Желтый глаз Тихеи

Желтый глаз Тихеи

Григорий Родственников

© Григорий Родственников, 2021

ISBN 978-5-0053-3854-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Человек из Грязного Города

Селезень плакал впервые в жизни. До сегодняшнего дня он не помнил, чтобы из-за чего-то проливал слезы. Не плакал в семь лет, когда лишился родителей, не плакал в двенадцать, когда арбалетный болт раздробил ему голень. А ведь было больно, чертовски больно. Хромота осталась на всю жизнь. А сейчас горячая солёная влага помимо воли струится из глаз, катится по небритым щекам и мочит серую бумагу самокрутки.

Селезень выплюнул в ладонь подмокшую козью ножку, аккуратно пересыпал табак в кисет и с горьким вздохом утёрся рукавом комбинезона. В один день лишился всего. А ведь ещё вчера был одним из богатейших людей Грязного Города. Перед ним заискивали, униженно гнули спину, умоляли, упрашивали, валялись в ногах, а всё потому, что он был обладателем настоящего сокровища. Сокровище, которое давало власть, сокровище, которое олицетворяло силу и могущество, сокровище, помогавшее выжить в этом безумном мире. Он хорошо помнил, как десять лет назад случайно наступил на поржавевшую крышку канализационного люка и обнаружил мрачный зловонный туннель, на деле оказавшимся сказочной пещерой Али-Бабы. Армейский склад многовековой давности, точнее, его малая часть – подняли статус Селезня от рядового охотника до главы гильдии вольных торговцев. Восемь десятков пистолетов Макарова, сорок четыре ящика патронов калибра 7,62 и пятьдесят единиц скорострельной смерти в серых матовых контейнерах с ничего не значащей для простого смертного надписью Concern Kalasнnikov (AK-109). Не иначе, птица счастья пролетала мимо, и Селезень сумел ухватить чертовку за хвост. За прошедшие годы он не продал и половины. При воспоминании о радости, охватившей его тогда, десять лет назад, глаза вновь наполнились влагой. Не сумел, не сделал, не сберёг. Сколько раз говорил себе, что нельзя хранить все сокровища в одном месте. Выследили, твари! Обокрали! Лишили силы, а значит, жизни!

Придя вечером к схрону и увидев отодвинутый в сторону люк, Селезень издал волчий вой, полный запредельной глубинной скорби. Тайник был пуст, а на засохшей грязно-бурой земле отчётливо выделялся треугольный след толстонога. Отпечаток глубокий, значит, тупая травоядная тварь шла нагруженной. И ограбленный торговец слишком хорошо знал, что за поклажа была прикручена к морщинистой зелёной спине. Он зажёг факел, закружился словно пёс, выискивая следы похитителей, но всё было напрасно. Прошедшая недавно песчаная буря оставила лишь причудливые пыльные разводы на горах древнего мусора. Вот тогда Селезень и заплакал впервые в жизни.

Он долго сидел возле разграбленного склада, смоля самокрутки, потом с тоской взглянул на небо. Луна походила на дымящееся хлорное пятно на застиранной робе ночи. Селезень хищно оскалился, похлопал по четырём автоматным магазинам на поясе, погладил штык-нож, щёлкнул ногтем кожаную кобуру с пистолетом и бросил во мглу:

– Зря радуетесь, суки! Я не из тех, кто прощает обиды!

Сняв с плеча автомат, кряхтя полез в смрадное чрево убежища. Скоро начнётся буря, и лучше переждать её в тихом месте. Ворюг он будет искать завтра.

Он долго ворочался и лишь под утро забылся коротким тревожным сном.

Разбудили его какие-то звуки, доносившиеся снаружи. Селезень потянулся, потёр опухшие глаза и осторожно выглянул из люка. Здесь, на окраине города, почти не осталось высоких руин. На несколько километров простиралось бугрящееся каменными холмами плато. Не зря это место зовут «караванная площадь». Тут формируют экспедиции в другие города, собираются торговцы, предлагают свои услуги охранники и маркитантки. Только караваны уходят не часто, а потому плато обычно пустует. Охотникам тоже нечего здесь делать, животные не любят открытые пространства.

