– Именно тётя вытянула меня из этой ямы самопожирания и самообмана. Именно она, не теряя надежды, каждый день говорила со мной. Именно она, а не психологи пусть и не вылечила, но подлатала. Конечно, то, что случилось не могло никуда деться из моей головы, но, видит Бог, моя тётя сделала всё, чтобы я снова почувствовала счастье и вкус к жизни.

Я снова глубоко вздохнула. Девушка на моей груди всё-таки окончательно успокоилась и дышала почти ровно.

– А потом… Потом всё то небольшое счастье снова рухнуло. Её сбил автомобиль с пьяным водителем… Когда мне позвонили, чтобы я опознала тело, я до последнего всей душой не верила, что это она, убеждая себя, что моя тётя просто задержалась у подружки. Но, когда я увидела тело… Её изуродованное лицо и раскроенный и об асфальт череп, из которого виделся мозг, мой мир снова перевернулся.

Это было около года назад, но картинки всплывали перед глазами на удивление чёткими, словно это было вчера. Меня стала бить дрожь, и я прижала Дарью к себе покрепче.

– На её похоронах, когда я кинула три пряди земли по обычаю, мне жутко хотелось прыгнуть в могилу к ней и ждать, когда меня заживо закопают вместе с ней. Снова погиб человек, который меня любил, которого любила я… Снова я потеряла близкого, который с собой в могилу унёс часть моего обливающегося кровью сердца.

Я вздохнула, подбирая новые слова.

– Больше трёх месяцев я не выходила из дома. Снова замкнулась в себе и ни с кем не разговаривала. Снова вернулись сны о той ужасной ночи, продолжающиеся до сих пор… Тогда мне помогла та самая единственная подруга из колледжа. Она всячески пыталась заглушить мою страшную невыносимую боль, водила меня по всем мероприятиям, которые только можно себе вообразить, пытаясь приобщить меня хоть к чему-нибудь, кроме моего дивана. Своей любовью ей частично получилось растопить меня, но я… Я не хотела повторять своей ошибки. За свою жизнь я поняла одно простое правило: чего не имеешь, того не потеряешь. С тех пор я пыталась ни к кому не привязываться и не впускать их в своё сердце, отгородившись от людей всеми средствами… Пока не появилась ты. Как это не глупо, мы, можно сказать, знакомы чуть больше дня, но… Ты уже стала мне дорога, Даша, и я не хочу тебя потерять…

Я заплакала; мои слёзы катились по лицу и падали на её чёрные волосы.

– Ты тоже… стала мне дорога, – тихо прошептала девушка, сжимая меня в своих объятиях. Эти простые слова вселили в меня давно не испытуемую надежду на то, что всё кончится хорошо. На душе стало тепло. Перестав плакать и придя в себя, я обнаружила, что Даша так и уснула, сидя на диванчике перед догорающий котлом. Тихонечко подкинув ещё дровишек, я задумалась, что делать с моей нерадивой соседкой. Будить её не хотелось; она спала словно младенец. Только палец не сосала.

Аккуратно скинув с неё плед, я медленно взяла её на руки, едва не надорвавшись, и отнесла её в свою спальню – благо кровать была двуместная. Так же легонечко её опустив, я накрыла девушку одеялом и забралась в постель с другой стороны. Подумала, что неплохо было бы принять снотворное, чтобы поспать без сновидений, но снова идти в ванную не хотелось и, решив, что я достаточно сильно устала, чтобы отрубиться без кошмаров до утра, укрылась. Увы, поворочавшись ещё с полчаса, я всё же встала и, отправилась за таблетками.

Однако, тут меня ждал сюрприз, потому что в аптеку заскочить за новой «дозой» я совершенно забыла. Мысленно отругав себя, я поняла, что сегодня уже вряд ли усну и отправилась в гостиную, где стоял старенький телевизор.

