Тайны стихий. Часть первая

– Значит, мне нужен сперва контроль? – спросила Цимба, Дэнс явно сбился с мысли, нужно было немного его направить.

– Да. Вспоминай, что я говорил тебе вначале: тьма повсюду, ты должна научиться призывать ее, велеть ей прийти.

– Как же тьма повсюду, если сейчас день?

– А если убрать свет, что останется?

– Да, но… это же не… то есть, мы же не можем убрать солнце, значит, пока день – тьмы не будет!

– Но если бы могли, то осталась только тьма, верно? Но кто тебе сказал, что свет полностью вытесняет тьму, а не просто маскирует ее? Просто поменяй их местами в своем воображении. Ты ведь учишься чувствовать в темноте и должна понимать о чем речь. Что если это чувство было бы зрением, тогда получалось, что сейчас темно, а светлеет тогда, когда уходит эта затеняющая штука, – он показал на солнце. – И вот тебе еще одно упражнение для ума: что если убрать и тьму, и свет, что останется? Смысл противоположностей стихий сводится к этому. Это как у стихий огонь и вода. Конечно, настоящее название стихии не имеет к огню такого уж прямого отношения. Тепло, она называется тепло или температура. Это часть ее сущности и то, что она из себя представляет. А что тогда такое холод? Это ровно обратное. Потому холод принадлежит противоположной стихии – воде. Которую тоже звать бы иначе, ведь вода только одна из ее форм. Она звалась бы не холодом, разумеется, но… Но ты поняла смысл?

– Вроде бы, – голова у Цимбы уже болела от попыток вникнуть в слова Дэнса.

– Как нельзя представить мир без света и тьмы, ровно так же без холода и тепла одновременно. Стихии слились для рождения нашей реальности. Отличие света от тьмы в том, что он сильнее, но, лишь когда он есть. А тьма есть всегда, только слабеет при свете. Понятно?

***

Вечерами они сидели на чердаке. Дэнс распределил время так, чтобы Цимба привыкала к темному образу мыслей, как он пояснял это сам. Ночь была отведена для практических занятий, потому что в настоящей темноте вызвать стихию легче. Пока практика сводилась к бессмысленным жестам и упражнениям для разума, наподобие разных головоломок на тему стихий. Дэнс уверял, что их стихия отрицает материальные привязанности, потому и позволяет нырять через себя, минуя пространство. Хотя само пространство никуда не исчезало; Катерина рассказывала Цимбе, что все равно чувствует расстояние, когда обращается в темное пятно, и она вынуждена проскальзывать его в форме тени, пусть со стороны это и выглядит как просто исчезновение, и затем появление. В любом случае Дэнс утверждал, что физическое чуждо стихии тьмы, потому никаких сложных упражнений и нагрузок не требуется. Практика не слишком отличалась от теории, даже пресловутые жесты для вызова силы Дэнс называл «приемами новичков», сам он жестами не пользовался и отзывал силу, ровно как и призывал ее, просто раскрытой ладонью, одной силой разума, как он говорил.

Если ночью тренировались, то утро отводилось на сон. Сны Цимбы стали очень насыщенными, в плане событий, но побледнели, потеряли краски. Дэнс говорил, что к этому легко привыкнуть, он и сам уже много лет видит только такие сны. День уходил на теорию: учитель наставлял Цимбу, обучая мыслить «по-темному» даже когда светит солнце, или скорее вопреки дневному свету. Ну а вечер был временем отдыха. Хотя даже вечерами Цимбу не оставляли в полном покое, она ощущала, будто вернулась в школу, которую не так уж давно окончила. Дэнс все повторял про ее большой потенциал, ощущаемый им, про огромный и сложный путь, обязанный привести весь мир к его темной судьбе.

– Сосредоточься, – велел Дэнс, когда они сидели вдвоем как-то поздним вечером; Катерина и Вирк опять ушли по своим делам, а точнее, чтобы забрать награбленное из тайника.

– Получается?

– Нет, – призналась Цимба.

