
Полная версия
Виктория
– Не люблю это слово «никогда». Люди им вечно разбрасывается, но «никогда» не выполняют данные обещания. Еще вчера я думала, что я «никогда» не стану старшеклассницей, что «никогда» не поссорюсь с Полиной, что «никогда» не стану курить. А что в итоге? Я через полгода старшеклассница, которая подралась в женском туалете с Полиной и сейчас в тихушку ото всех курю, сидя на берегу пруда. Так что извини меня, Иришка, не доверяю я этому слову «никогда». А что, если ты…
– Если ты мне не доверяешь, тогда зачем весь это цирк? Зачем мы с тобой дружим, если ты мне не доверяшь? – Иришка встали. – Может, пока не поздно расстаться?
– Не говори ерунды. Сядь. – Вика потянула ее за руку. – Ты чего, подруга, так на меня обозлилась? Ты же знаешь, что я тебя люблю и доверяю тебе так, как никому другому.
– Просто я не могу понять, почему ты не хочешь со мной поделиться своей тайной? Мы же всегда все друг другу рассказываем.
– Ладно.
– Что ладно?
– Ты меня убедила, я тебе расскажу о своем маленьком секрете, который тебя шокирует и вряд ли обрадует. И скорее всего, Ириш, ты не поверишь ни единому моему слову. Если четно, я давно хотела с тобой поделиться своей тайной, но боялась.
– Не бойся, – сказала Ирина и улыбнулась подруге.
– Ты должна мне пообещать только одно.
– Что?
– Никому не говорить об этом. Ради меня, ради моей семьи, ради нашей дружбы. Ты должна осознавать всю серьезность будущего разговора. И если кто-то случайно узнает об этом секрете, я со стопроцентной вероятностью не смогу с тобой дружить, так как меня направят в психушку. – Иришка не сдержалась и засмеялась. – Это не шутки, Ирина. Обещай мне, что не расскажешь.
– Обещаю, – с серьезным выражением лица пообещала Иришке.
Виктория тяжело вздохнула и начала рассказывать о странной дружбе с Домовым, который живет там, где звезды. Иришка поглощенная странной, но жутко романтической историей любви, не перебивала Вику и внимательно слушала, попутно закуривая новую сигарету со вкусом ментола.
Закончив говорить, Вика посмотрела в глаза Иришки и хотела увидеть в них ответ до того, как она начнет ее осуждать. Но глаза подруги ровным счетом ничего не выражали, они были хоть и бездонны, но скупы на эмоции. Ирина выбросила басик в снег и сказала:
– Теперь я понимаю, почему ты не захотела мне об этом рассказывать. Я сейчас сижу и не знаю, как мне реагировать. То ли поздравить тебя с таким добрым и милым другом, то ли посочувствовать твоей временной утрате, то ли накричать на тебя за то, что ты мне такое рассказала. Я не знаю. Ты была права, ты меня шокировала и потрясла. Я сомневаюсь в каждом твоем слове. Конечно, история красивая и такое вряд ли бы ты придумала бы нарочно, но извини меня, это звучат так бредово! Домовой, другие миры, духи, красные глаза, межгалактическая любовь, твоя семья. Я хочу тебе верить. Честно. Но я…
– Я понимаю твои сомнения. В это нелегко поверить. И если бы кто-то рассказал мне о Домовом, который живет в платяном шкафу, я бы ни за что не поверила бы. Ей, богу! И если ты мне не веришь, я пойму. Я не обижусь, а только поцелую тебя за то, что ты меня внимательно выслушала и ни разу не засмеялась. Я даже не обижусь, если ты не захочешь больше со мной дружить, общаться. Я пойму и снова поцелую, но уже на прощанья.
– О чем ты таком говоришь! – возмутилась Ирина.