Прогулявшись по немногочисленным каналам, я посмеялась над каким-то жутко неправдоподобным ужастиком, в котором жертвы убийцы буквально сами по одному шли на смерть, поудивлялась отечественному новоделу про войну, где элитные подразделения SS совершали глупейшие ошибки, и советские ополченцы раскидывали их как детишек, пропустила тысячную серию какого-то не кончающегося сериала. Пока не наткнулась на новостную передачу, в которой сообщили, что к Земле приближается комета Таттла на рекордное для неё расстояние. И хоть яркость её будет не очень велика, она будет достаточна, чтобы рассмотреть комету невооружённым глазом. И перигелий небесного тела приходился на 27 января. Но затронула меня информация о её прошлом появлении – 27 августа 1995 года.

В горле у меня пересохло, а глаза расширились. От нахлынувших воспоминаний стало не по себе.

Моя мать была страстной астрономкой-любителем. Кажется, у неё имелся даже пусть и небольшой, но свой телескоп. Разумеется, к своему хобби она хотела приобщить и своих дочерей. И всего за пару дней до ночи, что унесла столько жизней, мы всей семьёй ходили в небольшой, но очень богатый на впечатления поход. И, очевидно, наблюдали именно эту комету. Я быстренько оделась и выскочила на улицу. Холодный ветер бил по лицу, забирался под одежду, но не мог меня остановить. Двигаясь по какому-то наитию, я заскочила в гараж и бесцеремонно начала раскидывать вещи, пока не нашла его. Небольшой потёртый чемоданчик.

Прикоснувшись к телескопу, я буквально ощутила на своих плечах мамины руки. Не сдерживая слёзы, которые тут же замерзали на ледяном ветре, я на негнущихся ногах вышла из гаража и, установив телескоп прямо во дворе, погасила свет в гараже. И устремила взгляд в прошлое.

Белая комета, казалось, плыла неспешно, оставляя за собой светящийся хвостик. Словно растворяющаяся капля молока в чёрном кофе.

– Красиво? – приобняв меня теплыми руками спросила мама. Я оторвала взгляд от окуляра.

– Очень, – одновременно ответили мы с сестрой.

– Ладно, давайте чаю попьём. А потом уложу вас. Вижу, уже зеваете.

Она разлила горячий напиток из термоса, который заварила сама из собственных трав. Мы сели в метре от палатки на ствол упавшей ивы. Я прижала к себе Потапыча.

На деревьях ожила листва. Несмотря на то, что был ещё август, повеяло холодком. В воздухе витал запах сена и каких-то полевых цветов. От реки доносились звуки лягушек. Ночные птицы, летучие мыши и кузнечики соревновались, заполняя тишину. Мы с сестрой тихо прихлебывали сладкий чай, проникнувшись волшебством момента, и смотрели на необъятные просторы ночного неба.

– Когда ваш отец уходил на войну, – шёпотом поделилась мать, – Он попросил вспоминать его, когда я смотрю на звёзды. Потому что его путевой звездой была я, – она нашла в себе силы улыбнуться, не смотря на стоявшие в её глазах капли влаги, – Теперь… Я тоже хочу, чтобы вы вспоминали его, глядя в ночное небо. Потому что…

– Он стал звёздочкой и теперь живёт там? – моя сестра указала пальцем вверх.

Мама кивнула.

– А когда он вернётся? – прошептала я, обнимая игрушку покрепче.

Мама опустила глаза:

– Когда-нибудь мы тоже станем звёздами и тогда увидимся с папой.

– Когда? – нетерпеливо спросила Ника.

– Всему своё время, мои хорошие, всему своё время… Ну а теперь давайте, забирайтесь в палатку, пора спать …

Тогда никто не знал, что под их звёзды места на ночном небе уже приготовлены.

Я стояла посреди двора, направив взгляд в никуда, и отчаянно мёрзла. Наваждение прошло, оставив меня в этом жутком и несчастном мире. Воспоминания вымотали меня до предела, я собрала телескоп и отправилась спать.

* * *

– Анна, пожалуйста, ложись спать, – в который раз сказала мама, возвращая меня в постель и целуя в лоб.

– Но как же Потапыч? – канючила я.

