Рауль Валленберг: «Железная маска» Сталина, или Алый Первоцвет

Все это позволяло СД проводить операции по аресту и высылке евреев, экспроприации их имущества.

Еще через год решение еврейского вопроса было полностью передано Эйхману. После аншлюса и оккупации Австрии СД послала Эйхмана в Вену.

Одно наиболее откровенное место нацистской партийной программы звучало так: «Только член Расы может быть германским подданным. Только лицо германской крови, независимо от вероисповедания, может быть членом Расы. Следовательно, членом Расы ни один еврей быть не может». С принятием Нюрнбергских законов таким пассажам придали форму правовых актов. В 1938 году Нюрнбергские законы должны были вступить в силу в Австрии, и, чтобы ускорить этот процесс, в Вене была учреждена «Центральная служба еврейской эмиграции». Эйхман, ставший в результате тщательного изучения предмета экспертом по еврейским вопросам, был назначен руководителем этой службы 1 августа 1938 года. Через несколько месяцев он был повышен в звании до штурмфюрера СС. Получив новое звание, Эйхман рьяно взялся за избавление Австрии от еврейского населения.

На этом этапе нацисты придерживались в своей расовой политике концепции принудительной эмиграции – позже в других странах она сменилась стратегией полного уничтожения. Австрийские евреи были к тому времени уже в достаточной степени деморализованы действиями властей. Расквартировав свою контору в реквизированном фамильном особняке Ротшильдов на улице Принца Евгения, Эйхман предложил евреям выход из положения. Прежде всего он взялся за обработку руководителей еврейской общины. В общении с ними Эйхман легко пользовался идишскими и ивритскими названиями еврейских и сионистских организаций. Отсюда слухи о том, что Эйхман знал идиш и иврит. Когда он бросал словечки типа «ахалюц» (пионер, первопроходец, первопоселенец), он стремился создать впечатление, что за этим стоит внушительный запас ивритских слов и его, Эйхмана, невозможно обмануть. На самом деле подобными словами его познания и ограничивались. В основном Эйхман пользовался идишскими словосочетаниями, которые звучали как немецкие. Прибегая к комбинации грубых угроз и сладких обещаний, сдобренных к тому же приводящей в замешательство демонстрацией познаний в иудаизме и еврейской культуре, он смог заручиться их участием в хитроумной эмиграционной программе. В основных чертах эта программа сводилась к следующему. Состоятельные евреи лишались имущества, но им оставляли достаточную его долю, чтобы оплатить выезд. Евреи сами должны были обеспечивать себя и свои семьи визами – настоящими или поддельными. Эйхман брался «помочь» им в вопросе приобретения иностранной валюты, без которой эмигрантов за границей не приняли бы. Он организовывал через Рейхсбанк обмен марок на иностранную валюту – по непомерно высокому курсу. Необходимыми суммами располагали, естественно, только состоятельные еврейские граждане, но огромная, полученная от обмена прибыль использовалась для покупки валюты, предназначенной их более бедным сородичам. Таким образом, изобретательный Эйхман использовал богатых евреев, заставляя их финансировать эмиграцию бедных, в то время как рейх избавлялся и от тех и от других, не потратив ни пфеннига.

Кроме того, Эйхман приказал руководителям еврейской общины создать эмиграционный фонд, способствующий выезду бедных евреев, и послать за границу служащих фонда для специального сбора средств. Посланцы вернулись с 10 миллионами американских долларов, очень значительной по тем временам суммой, и в скором времени Австрию «в добровольном порядке» покинуло почти 100 000 евреев. Это произвело должное впечатление, и глава РСХА Рейнхард Гейдрих лично приезжал в Вену, чтобы поздравить Эйхмана. Для изучения его методов приезжали и другие важные берлинские чиновники, и покидали они Вену под таким же глубоким впечатлением. Никогда прежде его звезда не сияла так ярко, как в эти дни в Вене.

Затем, после того как в марте 1939 года нацисты захватили Чехословакию, Эйхман перенес свою деятельность в Прагу. Комбинация устрашения и организованной эмиграции и тут имела не меньший успех, Эйхман оставался в Праге до конца 1939 года.