– Подожди, Иришка, можно я скажу. Это важно, – Ирина кивнула и Виктория продолжила. – Если же ты мне поверила, я буду рада. А потом я докажу тебе, что он существует. Не знаю как. Но докажу. Так что ты решила, верить мне или не верить? Но прежде, чем отвечать, подумай хорошенько, почему я три месяца хожу, как сама не своя? Почему я пренебрегала твоим общением и осталась дома одна? Почему меня не интересует ни один мальчик в школе, даже самый симпатяга? Почему я ходила до нового года и вся светилась от счастья? Ответь на эти вопросы, прежде чем отвечать на главный. Пожалуйста, подумай. Почему, так?
После минутного молчания Иришка сказала:
– В очередной раз, я убедилась, что ты странная. Но я хочу верить. И еще спасибо тебе, что решилась мне рассказать о Домовом. Мне приятно стать частью твоего секрета.
Они обнялись, чмокнули друг друга в щечки и засмеялись.
– Мне вот безумно интересно, как ты мне собираешь доказать о его существовании? – вдруг спросила Иришка.
– Для начала надо сходить ко мне в гости, – ответила Вика.
– Чего же мы ждем?
Когда Виктория с Иришкой подошли к двухэтажному дому, огражденному живой изгородью, они увидели, что на кухне горит желтый свет, отражение которого падало на мокрый и серый снег. Они подушились туалетной водой, положили в рот мятные конфетки, проверили свежесть дыхания, дыхнув друг на друга, и только тогда Виктория отварила входную дверь, и они вошли в дом.
В доме пахло жареной рыбой и картошкой. На кухне мама с Васей готовили ужин, обволакивая сырую рыбу в муке и ложа ее на трещавшую сковородку. Вика подбежала к маме, шепнула ей на ушко, что Иришка немного побудет у них в гостях, и обрадованная одобрительным взглядом мамы побежала к подруге и, схватив ее за руку, потащила к себе в комнату.
Забежав в комнату, Виктория закрыла дверь на щеколду, быстренько достала из вазочки две конфеты – одну протянула Ирине, а вторую положила себе в рот, а после залезла под кровать, вытащив оттуда старую пыльную коробку. В коробке были аккуратно сложены десятки разноцветных рисунков. Вика разложила несколько листов на полу. После этого подошла к платяному шкафу, открыла дверцу и достала еще одну коробку, в которой хранили картины, сплетенные из бисера. Ирина ахнула, когда взглянула на картину, обрамленную в стеклянной рамке, на которой была изображена босоногая Виктория в голубом ситцевом платье, со смешным чепчиком на голове, с распущенными волосами; она шла по зеленой травушке и ловила сачком порхающих бабочек голубого окраса. Отложив картину в сторону, Ирина посмотрела на следующую работу и пришла в неописуемый восторг, когда узнала себя на картине.
– Это что, правда я? – не веря своим глазам, спросила она. – Я хотела сказать, мы с тобой?
– Да, – ответила Вика, кивнув головой. – Когда мы сидели на скамейки и лузгали семечки, Домовой сидел на ветке дуба и рисовал нас. Я знала про его будущее творение, поэтому я сказала ему, чтобы он нас нарисовал не на фоне дуба и дома, а на фоне красно-розовых облаков и посоветовала подрисовать нам белые крылья, как у ангелов. Вот так – в одночасье мы стали ангелами. Люблю эту картину.
– Кажется, я тоже в нее влюблена. Она такая красивая. Ума не приложу, как твой Домовой смог такое сплести! Настоящее произведение искусства, от которого аж мурашки по коже бегают.
– Она твоя, – сказала Виктория, посмотрев на подругу.
– Как это «моя»? Ты, наверное, шутишь?
– Никаких шуток, – улыбнулась Вика. – Это картина никогда не была моей, она всегда принадлежала тебе.
– Мне? Неужели это подарок от Домового на тот случай, если я когда-нибудь поверю в его существование? – догадалась она.
