Парасомния

– Нет, она сама мне отдала его, – сбивчиво ответил Баро.

– Я знаю, кто ты. Ты задурманил голову моим девочкам и обобрал их. А ну, верни краденое! – выкрикнул мужчина и врезал пощечину Баро.

Тот от неожиданности упал. Щека горела. Брюки испачкались в грязи. На глазах от несправедливости и обиды выступили слезы.

– Извини, я думал, до этого не дойдет.

Баро встал и пристально посмотрел ему в глаза.

– Внимательно слушайте мой голос, фокусируйтесь на нем…

– Ты идиот, парень? – возмутился мужчина и со всей силы врезал юноше в нос.

Когда тот от удара упал, он подошел и пнул его несколько раз в живот.

– Я тебе не пустоголовая девчушка для твоих фокусов!

Вечером Баро вернулся домой побитым. Ракеш пытался выяснить, что с ним приключилось, хотя и догадывался обо всем. Баро не стал с ним говорить. Он отправился спать без ужина.

Наутро около их дома собрались несколько мужчин. Не без помощи отца жених Кэтлин прознал про нерадивого конкурента и со своими дружками пришел разбираться. Церемониться они не стали. Первым их встретил Ракеш и поплатился вывихнутой ключицей, выбитыми зубами и сломанным ребром. Следом досталось Баро. Пока двое дружков крепко держали его, жених Кэтлин отрабатывал на нем удары. Перед уходом они постарались спалить их жилище, кинув две масляные лампы, но Баро успел их потушить. «Еще раз увижу тебя рядом с моей Кэт – вздерну тебя вместе с индусом перед вашим же домом», – сказал парень на прощание и ушел.

Баро постарался привести дом в порядок, но проще было все сжечь и построить заново. Когда юноша был готов взорваться от несправедливости, тихо заговорил Ракеш:

– Знаешь, я думал показать тебе свою родину, и сейчас, я полагаю, момент настал…

Баро сел рядом с ним.

– Прости меня, Ракеш, у меня ничего не вышло.

– Я знал, что ты ей не пара, но не думал, что до такого дойдет.

Голос его хрипел – сломанное ребро остро давило на легкое.

– Нет, я о другом. Я попытался ввести в транс отца Кэтлин, но оказался слаб…

– Ты глупец, Баро, тебе еще многое предстоит узнать.

Ближайшим кораблем Баро и Ракеш отправились в Индию. Ракеш представил ученика своей большой семье. Все приняли Баро как родного, и жизнь пошла по привычному циклу. Спустя месяц Ракеш скончался от осложнений, вызванных побоями, а Баро с головой погрузился в изучение методик хиромантии и гипноза. Он избегал новых знакомств и пустых бесед, посвящая себя медитации.

Прошло двадцать лет, прежде чем Баро решился вернуться в Литтл Оушен. Город стал больше. А район, в котором он жил, превратился в цыганские трущобы, как и большая часть старого города. Новые дома и лавки вызвали у него лишь раздражение, он считал, что за каждой такой дверью живет алчное двуличное существо, измеряющее все деньгами. Но Баро поселился в том же месте. Прогуливаясь по знакомым улицам, он присмотрел себе хороший маленький домик с дубовой дверью. Владельцы дома были рады уступить свое жилье за совсем смешную цену – мешочек чая – и убраться подальше с этих земель.

В один из вечеров Баро услышал шум за окном и вышел узнать, что происходит. Перед его домом совершалась настоящая казнь. Несколько старух за волосы вытащили на улицу молодую девушку, сжимающую в руках сверток с младенцем. Ребенка у нее выхватили и скрутили ей за спиной руки. Одна из старух принялась состригать с девушки волосы, крича ужасные вещи:

– Позор! Ты родила про2клятое дитя! Ты обесчестила свое лоно и родила беса!

Другие старухи кидали в нее камни и одобрительно кричали:

– Сжечь ребенка!

– Утопить ее!

– Забить ее!

Баро, мерно постукивая тростью по каменной дорожке, подошел к ним.

– Дамы! – крикнул он. – Обратите ваше внимание на меня!

Старухи затихли и обернулись. Баро подошел к одной из них и взглянул на дитя. В свертке лежал безобразный ребенок с маленьким телом и ужасно длинными конечностями. Глаза его бегали в разные стороны, как у хамелеонов, которых он встречал в Индии.

– Отпустите девушку! – приказал Баро и ударил тростью.