С началом Второй мировой войны и вторжением Гитлера в Польшу программа принудительной эмиграции была сразу же приостановлена. Отныне участью евреев должно было стать их физическое уничтожение, что, однако, рвения Эйхмана ничуть не убавило. Захватив Польшу, нацисты «приобрели» в конечном итоге еще три с половиной миллиона евреев, ликвидацию которых, как полагал Эйхман, поручат ему. Когда немецкие военные части занялись массовыми убийствами и провели на местах несколько нескоординированных между собой зверских акций уничтожения, Эйхман и Гейдрих посчитали такой подход чрезмерно упрощенным и неэффективным. Следовало разработать более рациональные и радикальные методы. Но пора «окончательного решения» еврейского вопроса еще не наступила. Прежде следовало заняться другим. Опьяненное успехами руководство нацистов объявило районы Польши, примыкающие к границе рейха, неотъемлемой частью Германии. Соответственно, было решено заменить местное население: этнические немцы Польши перемешались в пограничные районы, в то время как жившие там евреи вместе с большинством местных поляков и цыганами переселялись на восток. Руководить операцией было поручено Эйхману, и скоро сотни тысяч поляков, евреев и цыган согнали со своих мест и насильственно направили в восточную часть страны, в то время как фольксдойчей в значительно более комфортной обстановке перевозили из Центральной Польши и прибалтийских стран на освобожденные для них Эйхманом хутора и фермы.

Евреи были, таким образом, согнаны в гетто в Центральной Польше ожидать своей участи, но против всевластия СС на подведомственной ему территории, как ни странно, выступил генерал-губернатор Ганс Франк (Польша отныне называлась генерал-губернаторством). Не питая ни к полякам, ни к евреям никаких теплых чувств, к Гиммлеру и к Гейдриху Франк относился с презрением и неприязнью и не потерпел бы положения, при котором в его владениях хозяйничали их подчиненные. Борьба с ними заняла у Франка немало времени, но он был достаточно настойчив и близок к Гитлеру, чтобы держать Гейдриха и Эйхмана на почтительном расстоянии, а потом и вовсе от них отделаться. В результате Эйхман лишился шанса отправить в лагеря смерти три с половиной миллиона польских евреев как раз в тот момент, когда газовые камеры и крематории были построены и готовы были принять их. Это задание выполнили другие.

В январе 1940 года Эйхман переехал в Берлин и занял должность начальника отдела гестапо по делам евреев в только что созданном РСХА. РСХА подразделялось на семь частей, каждой из которых был присвоен номер. Четвертый отдел, гестапо, включал шесть отделений, каждому из которых была присвоена латинская буква. Эйхман был в IV B. Сам IV B подразделялся на небольшие группы, каждой из которых было присвоен порядковый номер. Эйхман возглавлял IV B4 – отдел гестапо по делам евреев. В его обязанности входило проведение нацистской политики по отношению к евреям в Германии и на оккупированных Германией странах. Из четырехэтажного дома по улице Курфюрстенштрассе, 116, Эйхман руководил депортациями и уничтожением евреев в 16 странах на протяжении четырех лет.

Адольф Эйхман

Немцы быстро подмяли под себя большую часть Европы, после чего, с учетом населения стран-союзниц, их власть распространилась еще на три с половиной миллиона евреев. Эйхман был уверен: в назначенное время он и его Отдел IV – B4 сумеют должным образом распорядиться их судьбой. Тем временем нацисты вторглись на территорию Советского Союза, а по пятам за наступающим вермахтом следовало последнее изобретение войны – специальные подразделения, айнзацгруппы. Численностью каждая до батальона, они должны были уничтожать невооруженных гражданских лиц – евреев и «советских комиссаров», выявленных на занятой территории. «Восточные евреи – оплот коммунизма. Поэтому, как того желает фюрер, они должны быть уничтожены» – такой приказ получили командиры айнзацгрупп.

