Я, без сомнения, прикончил бы кровососа. Эцель Вейс всегда платит кровью за кровь. Неожиданно паршивец выпростал руку и сунул мне в нос свои четки. И от нестерпимо яркой вспышки я вдруг ослеп и взвыл от боли. Казалось, мои глаза выжгли.

– Сейчас пройдёт! – послышался голос негодяя, – Я не пил твою кровь! Она мне нужна для совершения обряда!

Он не соврал. Жжение в глазах прекратилось так же внезапно, как и началось. Колдун вновь присел у стены, потирая шею и поглядывая на меня недобрым взглядом. В руке покачивались чётки. Проклятые горошинки на нитке полыхали синим пламенем. Неплохое оружие. Узнать бы, как пользоваться. Только к чему? Скоро душа Эцеля Вейса будет плясать на сковородке у Сатаны.

Словно прочитав мои мысли, чернец сказал:

– Мы должны бежать. Для этого мне и понадобилась твоя кровь!

Я кинул взгляд за решетку. Ведь стражник слышал весь наш разговор. Однако, к моему удивлению, тот преспокойно спал и даже негромко похрапывал.

– Ты и меня так усыпил?

Колдун насмешливо кивнул. До чего же у него злые глазищи, жёлтые, нечеловеческие.

– У меня не было времени договариваться с тобой.

– Хорошо, – согласился я, – бежать – это самое разумное в нашем положении. Но как? Перепилишь решётки?

Волшебник указал на чётки.

– Я повешу их на замок, и он расплавится.

– Верю. Мои глаза чуть не взорвались от жара. Так клади, и побежали?

– Не так всё просто. Когда ты напал на меня – я использовал всю накопленную магическую силу. Теперь надо ждать.

– Сколько?

– Не менее получаса.

– Слабое у тебя волшебство, кудесник. Но время есть. Подождём. А пока расскажи, кто ты такой. Меня ты знаешь. Хочу знать, кто ты?

Он невесело усмехнулся:

– Зовут меня Януш Чёрный. Я родом из Брюнхельда…

– Я слышал о тебе! Колдун, которого проклинают все местные крестьяне! Это ведь ты травишь колодцы и напускаешь мор на домашний скот?!

Он скривился, словно от зубной боли:

– Я так мелко не работаю. Но у местных людишек действительно есть куча поводов меня бояться. И вообще, я не хочу говорить об этом. Скажи, сколько солдат сейчас в монастыре?

– Меня привезли девять человек. Восемь солдат и офицер.

– С Джузеппе шесть аркебузьеров. Итого пятнадцать – много.

– Драгуны нынешнего короля ни на что не годятся. При Олдрике Благородном им бы не доверили даже заплетать хвосты королевским лошадям.

– Стражники инквизитора – добрые воины. Скажи, атаман разбойников, ты действительно такой отменный рубака, как о тебе говорят?

Я пожал плечами:

– Врать не буду. С пятнадцатью не справлюсь.

Он молча кивнул и надолго задумался.

***

Януш Чёрный

Ну почему нужный мне ингредиент не содержится в каких-нибудь животных? Баранах, например. Зачем Господь, в своём увлечении творением мира, влил необходимую для моей магии силу в жилы самых неподходящих людей? Например, в этот самодовольный кусок человечины! Кровь я его пил! Вот ещё удумал. Разве что пару глотков… И это не доставило мне никакого удовольствия! Я же не упырь!

Сильно же ты удивишься, Танцор, когда узнаешь, для чего тебя использовал Януш Чёрный.

Решаюсь, выдыхаю для смелости и начинаю читать инструкции. Гляди-ка – уши развесил. Правильно! Только неукоснительно следуя Правилам Януша, ты имеешь шанс спастись от петли. Правда, понравится ли тебе такое спасение – большой вопрос.