Он снова и снова раскладывал вещи в случайном порядке, разные мелки предметы: камушки, щетку, стакан, ржавую монету и прочие. Ее задача была с завязанными глазами определить, что в какой части стола лежит на этот раз.

– Ты все еще не веришь нам, – печально пропел Дэнс. – Жаль.

– Вовсе нет! Я знаю, что я хранительница! Я очень стараюсь, правда! – возразила Цимба.

Она и в самом деле все больше ощущала себя темной. Идеи Дэнса о темном мире, в который он мечтал обратить все на свете, не сильно вдохновляли Цимбу. Но присутствие тьмы в своем внутреннем мире она не отрицала. Цимба всегда любила темноту, мрак, черный цвет. Теперь ей казалось, что образ темной очень шел ей: ее длинные, черные волосы, темно-карие глаза, все говорило только об одной стихии. И пусть Дэнс сколько хочет твердит, что образ не важен – для Цимбы он значил очень много. Она впервые ощутила, что предназначена для чего-то и это что-то подходит ей.

– Старание – это замечательно, – ответил Дэнс. – Но ты совершаешь ту же ошибку, что и мои ученики – пытаешься остаться собой. Хм… Все стихии парные, у каждой есть противоположность. Наша, как ты, конечно же, понимаешь, – свет. В каждой паре одна стихия для веры, а другая для служения. Так говорят издревле.

– И что это значит? – спросила Цимба, все еще сидя с завязанными глазами.

– Верь, – просто ответил Дэнс. – А значит – доверяй. Раствори свои переживания, страхи или, наоборот, безразличия во тьме. Это меняет человека, постепенно… но нужно верить, что это необходимо.

– Я уже мало что понимаю, – с легким раздражением ответила Цимба.

– Монстры живут в темноте, – сказал Дэнс. – Услышать их, тем более увидеть, можно, только поверив в это. Это тебе не свет – никто не покажет тебе пальцем, не ткнет в светящееся чудо лицом. Тьма – это игра нашего разума, оплот воображения. Образы света лишь отражают реальность, они ничто, в сравнении с возможностями тьмы…

Цимба еще некоторое время сидела в повязке. Порой ей начинало казаться, что она видит предметы перед собой, но это была только иллюзия. Она до сих пор помнила то время в подвале, когда они встретились с Дэнсом в первый раз. Тогда ей удалось на несколько минут открыть темный взор, но после пробуждения он больше не возвращался к ней.

– Наверное, монета в правом углу, стакан в центре, а слева… расческа, – предположила Цимба.

– Нет, ни разу не угадала, – отозвался Дэнс. – Я поменял все вещи, пока говорил. Теперь тут книга, кружка и огарок свечи.

– Разве можно так менять вещи, не предупредив? – слегка обиделась Цимба. – Я же только учусь!

– Так ты учишься видеть темные образы вещей, а не угадывать, где они лежат. Достаточно на сегодня. Отдохни, а после полуночи вернемся к попыткам вызвать силу.

Искра.

Июнь —Июль, третий год Патриарха.

Этот поход был не только самым необычным, но и самым тяжелым событием в жизни Анны. Они втроем вышли ночью и притаились в одном из закоулков города. На улицах уже поговаривали о введении комендантского часа, но пока до этого, к счастью, не дошло. Покинув город ночью, они шли по дороге в сторону Бонца и остановились лишь к следующему вечеру. Дальше путь пролегал по этой же дороге; идея была в том, чтобы пройти Бонц, ближайший городок в южную сторону, а затем, дойдя до большой развилки, свернуть в леса. Повозки проходили участок до Бонца за половину дня, с остановкой для отдыха людей и лошадей. Их группа шла два дня, притом что делала остановки через каждый час-полтора, для отдыха, сильно уставая с непривычки, а также отдельные привалы для обеда и ночной привал для сна. В окрестностях Бонца был затеян большой отдых, чтобы набраться сил.