Вдалеке возвышался покосившийся железный столб, таких много в Грязном Городе, но об их назначении уже давно все забыли. Цивилизация древних людей была величественна, но непонятна.

У столба стоял голый человек, а вокруг копошились несколько оборванцев. Чуть в отдалении неподвижным зелёным пятном застыл толстоног. Расстояние было велико, но даже отсюда Селезень отметил, что у раздетого странная форма головы, таких вытянутых черепов не бывает у людей. Мутант!

Всё стало ясно. Трое оборванцев – это фанатики-флагелланты. А голый – их жертва. Для «детей чистоты» нет большего удовольствия, чем сжечь на жертвенном огне очередное дьявольское отродье. Только странно, что они не отвели мутанта в стойбище для торжественной казни, а решили расправиться с ним в безлюдном месте. Впрочем, Селезень не стал ломать голову над этой загадкой – есть дела поважнее. В другой раз он непременно полюбовался бы на ритуал. Его веселили потешные пляски флагеллантов, их ужимки и прыжки, забавляло, с каким воодушевлением они лупят друг друга плётками и слаженно поют лауды во славу Единого. Только сейчас не то время. Это фанатикам нечего делать, как веселиться, а ему надо искать грабителей.

Наскоро позавтракав вяленым мясом и запив его водой из фляги, Селезень вылез на улицу, задвинул люк и захромал в сторону фанатиков, предварительно расстегнув кобуру пистолета. Так, на всякий случай.

Все трое были ему знакомы, и он приветствовал их по ритуалу:

– Славьтесь, «дети чистоты» – слуги и опора Единого!

Флагелланты повернулись к нему. Их лбы были густо вымазаны помётом толстонога. Странные представления о символике чистоты – мазаться дерьмом. Одно слово – психи.

– И тебе здравствовать, карго Селезень! – ответил старший из сектантов.

– Решили по-тихому сжечь мутанта? Разве это хорошо, лишить горожан такого зрелища?

– Это дань памяти брату Фалио, которого эта нечисть лишила жизни. Такая жертва не для посторонних глаз.

– Понятно, – кивнул Селезень, намереваясь задать главный вопрос, но его перебил высокий писклявый голос:

– Спаси меня, добрый человек!

Говорил мутант, но торговец даже не взглянул в его сторону. Он лишь досадливо поморщился и обратился к старшему:

– Здесь должен был пройти караван, – Селезень прищурился, прикидывая. – Не меньше семи-восьми толстоногов, с большой поклажей. Вы не видели?

Флагелланты отрицательно покачали головами. Старший пожал плечами:

– Мы пришли сюда ещё ночью. Мимо нас никто не проходил.

– Спасибо, братья, – разочарованно буркнул Селезень и пошёл прочь.

– Был караван из девяти вьючных животных!

Селезень замер. Резко обернулся на голос. На него смотрели огромные, цвета расплавленного золота глазищи. Уши у существа были вытянутые и заострённые, а голова походила на эллипс.

– Говори! – потребовал Селезень.

Но существо лишь улыбнулось:

– Спаси меня. И я скажу, куда пошёл караван, а также назову имя того, кто обокрал тебя.

Селезень выхватил нож.

– Ты мне и так всё расскажешь, когда я вскрою тебе брюхо и начну наматывать кишки на кулак! – Готовый выполнить свою угрозу, торговец шагнул к мутанту и замер, натолкнувшись взглядом на округлую женскую грудь с крупными розовыми сосками. Проклятье! Баба!

Золотые глаза мутанта влажно блеснули.

– Ты этого не сделаешь. Все жители Грязного Города знают, что Тим Селезень не обижает женщин.