– Съели твоего медведя, – съязвила сестра.

– Я принесу тебе его завтра, – ответила мать, бросив на сестру страшный взгляд.

– Он же совсем один. Холодный и голодный.

– У него есть шкура, не замерзнет. А медсёстры его покормят, – пыталась успокоить меня женщина.

– Я не хочу потерять его, как папу, – прошептала я роковую фразу. Тогда я не знала, какое действие окажут эти слова на мать. И какие последствия вызовут.

– Ты уснешь, если я принесу его тебе? – вздохнув, сдалась женщина.

Я кивнула:

– Обещаю.

– Вероника, посмотри за сестрой, я сейчас вернусь.

– Можно мы пока посмотрим телевизор? – поинтересовалась девочка.

Мама вздохнула:

– Ладно, только не громко, – распорядилась она, – И чтоб никаких страстей.

Она имела в виду криминальные фильмы и ужастики, которые в те времена всё чаще показывали по телевидению, и после которых мы с сестрой никак не могли уснуть.

Пока мы настраивали вход в иной мир, мама собралась и, сказав на прощание:

– Не скучайте, я скоро, – вышла за дверь. Вышла, чтобы больше не вернутся.

Ника, конечно, её не послушала. Только мать оказалась за порогом, девушка включила какой-то хоррор, в котором главный герой шел через кладбище, чтобы повидаться с призраком своего сына. В фильме не было ни крови, ни каких-то ужасных существ, но тем не менее атмосфера была очень мрачной и мне, впечатлительной семилетней девочке этого хватило, чтобы испугаться настолько сильно, что кровь стыла в жилах.

– Переключи, пожалуйста, – шёпотом попросила я.

– Что, страшно? – Ника знала, какая я впечатлительная. Впрочем, сама она ненамного дальше ушла, просто хорохорилась. Ей нравилось пугать меня. Мне всегда казалось, что она просто мне завидовала, только не понимала почему.

Минут через пятнадцать самозапугивания, как это часто бывает, когда смотришь такое кино, страшные события из фильма стали воплощаться в реальность. Но, увы, на этот раз игра воображения здесь была не причём.

К тому времени я уже сидела под столом и пропускала особенно ужасные сцены из ленты, зажмуривая глаза и иногда закрывая уши ладошками. Неожиданно я услышала шорох. Тот самый, лёгкое прикосновение почвы и снега и тяжёлых ботинок, едва уловимое. Словно ступающий не хотел спугнуть своих жертв.

– Прекрати, – конечно, я заподозрила сестру, кто же ещё мог это быть?

– Что? – повернулась ко мне Вика, уставившись непонимающими глазами.

– Прекрати пугать меня, – ответила я, – Это уже не смешно.

Она лишь покачала головой:

– Отстань, я ничего не делала.

Шаги стали более отчётливыми. Между ними я хорошо уловила звон железа. Такой звук бывает, когда, например, достаёшь из ножен нож. Или вынимаешь из колоды массивный топор для колки дров.

Ручка входной двери мягко опустилась. Но, к счастью, она была заперта. Поняв это, существо так же тихо вернуло механизм в исходное положение. Я надеялась, что на этом оно оставит свои попытки проникнуть в дом и удалиться. Но…

Осколки стекла брызнули в комнату, усеяв собой весь пол. Несколько из небольших песчинок попали на мою правую руку и на сестру. Из ранок тут же хлынула кровь.

Мы с сестрой завизжали даже громче, чем разбилось окно. В проеме сначала показались руки, в одной из которых было что-то тяжёлое, а затем и голова самого страшного монстра планеты Земля – человека.

– Привет, красавицы, – прохрипел лысый мужчина. И оскалился своими гнилыми зубами…

Страх, ужас, мои вопли, крики сестры; дальше всё слилось. Кровь, застрявший в голове смех, нет, гогот убийцы, глухие удары в дверь, безысходность, отчаяние и ещё боль, страх и ужас. Всё это захлестнуло мой разум и открыло мне путь измерение бесконечных мук и вездесущего мрака.