Эйхман в их число не входил. Его областью было планирование, организация и управление. Вполне возможно, что удовольствия от убийств он не получал. Тем не менее ездил инспектировать айнзацгруппы, занимавшиеся своей кровавой работой: обычно они расстреливали раздетых мужчин, женщин и детей, расставленных сотнями на краю вырытых для захоронения рвов. В привычку подобные визиты у Эйхмана не вошли: он считал массовые расстрелы делом грязным и хлопотным. Много лет спустя, во время следствия в Иерусалиме с притворным, а возможно, даже искренним неудовольствием он вспоминал: «Я до сих пор не могу забыть одну женщину с ребенком на руках. Ее расстреляли, а вслед за ней и ребенка. Его мозги забрызгали всё вокруг, в том числе и мой кожаный плащ».

У метода массовых расстрелов было много недостатков: даже воспитанные в нацистской вере и закаленные войной, солдаты, чтобы продолжать свою страшную работу, вынуждены были пить все больше и больше; при этом некоторые, как сообщалось, сходили с ума или поворачивали свое оружие против офицеров. «Обратите внимание на глаза этих людей, – говорил генерал СС Эрих фон дем Бах-Зелевски присутствовавшему во время акции рейхс-фюреру СС Гиммлеру. – Видите, как они смотрят? Нервы этих людей загублены на всю жизнь», как метод уничтожения расстрелы были малоэффективны, «неаккуратны» и слишком публичны. Надо было найти более «элегантные» средства.

Об Эйхмане вспомнили снова. Его отправили в Польшу, в Люблин, где производились эксперименты с газом. Евреев заталкивали в герметично закрывавшийся автобус, выхлопная система которого выбрасывала отработанные газы внутрь. Автобус проезжал некоторое расстояние, пока не заполнялся выхлопными газами, затем останавливался у ямы. Когда двери открывались, трупы и умирающих сбрасывали вниз. Метод был эффективным, но недостаточно массовым. Рудольф Гесс, комендант Освенцима, тоже занимался поисками средств массового убийства, и Гиммлер приказал Эйхману установить связь с его старым другом. Эйхман рассказал Гессу о бойне на колесах, и они согласились, что такие машины в работе с огромными толпами людей будут неэффективными. Эйхман пообещал, что он попробует найти подходящий газ. В конце ноября 1941 года такой газ, не Эйхманом, но был найден. Действовал он почти мгновенно. Циклон Б успешно прошел испытания на русских пленных. Он мог удобно храниться в жестяных банках в виде твердых таблеток, которые переходили в газообразное состояние при соприкосновении с воздухом. Циклон Б скоро стал производиться в больших количествах.

Примерно в то же время глава РСХА Гейдрих созвал Эйхмана и других руководителей СС и гестапо, а также некоторых старших чиновников различных ведомств на сверхсекретное совещание в курортном пригороде Берлина Ванзее. На встрече в штаб-квартире германского Интерпола 20 января 1942 года Гейдрих сообщил им, что Гитлер дал сигнал к осуществлению программы «окончательного решения» еврейского вопроса. Ответственность за выполнение акций массового уничтожения, независимо от географических границ, возложена на него, Гейдриха. Совещание оценило общее число евреев, которые подпадут под действие программы, в 11 миллионов человек, включая еврейское население Британии и нейтральных стран – Ирландии, Швеции, Швейцарии, Испании и Турции, евреев, проживающих на неоккупированных пока территориях Советского Союза. Выполнение программы на территории Европы должно было производиться в направлении с востока на запад, и в осуществлении ее ключевая роль отводилась Эйхману, подотчетному лишь Гейдриху. Эйхман переживал в это время огромное воодушевление при мысли о том, как широко и полно можно будет проявить свой незаурядный организаторский талант.

В заинтересованном обсуждении средств и методов «окончательного решения» Эйхман сыграл заметную роль. Участников совещания интересовала участь людей с частичным содержанием еврейской крови, или Mischlinge. Какое процентное содержание еврейской крови квалифицировало соответствующее лицо как предназначенное для уничтожения? Эксперты предлагали различные критерии и точные средства расчета… Эйхман выступил сторонником жесткой линии: со всеми Mischlinge следует поступать как с чистокровными евреями. Рассмотрение этого вопроса было отложено. Участники совещания разошлись после ужина в хорошем настроении. Гейдрих, шеф гестапо Мюллер и Эйхман задержались для доверительной беседы, во время которой Гейдрих подтвердил, что за все организационные, технические и материальные аспекты проведения в жизнь «окончательного решения» будет отвечать Эйхман.