Тратить деньги, которых осталось немного, на саму дорогу было неразумно. Это создавало риск, ведь у пассажиров могли проверить документы, что грозило большими проблемами. А пешком они надеялись без труда прятаться от проезжающих мимо, просто заранее сходя с дороги на обочину, за деревья. Даже если их и видели, то не рассматривали толком. По той же причине скрытности Бонц решено было проходить ближе к вечеру, до начала потемнения, но и не ночью, как в Георге. Осина рассудила, что именно в это время в Бонце много народу на улицах. Здесь не было охраны на въездах, а если охранники и были в самом городе, то не заметили странных чужаков в толпе. Возможно, все эти ухищрения были и не нужны, но перестраховаться было надежнее. Если бы ее, Анну, узнали или спросили документы, могла возникнуть неприятная ситуация, не все выходы из которой были хорошими.

Бонц был пройден и дальше лежала пыльная дорога. До развилки большого тракта дошли за четыре с половиной дня. Анна неожиданно обнаружила, что устает значительно меньше остальных; чего бы она никогда о себе не подумала, так это о своей лучшей физической форме. Странно. Тяжелее всего было Осине, для которой путешествие стало настоящим испытанием. Анна поддерживала ее как могла. Но Осина, особенно первое время, сильно поникла, выглядела вымотанной и почти не разговаривала.

На большой развилке устроили еще один долгий привал. На утро внезапно появилась медленная, громыхающая и скрипящая повозка с единственной лошадью в упряжке. Старик, везущий какое-то барахло, заинтересовался странной компанией, подтвердив их худшие опасения. Но вдруг нашелся Лемов, наврав ему и про имена, и про маршрут, и про цель путешествия. Старик оказался очень разговорчивым и простым человеком. Пообщавшись немного с Лемовым, он радостно предложил им доехать прямо до Тельца, куда и направлялся сам. Учитывая вранье Лемова, отказываться было, скорее всего, нельзя. Повозка ехала едва ли сильно быстрее, чем они шли, но без остановок довезла их до Лесма – следующего городка в эту сторону. Там старик дал своей кляче передышку, и только потом они снова отправились в путь.

Дед болтал без умолку, рассказывая о своей поездке, предыдущих поездках, о городках в южных предместьях Георга, в которых ему удалось побывать. Говорил он и о Тельце – дальнем городке, в котором жил. Там у него была семья: взрослая дочь, вышедшая за забулдыгу и сводящая отца с ума, а также жена, не помнящая, что замужем и как зовут ее мужа, да и свое имя она вспоминала не так часто.

Дед к тому же задавал вопросы. В этой ситуации талант Лемова отвечать бесконечно общими высказываниями или задумчивыми фразами сыграл свою роль. Большинство ответов Лемова были ни о чем, но Старик сам додумывал все за него, пускаясь тут же в пространные воспоминания по дням своей юности, или в рассказы о тех или иных местах, где он бывал еще недавно. Осина заранее наказывала не упоминать Георг ни при каких обстоятельствах, не поднимать тему колдунов и стараться не говорить о себе. Лемов в целом придерживался этих нехитрых правил. Старик и вовсе не знал, похоже, о каких-то проблемах с магами и тема эта не всплыла, а про Георг он не говорил, возможно потому, что там как раз не бывал. Не рассказывать о себе было труднее, но Лемову было достаточно упомянуть пару фактов, чтобы зацепить старика, важно было только не забыть, что именно врал раньше.

– И откуда вы, масть? – переспрашивал старик.

– Из Брица.

– А, ну да. Далековато будьте. А как оно там?

– Нормально.

– А как были озимы в этот год?

– Ну… Как тогда уже не будет, – ответил Лемов, подняв глаза к небу.

Старик понимающе хмыкнул.

– Ну да, ну да, – бормотал он. – Это хорошо. А вот я помню…

И пошло-поехало. Будь на его месте Анна, она бы обязательно спросила: что тогда и когда это тогда, хорошо это что-то или плохо. Но старик понимал все и так. Привыкнув к немногословности собеседника, он все больше уходил от ненужных тем и говорил сам, что было им на руку. С девушками старик не разговаривал совсем. Хотя это тоже было удобно, и позволило Анне с Осиной отдыхать себе спокойно, но было это и в чем-то обидно – показалось, что старик не воспринимает их всерьез.