Глава 3. День третий

26 января 2008г.

–Ань, Анна, – чьи-то теплые и мягкие, как у моей матери руки легонько толкали меня в бок. Я резко открыла глаза и с огромным облегчением увидела перед собой заспанную мордашу Дашки. И, словно маленький ребёнок прижалась к ней всем телом и заплакала.

– Ну ты чего? – прошептала подруга, успокаивающе поглаживая меня по спине, – Это всего лишь сон. Страшный сон.

– Хуже, – сквозь слёзы ответила я, – Это жизнь.

Минут через пятнадцать, когда я кое-как взяла себя в руки, мы отправились завтракать. Даша усадила меня в кресло, а сама принялась хозяйничать. Пока на сковороде пеклись свеженькие блинчики, брюнетка, не желая скучать, включила радиоприемник.

– … Снова пропала семья приемных родителей… – информативным тоном сообщила дикторша.

– Опять эти скучные новости, – пробурчала подруга, протягивая руку, чтобы переключить на другую станцию, – Кто их вообще слушает?

– Подожди, – заинтересовавшись, остановила я девушку. Она скорчила гримасу, но послушалась.

– На этот раз на месте преступления были найдены следы взлома, что отметает версию неожиданного переезда, – сообщил какой-то мужчина, очевидно, один из ведущих дела, – то, что эти оба случая связаны не оставляет никаких сомнений тот факт, что обе семьи были лишены родительских прав.

– Заведенное уголовное дело против предполагаемой банды похитителей уже стала одним из самых громких в истории региона, – снова взяла слово ведущая, – Мы будем следить за развитием событий…

– Класс, – снимая горячий блинчик со сковороды и закидывая его в мою тарелку, посмеялась Дарья, – Скоро к нам в больничку отправят ещё пару психов…

Даже днём станица выглядела как-то мрачновато. Немногочисленные полуразваленные домики и заборы были серыми и невзрачными, навевали тоску и бессмысленность жизни. Выглянувшее солнце своими золотистыми лучами придавало поселению и вовсе какой-то потусторонний вид. Лишь виднеющиеся за границей проклятой степной деревушки поля, луга и посадки дарили более или менее приятные чувства, напоминая о чем-то далеком, весёло-грустном и манящем. Словно воспоминания из прошлой жизни.

Прибыв на работу, мы с подругой быстренько переоделись и, разделившись, поспешили к пациентам. В первую очередь я решила проведать самую таинственную пациентку больницы – Инид. Когда я принесла девушке поднос с завтраком и таблетками, та даже не шелохнулась, словно впав в какой-то транс. Длиною в жизнь. Инид сидела в том же месте и в той же позе, что и вчера. Открыть дверь, я бы, конечно, не решилась, да и ключа у меня не было. Но я пообещала себе рассказать о поведении девушки её лечащему врачу, хотя сомневалась, что это станет для него новостью.

После этого я помогла Даше оттащить на второй этаж ТВН-ы с завтраком и, спустившись под присмотром полной, но крайне миролюбивой старушки тёти Глаши, осуществила приём пищи пациентами женского отделения. Собрав посуду и протерев столики, я взялась за препараты.

Майя сегодня была какая-то грустная. Грустнее, наверное, даже чем вчера. Поэтому, дав ей её таблетки, я присела рядом. Девушка отвела пустой взгляд от окна и спросила:

– Дальше не пойдешь?

– Я ещё не выдала тебе весь курс, – улыбнувшись, покачала я головой.

– Да? А это? – красотка скосила взгляд на стаканчик с таблетками.

– Антидепрессанты – это, конечно, хорошо. Но знаешь, какой лучший из них? Общение. Общение с хорошими людьми и время могут помочь всем. Даже мне.

Девушка улыбнулась:

– Вы теперь врач?

– Нет, я сестра. Но кто побеждает в войне: солдаты или генералы? Это вопрос, на который нет ответа.