Во рту стало сухо, странный ком подступил к горлу. Разозлившись на себя за глупую мягкотелость, Селезень зловеще процедил:

– Ты не житель города, а проклятый мутант. И мне плевать, какого ты пола. Рассказывай!

– Прошу тебя, Тим Селезень, спаси меня. Я всё расскажу без утайки. Неужели ты позволишь этим извергам сжечь женщину?

– Женщину, – угрюмо повторил торговец и вдруг рассмеялся. Спрятал нож и обратился к флагеллантам: – Послушайте, братья, а продайте мне эту смешную бабу? Клянусь, я дам такую цену, что вам и не снилась! Одним мутантом больше – одним меньше! Ещё наловите!

Глаза сектантов не понравились Селезню. В них он уловил скрытую угрозу. Также он отметил, что пальцы двоих фанатиков легли на рукояти ножей.

– Ты не понял, карго, – процедил старший, – брат Фалио ждёт жертву.

– Это вы не поняли меня, братья! – возвысил голос Селезень. – Вас просит не рядовой охотник, а глава торговой гильдии! Сомневаюсь, что Священный Архонт захочет враждовать со мной!

– Единый не простит нам такой грех, – упрямо мотнул головой старший. – Молись ему, карго, чтобы он вернул тебе разум, ибо в твоей просьбе гибельная крамола.

– Ладно, – буркнул Селезень, – значит, не договорились. Прощайте, братья! – он повернулся и зашагал прочь. Но отойдя на десять шагов, резко повернулся, в руке матово блеснул пистолет. Три выстрела слились в один. На выбеленных лбах сектантов появились аккуратные пулевые отверстия. Следом раздался громкий вопль девчонки.

– Заткнись, дура! – прикрикнул на неё Селезень.

– Это… это я от восторга, – запинаясь, проговорила та. – Никогда не видела, чтобы так быстро стреляли. Это было непостижимо!

Селезень огляделся. Похоже, никто не видел. Расправу над святыми людьми не простят и главе торговой гильдии. Поспешно разрезав веревки, стягивающие тело женщины, он отвесил ей лёгкую затрещину:

– Бегом к толстоногу! Всё расскажешь по дороге!

– Подожди! – недовольно взвизгнула та. – Не видишь, я голая?! Тут рядом, моя одежда!

Она отбежала на несколько шагов и низко нагнулась над горой мусора. Селезень взглянул на её загорелые чуть разведённые ягодицы и почувствовал, как непроизвольно дёрнулось его мужское естество. Фигура у девчонки было что надо. Худовата только, но если откормить… Он поспешно отвернулся, отгоняя прочь опасные мысли. В Грязном Городе ходило много историй о дураках, которые совокупились с мутантами и сами превратились в чудовищ.

– Я готова! – чирикнула та, появляясь перед Селезнем в облегающем сером комбинезоне. На поясе висела целая связка метательных ножей.

– Ого, – присвистнул торговец, – неплохой арсенал. И пользоваться умеешь?

– Конечно! Если бы они не напали ночью – убила бы их всех! Особенно этого! – она подскочила к телу мёртвого предводителя флагеллантов, чей выбеленный лоб прочертила тёмная струйка крови, и плюнула в лицо. – Он виновен в гибели моей подруги! Жаль, что не я прикончила его!

– Много болтаешь! – осадил её Селезень, помогая забраться на высокую спину толстонога. – Куда ушёл караван?

– На восток! Две луны назад!

– Понятно, – мрачно кивнул торговец, усаживаясь позади неё и с силой ударяя каблуками по морщинистым бокам толстонога. – Вперёд, туша!

– Не бей его! – недовольно пискнула женщина. – Он и так повезёт нас куда надо!

– Он слишком туп для этого.

– Ты сам туп! Животные всё понимают! Я пошептала в его ухо, и он понял.

– Не беси меня, мутант! – рыкнул Селезень. – Ты жива лишь потому, что ещё не всё рассказала. Но у меня чешутся руки свернуть твою тощую шею. Так что сиди и молчи! И в награду я, может быть, не убью тебя, а высажу на границе Цветного Города.

