Слово мудрости. Афоризмы, размышления, наставления. Книга пятая

Пишет потому, что у него есть что сказать миру, и он хочет, чтобы слово его было услышано.

Автор писал не для «похвал», а для пользы.

Поэты – это непризнанные законодатели мира.

Что же касается до Пушкина, то он был для всех поэтов, ему современных, точно сброшенный с неба поэтический огонь, от которого, как свечки, зажглись другие самоцветные поэты.

Влияние А.С.Пушкина на русское искусство и культуру в равной степени объясняется и его талантом, и исторической обстановкой первых десятилетий ХIХ века, когда Россия заявила о себе как о мощной европейской державе. Пушкин способствовал небывалому расцвету русской литературы, сочетая европейские и русские формы и сюжеты.

Заслуги Пушкина перед Россией велики и достойны народной признательности. Он дал окончательную обработку нашему языку, который теперь по своему богатству, силе, логике и красоте формы признается даже иностранными филологами едва ли не первым после древнегреческого.

Величайшее умение писателя – это уметь вычеркивать. […] Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное – не повторять уже сказанного или и без того всем понятного.

Искусство писать – это искусство сокращать.

Золотой запас писателя – это запас его мыслей и наблюдений над жизнью.

Украсть у кого мысли бывает часто преступнее, чем украсть у кого деньги.

Медицина – моя законная жена, литература – незаконная. Обе, конечно, мешают друг другу, но не настолько, чтобы исключать друг друга.

Я не знаю лучшей школы для писателя, чем работа врача.

Великие произведения потому и становятся классикой, что их художественные достоинства никогда не утрачивают своей ценности.

Книга становится классической не потому, что ее одобряют критики, анализируют профессора и изучают в школах, а потому, что массы читателей из поколения в поколение наслаждаются ею и черпают из нее вечные истины, понятные каждому.

Я крепко убежден, что народ или общество – самый лучший, самый непогрешимый критик.

Произведение, которое читают, имеет настоящее; произведение, которое перечитывают, имеет будущее.

Классики – наши современники.

Классик – тот, кого хвалят не читая. Несправедливости тут нет; это просто уважение к выводам и вкусам человечества.

Труднее составить себе имя превосходным сочинением, нежели прославить сочинение посредственное, если имя уже создано.

Сначала произведения дают славу автору, а потом уже автор дает славу своим произведениям.

Такую роль играет в искусстве имя мастера. Если принц надевает перстень с богемской стекляшкой, ее будут принимать за бриллиант, а если бы нищий стал носить перстень с бриллиантом, все-таки решили бы, что это – просто стекло.

Ни один издатель не хочет иметь дело с малоизвестным автором. Остается один выход – печатать за свой счет.

Для первого тома своей «Истории» Генри Томас Бокль не нашел издателя. Богатая фирма «Паркер и сын» испугалась риска, связанного с изданием сочинения совершенно неизвестного автора, и возвратила Боклю его рукопись – факт, не лишенный интереса для характеристики книжного дела в нашем просвещенном столетии. […] Манускрипт лучшего из произведений Карлейля «Sartor Resartus» пожелтел за время мытарств по редакциям журналов, «Логику» Милля никто не хотел издавать, «Происхождение видов» Дарвина и «История цивилизации» Бокля были отпечатаны за счет их авторов, так как «Паркер и сыновья» () не считали эти труды достаточно интересными. Да, много еще времени пройдет, прежде чем мы будем вправе гордиться своим просвещением, – пока же мы не умеем даже избавить лучшие создания человеческого духа от прихотей, капризов и грошовых расчетов торгашей. издатели

Да, есть 100 способов войти в литературу. И только один – остаться в ней.

Я в большом долгу перед Тургеневым. У него и у Мопассана я проходил духовное ученичество, которое проходит каждый молодой писатель у того или иного старого мастера, влекомый к нему каким-то внутренним сродством.

…Чтобы достичь совершенства в словесности и – хотя это очень трудно – превзойти древних, нужно начинать с подражания им.