Майя вздохнула:

– Я не знаю, что делать. Из-за… этого вся моя жизнь буквально рухнула. Я любила, мечтала стать матерью и завести детей. Хоть и банальный, но у меня был смысл жизни. А теперь? Я просто клубок, сотканный из боли, разрушенных надежд и неопределённости.

Я немного помолчала, обдумывая её слова.

– Многие философы и великие умы человечества пытались разгадать смысл жизни. Теорий на эту тему очень много. Но в народе, особенно в нашей стране, почему-то всё сводится к двум пунктам: семья и карьера. Люди словно боятся искать что-то другое. И малейшая мысль индивидуума о том, что в его мечты не ходят планы завести детей и устроиться на респектабельную работу представляется им отклонением. Ведь, если принять это, людишки начнут задумываться, а правильный ли выбор сделали они: расплачиваться по десять лет за небольшую квартиру, семь лет за не самую лучшую иномарку и менять спиногрызам пелёнки. А думать человечки не любят. Именно поэтому большинство людей ненавидят оставаться в одиночестве. Она заставляет напрягать мозги и мыслить самому, а не управляться навязанными обществом «аксиомами». Безусловно, такой курс выгоден государству, так как такие ячейки общества двигают внутреннюю экономику. Но ведь большинство людей до самой смерти и не задумываются, что выгодно им самим. Жизнь – слишком короткая штука, чтобы исполнять чужие мечты.

Я подняла взгляд. Майя слушала меня очень внимательно и буквально заглядывала мне в рот.

– А что касается любви… Ты прости, не думаю, что тебе от моих слов будет легче, но… Любовь всего лишь совокупность химических реакций, заставляющих особей размножаться. Ты увидела человека и думаешь, что полюбила его с первого взгляда и что жить без него не сможешь, но на самом деле заложенные в тебе гены всего лишь сосчитали информацию о его ДНК, заключённых в таких областях как внешний вид, голос, запах на подсознательном уровне и принуждают тебя к спариванию, потому что ваше потомство будет здоровым.

– Звучит отвратительно, – прошептала Майя.

– Да, знаю, – ответила я, – Но такая уж природа человека.

Палата наполнилась тишиной. Девушка погрузилась в раздумья.

– В чём же он заключается? Смысл жизни? – негромко спросила Майя.

– Вся суть смысла жизни в том, что он у каждого должен быть своим. Если же он испарился, стоит задаться вопросом: по тому ли пути ты пошла? Или, может, тебе навязало эту мечту общество, во главе со святым в своей пропаганде государством?

– И что же мне делать?

– Всё, что придёт в голову. Играй на гитаре, танцуй, нарисуй картину или напиши книгу. Займись рукоделием, в конце концов. Найти себя. И свою мечту.

Я взглянула на часы:

– Прости, я бы с радостью ещё с тобой поговорила, но мне давно уже пора.

Девушка лишь задумчиво кивнула и напряжённо улыбнулась в ответ.

– Ты так говоришь про любовь, будто и не любила никогда, – застал меня вопрос бабки со старческим расстройством у самой двери – соседки Майи.

– Нет, я так говорю, потому что любила, – и вышла.

У двери меня, как на зло, поджидала подруга, так любившая докапываться до самой соли.

– А ты мне не говорила о своей любви, – со злобной улыбкой проворковала Даша.

– А ты и не спрашивала, – я попыталась отбиться, – Давай не сейчас, мне ещё лекарство раздать надо.

– Ну уж нет. Опять ты что-то скрываешь, значит, есть что.

– Или же, если я не сказала, значит, не о чём говорить.

Я поскользнулась и едва не пробила головой бетонную стену. Но подруга меня таки удержала.

– Это на тебя так любовь действует? – ухмыльнулась она.

– Ну начинается, – я поставила поднос с лекарствами на подоконник, – С любовью, как и с Господом Богом – невозможно доказать её отсутствие. Если тебе плохо, ты молишься, и становится лучше – значит он Милосердный существует, а если становится хуже, значит, он просто хочет тебя проверить и опять-таки он существует.