– Именно, – ответила Вика. – Судя по твоим глазам, ты не хочешь, да и не желаешь оспаривать, что эти рисунки и картины из бисера воссозданы неземным существом. Я вижу, что ты мне поверила. Поэтому… она – твоя. – Вика протянула картину Иришке, которая не могла налюбоваться своим подарком.
Они убрали картину из бисера в платяной шкаф, аккуратно собрали в коробку рисунки, лежащие на полу, потом подошли к компьютерному столу, из верхнего ящика которого Виктория вытащила деревянную шкатулку и открыла ее.
На дне шкатулки лежала отполированный камень в виде сердца, черный волокнистый шарик, стеклянная коробочка с пылью и игрушечный светлячок, который ярко освещал шкатулку и постоянно порхал крылышками.
– Светлячок, словно живой! – воскликнула Иришка.
– Ага. Смотри. – Вика положила на ладонь зеленого светлячка и подбросила, он застрекотал и начал взад-вперед летать по комнате, освещая бледным сиянием комнату, словно неоновая лампа. – Правда здорово?
– Не то слово. Волшебно! – прокомментировала Ирина и спросила. – А светлячок, его рук дела?
– Да. Он выстрогал его из веточки дуба. Как он мне сказал, что такие светлячки живут в их непроглядном мире и сверкают только тогда, когда надвигается песчаная буря.
– Удивительно. Он летает и светится. Ты не спрашивала у Домового, из чего он состоит?
– Спрашивала, но он мне не говорит. Это секрет, покрытый вековой магией и волшебством, – сказала Вика и засмеялась, вспомнив гримасу Домового, когда он вручал ей этот подарок.
Иришка поймала светлячка и внимательно разглядывала его.
– Кажется, что резиновый, а не деревянный. – Она положила его в шкатулку и взяла в руки стеклянную коробочку с песком и пылью. – Почему коробочка пустая? В чем фокус?
– Она не пустая, в ней песок, – ответила Вика.
– Там песок с его планеты? – спросила Иришка, Вика кивнула. – Странно, почему же я его не вижу? Он такой же желтый, как земной? – Виктория снова кивнула, и Иришка положила коробочку обратно в шкатулку и взяла в руки камень, став внимательно его рассматривать. – Это тот самый камень, который он тебе подарил на новый год? Очень красивый и большой. Ты как думаешь, он дорогой?
– Не могу сказать, – отозвалась Вика. – Я не задумывалась об этом, если честно. Он дорог (бесценен) только для меня и не для кого больше. Глядя на него, я вспоминаю о нем и мне уже не так грустно и одиноко на душе.
– Ты когда-нибудь была у него в гостях? – вдруг поинтересовалась Ирина.
– Была и не раз. Ничего особенного, один сплошной пустырь и постоянна жара. Ни травинки, ни пушинки, ни единого ростка деревца, ни водицы, ни чистого неба, а только высушенная земля, обугленные столбы и ветхие дома.
– Ты так буднично говоришь об этом, как будто слетала в Сахару. Подумаешь, другой мир?
– Поверь мне, наш мир в тысячу раз красивее. Нет, точнее сказать, в миллион раз.
– Я отчего-то тебе верю. – Ирина улыбнулась и положила камень на дно шкатулку, закрыла ее и отдала Вике. – Если бы кто-нибудь слышал наш разговор, нас бы уже давно засмеяли и закрыли в психушке. Когда говоришь твой суженный, ряженный приедет? Хочу с ним познакомиться.
– Он мне не суженный и никакой не ряженый! – возразила Вика и добавила. – Он приедет ночью, первого июня. Надеюсь, он не задержится. И не найдет себе…
– Не найдет себе подругу из своего мирка, – закончила предложение Ирина.
– Верно.
– Не думай об этом, – стала успокаивать ее Иришка. – Если он дорожит твоей дружбой, то он не посмеет влюбляться в других девчонок.
– Я на это надеюсь.