Самобытности научиться нельзя, нечего бояться временного подражания как средства выучки – оно не опалит крыльев.

Сколько раз подражатель поднимался до уровня образца, а иногда и превосходил его!

Древний мир мы охотно ставим выше себя, грядущий же – никогда. Только отец не завидует таланту сына.

Чтобы были великие поэты, нужны еще великие слушатели.

Пожалуй, на свете не существовало писателя, довольного веком, в котором ему привелось жить.

Мои книги всегда были выражением неудовлетворенности, протеста. Я мог бы написать о многом другом, но я писал, чтобы протестовать против того, что мне казалось ложным.

Пишите для себя. Пишите то, что вы сами захотели бы прочитать. Даже не так. Пишите то, что захотел бы прочитать живущий в вас ребенок.

То, что я хочу прочесть, никто, кроме меня не напишет.

Когда мне хочется прочесть книгу, я ее пишу.

Книги, не написанные мной, лучше, чем книги, написанные другими.

Хороши все жанры, кроме скучного.

Человеческое воображение сильнее всяких жанровых условностей и всегда способно на великие открытия.

Воображение – первичная ступень и база всякой поэзии…

Необычайные переживания порождают высокие творения.

…Книги кажутся мне порой умнее, чем их создатели. Писатель вкладывает в свои творения лучшее, что есть в нем.

После того как ему отказали все издатели, он решил писать для потомства.

В литературном мире прощают любой успех, кроме денежного.

Когда Гораций преподал писателям знаменитое правило на девять лет оставлять свои сочинения в столе, ему следовало одновременно открыть им рецепт, как прожить девять лет без пищи.

Писатель, конечно, должен зарабатывать, чтобы иметь возможность существовать и писать, но он ни в коем случае не должен существовать и писать для того, чтобы зарабатывать.

Я пишу для себя, а печатаю для денег.

Любое, даже самое грубое, ремесло, даже самое низкое звание куда быстрее дают надежные и ощутимые преимущества, нежели занятия литературой и наукой.

Черепичник получает деньги за свою черепицу, каждому работнику оплачивают его время и труд. А как воздают сочинителю за то, что он думает и пишет? Щедро ли вознаграждают его даже тогда, когда мысли его глубоки?

Литературный труд и заработок несоизмеримы.

«Не было в жизни моей ни одного дня, когда бы мне удалось подняться на верх колеса Фортуны; как только я начинаю взбираться на него, оно останавливается». К такому печальному выводу приходит М.Сервантес, приближаясь уже к концу своего жизненного пути, усталый, но не побежденный в двойной борьбе, с одной стороны, – за торжество своих идей с окружающими условиями жизни, с другой, – за свое личное существование с вечной материальной нуждой.

Книга (), обогатившая книгопродавцев, не принесла своему автору даже малого дохода; он должен был продать ее за бесценок. «Дон Кихот» М.Сервантеса

Напечатанное в один день не напишешь и в целый год.

Целой жизни мудреца едва хватит на то, чтобы написать столько листов, сколько можно было бы с пользою прочесть в один день.

Если бы я думал, что вы способны составить малейшее суждение и правдоподобное предположение о том, что появится на следующей странице, – я вырвал бы ее из моей книги.

Опасная задача – описывать пережитую бурю, пока мы еще не достигли гавани.

…Поэт бывает силен и могуч лишь до тех пор, пока не покидает почвы действительности, и становится бессильным, как только начинает парить в голубом тумане.

Художник только потому и художник, что он видит предметы не так, как он хочет видеть, а так, как они есть.

Истинный художник выражает то, что думает, не страшась противодействия вековых предрассудков.

…Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни – есть высочайшее счастие для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями.

Реалистические романы, вопреки самим себе, предполагают отбор действительности, ибо отбор и преодоление реального суть необходимые условия мысли и выражения. Писать – значит выбирать.

О.Бальзак был одним из первых романистов, выявивших стяжательскую суть современного общества, в котором погоня за состоянием заменила религию или моральные устои, став новой связующей силой социальной системы.