Доехать до Тельца им удалось лишь к ночи, но и такой результат был куда лучше, чем идти пешком еще пару дней. Попрощавшись со стариком, они наконец вошли в лес. Удачная встреча сокращала им путь в целых два раза. Теперь, по плану Осины, нужно лишь перейти границу по чаще, чтобы избежать проверок. Дальше цель станет куда как туманнее, речь шла о каком-то древнем храме, которого может и не быть, и искать который непонятно зачем. Осина настаивала, насколько была способна при ее изнуренности, что там могут быть – или даже должны быть – знания, оставленные специально для хранителей. Якобы древние делали предсказания о наступлении эпохи хранителей и приготовили подсказки.

Лес оказался гораздо злее и серьезнее, чем представлялось изначально. Все, что у них было: компас, прихваченный Осиной из города, да карта, вырванная из школьного учебника. Все остальные познания, полученные когда-то, мигом обратились в ничто. Анна решительно не понимала, как можно не заблудиться здесь: лес был везде разным в той же степени, сколько и одинаковым. Больше лиственный лес, с вкраплениями хвойных деревьев, с множеством разных кустов и трав. Им попадалось немало оврагов, но исключительно мелких, закрытых ветками, в них кто-нибудь постоянно норовил провалиться. Одно из деревьев, закрывающих такую ловушку, – встреча с ним чуть не закончилось для Осины переломом ноги – Осина опознала как калину, но Анна решительно ничего не понимала в этом. Они не находили ягод или грибов, хотя Анна слышала, будто ими можно кормиться в лесу хоть все время, а может, они неправильно искали.

Пища была лишь одной проблемой: припасы кончались, но дойди они до селения, их можно было бы пополнить. Идея, поданная Лемовым перед отправкой, могла немного сэкономить им деньги: покупая в городе, они платили еще и за привоз, поэтому они взяли в поход меньше, но планировали закупиться в ближайшем селении. Конечно, селяне должны были брать деньги Георга, особенно так близко от него. Даже в Садоре они были вполне входу, а он был дальше от города, чем ожидаемое место выхода из леса. Вопрос только в том, что делать дальше, когда закончится совсем все.

Осина говорила, что, освоив возможности хранителей, Анна сможет охотиться без особого труда, ну или с меньшим трудом, чем обычные люди. Но сама Анна была уверена, что не сможет убить невинных животных, как бы сильно ни проголодалась. Между тем опасаться зверей тоже стоило. Пока они не встретили никаких хищников, вроде волков. Все, кто им попался, разбегались достаточно заранее, чтобы можно было только слышать их, но не видеть. Что это были за звери, оставалось только гадать. Осина предположила, что они слишком шумели в лесу, потому звери пугались и убегали. Но Анна сказала бы, что они идут вполне нормально и почти неслышно.

В какой-то момент путь пошел вверх. Склон был не очень крутым, но теперь ноги сильно путались в поросли, еще здесь встречались крупные камни и что-то вроде земляных валов, которые приходилось обходить. Лес немного поредел, но сами деревья стали больше, их корни тоже теперь были существенным препятствием, они разрослись по земле и можно было даже почувствовать, как сильно они держатся за нее. Огромные кроны загораживали небо. В этом полумраке Анна чувствовала себя неуютно, какой-то ослабленной. Но это, должно быть, от долгого пути. Она уже забыла, когда принимала ванну, рационы пришлось урезать до минимума, этот поход держался только на силе воли ее участников, бывшей уже на исходе. Насколько долго трое неподготовленных людей могли выдерживать все это?