– Не удивляйся тому, что произойдёт при первой схватке, Танцор. Я приду на помощь в самом крайнем случае, но до этого не стану проявлять себя. Не надо раньше времени привлекать внимание инквизитора.

Поднимаю руку, жестом пресекая вопросы.

– У нас нет времени, Эцель. Скоро сюда придёт смена тому идиоту, что спит под стеной. Надо торопиться.

О, гляньте-ка. Грабители с большой дороги таки обладают зачатками разума. Впрочем, он, кажется, бывший дворянин, что-то слышал о его нелёгкой судьбе, хи-хи. Молчит, смотрит с подозрением. Ну-ну, красавчик, погадай. Пока я сети расставляю.

Вешаю чётки на замок, делаю шаг назад, чтобы капли расплавленного железа не попали на одежду.

Грубиян! Отталкивает меня, галопом бросается к спящему, перерезает горло бедняге его же кинжалом, забирает оружие. Наш человек, что тут скажешь. И герой! Только подбородком дёрнул, приказывая следовать за собой. Склоняюсь в мысленном поклоне. Издевательском, конечно. Командуй, Танцор! Развлекайся, пока я не начал дёргать тебя за нитки.

***

Эцель Вейс по прозвищу Танцор

Дрянная шпажонка у стражника, а старый дурак уверял, что в охране инквизитора сплошь лихие рубаки. Даже на кончике ржавчина. Терпеть не могу такого отношения к оружию. Злость так и вспыхнула, потому и не удержался – полоснул по горлу кинжалом, хотя не люблю попусту проливать кровь. С другой стороны – не до сантиментов. Их осталось четырнадцать.

Сзади старческое кряхтение. Это мой сокамерник вооружился алебардой.

Аж руки дрожат у несчастного. В другой ситуации я бы посмеялся, как этот задохлик с трудом взвалил тяжеленную Helmbarte на узкое плечико, но сейчас меня обуревала досада. Может, бросить эту обузу, пока не поздно? Толку от него мало. Вот только старый пройдоха уверил меня, что знает этот скит, как свои пять пальцев. Эх, мне бы только до конюшни добраться.

Впереди келья, которую наши тюремщики используют, как караульную комнату. Дверь нараспашку, хохот и звонкий перестук игральных костей в глиняной кружке. Правильно, чем ещё служивым заняться? Помещение маленькое. Сколько их там? Двое? Трое?

Делаю знак старику, чтобы замер, а сам с кинжалом и шпагой врываюсь в комнату. Их четверо! Такого я не ожидал. Двое аркебузьеров и двое драгун.

Втыкаю ржавый клинок в спину ближайшего драгуна и одновременно бью кинжалом под подбородок аркебузьера. И тут моя шпага с хрустом ломается. Аркебузьер умирает сразу, а вот драгун с куском железа между лопаток орёт, как недорезанный боров. Его товарищи с выпученными от удивления глазищами смотрят на меня, как на привидение. Не даю им опомниться, бью эфесом по роже одного и пытаюсь достать второго. Но не тут-то было. Выходит, не соврал старик про выучку охранников его святейшества. Веснушчатый малый в тусклой чёрной кирасе ловко перехватывает мою руку и сам наносит мне удар в челюсть. В голове звон, в глазах искры.

Я прихожу в себя сидящим на полу, чтобы увидеть, как этот ловкач с лязгом выдёргивает из ножен шпагу. Странно. Вопль раненого драгуна перебивает все прочие звуки, но я отчётливо слышу лишь этот лязг, злой и оборванный, как последний всхлип флейты на похоронах неудачника по имени Эцель Вейс. Ну вот и всё, Танцор, твой последний танец был грубым и неизящным. Всегда боялся, что перед смертью не успею прочесть молитву.