– Кто знает, вдруг он сегодня придет тебя навестить?
– Не придет, – ответила Вика. – Он сразу же меня предупредил.
– Да что ты слушаешь этих парней. Все они одинаковые. Говорят одно, а делают все по-другому. Так что ты не отчаивайся, а лучше перед сном загадай желание, чтобы он явился к тебе во сне или наяву.
– Думаешь, я не загадывала? Да тысячу раз. И самое отвратительное во всем этом, что он ни разу мне не приснился. Ни разу! Как будто специально хочет, чтобы я мучилась.
– Сегодня присниться. Обещаю.
– Откуда ты знаешь? А хотя… какая разница. А если не присниться, что тогда?
– Тогда… тогда… я придумала! – вскликнула Ирина. – Тогда я тебе куплю самый большой и сладкий торт. Но если он тебе приснится, тогда ты мне покупаешь торт. Договорились?
– Если он мне и приснится, ты что думаешь, я тебе скажу правду?
– Ха. Конечно, скажешь. Ты же врать-то не умеешь. Так что я нисколько в тебе не сомневаюсь.
– Ну и зря. Я та еще штучка.
– Ты-то, ДА! Мордочки колотишь всяким мегерам в общественных туалетах, соперниц сбиваешь с ног на баскетбольных играх, на учителей кричишь, лучших подруг жестоко обижаешь, летаешь каждую ночь в другие миры и ко всему этому соблазняешь парней другой расы. Точно дикая штучка!
Они засмеялись.
Ей снилось, как она с Домовым качается на огромных качелях, задевая пятками воздушные облака. Домовой был еще совсем крохой, не больше семи лет. Он радовался и смеялся, хватая руками пористые облака и сдувая их с ладони, словно пену. Когда им надоели воздушные качели, Домовой предложил побегать и попрыгать на облаках. Виктория согласилась. Они перепрыгивали с одного мягкого облачка на другое, поднимаясь все выше и выше, смеясь все громче и громче. Рядом с ними летали птицы, ангелы с белыми крылышками и с нимбами поверх кудрявых голов, бабочки и светлячки. Все они танцевали и смеялись, кружась в воздухе. Но потом облака стали редеть, а позже и вовсе исчезли. И тогда он предложил ей прыгнуть воду и поплескаться в морских глубинах. Она испугалась и воспротивилась, сказав, что лучше прыгать на облаках, нежели прыгать в воду с высоты птичьего полета. Он не хотел ее слушать, взял за руку и спрыгнул с облачка, потянув ее за собой. Погрузившись в воду, она не почувствовала ничего, кроме легкого покалывания, хотя думала, что разобьется на смерть. Вынырнув из глубин разбушевавшегося моря, она поняла, что никто ее не держит за руку. Она запаниковала и стала искать его в неизведанных глубинах океана, спрашивая у акул, русалок, дельфинов, китов, косяков рыб, даже у разговаривающих рифов и водорослей, но никто не видел Домового. Когда она уже практически отчаялась, сев на серую глыбу, возле затонувшего судна, к ней сзади кто-то прикоснулся. Она обернулась и увидела его. К ее большому удивлению, он был уже крепким и красивым юношей, а она прекрасной девушкой.
Открыв глаза, Виктория увидела, что на ее кровати сидит Домовой и смотрит на нее. Она спросила:
– Это сон?
– Нет, Виктория, это не сон, – ответил Домовой. – Все, что ты сейчас видишь, все происходит наяву.
– Но это невозможно. – Она снова протерла ладонями глаза, Домовой не исчез. Вика, чтобы удостовериться в том, что это реальность прикоснулась пальчиками к его лицу и почувствовала жар. Сначала опешила, но потом поцеловала его. Сладость, горячее дыхание, дрожь. Это было наяву. – Ты и правда здесь! – вскрикнула она и крепко-крепко обняла его, чтобы больше не отпускать.