Вскоре после совещания начались широкомасштабные депортации и заключение евреев в концлагеря, которые проводились под руководством Эйхмана по всей Европе, кроме одной-единственной страны, Польши, с численностью еврейского населения, равной суммарному количеству евреев во всех остальных европейских странах. Генерал-губернатор Франк был твердо намерен на свою территорию Эйхмана с его подручными не пускать. Убийство Гейдриха в Праге в июне 1942 года сделало победу Франка в его личной войне с СС окончательной: Эйхмана был исключен из числа функционеров, занимающихся решением участи польских евреев.

Эйхман испытывал сожаление по поводу смерти Гейдриха, однако теперь он отвечал, за работу по «окончательному решению» непосредственно перед Гиммлером. Из своей конторы в штаб-квартире гестапо на берлинской улице Курфюрстендамм он наблюдал за деятельностью членов своей команды во всех частях континента. Время от времени он срывался с места и совершал молниеносные инспекторские поездки в некоторые столицы, и, где бы он в это время ни появлялся, работа по сосредоточению евреев в лагерях и депортации шла быстрее. Тем не менее, несмотря на все служебное рвение Эйхмана, общее число депортированных, начиная с совещания в Ванзее и кончая мартом 1944 года, не превысило трех четвертей миллиона – поставленные совещанием цели не были достигнуты. Жертвы Эйхмана исчислялись следующими цифрами:

Бельгия – 25 000. Эйхман называл это «скудным результатом». Население Бельгии оказало заметное сопротивление репрессиям, позволив многим евреям избежать депортаций; кроме того, немецкие военные власти в Бельгии отнеслись к регистрации евреев небрежно.

Болгария – 12 000. Еще один «скудный результат» для Эйхмана. Болгария, ненадежная союзница, страна с сильными либеральными традициями, упорно сопротивлялась депортации евреев со своей территории.

Чехословакия – 120 000. Здесь нацистам удалось все, т.к. они полностью, после жестоких репрессий, последовавших за убийством Гейдриха в Праге, контролировали население этой страны.

Франция – 65 000. Почти 200 000 евреев спаслось благодаря отказу главы правительства в Виши Анри Петена подписать указ о депортации, отказу властей в итальянской зоне оккупации от участия в «окончательном решении еврейского вопроса», активной деятельности французского Сопротивления и растущего неприятия нацистских методов даже со стороны французских антисемитов.

Рейх: Германия – 180 000, Австрия – 60 000. Здесь Эйхман не встретил значительного сопротивления депортации остатков двух еврейских общин.

Греция – 60 000. Большинство евреев Греции проживало в портовом городе Салоники, где компактная еврейская община существовала на протяжении почти 2500 лет. Поэтому выявить и депортировать их не представило труда.

Нидерланды – 120 000. Германия контролировала Голландию почти тотально; были вывезены и уничтожены практически все голландские евреи.

Италия – 10 000. Италия во всем, что касалось политики в отношении евреев, сотрудничать с союзной Германией отказывалась. Италия не позволила депортировать евреев не только со своей территории, но также из оккупированных ею районов Франции, Югославии и Греции. Преследование евреев началось только после оккупации Германией Северной Италии, вслед за высадкой союзников на Апеннинском полуострове и падением режима Муссолини.

Польша. В немецкой зоне Польши два больших гетто, в Литцманштадте (Лодзи) и в Белостоке, находились вне юрисдикции Ганса Франка. Эйхману удалось депортировать из Белостока в Освенцим не более 10 000 евреев – депортациям препятствовали местные власти, утверждавшие, что евреи им нужны для военных работ. В Литцманштадте Эйхман столкнулся с еще более ожесточенным сопротивлением местных чиновников, извлекавших из рабского труда жителей гетто огромную выгоду. Ему лишь удалось договориться с ними о «постепенном сокращении» численности обитателей гетто.