Он приближается ко мне с кривой усмешкой, и я кожей чувствую холод его клинка. Я улыбаюсь в ответ. И в этот миг на его шею падает кривое лезвие алебарды. Лицо аркебузьера становится по-детски обиженным, конопушки на щеках бледнеют. Он делает последнее усилие, чтобы взглянуть на своего убийцу, и мешком валится на пол. Наверное, у меня в этот миг похожее лицо. Я не верю, что остался жив. А старик обессиленно сползает по стенке, тяжело дышит, лоб покрывают бисеринки пота.

– Ты спас мне жизнь, колдун…

Он не отвечает или не слышит из-за воплей раненого драгуна. Кинжал впивается в податливое тело, и крики смолкают. Потом я добиваю его дружка с разбитым лицом – кажется, все. Минус четыре. Бегло осматриваю тела. Джереон-заступник! Мой рейнбарский клинок! Вот это удача! Как же я скучал по тебе!

– Колдун! Не время рассиживаться! Мы так нашумели, что, боюсь, здесь сейчас будет тесно от стражников! Подымайся!

Он послушно встаёт, тянется за алебардой:

– Не услышат. Далеко.

– Оставь ее. Надеюсь, больше не понадобится.

Но он упрямо громоздит тяжёлое оружие на плечо. Вот дурак!

– Куда идти, колдун? Нам нужен выход на улицу, к конюшне!

– Следуй за мной, юноша.

Показалось, или в его голосе я уловил злорадство? Старый маразматик, он что, решил, что всё позади? Десять слуг короля – это много, слишком много.

Он, пыхтя, семенит впереди, а я со шпагой и кинжалом крадусь следом.

Ну конечно, он привёл меня в знакомую капитулярную залу. Здесь командир драгун разговаривал с инквизитором. Сейчас массивное кресло пустует. На дубовом столе пустой бокал. Холодно. Камин почти остыл. А факелы на стенах совсем не дают тепла. Хорошо бы подыскать верхнюю одежду, иначе на морозе мы долго не протянем. Я ступаю на цыпочках, и всё равно мне кажется, что мои сапоги слишком громко скрипят. Да и проклятый колдун дышит, как загнанный жеребец. Одна надежда, что солдаты сильно устали и спят мертвецким сном. Где же они расположились? Плохо, что я не знаю этот монастырь. Со всех сторон тёмные коридоры расползлись, как дьявольская паутина. Прости меня за богохульство, Создатель. Вон та арка с заострённым цилиндрическим сводом и увенчанная грубым орнаментом из крестов, не иначе, ведет в калефакторий. Скорее всего, они там. Где спасались от холода монахи, там и солдаты короля будут греть кости. Мелькнула мысль перерезать их спящих, но я отогнал её прочь – слишком опасно. А вон там, должно быть, трапезная, но проверять не будем. По пламени факелов, слегка подрагивающем на ветру, понимаю – нам туда, на главный клуатр. Лейтенант драгун показался мне неглупым парнем, а значит, выставил охрану у ворот. Не глупый, а вот я дурак! Мне вспомнилась куча шуб, сваленных в углу караульной комнаты. Солдатне было жарко, как и мне тогда. А сейчас я чувствую, что моя рваная рубаха задубела на морозе. Вернуться? Глупо, конечно, но, видимо, придётся. Заодно возьму пару пистолетов – один из драгун был неплохо вооружён. Приоденемся с чернецом, а там дальше, как повезёт. Главное, действовать решительно и быстро. Джереон-заступник, не отступись от меня, грешника. Клянусь, если останусь жив – пожертвую тебе десять золотых! А деньги у меня есть, ты знаешь.