Склон означал, что они близки к цели, но насколько никто не знал. Время текло здесь медленно, все темы разговоров были давно исчерпаны, не было ни сил, ни желаний, кроме желания поскорее отдохнуть. Но отдых в этом месте не приносил радости. Здесь было сыро, повсюду лазили жучки, муравьи и еще не пойми что. А вспомнив о клещах, Анна и вовсе потеряла всякий покой на привалах и ночевках. Шел уже июль, этот путь был очень долгий, по меркам Анны; если считать с самого начала, они были в пути уже не менее двух недель, но скорее даже дольше. Страшно подумать, что было бы, не подвези их тот старик. Хотя они могли и сами пройти путь по дороге, но изначально они собирались войти в лес куда раньше, в том месте, где встретили старика. Постепенно склон стал уходить, обращаясь в более ровную местность, здесь густо рос кустарник, что замедляло их еще сильнее.

В какой-то момент Анна остановилась и облокотилась на дерево. Она шла первой, остальные подтягивались сзади. Это казалось странным и по сей день, пусть она и была, по сути, сельской жительницей, но как ей удавалось быть выносливее этих двоих? Анна изначально была уверена, что первой свалиться от усталости, хотя она бы могла разделить эту честь с Лемовым. Но пока ей поход давался несколько легче остальных.

Что-то хрустнуло в кустах довольно близко от нее. Выяснять это было бессмысленно, лучше потратить время на передышку. Когда подошли остальные, они просто уселись на землю, Осина и вовсе постанывала. У нее, бывало, сводило ноги, это было крайне неприятно, но надо было идти дальше, несмотря ни на что.

Вдруг снова хрустнуло. И еще раз. Потом хруст и треск стали появляться со всех сторон, и из ниоткуда появились три человека. Трое мужчин окружили их, на них была зелено-коричневая форма и какие-то интересные добавки, сделанные из веток кустарника, прикрепленные на плечи, голову и торс небольшими связками. Они замаскировались под кусты и ждали их.

– Та-ак, – протянул один из мужчин. Анна почувствовала, как ползет холодок по спине. – Кто тут у нас?…

Бежать! Анна рванула в сторону, что стало, каким-то чудом, неожиданностью для тех троих. Две мысли трепыхнулись на задворках сознания: о том, что Лемов и Осина не смогут убежать, и о том, что это были пограничные сторожа, а значит дела у них плохи. В план входило проскользнуть через границу, дабы избежать проверок, но теперь так не получится. Анна бежала, боясь обернуться, но чувствовала, что за ней гонятся, по звуку, а может, даже и видела это каким-то внутренним взором. Ей-то точно нельзя попадаться, мало ли куда они ее отведут, кто может узнать…

Сердце бешено стучало, она неслась так быстро как могла, и вроде бы оторвалась от преследователя. Но бежать слишком долго она не сможет. Надо бы спрятаться, но вот где? Не думая, она просто заступила за ближайшее дерево и прижалась к нему спиной. И почти сразу услышала преследователя, значит, он не отстал.

– Не убегай, лисичка,– звал он, – все равно не убежишь. Да ладно тебе, мы девчушек не обижаем.

Паника начинала душить Анну. Понятно, что он не сдастся так просто. Этот человек ходит в этом лесу все время и должен уметь делать это на отлично. Она слышала его шаги – ровные, медленные. Он не бежал и не шел, он подкрадывался. Сторож, должно быть, прислушивается, пытаясь определить в какую сторону рванет Анна на этот раз. Застать бы его врасплох, но как? Она не видела его, а теперь и не слышала.

Сторож замер ожидая, она же вжималась в дерево, укрывшее ее на эти секунды, и крутила головой в надежде что-нибудь увидеть. И даже увидела: на мгновение ей будто привиделся этот человек, стоящий там, за деревом, на полусогнутых, приложив руку к уху, чтобы лучше слышать. Он все еще высматривал ее, выгибаясь в сторону, стараясь зацепить взглядом хотя бы тень.

Бежать! Она рванула опять. Между вариантами сдаваться или убегать, вариантов Анна не видела. Через пару шагов солнце ударило ей в глаза, сквозь пространство между ветвями высоких деревьев.

«Помоги, солнышко, ослепи его», – подумалось Анне.

Но еще через пару метров сильная боль пронзила ее тело с пяток до самой макушки головы. Для Анны мир вспыхнул, будто цвета усилились на пару мгновений, и она упала без малейших сил.