– Так мне молчать или рассказывать? – с вызовом откликнулась та.

– Рассказывай! – приказал Селезень.

– Зовут меня Лола. Имя, конечно, простое. Но так назвала меня матушка, а у неё хороший вкус. А ещё она говорила, что имя определяет судьбу. Лола на языке древних – Сорная трава. Сколько её ни топчи, она всё равно прорастёт и будет сильнее прочих трав. Мне выпала удача родиться в Счастливом Городе. Нет места красивее и величественнее. Древняя цветная мозаика покрывает стены, и они искрятся в свете факелов тысячами разноцветных огоньков. Улицы города состоят из бессчётных сводчатых туннелей. По бокам в нишах протянулись бесконечные железные полозья, гладкие и прохладные на ощупь. Жрецы называют их струнами жизни. Пока они блестят – Город Счастья жив. Потому их и протирают два раза в день…

– Ты издеваешься, тварь?! – рука Селезня с силой сжала шею девчонки. – Мне плевать, как тебя зовут! Плевать на твой город и всех мутантов, вместе взятых! Меня интересует моё имущество!

– Отпусти! Больно! – взвизгнула та. И когда торговец убрал руку, сказала: – Я знаю, отчего ты злишься. Ты понимаешь, что не сможешь догнать похитителей до того, как они придут в город. А в Цветном Городе правит Одноухий Ферри. Он не отдаст тебе твои вещи, а просто убьёт.

– Посмотрим! – рыкнул Селезень. – Кто увёл мой товар?! Его имя?!

– Я не знаю.

– Что?! Обманула?! – рука вновь потянулась к тонкой шейке.

– Стой! Имени не знаю, но запомнила внешность! Он носит чёрную бандану, а лицо страшно изуродовано. От лба до подбородка широкий шрам, нос свёрнут набок…

– Проклятый выродок! – простонал Селезень. – Сава Химера! Почему я не удивлён?!

– Такое благородное имя у негодяя?

– Какое благородное?! – вознегодовал торговец. – Злобная лживая скотина! А ведь клялся в вечной дружбе! Предатель!

– Почему Химера?

– Потому что столкнулся с этой опасной тварью и остался жив! С тех пор его так называют!

– В твоём городе живут странные люди, – задумчиво произнесла женщина.

– Не страннее, чем везде, – буркнул Тим. – Короче, крошка, мы оказали друг другу услугу. Я спас тебя. Ты рассказала мне о грабителях. Мы квиты. Дела с мутантами я не веду. Ты точно хочешь ехать со мной до Цветного Города?

– Ты не прав, Селезень, – пискнула девчонка. – У нас впереди есть дела. Для начала я помогу тебе вернуть оружие, а потом ты поможешь моему народу.

– Мне не нужна помощь такой пигалицы, как ты. Много о себе мнишь. Убить фанатика-флагелланта много умения не надо. И банда Химеры – это не «дети чистоты». Это во-первых. И во-вторых, я уже сказал, что не веду дел с мутантами, а уж тем более не собираюсь помогать им.

– Ты зря хочешь казаться хуже, чем есть. Я знаю, что ты добрый и справедливый…

Селезень расхохотался:

– Вы, мутанты, точно психи. Вы даже мыслите по-другому. Мы знакомы всего ничего, а у меня уже заболела голова. Тем более, у тебя противный голос – пищишь, как пустынник в брачный период. Так что заткнись, иначе я выброшу тебя прямо сейчас.

– Я из гильдии бротохаро. Так называют тех, кто умеет говорить с животными. Но я не просто бротохаро – я выше. Я – бротохаро-химес.

– Выброшу! – с угрозой прошипел Селезень.

Лола обиженно шмыгнула носом и замолчала.

Было жарко и безветренно. Тим достал фляжку и с наслаждением сделал несколько глотков. Мутанту воды не предложил. Кто их знает, ещё подцепишь какую-нибудь заразу.