Тут же старухи убрали от нее руки. Девушка упала на землю без чувств.

– Передайте мне дитя!

Он вновь ударил тростью. Старуха, державшая ребенка, медленно подошла к нему и покорно передала сверток.

– А теперь вы отправитесь домой и выпьете чай с отравой для крыс, которыми вы и являетесь.

В третий раз трость ударила о камень. Старухи безвольно разбрелись по своим домам.

Баро склонился над девушкой. Один из брошенных камней угодил в висок, отчего она скончалась.

Баро посмотрел на младенца.

– Видимо, ничего не поделать. Я вообще хотел завести собаку, но раз так, добро пожаловать домой… Велес.

Баро надежно закутал ребенка и пошел домой.

На следующий день район посетили местный сержант с парой полицейских. Но они не смогли провести логическую связь между казнью молодой девушки на улице и массовым отравлением. За неимением версий дело закрыли, и лишь спустя время пошли слухи о связи нового жильца со странными смертями.

4

Нора Уиллисон вернулась в особняк к семи часам, и минуты оказалось достаточно, чтобы груз пережитых дней вновь проник в ее душу. Нора застала всех жильцов в гостиной в компании полицейского и двух мертвецов, накрытых белой простыней. «Снова эта грязь», – подумала Нора и выдохнула.

Но вдруг ее сознание поразила молния – она не видела Августа. Она перевела взгляд с трупов на серое озабоченное лицо мистера Брукса, и страх наполнил ее сердце. В комнате все молчали, никто не был готов к началу разговора, каждый был занят своим делом.

– Что с Августом?! – неожиданно для себя выкрикнула Нора, а затем закрыла рот двумя руками, понимая, как глупо вышло.

Норман продолжил молчать, мисс Уолш накладывала бинт на шею Гарпу, Джонатан казался подавленным и отрешенным. Единственным, кто удостоил ее вниманием и наградил ответом, был инспектор:

– Доктора похитили.

Чарльз обратил свой взгляд туда, куда смотрела Нора – на мертвецов, – и догадался о ее мыслях.

– Это одни из похитителей.

Новость о похищении вовсе не успокоила Нору. Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей, она решила приступить к своим обязанностям.

– С вашего позволения, я пойду готовить ужин.

– Было бы здорово, тем более что мы пропустили ланч, – с улыбкой поддержал ее Чарльз.

– О каком ужине вы говорите?! Нам нужно поймать этих мерзавцев, от Августа зависит жизнь моей дочери! – раздраженно выпалил Норман.

– Мы переживаем о судьбе мистера Моргана не меньше вашего, – отозвался Чарльз.

– Мистер Брукс, не волнуйтесь, – вмешалась мисс Уолш, – Август оставил лекарства и доступно все мне объяснил.

– Верно. Да и голод нам только будет мешать, – подхватил Чарльз. – После ужина мы составим четкий план, и уж поверьте, завтра мы вернем Августа.

– Пусть будет по-вашему…

Слова мисс Уолш успокоили Нормана. Он взял бутылку бренди и сел в кресло.

– Милочка, теперь все в ваших руках, – обратился Чарльз к Норе.

Она ответила ему легким кивком и удалилась.

В комнату вернулась тишина. Только Гарп тихо говорил, давая советы мисс Уолш. Под его руководством ей удалось найти ослабленную артерию и наложить несколько швов, а потом так туго перевязать шею, что лицо Гарпа приобрело багровый оттенок. Маргарет сильно переживала, ведь ей еще никогда не приходилось накладывать швы, тем более на артерию, из которой в любой момент может брызнуть кровь. Гарп, как мог, ее успокаивал, ссылаясь на то, что опасности нет, если нет кровотечения. Но он врал, хотя она этого не понимала.

Когда мисс Уолш закончила, она предложила инспектору осмотреть его рану, но тот отказался.

– Там не глубже обычной царапины, – ответил он. – Вы лучше пойдите и смените сержанта – здесь от него толку будет больше.

По возвращении в особняк мисс Уолш отвела Оливию в свою комнату. Чтобы не оставлять девочку одну, сержант предложил свою компанию, тем более что, по его словам, у него была сестра одного возраста с Оливией, и ладить им удавалось.

Оливер завел беседу об интересах и увлечениях девочки. Та охотно отвечала. «Видимо, сказалась изоляция», – подумал Оливер. Голос девочки все еще дрожал, ей приходилось делать небольшие паузы, чтобы перевести дыхание.