– Да, милая подруга, яздесь. Как же я по тебе соскучился…
Они лежали на кровати, взявшись за руки, и с наслаждением, с неким благоговением смотрели друг на друга, любовались и бессильно пытались противостоять чувствам.
Виктория все еще не могла поверить, что с ней лежит Домовой, смотрит на нее, держит ее за руку. Ей казалось, что это только приторно-сладкая сказка, упоительный сон волшебства, мир грез, воплотившийся за пеленой реальности.
– Я сейчас смотрю на тебя и не могу поверить в то, что ты сейчас со мной, – сказала Виктория и прижалась к нему еще ближе. – Как же я хочу, чтобы этот сон наяву длился целую вечность, чтобы мы всю жизнь так лежали, друг напротив друга, смотрели в любящие глаза и наслаждались тишиной лунной ночи. Это волшебно!
– Жаль, что наша с тобой сказка будет длиться не так долго, как вечность, – грустно промолвил Домовой. – А всего два часа. Больше нельзя. После этого снова расставание.
– Почему тебя отпустили всего на два часа? И почему тебя вообще отпустили? Не подумай, что я не рада тебя видеть.
– Лучшим ученикам дают такую возможность: отправиться домой на некоторое время, отдохнуть и пообщаться в кругу семьи. А моя семья – это ты.
– Ты стал лучшим учеником?
– Ага.
– Я знала, что ты всем им покажешь и справишься с любой трудностью. – Молчание. – Когда тебя не было рядом, я придумала, наверное, тысячу вопросов. Но сейчас, когда ты здесь, я обо всем забыла, о чем хотела спросить. Как учеба в колледже, трудно, тяжело? Завел новых друзей? Чему тебя учат, добру или злу? Чем занимаешь в свободное время? Расскажи мне обо всем, что случилось с тобой за эти три долгих месяца. Я хочу знать – все!
– Ты уверена, что хочешь потратить наше драгоценное время, чтобы узнать, чем я занимался в колледже. Может, лучше поговорим о тебе?
– Нет уж! Лучше о тебе. И если время останется, я расскажу кое-что интересное о себе. Надеюсь, ты не будешь сильно сердиться на меня.
– Смотря за что, – усмехнулся он и начал рассказывать. – Помнишь, я говорил о поезде? – Она кивнула. – Так вот – нет никого поезда, не говоря уже о летающих кораблях и фрегатах, меня транспортировали в колледж с помощью телепортации. Я не успел открыть глаза, как уже оказался совсем в ином мире – среди пыльной пустоши возвышались десять шарообразных зданий разных габаритов. Они были расположены друг за другом, соединяясь с помощью узких переходов. Каждый шар, который смутно напоминал черный катышек на старом свитере, был выше предыдущего на несколько метров. В течение одного учебного года ученик должен переходить на класс – кокон – выше, пока не достигнет последнего, десятого. Вчера я поднялся на второй этаж первого кокона (класс), получив по всем предметам твердые пятерки, и был вознагражден поистине щедрым подарком: встретиться с тобой.
– А там в этих коконах, что есть, и парты, и стулья, и доски, и грозные учителя с указками, и веселые одноклассники? – поинтересовалась Вика.
– Да. Все, как в ваших школах. Разве только у нас столы и стулья, сплетенные из сухих веточек, и облиты вязким жидким пандусом. А зеленых досок и вовсе нет, так как наши преподаватели летают по аудитории, рассказывают и одновременно показывают все, что рисует их воображение. Представляешь, он говорит, а я вижу то, что воспроизводит его подсознание. Картинка за картинкой, кадр за кадром. Кажется, что смотришь научно-познавательный фильм и быстро всему учишься. Мы изучаем такие же предметы, что и вы, незнакомые и путаные иностранные языки, литературу, математику, историю, философию, магию, психологию и так далее. Правда, есть некоторые странные предметы, которые противоречат моей жизненной позиции, и которые я стараюсь пропускать мимо ушей, чтобы не узнать чего лишнего. Но которые все равно, к моему глубокому несчастью, придется учить, чтобы на удовлетворительно сдать экзамен и не попасть в черный список.