Молча ехали несколько часов, когда женщина оглянулась на него и указала пальцем на горизонт. Там клубились коричневые тучи.

– Вижу, – угрюмо бросил Селезень, – буря идёт. И, судя по всему, надолго. – Он завертел головой, выбирая место для укрытия. Метрах в ста слева возвышались развалины какого-то здания. То, что надо. Тим ударил пятками в бок толстонога и погнал его в нужном направлении.

От всего здания сохранилась лишь часть стены, метра три в высоту и около двадцати в длину.

– Переждём здесь, – сообщил Тим спутнице. Он спрыгнул на землю, стянул со спины животного походный мешок. – Видишь скатку? Это одеяла. Они нам пригодятся. Развязывай. И не копайся! А я пока схожу за уголок.

Он подошёл к стене и неторопливо принялся справлять малую нужду. Полюбовавшись на тёмные разводы, влажно заблестевшие на пыльной выщербленной поверхности, с улыбкой повернулся к женщине:

– Умели строить древние. Сколько веков простояла, и ещё столько же про…

Он внезапно умолк, потому что Лола вдруг сорвала с пояса один из своих ножей и метнула ему в голову. Лезвие просвистела в нескольких сантиметрах от уха.

– Ах, ты! – Селезень выхватил пистолет, но не выстрелил. Сзади раздался сдавленный крик. Обернулся – и вовремя. Какой-то человек замахнулся на него топором. От неожиданности Тим несколько раз нажал на спусковой крючок. Нападавшего отбросило назад. Тело съехало вниз по щебёнке. На поверхности торчали лишь ноги в дырявых ботинках. Рядом на коленях стоял второй, вцепившись пятернёй в рукоятку ножа, торчащую из груди.

Мимо упруго и стремительно, как кошка, пробежала Лола. Вспрыгнула на каменную насыпь и скрылась за углом стены. Селезень последовал за ней.

Вдвоем они осмотрели развалины. Больше никого.

– Для охотника ты слишком беспечный, – недовольно проговорила девушка.

– Я давно не охотник, – буркнул Тим. – Сытая жизнь разбаловала меня.

Было неприятно оправдываться. А ещё, ему было жаль четырёх патронов. Негодяю хватило бы и одного. Лола подошла к стоящему на коленях бандиту. Остановилась перед ним, замерла. Тот поднял голову, взглянул на нее, улыбнулся и медленно завалился на спину. Глаза остекленели, изо рта скользнула тонкая струйка крови.

– Ненавижу убивать, – сказала Лола, вытягивая нож из груди убитого.

– Я заметил, – хмыкнул Тим.

– Это правда, – глаза девушки сверкнули. – Ненавижу, но всё время приходится. Иначе убьют меня или тех, кто мне дорог. Это невыносимо!

– Верю, – кивнул Селезень. Он обыскивал убитых. – Только моральным уродам нравится отнимать жизнь.

Он нашёл кисет с табаком и пригоршню медных монет. На неровных кругляшах выбито чьё-то изображение, больше похожее на карикатуру.

– Заматерел Одноухий Ферри. Собственную монету чеканит. – Тим поднял с земли арбалет: – А вот эта вещица хорошая.

– Из него он и целился тебе в спину…

Селезень вздохнул, снимая с убитого кожаный колчан с шестью короткими металлическими стрелками. Протянул мутанту:

– Дарю. Полезный довесок к ножам.

Лола надела перевязь, подхватила арбалет.

– Тяжёлый!

– Зато бьёт точно. И натяжной механизм по уму сделан. Даже ты справишься. Показать?

– Умею, – буркнула женщина. В её золотых глазищах плеснулось недовольство.

«Ждёт, что я буду благодарить её за спасение жизни, – подумал Тим, – Аж уши подрагивают от возмущения. Какие же они у тебя огромные». Он отвернулся.

В небесах загрохотало. По затылку, словно плеткой, хлестнуло песком.