После очередного ответа наступила тишина – была очередь девочки задавать вопросы.

– Вы любите цветы? – спросила Оливия.

– Думаю, да, – ответил Оливер и задумался, а любит ли он цветы, и если любит, то какие.

– Мне нравятся нарциссы, их любил мой дедушка, – произнесла Оливия.

– Нарциссы… – задумчиво повторил Оливер, рисуя в памяти эти цветы.

Вышло довольно хорошо, ему даже почудился их аромат.

– Они яркие и вкусно пахнут, – продолжала Оливия. – Я даже сейчас их чувствую. А вы?

Оливер втянул воздух носом и ощутил приторную сладость.

– Дедушка часто дарил мне букет свежесобранных цветов и ставил их у окна, как сейчас, – указала девочка на окно.

Оливер повернул голову в ту сторону, куда указывала Оливия, и увидел, что у окна стоит белая ваза с охапкой цветов. Он не заметил их, когда вошел в комнату. «Наверное, собрали цветы во время прогулки», – решил сержант. И, чтобы подтвердить свою теорию, задал вопрос:

– Тебе собрал их папа?

– Нет, дедушка, я же вам говорю! Вы меня не слушаете?

Оливия сидела на краю кровати и пристально смотрела на него. Воздух вмиг стал душным и вязким. Казалось, что не просто сержант вдыхает его, а тот, словно тягучий сладкий джем, втекает в его легкие. В горле запершило. Стараясь разобрать, что говорит девочка, сержант переспросил:

– Твой дедушка? Он не мог быть здесь…

Девочка рассмеялась, как смеется ребенок над глупой шуткой сверстника.

– Он и сейчас здесь.

Отказываясь принимать ее слова, Оливер задал очередной вопрос и услышал свой хриплый голос:

– Кто «он»?

– Дедушка, – направила палец вверх Оливия. – Он принес цветы.

Оливер криво улыбнулся, стараясь успокоить девочку. При этом посмотреть вверх он не решался.

– Это всего лишь сон, ты задремала, и тебе приснилось…

– Тогда кто у нас на потолке? – спокойно спросила девочка.

Ее голос не изменился, но для Оливера он вдруг прозвучал неестественно, с металлическим отзвуком. Сержант продолжал смотреть на девочку, убеждая себя, что смотреть на потолок нужды нет. Он слышал о том, что девочка иногда фантазирует, но все же ощущал беспокойство.

– Нет там никого, видишь?

Оливер пару раз махнул своей рукой над головой, боясь, что чего-нибудь коснется. Но рука рассекала воздух без препятствий. Это вселило уверенность.

– Поднимите голову.

– Хорошо.

Голос все еще хрипел. Оливер нервно вскинул голову.

На потолке оказалось зеркало, покрытое пылью и паутиной. Отражение было не разобрать, но все же Оливеру удалось разглядеть комнату, кровать и девочку. Себя он различал плохо – отражение сильно исказилось. На лице виднелись пятна грязи, волосы торчали на макушке, да и одежда выглядела неопрятно. Все еще не до конца понимая происходящее, Оливер встал и пристально посмотрел на себя. Отражение в точности повторило его действия.

От увиденного по спине пробежал холод, а остатки завтрака подступили к горлу. «Это не мое отражение», – подумал Оливер. Перед ним стоял вверх ногами мертвый старик. Пятна грязи на лице оказались сгнившими дырами на серой коже, волосы не торчали на макушке, а был облезлый череп. Остатки рта исказила страшная гримаса, открывающая челюсть с редкими зубами. Сквозь выцветший сюртук проглядывали серые кости с остатками плоти, в которой копошились черви.

Оливер поднял руку и прикоснулся к зеркалу, мертвец в отражении сделал так же. Несмотря на духоту в комнате, зеркало оставалось холодным.

– Это мой дедушка! – радостно крикнула Оливия и рассмеялась.

На зеркало со стороны отражения упал опарыш, разрушив восприятие реальности у сержанта. Ужас, копившийся все это время в потаенных местах души, вырвался наружу и поглотил его с головой. Он постарался отдернуть руку, но пальцы намертво прилипли к зеркалу. Безуспешно дергая правой рукой, Оливер заметил, что мертвец перестал за ним повторять и теперь с любопытством наблюдает. Стоило мертвецу убрать руку, как рука Оливера освободилась. От усилия, с которым он старался отодрать руку, сержант рухнул на пол. Не отводя взгляд от мертвеца в отражении, он медленно пополз в сторону выхода. Мертвец вел сержанта взглядом пустых глазниц.