– В черный список? Что это?
– Черный список – это деревянная доска, на которой красуется самые ленивые и бездарные ученики колледжа. Они считаются изгоями. Они нужны колледжу лишь для того, чтобы мы видели их нечастные лица и учились еще лучше. Некая психологическая терапия, которая, к слову, работает. И работает безотказно. Все стараются учиться, чтобы быть таким же, как и все и не быть, как они.
– И много вас прилежных учеников? – поинтересовалась Вика.
– Только в моем классе учиться больше сотни юношей и девушек. Просто диву даешься, почему мы раньше не общались друг с другом!
– Понятно… с кем-нибудь подружился?
– Конечно. Познакомился я уже со всеми, но по-настоящему подружился лишь с тремя одноклассниками и одной одноклассницей. Мы с ними ходим после учебы смотреть на голубое небо, на котором проплывают живые картины. Так красиво! Или ходим слушать музыку нашего мира, поднимаясь по узким дорожкам на самый высокий песчаный холм, где тяжело дышать и где тишина сменяется мелодичным завыванием ветра, поющего голосами арф, скрипок и пианино. Невероятно, когда музыка льется откуда-то с густых облаков! Или играем в прятки в заброшенных ущельях, или подземных пещерах, или в лодбол.
– Что это за игра такая?
– Правила очень похожи на правила баскетбола. Одна лишь отличие, что кольцо опущено вниз, а вместо мяча легкий клубок крысиных волос, обработанный клеем.
– Ты мне лучше расскажи о своей новой подружке?
– А что ревнуешь? – ехидно спросил он и засмеялся.
– Нет, но…
– Да признайся, что ревнуешь.
– Признаюсь, – сдалась Вика и спросила. – Как ее зовут?
– Ганди. Она из северной части нашего мира. Она общаться с нами, потому что по уши влюбилась в моего друга Иосифа. Он, к слову, к ней тоже питает некие любовные чувства. В общем, они пока еще не пара, но думаю, в скором времени они таковой станут. Как ни крути, смотрятся они вместе классно. Как мы с тобой, Виктория. Неужели ты подумала, что я влюбился в другую девочку и позабыл про тебя? Походу кто-то плохого мнения обо мне?
– Да нет, что ты! Ничего я такого не подумала. Я просто поинтересовалась. Если бы вдруг она к тебе стала приставать, то я бы в один миг бы прилетела к вам – правда не знаю как, но это мелочи – научила бы ее хорошим манерам.
– Ух, какая ты у меня грозная. – Они тихо захихикали, чтобы не разбудить крепко спящую семью. – Буду знать, а то в колледже несколько девушек желали со мной подружиться. Одна даже пригласила меня на свидание, когда мы с ней шли в школу.
– Еще бы, такой красавец мужчина! – Домовой засмущался, скромно улыбнувшись. – Ах, ты мой стесняшечка!
– Не смущай меня.
– Хорошо, не буду. Где ты живешь, когда не учишься?
– В одном из коконов, в шалашах, которые рассчитаны на троих духов. Обычно мы долго не спим, все говорим-говорим-говорим. Можем говорить до утра. В общем, валяем дурака, иногда устраивая подушечные и кулачные битвы, а иногда и шалим, пугая других Домовых внезапными ночными визитами.
– Да я смотрю, ты весело проводил время без меня, – подметила Виктория.
– И да, и нет, – неопределенно ответил он. – Вроде бы я и рад, что у меня появилось общение со сверстниками, появились друзья. И вроде бы и нет, так как я не могу видеться с тобой, с твоей семьей, когда захочу. Первое время я вообще не понимал, что происходит. Казалось, словно мир уплывает из-под ног, исчезает, стирается, рушиться. Я думал только о тебе…
– Я тебя понимаю, – сказала Вика. – В первые и самые мучительные дни разлуки, я словно была сама не своя и даже умудрилась поругаться с мамой.