И в этот момент пространство взрывается страшным грохотом. Ощущение, что мне на голову обрушилась крыша монастыря. В ушах зазвенело. Проклятье! Это сумасшедший старик уронил на каменный пол тяжёлую алебарду. В пустом зале капитула этот звук был подобен пушечному залпу. Мне показалось, что даже стены монастыря зашатались от негодования, а между плитами пола в дальнем углу возопили мощи усопших монахов. Конец всему! Сказать, что я был взбешён, значит, не сказать ничего! Я был готов убить злосчастного колдуна, и хорошо, что он юркнул в какой-то тёмный закуток. Мне показалось, или он действительно ухмылялся при этом? Словно сбросил на пол алебарду нарочно… А со стороны главного клуатра уже слышался топот ног. Оставалось только пробиваться. Первый драгун напоролся на мой рейнбарский клинок, словно бабочка на булавку, и замер. Смахнув его, я скрестил шпагу со вторым. То, что он не видит различий между фехтованием и крестьянским палочным боем, не радовало меня. Кругом раздавались голоса разбуженных людей.

Солдат купился на простейший финт. Батман, изящное купе, и у моих ног оседает следующий мертвец. Я оборачиваюсь – и вовремя. Ко мне спешит пара очередных геройских драгун. Эти даже сапог не успели надеть. Зато в руках шпаги, а в глазах яростное желание поквитаться за павших товарищей. Для меня они не представляют опасности. А вот парочка инквизиторских панцирников, застывших за ними – много хуже. Я вижу тлеющие фитили в руках аркебузьеров и стремительно бросаюсь в драку. Главное, успеть первым! Ошеломить напором! Уничтожить!

– Ко мне, королевские выкормыши!

***

Януш Чёрный

Ну вот и пришло время Януша Чёрного… Теперь надо проявить чудеса героизма и, возможно, не оставить себе времени пожалеть о сделанном.

Делаю шаг в залу. Всё это время я наблюдал за битвой, слегка высунувшись из-за двери.

А ну-ка отстаньте от моего разбойничка, черви!

Оба клинка разбиваются вдребезги, натолкнувшись на магическую защиту. Разбойник всё ещё радует своей сообразительностью. Не успеваю я прошептать заклятие, что остановит сердца обоих его противников, как они, эти сердца, оказываются пронзёнными двумя мастерскими выпадами. Э! Так не пойдёт! А я? Я тоже хочу быть разрушителем и повергателем в трепет! А ещё больше хочу, чтоб Джузеппе наконец применил мою цацку! Которая наверняка лишит души моё старческое тело.

Огненные шары превращают в пепел двоих аркебузьеров, что наконец-то удосужились раздуть фитили своих пукалок. Нет ничего более глупого и энергоёмкого, чем огненная магия. Но у Януша Чёрного сил хоть отбавляй. Всё потому, что под рукой оказалась нужная кровь. И пусть наивный душегуб думает, что для простенького теплового заклятия мне целых полчаса надо накапливать магию. Ему полезно заблуждаться. Крепче спать будет.

Ага! Холодок по всему телу. Где ты прячешься, старый пройдоха? Добавим огонька!

Уууу… Как полыхнуло… Как бы не сжечь этот проклятый скит дотла.

Чёрт! Вот это боль! Не знал, что умирать так неприятно.

***

Эцель Вейс по прозвищу Танцор

Мне не хватало какого-то жалкого мига, чтобы добежать до прицелившихся в меня солдат. Казалось, что дула аркебуз поднимаются нарочито медленно, словно стрелки ещё не решили, куда мне влепить пулю, в грудь или живот. Они будто наслаждались моей обречённостью, а потому не торопились стрелять. А я уже не успевал добраться до них. Время удивительным образом замедлилось. Наверное, так бывает перед смертью. Я не бежал, а медленно плыл в густой прозрачной и вязкой смоле. Прилагал нечеловеческие усилия, но лишь сбрасывал темп. Всё для того, чтобы подробно рассмотреть все детали будущей гибели. Я видел царапины на вражеских кирасах, пятна копоти на кожаных бандельерах, и даже успел заметить отсутствие заклёпки на железном набедреннике одного из своих убийц. Жерла аркебуз внезапно выросли до гигантских размеров, чтобы заслонить от меня свет. Мёртвым не нужно солнце. Да здравствует вечная мгла!