Как только Оливер уперся спиной в запертую дверь, старик зашевелился. Он согнул ноги в коленях и неожиданно для сержанта прыгнул. Повернувшись всем телом в воздухе, он приземлился на зеркало и растянулся на нем. Теперь Оливер не видел зеркала. Не было и отражения комнаты. Их разделяло лишь мутное стекло, по которому мертвец полз в его сторону, оставляя позади себя частицы тела.

Оказавшись над сержантом, старик замер, а потом ударил кулаком по стеклу. Звук эхом отразился в сознании Оливера, и паника парализовала его. Все вокруг расплылось и перестало существовать, его окружила лишь тьма. Спасение ждало его за дверью, но тело ему не принадлежало. Его взгляд был прикован к останкам человека, которого он сперва принял за свое отражение, о чем сейчас очень жалел, причем с каждым ударом все сильнее.

На стекле появились трещины, словно молнии, разрезающие его на части. Оливер зажмурил глаза и закричал, когда услышал звук разбившегося стекла.

Мисс Уолш подлетела к кричащему сержанту и опрокинула на него кувшин холодной воды. Оливер открыл глаза и огляделся по сторонам. Он был в комнате Оливии, которая сейчас с ужасом на него смотрела.

– Ты, паразит такой, совсем тронулся?! – крикнула на него мисс Уолш. – Девочка и так спит с трудом, а ты своим криком ее пугаешь!

– Простите, – виновато ответил Оливер, – я не заметил, как уснул…

– Девочка моя, ты в порядке? – обратилась мисс Уолш к Оливии.

– Да. Мы беседовали, я увидела, что сержанта Хилла клонит в сон, и замолчала. А потом он упал со стула и начал кричать.

– Сейчас все хорошо, просто сержанту приснился кошмар, что не удивительно в работе полицейских. Сейчас он уйдет, и мы будем спать.

Мисс Уолш со злостью посмотрела на сержанта, и тот покинул комнату, еще раз извинившись.

Маргарет в точности следовала оставленным инструкциям доктора, чей голос звучал в ее голове. Мисс Уолш наполнила стакан настойкой ровно до отметки, которую Август оставил ножом (доза настойки – исходя из веса ребенка), и дала Оливии выпить ее.

«Молодец, Маргарет!»

Следующие десять минут она говорила о странах, в которые можно отправиться по морю, и когда в своих рассказах дошла до таинственной Японии, Оливия уснула.

«Отлично справились, мисс Уолш!»

Крики сержанта пусть тихо, но все же дошли до гостиной. Гарп подскочил первым, за ним последовал Норман, но инспектор постарался обоих успокоить и вернуть на места.

– Господа, этот короткий крик принадлежит моему спутнику и, поверьте, не стоит ваших тревог. Подобное я слышал утром, когда ему приснился кошмар, и думается мне, что, укладывая вашу дочь, мистер Брукс, этот болван позволил себе задремать.

– Что, если на него напали? – прервал егоНорман.

– Тогда бы сержант Хилл не кричал, а стрелял.

– Мне будет спокойнее, если я выясню причину, – ответил Гарп и тяжело встал.

Покачиваясь, он направился к выходу. Норман сощурил взгляд на инспектора.

– Сдается мне, мистер Льюис, вас не заботит судьба моей семьи, – произнес он вяло.

Чарльз встретился с ним взглядом.

– Она меня волнует ровно настолько, насколько должна. Поверьте, среди нас есть безразличный человек, и это не я.

Оба замолчали.

Гарп встретил сержанта у лестницы, ведущей на второй этаж, и они вместе вернулись в гостиную, где Оливер подтвердил версию инспектора.

После того как все собрались в комнате, Чарльз встал и занял место у окна, чтобы всем было прекрасно его видно. Хлопнув дважды в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, он начал:

– Итак, что мы имеем: явная попытка ограбления, нападавшие – местная банда. Их было…

Инспектор поднял кисть и приготовился загибать пальцы.

– Трое скрылись на лодке вместе с доктором, – включился в процесс сержант.

– Двое лежат здесь, – небрежно сказал Норман и бутылкой указал на тела, накрытые тканью.

Чарльз посмотрел на получившийся кулак.

– Значит, пятеро.