– Ты? С мамой? – удивился Домовой. – Почему? Точнее, из-за чего ты с ней поругался?
Вика ему все рассказала.
– Значит, она знает обо мне и ждет моего возвращения. Думаешь, она меня увидит? – спросил Домовой.
– Не знаю. Но она поверила. И это еще не все…
– Что еще?
– Ты меня никогда, наверное, не простишь. О тебе знает и Иришка, – наконец призналась Виктория. – Я все рассказала ей, когда она увидела во мне перемену; не лучшую перемену. Я боялась, что она меня засмеет и не поверит, но вышло все в точности да наоборот, она искренне порадовалась за меня, когда узнала, что у меня есть друг. Пускай даже из другого мира. Невероятно, правда? Прости, что…
– Не надо извиняться, ты ведь ни в чем невиновата. Я считаю, что ты правильно сделала, когда поделилась нашим секретом с мамой и Ириной.
– Ты не обижаешься?
– И не думал обижаться.
– Я так боялась, что ты на меня разозлишься. Кстати, Иришка поблагодарила тебя за ту картину, которая предназначалась ей.
– Художнику приятно слышать, – деловито сказал Домовой. – Что еще интересного произошло, пока я отсутствовал? Ни в кого не влюбилась? Давай, колись!
– Ну, влюбиться, еще пока не успела. Хоть вру, я снова влюбилась в тебя, – призналась она. И добавила. – Я подралась со своей заклятой ненавистницей. После этой неприятной стычки я целую неделю пролежала в больнице.
– Ты дралась? Лежала в больнице? Виктория, ты меня шокируешь все больше и больше! Неужели ты решилась ответить Полине?
– Да.
– Ну и ну, – изумился Домовой. – Мое долгосрочное отсутствие явно оказывает на тебя самое что ни на есть пагубное влияние. Ты не заметила?
– Есть немножко.
– На самом деле, Виктория, я тобой горжусь. Я всегда знал, что ты храбрая.
– Ты приукрашиваешь, – смущаясь, сказала она. – Но мне нравится, когда меня хвалят. Это приятно. Хотя мне жаль, что я подралась с ней. Как вспомню, что я сделала в туалете, то мне становится тошно за себя. И стыдно.
– А мне знаешь, что стыдно?
– Я пока телепатическую связь, – она ласково улыбнулась, – не изучала в школе, так что, увы, не могу знать, за что тебе стыдно. Поведай свой тайну, будь добр?
– Я думал, ты меня сама спросишь об этом. Видимо, я тебе все так быстро рассказывал, что ты и не заметила подвоха.
– Какого подвоха?
– Я говорил, что в студенческом городке десять высоких, шарообразных зданий, в каждом здании которого мы будем обучаться по шесть месяцев. Из этого следует, что я буду учиться не полгода, а…
– А пять лет, – закончила предложение Виктория за Домового. – Я, наверное, этого ждала на подсознательном уровне, готовила себя и поэтому сейчас не так удивлена. Я еще думала, что это за колледж такой, где учат студентов лишь полгода. Боже, пять лет! – с отчаяния повторила она и продолжила, не дав сказать что-то Домовому. – Прости, я тебя перебью, но я должна знать продолжительность твоих летних каникул? Неделю, две? Месяц, два, а может и три? Сколько?
– Пока еще никто не знает об этом. Некоторые говорят, что месяц, а некоторые поговаривают и о двух. Я рассчитываю на полтора месяца.
– Да, – вздохнула Вика, – не густо! Ты должен учиться и дальше также хорошо, чтобы мы как можно больше виделись. Хорошо?
– Ради этих встреч я готов преодолеть любые трудности.