И тут полыхнуло! Это было неожиданно! Меня словно окутало пламя, обожгло, отбросило в сторону. Я с трудом удержался на ногах. Чтобы в следующее мгновение издать вопль удивления. Мои несостоявшиеся убийцы превратились в вопящие от боли факелы. Я застыл поражённый, не в силах оторвать взор от страшного, но притягательного зрелища. С грохотом упали на каменный пол аркебузы, жадные языки огня с утробным воем грызли дубовые приклады. С громкими хлопками взрывались пороховые мерки, тёк расплавленный свинец. Повсюду плавал синий дым и стоял одуряющий запах сожжённой человеческой плоти.

Что это? Колдовство?!

Ну конечно! Я оглянулся. Мой сокамерник стоял, широко расставив ноги, выставив вперёд ладони, и с его скрюченных, словно сведённых судорогой пальцев сыпались и тут же гасли крохотные огненные искорки.

Да он настоящий колдун! Даже не колдун, а сильнейший боевой маг. А глаза! Нет, у человека не может быть таких страшных глаз. Он глянул на меня, и показалось, будто обуглилось сердце и вспыхнули волосы на голове. Я словно оцепенел. Но моё замешательство было недолгим. Откуда-то со стороны раздался скрипучий старческий голос.

– Какой же ты негодяй, Януш, по прозвищу Цыган! Как можно устраивать фокусы с огнём в закрытом помещении?! Здесь же теперь не продохнуть от дыма и вони! Недооценил я тебя. Каюсь. Ну, да ладно, наперед буду осмотрительнее.

От меня не укрылось, как при звуках этого недовольного голоса вдруг побледнело лицо колдуна. Глаза потухли, а тонкие губы задрожали. Чернец даже стал ниже ростом, как-то сгорбился и сжался.

Я оглянулся. В клубах дыма стояли трое: баронет Людвиг фон Краузе, сержант Клаус и последний оставшийся в живых аркебузьер. Но голос раздавался из-за их спин. За плечом командира драгун мелькнул краешек чёрной сутаны. А затем на миг выглянуло морщинистое личико. Инквизитор!

Ну же, волшебник! Уничтожь последнюю горстку врагов!

Но мой сокамерник выглядел подавленным и жалким. Лицо ещё больше побледнело, глаза растерянно бегают, и в них больше нет жаркой ненависти и злобы. Они стали блёклыми и водянистыми, в них я увидел лишь тоску, страх и обречённость.

«Он истратил магическую силу, – догадался я, – а следующих полчаса у нас нет».

– Краузе, мальчик мой, разберитесь с разбойником, – прошелестел инквизитор. – А я успокою нашего не в меру разошедшегося фокусника.

Похоже, теперь всё зависит только от меня.

Разберись с разбойником, говоришь. Ну, давайте, разбирайтесь! Вы надолго запомните Эцеля Вейса!

Людвиг неторопливо вытаскивает из-за пояса пистолеты.

– Правильно! – радуется жирдяй Клаус, – Пристрелите эту собаку! Сколько наших ребят положил, сволочь! Убейте его!

Но баронет неожиданно бросает пистолеты ему, – Возьми! – А сам извлекает из ножен клинок.

– Что вы делаете?! – вопит сержант, – Вы с ума сошли! Видели, как он дерется!

– Молчать! – обрывает его лейтенант и смотрит на меня с усмешкой.

Усы драгуна топорщатся, как у взбесившегося кота, на роже выступают красные пятна злости. Он сверлит меня ненавидящим взглядом и вполголоса шепчет проклятия.

– Следовало бы просто пристрелить вас, – с кривой улыбкой сообщает фон Краузе, – так было бы проще. Но я, пожалуй, окажу честь бывшему дворянину. Я слышал, будто вы неплохой фехтовальщик. Мне не терпится развеять этот миф.