Румыния – 75 000. Из большой еврейской общины на территории Румынии приблизительно половина, 400 000, пережила войну. Несмотря на прежние варварские действия, даже отличавшийся ярым антисемитизмом режим Антонеску, союзника Гитлера, отказался от участия в «окончательном решении». Тем не менее, десятки тысяч румынских евреев были депортированы за границу и расстреляны.

Скандинавия: Дания – 425, Норвегия – 700. Еврейские общины этих стран были относительно немногочисленны, и нееврейское население помогало соотечественникам бежать в нейтральную Швецию.

Югославия – 10 000. По «техническим причинам» большинство евреев Сербии и Хорватии (две самые большие части расчлененной Югославии) были расстреляны или отравлены газом на месте, а не депортированы. Тем не менее, тысячам евреев удалось бежать в партизанскую зону Тито, еще тысячи нашли прибежище в Италии.

Эйхман не выполнил установленных планов и чувствовал, что провалился. Он считал, что обязан убить любого еврея, который попал в его руки: «За любое, даже малейшее сомнение когда-нибудь придется заплатить дорого.» У него не было своих «любимчиков» среди евреев, как у других нацистов, он не торговался с евреями, обещая им за деньги свободу, Эйхман был убежден, что исключений быть не должно, и никакие причины: политические, сентиментальные или корыстные – на решения о депортации влиять не могут.

Немецкий протестантский священник, Генрих Карл Грубер, выступавший на процессе Эйхмана в Иерусалиме, говорил, что всякий раз, когда он просил Эйхмана за какого-нибудь человека, ответ того неизменно был отрицательным. «Он был холоден, как кусок льда или мрамора, – говорил Грубер. – Ничто не трогало его сердца». Во власти Эйхмана находились сотни тысяч человек, но он не упускал из виду ни одного из них. Эйхман был очень внимательным ко всем мелочам и полон решимости не упускать ни единого человека: «Любое исключение создает прецедент, препятствующий делу очищения от евреев» – таково было его кредо.

Эйхман относился необычайно добросовестно к своей «работе» и, поэтому, невыполнение его отделом намеченного плана почти во всех странах Европы должно было порождать у него ощущение неудачи. Примечательно, что он так и не получил звания выше оберштурмбанфюрера (подполковника), которое ему присвоили в октябре 1941 года, и не был награжден ни одним знаком отличия вплоть до самого конца 1944 года, когда Гиммлер отметил его «достижения» с большим раздражением, чтобы унять его прыть, ставшую уже излишней к концу войны (см. ниже в 5.6). Однако, когда после оккупации Венгрии стало возможным уничтожение всего еврейского населения Венгрии, эту задачу поручили именно Эйхману: Гиммлер по-прежнему доверял ему.

Эйхман чувствовал необходимость доказать вышестоящему начальству свою компетентность, свое поистине маниакальное рвение, с которым он приступил к решению поставленной задачи – уничтожению восьмисот тысяч венгерских евреев. Позже Уинстон Черчилль назвал эту акцию «возможно, самым большим и ужасным преступлением за всю историю человечества, совершенным при помощи науки и технических средств номинально цивилизованными людьми от имени великого государства и одной из ведущих наций Европы» [4,5].

Эйхман побывал в городе Хайфа и его окрестности два раза.

Первый раз – в палестинской Хайфе, времен британского мандата, 2—3 октября 1937 года. Да, только 48 часов он провел в «нижнем городе» Хайфы, высадившись с корабля и попытавшись отправиться на гору Кармель. Эйхман хотел остаться здесь надолго, чтобы изучить возможный объект своей деятельности – еврейское население (ишув) Палестины. Однако британская администрация выслала его из страны по подозрению в шпионаже в пользу Германии.

Второй раз – в окрестности израильской Хайфы, после похищения его в Аргентине и вывоза в Израиль для предания суду в качестве военного преступника, 22 мая 1960 года. На этот раз он оставался здесь почти год: с 26 мая 1960 года (за три дня до начала следствия 29 мая) и вплоть до начала суда над ним в Иерусалиме 11 апреля 1961 года.