Буржуазия именно такова, как я ее рисую в своих романах; если в моих сочинениях много грязи, так это потому, что ее в жизни столько же.

Истина заключается в том, что прегрешения одного поколения живут в последующем и, давая лишь временное преимущество, становятся чистым и неуправляемым злом.

Н.Готорн расширил масштабы своих нравственных исканий, чтобы изобразить «безумие, когда лавина приобретенного нечестным путем золота или недвижимости обрушивается на головы несчастных потомков», то есть о том, как последствия прошлого сказываются в настоящем.

Основанные на деревенских сюжетах, его () драмы анализируют психологические и социальные силы, таящиеся в людях, в особенности в женщинах, чья эротическая и природная энергия вступает в конфликт с ограничениями, налагаемыми обществом. Федерико Гарсиа Лорки

Как в случае любого писателя, умершего рано, в зените славы, при изучении биографии Лорки невольно встает вопрос о том, каких вершин он сумел бы достичь, не оборвись его жизнь.

Проникновение в то, что совершается в порыве озарения, составляет основу искусства.

Софокл говорил, что он изображает людей такими, какими они должны быть, а Еврипид – какими они были.

Большинство писателей всегда твердят людям, какими они должны быть, но едва кому-либо приходит в голову рассказать им о том, каковы они есть на самом деле.

…Бей в прошедшем настоящее, и в двойную силу облечется твое слово: живей через то выступит прошедшее и криком закричит настоящее.

Книжки мои соблюдать приучены меру такую:

Лиц не касаясь, они только пороки громят.

Мы намеревались предупредить, но не обидеть, принести пользу, но не ранить, улучшить нравы людей, но не оскорбить человека.

Я не хочу никого ни восхвалять, ни осмеивать, я хочу лишь быть полезным.

Книга рождается и из сердечной потребности, и из трезвого понимания, что в новом сочинении нуждается время.

Я писатель, а долг писателя – не одно доставленье приятного занятья уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям.

Сердце мое говорит, что книга моя нужна и что она может быть полезна.

Я проклинаю тот день, когда взялся за перо. До этого у меня были одни друзья, а теперь сплошь враги.

Сатирик – это обиженный идеалист.

Когда-то у ироничного Г.Гейне спросили, почему бы ему не попробовать свои силы в качестве сатирика. «Это опасное ремесло, – ответил он. – …Любая сатира кого-нибудь да задевает…»

Сатира более раздражает, нежели исправляет.

Лучшая сатира, бесспорно, та, в которой столь мало злобы и столь много убедительности, что она вызывает улыбку даже у тех, по ком бьет.

Сатира – такое зеркало, в котором зритель видит любое лицо, кроме собственного.

Сатира хороша только тогда, когда она злободневна.

Необходимо разрешить народу сатиру и жалобу: скрытая ненависть опаснее, чем открытая.

Правление Калигулы доказало Сенеке справедливость знаменитого высказывания, согласно которому бессмысленно публично выступать против того, кто имеет власть лишить тебя всего.

Из своего ареста и тюремного заключения Вольтер сделал вывод, что направлять оружие сатиры непосредственно на того или иного правителя не только крайне опасно, но и нецелесообразно.

Факты неопровержимо свидетельствуют о том, что творческая деятельность, борьба за разум и справедливость были смыслом существования Вольтера и ради них он постоянно и крупно рисковал всем, вплоть до своей свободы и жизни.

Я не собираюсь указывать другим, как нужно им поступать – для этого найдется много охотников, – я говорю только о том, как поступаю я сам.

Э. Хемингуэй, ежедневно сидящий в кафе за чашкой остывшего кофе, осваивал мастерство писателя, записывая карандашом в блокнот: «Не волнуйся. Ты писал прежде, напишешь и теперь. Тебе надо написать только одну настоящую фразу. Самую настоящую, какую ты знаешь».

«И в конце концов я писал настоящую фразу, а за ней уже шло все остальное… я решил, что напишу по рассказу обо всем, что знаю. Я старался придерживаться этого всегда, когда писал, и это дисциплинировало».