– О! Что я вижу… Холуй решил поиграть в героя?

– А вы самоуверенны, господин разбойник. Только до сего моменты вы дрались с неумелыми простолюдинами и не пробовали благородного клинка.

– Тогда нападайте, благородный хвастун. Посмотрим, какого цвета у вас кишки.

– С вами бесполезно говорить о чести! – внезапно пришёл в ярость баронет. – Ваши заслуги перед королём Олдриком в прошлом! И я не знаю, были ли они вообще! Сейчас родина корчится в кровавой междоусобице, стонет в горниле гражданской войны! Мятежники раздирают государство на куски! А такие, как вы, наживаются на всеобщей беде! Грабят и убивают!

– Сколько пафоса! – восторгаюсь я. – Скажите, вы стихи не пишете?

– Пишу, – он жжёт меня презрительным взглядом. – Длинные, красивые, образные, а в конце ставлю жирную точку! – Людвиг молниеносно делает выпад. – Вот такую!

Я недостаточно быстро парирую удар, и остриё его клинка жалит моё левое плечо. На рубахе расплывается кровавое пятно.

– Первая метка предателю! – торжествует баронет. – Много золотишка награбил, Танцор?

– Много, – скриплю я зубами от боли. – Огромный мешок! Такому, как вы, не поднять!

– Разумеется, – усмехается он. – Честной службой столько не заработать.

– Конечно. У честных всегда пустой желудок и дырявые штаны.

Не рассказывать же этому кретину, что старый похотливый сифилитик, Максимилиан Первый, положил глаз на мою мать, а когда отец приехал во дворец за объяснениями, приказал заточить его в каземат. Борьба с проклятым тираном – плата за смерть моих родителей.

– Как видите, мои штаны не дырявые, – фыркает лейтенант.

– А это что? – моя шпага делает круговое движение и раздирает Людвигу льняные брэ в районе правого бедра. Брызгает кровь.

Краузе шипит от боли и пятится от меня. Хромаешь, хвастун. И в глазах уже нет превосходства. Мы медленно кружим, обмениваясь короткими расчётливыми ударами. Может, это последний в моей жизни танец, но я постараюсь закончить его красиво.

* * *

Януш схватился за сердце, захрипел, словно кто-то держал его за горло, затем повалился лицом в ковёр, до которого ещё не добралось начавшее разгораться пламя. Последнее колдовство мага оставило от людей инквизитора и баронета одни головешки. Занялись гардины и мебель. Дым заставлял дерущихся Вейса и Людвига поминутно надрывно кашлять. Впрочем, несмотря на это, закалённые клинки мелькали как молнии, а выпады следовали один за другим.

От дальней стены отделилась чёрная тень. Инквизитор шёл крадучись, аккуратно обходя поваленную мебель и обгоревшие тела. Его взгляд не отрывался от трупа врага, словно Януш, у которого он только что высосал душу, мог вновь вернуться к жизни. Но нет, колдун из Брюнхельда был мёртв, точно так же как были мертвы его многочисленные жертвы. Этот факт не нравился отцу Джузеппе. Сколько знаний утеряно! А ведь негодяй запел бы на дыбе, рассказывая о своих приёмах и спрятанных артефактах! Неужели всё это представление нужно было для того, чтобы безболезненно слинять на тот свет. Подонок!

Инквизитор с презрением пнул то, что осталось от мага. Увы, против смерти бессильна любая магия.

Некоторое время постояв над трупом, отец Джузеппе решил, что, пожалуй, пора помочь союзнику, которого он так бездумно впустил в скит. Уже оборачиваясь, инквизитор понял, что на поле боя произошли изменения. Не слышно было звона стали и крепких словечек, которыми осыпали друг друга противники. Впрочем, даже если бы выиграл разбойник, он ничего не мог бы противопоставить магии, которой владел отец Джузеппе. Поэтому он смело повернулся к дерущимся спиной – ни одно оружие не способно пробить невидимый панцирь защиты.