Бывший глава израильского Моссада Исер Харэль вспоминал: «…Я подгонял бедного водителя всю дорогу, и он доставил меня в канцелярию Бен-Гуриона в 9:50. Политический секретарь Ицхак Навон не нуждался в разъяснениях: он понял, что я не стал бы беспокоить главу правительства за считанные минуты до заседания без крайне важной причины. Спустя минуту я уже входил в кабинет. Бен-Гурион удивился, увидев меня, и спросил, когда я вернулся. Я ответил, что прибыл два часа назад и у меня для него сюрприз. Старик посмотрел на меня с еще большим удивлением: мы никогда не пользовались в беседах столь возвышенным языком. Я рассмеялся:

– Я привез с собой Адольфа Эйхмана. Вот уже два часа он находится на земле Израиля, и, если вы одобрите, мы передадим его полиции…

…В тот день, когда Эйхмана доставили в Израиль, два старших офицера управления полиции – начальник следственного отдела Матитьягу Села и Шмуэль Рот, исполнявший обязанности начальника уголовного отдела, – получили приказ явиться к генеральному инспектору. Шеф был взволнован и сообщил им, что Эйхмана поймали и доставили в Израиль. Теперь начали волноваться и подчиненные, Посовещавшись, трое полицейских офицеров обговорили порядок составления ордера на арест преступника. Шмуэлю Роту не надо было объяснять значение свершившегося. На другой день инспекторы вместе с судьей Ядидом Алеви приехали к месту заключения Эйхмана, и Рот был поражен, до какой степени преступник невзрачен: как и многие другие, он представлял себе Эйхмана совсем не таким. Рот перевел на немецкий язык вопрос судьи – кто таков задержанный. Немец без колебаний ответил:

– Я Адольф Эйхман.

Судья подписал ордер на арест…

…23 мая я снова отправился в Иерусалим. В тот день глава правительства собирался известить членов кабинета о поимке Эйхмана, а затем объявить об этом в кнессете. Некоторое время я присутствовал на заседании кабинета, а затем вместе с Бен-Гурионом отправился в кнессет.

Заседание парламента началось как обычно в 16:00. По городу уже распространилась весть, что глава правительства собирается сделать важное сообщение, поэтому зал был в напряженном ожидании. Я редко показываюсь на людях, поэтому вошел в зал лишь за несколько минут до того, как Бен-Гурион попросил слова.

Бен-Гурион встал и взволнованным голосом зачитал сообщение:

«Я должен известить кнессет, что израильская служба безопасности некоторое время тому назад обнаружила место, где скрывался один из самых крупных нацистских преступников – Адольф Эйхман, несущий вместе с главарями нацизма ответственность за то, что они называли „окончательным решением еврейского вопроса“, иначе говоря, уничтожение шести миллионов евреев Европы. Адольф Эйхман уже находится под арестом в Израиле и вскоре предстанет перед израильским судом согласно закону 1950 года о наказании нацистов и их пособников.»

Члены кнессета были ошеломлены. Они и не подозревали, что пока правительство равнодушно реагировало на сообщения о том, что Эйхман жив, добровольцы-израильтяне уже действовали. Они искали преступника, чтобы поймать его и предать суду.

Из кнессета весть разлетелась по всей стране, а затем и по всему миру. Все честные люди отдавали Израилю дань уважения, а преступники, получившие предупреждение, дрожали в своих норах. Но и до них дотянется карающая рука. Ничто не забудется, и рано или поздно справедливость восторжествует.» [6].

Было ясно, что Эйхмана нельзя было помещать в обычную тюрьму вместе с другими преступниками. Необходима была особая осторожность. Надо было найти изолированное помещение, а лучше целое здание. Сотрудниками полиции было найдено подходящее здание дома предварительного заключения (ДПЗ) в окрестности Хайфы. Этот ДПЗ был хорошо защищен изнутри и снаружи, обеспечивал надежное содержание заключенного под стражей и возможность допроса в любое время. Назвали его «лагерь Ияр» («бюро 06») (т.к. он был организован как военный лагерь, а Ияр – ивритское название месяца, в котором был пойман Эйхман). Лагерь Ияр (небольшая группа зданий с внутренними двориками) был расположен в начале широкой Изриэльской долины, известной своим плодородием – результатом труда тех, кого Эйхман мечтал уничтожить [5].