– Проклятье! Проморгали! Я велел тебе достать одеяла!

Лола не ответила. Присела на корточки и принялась расстёгивать ремни на мешке.

– Эй, туша! – прикрикнул Селезень на толстонога. – Бегом к стене!

Но животное не нуждалось в понуканиях. Неторопливо прошествовало мимо, прижалось зелёным боком к каменной кладке и неуклюже шмякнулось на брюхо. Уши втянулись внутрь головы, а на глаза опустились жёсткие кожистые веки. Толстоног замер и теперь больше всего походил на огромный мшистый валун.

– Никогда не видела таких одеял, – удивилась Лола, разворачивая ткань. – Какие-то кольца, верёвки…

– Сейчас поймёшь, – Селезень вытряхивал содержимое мешка. Торопливо хватал небольшие металлические трубки, соединял, натягивал тросики. – Вот эту тесёмку закрепи на том конце! Да быстрее же!

Ветер дул сильнее и сильнее. Песок больно сёк лицо и руки. Становилось трудно дышать. На зубах скрипели каменные песчинки.

– Несовершенная конструкция, – посетовал Тим, когда они с Лолой оказались в треугольном тряпичном укрытии. – Приходится искать, к чему притулиться. Сверху сыпется песок. Но это лучше, чем ничего.

Видя, как дрожит на ветру палатка, гнётся ненадёжный на вид каркас, девушка испуганно поинтересовалась:

– Ты уверен, что твоя тряпочная коробка устоит?

– Уверен. – Тим принял полусидячее положение. – Мала, зараза. Ноги особо не вытянешь. Но потерпим. – Он закрыл глаза, – Устал сегодня…

Сверху просыпался песок. Прямо на лицо торговца. Тим принялся отплевываться. – Гадство! Не там поставил! Надо было выбрать участок стены ровнее! Здесь выбоина!

– Мы похороним тех двоих? – неожиданно спросила девушка.

– Мародёров? С какой стати? – Селезень с удивлением взглянул на спутницу.

– Но ведь это не по-людски. Давай, когда закончится буря, хотя бы забросаем их камнями?

– Нет, – отрезал Тим, – времени нет. Сава и так нас здорово опередил. И потом, эти двое не стали бы заботиться о наших могилках. Сожрали бы за милую душу. Видела на их рожах татушки? Это людоеды.

– Мерзость, – девушка поёжилась. – Такое возможно лишь среди обделённых. В Городе Счастья не едят себе подобных.

– Хорошо живёте, – зевнул Селезень. – В Грязном Городе часто ловят каннибалов. Не от хорошей жизни, девочка. А ты, я смотрю, с принципами. Фанатиков тоже надо было похоронить?

– Надо было, – еле слышно прошептала та.

Воцарилось долгое молчание. Снаружи бесновалась буря, вздувались пузырями стены палатки, с тихим шорохом сыпался сверху песок.

– Курить хочу, – посетовал Тим, – думал, успею. Так тянет, аж мочи нету.

– Кури. Я люблю табачный дым…

– Нет уж. Задохнёмся. Потерплю. – торговец откашлялся, принялся с нарочитым старанием счищать пыль со ствола автомата. – Ты это… короче, спасибо тебе, что спасла мою шкуру.

– Ты спас меня. Я – тебя.

– Угу. Значит, никто никому не должен.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Лола. – Всё равно долго ждать.

– Я не мастак, – нахмурился торговец, и вдруг оживился: – А вот у мерзавца Савы язык подвешен. Он вообще много знает. Раньше был учителем, пока не понял, что быть бандитом выгоднее. Если его что-то интересует – обязательно докопается до истины. Например, почему у толстонога дерьмо белого цвета. Действительно, у всех жрущих траву тёмное, а у этой твари, как молоко. Стал учёным людям вопросы задавать. Оказалось, что в печени толстонога содержится особый фермент, который делает их дерьмо…

– Я не хочу говорить о дерьме! – недовольно перебила женщина.