Впрочем, как всегда, из всякого правила есть исключения. Внезапный приступ сонливости заставил цепного пса церкви повалиться без сил на тело своего врага.

***

Эцель Вейс по прозвищу Танцор

«Святой Джереон-заступник и все святые угодники, не отриньте во гневе раба Вашего, Эцеля! Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут, по безграничной милости Вашей…».

Я сам не заметил, как стал произносить молитвы в голос. Я читал их с того момента, как мой сокамерник уронил алебарду на пол. Наверное, внутренне был готов к смерти и сокрушался, что в последнее время мало обращался к Господу. Не разгневался ли на меня Создатель?

Да, я убивал, но ведь Отец Небесный знал, почему я это делал, и разве не ощущал я в роковые для меня минуты его безграничную милость? Вот и сейчас, сражаясь с лейтенантом драгун, я чувствовал незримую поддержку. Фон Краузе был превосходным фехтовальщиком, но он был отступником от веры. В то время как я иступлено молился – он богохульствовал и сквернословил. Безумец, ведь никто не знает, чем закончится наш поединок, и лучше прийти в святую обитель с молитвой на устах, нежели с бранным словом!

Мы оба были ранены, моя забрызганная кровью рубаха была изорвана в клочья, но раны были пустяшными, а вот баронет получил несколько серьёзных уколов. Неудачи привели его в ярость. Он поносил меня площадной бранью, скалил зубы и выл. Временами мне казалось, что я дерусь с Дьяволом, чьё имя он постоянно призывал. Наконец с криком: «Умри, Сатана!» он сделал длинный выпад, но я, парировав удар кинжалом, сам вонзил клинок ему в грудь. Баронет замер, по его губам скользнула удивлённая улыбка, он широко раскрыл глаза, словно не веря, что проиграл, и рухнул навзничь. Одновременно с его падением на пол тяжело повалилось и другое тело. Инквизитор! Гонитель еретиков лежал, навалившись на труп чародея, и его желтоватое лицо стремительно бледнело. Святой Джереон! Мой товарищ тоже мёртв! Все мертвы! Но нет, истерический возглас Клауса нарушил недолгую тишину:

– Что ты стоишь?! Стреляй в него!

Похоже, толстяк забыл от страха, что сам сжимает в каждой руке по пистолету!

– Стреляй скорее! Стреляй!

Не все враги остались лежать в капитулярной монастырской зале. Живы двое. Драгун и аркебузьер. И у второго в руках огнедышащая смерть. Крученый зажженный фитиль застыл над запальным отверстием… А я думал, что всё позади. Уже не успеть. За что, Святой Джереон? Я опустил шпагу. Вот сейчас прозвучит выстрел…

– Не стрелять!

От этого голоса, старческого, скрипучего, но обладающего несокрушимой внутренней мощью, я вздрогнул.

Инквизитор с кряхтением поднялся на ноги. Отряхнул сутану и недовольно обратился к стражникам:

– Что вы стоите, олухи?! Затопчите пламя, иначе мы все сгорим!

И поскольку те ошарашенно молчали и не двигались с места, отец Джузеппе горестно вздохнул и сделал несколько пассов руками. Огонь вдруг потух, и даже, казалось, воздух стал чище. Дымный туман рассеялся, а старик с укором поглядел на стражников:

– Всё приходиться делать самому – вы никуда не годитесь. А времена сейчас лихие. Опасно путешествовать без охраны. Вдруг на разъезд мятежников нарвёмся? Мне нужны отчаянные и умелые воины. Посему – повелеваю: ты, сержант Шейдер, – кивок аркебузьеру, – и ты, сержант, как тебя?

– Клаус Бронге! – вытянулся драгун.

– И ты, Бронге. Отныне подчиняетесь лейтенанту Эцелю Вейсу!

<1 2 3 4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

4 из 7