– Был еще один, тот, что меня ранил, – вмешался Гарп, держа по привычке руку на шее в области пореза. – Ранил ножом. Таким же или подобным был убит один из нападавших.

– Тогда их было шестеро… – задумался инспектор. – А что стало причиной их ссоры?

– Делить им было нечего, они ничего не взяли, – сказал Норман.

– Вероятно, одного из них взяли в банду, только чтобы он подорвал дверь тайника? – предположил сержант.

– Звучит логично. Его решили убить, так как изначально не собирались брать в долю. Но он унес ноги, и, думаю, мы его не увидим, – подвел итог Чарльз и обратился к Норману: – Скажите, насколько ценны вещи, которые хранятся в тайнике?

– Там нет ничего ценного. Эта дверь не открывалась со смерти отца Саманты. Откуда они узнали про тайник, которым наша семья не пользуется? – спросил Норман и посмотрел на дворецкого, который к тому моменту вжался в кресло в углу комнату.

– Хороший вопрос. Мистер Гейл, ваш черед говорить.

Инспектор сделал шаг в сторону дворецкого. Джонатан едва сдерживал слезы.

– Я ничего им не говорил. Мой сын… он хотел взять совсем немного, только чтобы хватило на отплытие в Америку – так он сказал. Он так плохо выглядел, я не мог ему отказать, но теперь стыд сжигает меня изнутри…

Чарльз пристально уставился на дворецкого, считывая каждый его жест, и пока дворецкий не врал.

– Касательно того, что он ваш сын. С чего вы взяли, что он один из нападавших?

– Он появился неделю назад, накануне моего отъезда за доктором, и принес письма, которые я писал… своей даме.

Джонатан издал тихий всхлип.

– Эти письма – тайна, как и наш роман. Мы встречаемся редко, и каждая ночь для меня награда…

– Ваши романтические похождения нас не интересуют, – прервал его инспектор. – Вам этого хватило, чтобы поверить в то, что он ваш сын?

– Да. Но и его глаза – они напомнили мне о ней…

– Достаточно. Я думаю, что вас обвели вокруг пальца, – подытожил инспектор.

– А письма они могли найти в одном из домов, которые ограбили до этого, – продолжил его версию сержант. – Я согласен с инспектором, выглядит как обман.

– О чем вы с ним говорили, когда встречались?

– Я пытался его убедить покинуть город, даже отдал ему свои сбережения, но он был непреклонен.

– Он говорил о тайнике?

– Нет, спросил лишь, где кабинет мистера Брукса.

– И что вы ему ответили?

Джонатан виновато посмотрел на Нормана и неуверенно ответил:

– То, что найдет он там лишь пустые бутылки…

Сержант усмехнулся, глядя, как Норман под эти слова открывает очередную бутылку.

– Когда вы договорились встретиться в следующий раз? – спросил Чарльз.

– Завтра утром на нашем месте в старом квартале, я могу показать.

– Вы завтра отправитесь с ним на встречу, Гарп составит вам компанию.

Чарльз посмотрел на Гарпа.

– Как вы себя чувствуете?

– Достаточно хорошо для утренней прогулки.

– Может, мне пойти? – предложил сержант.

– Нам стоит проверить пару мест, где, предположительно, могут быть преступники. Гарп, у меня к вам будет просьба.

– Слушаю.

– Возьмите его живым.

5

Чердак особняка походил больше на жилой этаж, нежели на подсобное помещение. Старая мебель, небрежно покрытая серой от пыли тканью, создавала иллюзию застывших призраков, мирно спящих в темноте. Пространство было разделено на несколько комнат, большую часть которых завалили старыми вещами. Сначала Ману планировал остаться на первом этаже и послушать беседу полицейских, но голос четко дал понять, что делать это не нужно.

Стоило попасть в этом дом, как голос стал наглее вторгаться в его разум. В прошлом Ману мог не слышать его неделями и каждый раз содрогаться от его появления. Но в последние сутки он звучал в его голове достаточно часто, чтобы магический эффект, заставляющий трепетать, ослаб, даже вызвал раздражение. В такие моменты Ману ощущал себя марионеткой без собственной воли, чего прежде с ним не случалось. Но мысли ослушаться голоса не возникало. Он поступил так единожды и чуть было не поплатился жизнью.

Было у голоса и еще одно удивительное свойство – он залечивал раны. Любой порез или пулевое ранение затягивались в течение нескольких часов. Процесс этот проходил довольно болезненно – рана начинала гореть изнутри, оставляя легкий дымок. Со временем Ману свыкся с сопровождающей лечение болью и перестал ее замечать.