– Странно, – хмыкнул Тим, – тема-то интересная… Ну, не знаю тогда…

– Лучше расскажи про себя. Селезень. Что означает твое имя?

– История простая, как дерь… В общем, когда мне было пять или шесть лет, матушка где-то раздобыла рулон ткани. Огромный рулонище. Помню, как она сгибалась под его тяжестью. Материал был крепкий, блестящий и зелёный. Из него она сшила отцу куртку, а мне комбинезон. Остальное продали. И вот, когда старикашка-перекупщик увидел меня, то заржал и сказал: «Вот так селезень!». Имя приклеилось, а что означает – не знаю. Может, ругательство…

– Понятно. – вздохнула Лола. – В Счастливом Городе каждый знает, что означает его имя.

– Потому мутантов и не любят. Вы совсем другие. Странные.

– Это вы странные. Ненавидите мутантов. Называете их порождением тьмы, а сами используете мутировавших животных. Дрессируете. Пьёте молоко и едите яйца. Почему не убиваете, если они порождения мрака?

– Убиваем опасных. Таких, как химеры и каменные жабы. А ты действительно умеешь говорить со зверями?

– Умею, – кивнула женщина. – Ты что, мне не веришь?

Тим ненадолго задумался. Тяжело вздохнул.

– Верю. Я уже видел такое. Когда-то в городе жила одна дрессировщица. У неё были две кошки. Настоящие, а не мутанты. Чего только она с ними не вытворяла. На представления собирался весь город. Платили деньги, лишь бы поглазеть на умных животных. А я знал – дело не в кошках. Дело в ней. Видел, как она смотрела на них и что-то шептала. И глаза у Анечки были, как у тебя, желтоватые, только темнее.

– Ты любил её? – тихо спросила Лола.

Тим пристально посмотрел на мутанта:

– Почему так подумала?

– Имя. В твоем голосе прозвучала тоска. Скажи, любил?

– Да. Мы много кувыркались с ней. Она была такая выдумщица.

– Я не об этом. Любил ли ты её?

– Эх, женщины! – хрипло рассмеялся Тим. – Одинаковые, что люди, что мутанты. Всё вам романтические глупости мерещатся.

– Любовь не глупость.

– Чушь собачья! Не хочу говорить об этом!

– Ладно, – она мягко тронула его за плечо. – Что было дальше?

– Ничего хорошего, – насупился Селезень. – Архонт флагеллантов объявил животных мутантами. Кошек забрали. Говорят, этот главный фанатик с удовольствием их сожрал. Анна лишилась заработка и решила отомстить. Пробралась в жилище «детей чистоты» и хотела прикончить архонта. Только её поймали. В наказание отрубили кисть. Вот тут и начались чудеса. Рука у неё стала отрастать заново. И не такая, как была, а с шестью пальцами. Тут уж все поняли, что она мутант.

– Что с ней сделали?

– А что хотели сделать с тобой? Сожгли, конечно! – Тим плюнул. – Слава Единому, буря заканчивается. Курить хочу – сил нет!

– Жалко, что заканчивается, – пискнула Лола. – Мне интересно говорить с тобой.

– А мне интересно вернуть своё имущество!

– Их восемнадцать человек. И у половины автоматы, как у тебя.

– Да хоть тридцать! У меня есть пара вещичек, которые изрядно сократят их численность! В своё время немало заплатил, но они того стоят!

– Если ты догонишь их. Жаль, что здесь нет химер.

Селезень вытаращил глаза:

– Ты в своем уме, мутант?! Ты хоть представляешь, что такое химера? Неубиваемая злобная тварь! Если мы встретим этого зверя, то у нас мало шансов уцелеть! И это несмотря на мое умение быстро стрелять. Она атакует, как молния! Мы вшестером едва прикончили эту бестию. Двоих она положила. Я смотрю на тебя и не понимаю, ты дура или прикидываешься? Тебе сколько лет?!