Выждав немало времени, когда полицейские закончат обход дома в поисках преступников, Ману поднялся на чердак, стараясь использовать тайные проходы и коридоры между стен. Оказавшись на месте, он устроился в старом кресле некогда изумрудного цвета c золотистой бахромой в дальнем углу, ближе к окну, ведущему на крышу. Оттуда открывался хороший обзор на дверь, ведущую на чердак, так что в случае неожиданных гостей был шанс уйти через крышу. Ману положил ноги на кофейный столик, откинул голову, закрыл глаза и погрузился в мысли.

Голос знал, что все произойдет именно так. Этого он и хотел – сфокусировать внимание закона на выживших преступниках и позволить действовать из тени. Если бы он не оказался в тот момент в коридоре, то о его существовании никто бы и не знал. Но сейчас они знают и понимают, что он не в ладах с бандой. Вопрос только в том, будут ли они его искать.

Вдалеке сверкнула молния. Ману посмотрел в окно. «Ночью будет дождь», – тихо произнес он. Звук дождя отлично скрывает посторонние шумы, так что у него появится шанс обыскать дом, не привлекая внимания. Прежде чем подорвать дверь в тайник, Ману внимательно изучил ее механизм. Взломать не получилось бы. Оставалось найти ключ, которым отпиралась дверь, и Ману надеялся, что голос поможет.

Город постепенно накрывало тенью. До полуночи оставалось несколько часов, которые Ману посвятил отдыху. Сны никогда ему не снились. Он спал, но сознание продолжало работать, и стоило малейшему шороху донестись до слуха, как Ману открывал глаза. Быть всегда готовым – таков принцип его жизни.

Сквозь закрытые глаза он продолжал видеть силуэты чердака. Еще он видел тень, медленно идущую от дальней стены в его сторону. Она смахивала на человека низкого роста. Он шел беззвучно, потому Ману списал появление таинственного гостя на собственное воображение. Такое уже бывало, особенно в дни сильных эмоциональных потрясений. Спустя неделю после взрыва шахты он на мгновение увидел Лиама Пэтси, работягу из той же бригады, стоящего с окровавленным лицом у дороги. Стоило моргнуть, как тот исчез. Поэтому даже когда тень оказалась рядом, Ману продолжил ее игнорировать. Тем более, будь он сейчас в опасности, голос предупредил бы его.

Силуэт принадлежал ребенку, черты лица которого было не разобрать. Он протянул руку и коснулся плеча Ману. Индус почувствовал холодок, переходящий в легкую вибрацию, похожую на вибрации голоса. Он открыл глаза. Призрак исчез. Ману огляделся по сторонам – ничего не изменилось, за исключением керосиновой лампы, появившейся на том месте, где была тень. Он точно помнил, что никакой лампы не видел, когда поднялся на чердак.

Осторожно, боясь, что от касания она исчезнет, он взял лампу и поднес к лицу. На вид перед ним была обычная лампа, вот только она слабо вибрировала и покалывала руку. «Стоит ли мне ее зажечь?» – мысленно спросил он. Голос молчал. Потратив еще немного времени на изучение лампы, Ману пришел к рискованной идее все-таки зажечь ее. И хотя даже слабый свет, мелькнувший в окне, мог выдать его положение, у него была уверенность в том, что ничего дурного не случится. Лампа горела слабо, создавая тусклый круг света вокруг себя. Подняв ее повыше, Ману осмотрел чердак, представший в свете совершенно иным.

У одной из стен он удивленно остановился. В темноте она была пустой, но стоило направить на нее свет лампы, как на ней появлялась картина с кораблем. Ее точно не было в темноте, как и лампы, но все же сейчас он на нее смотрел. Она притягивала к себе, гипнотизируя плавностью линий, художник проявил истинный талант при ее написании. Создавалась иллюзия, будто корабль плывет. Волны, разбиваемые носом корабля, разлетались в разные стороны, Ману слышал их шум. Он слышал, как ветер бил в парус, как кричал боцман и как ладно отвечала ему команда. Звуки доносились до него один за другим, распадаясь на едва уловимые детали – треск мачты и скрип веревок, топот босых ног по палубе, звон стали, тиканье часов, смех. Они окружали его и давали жизнь картине. Ману ее не просто видел – он был погружен в нее полностью, стоял на палубе, ощущал морские капли на лице и соль на губах.