***

Хотя силы и покинули Анну, сознание осталось при ней. Ее будто парализовало: руки и ноги отказывались двигаться, все тело расслабилось и совершенно не воспринимало команды. Она могла только двигать глазами, моргать и дышать, но даже вдохи давались с трудом. Пока она лежала не шевелясь, трое сторожей связали ей руки и ноги, немного поспорили между собой в стороне, а потом смастерили носилки из каких-то веток. Осине и Лемову руки сзади застегнули хитроумными кандалами с замками. И всю троицу повели куда-то, точнее, вели только двоих, а Анну волокли на конструкции из веток. Хоть они и назвали это носилками, на практике их никто не нес, лишь один из сторожей взялся за конец и потащил связку веток волоком по земле.

Возможность двигаться возвращалась к Анне постепенно. Шевелиться она смогла еще до того, как ее погрузили на носилки, но руки и ноги надежно держала веревка, так что о побеге можно было только мечтать. Общий путь занял у сторожей минут сорок неспешным шагом, за это время Анна уже полностью овладела телом и даже почти перестала бояться. Страх был более опасным врагом, чем эти люди, он дурманил мысли и не давал поступать разумно. Хотя разумного выхода Анна не видела. Как же они сумели поставить засаду ровно в том месте, куда пришла троица? Скорее всего, была права Осина: они слишком шумели, гораздо больше, чем осознавали это. Этот факт позволил сторожам заранее определить, куда они двигаются, и опередить их.

Теперь уже поздно было корить себя, в конце концов они ведь попытались. Никаких документов с собой троица не брала, а значит, во время разных проволочек по выяснению их личностей будет еще один, пусть и мифический, но шанс на побег. Сейчас же, будучи со связанными ногами, Анна не смогла бы даже встать, да и молодой мужчина, что тянул ее носилки, мог почувствовать изменение веса сразу же. Руки были связаны так, что оставляли пальцы свободными, но запястья плотно прижимались друг к другу. При таком положении развязать веревки было крайне трудно, да и сторожа завязали там хитроумные узлы с несколькими петлями, Анна и понятия не имела, как такие узлы развязывать, резать веревки ей было нечем, да и стянуты они были очень сильно.

Таким образом, они добрались до поляны, залитой светом, покрытой цветами и травами. Посреди поляны росло два кривых дерева, одно кривилось в одну сторону, другое в другую. Между этими деревьями располагалось нечто, что Анна приняла за небольшой холмик, поросший кустами. Но по мере приближения стало понятно, что это какая-то хибара. Впрочем, еще ближе дом уже выглядел довольно ухоженным, хотя и был замаскирован под холм с кустами. Крыша была обильно завалена ветками, стены специально покрасили в нужные цвета, стекол здесь не было. Тем не менее в окнах виднелась довольно уютная обстановка, а также то, за что Анна теперь готова была на многие жертвы: нормальные кровати, столы и стулья. Бросилась в глаза ржавая клетка, стоящая снаружи дома, ее прилично обвила лоза, а на верхней решетке, заменяющей потолок, лежала гнилая доска. Именно в эту клетку завели всю компанию.

Для троих в клетке было тесновато, но даже один человек не смог бы здесь лечь. Все, что здесь было – скамейка, представляющая два узких пня, между которыми прибили доску. Скамейка была гнилой и щербатой. Лемова и Осину расковали и усадили на скамью, а Анну вдвоем перетащили в клетку и пристроили в углу так, что в нее упирались ноги остальных. Старший из сторожей закрыл решетчатую дверь этой примитивной тюрьмы и скомандовал принести ему замок. Этот главный сторож был усатым, но безбородым мужчиной, крепким на вид, хотя у него и виднелся приличный живот. Он был не менее чем вдвое старше двух других сторожей.

– Решили погулять, детишки? – спросил главный, снимая наконец с головы связку из веток кустарника, прикрепленную каким-то обручем.

До этого главный с ними не заговаривал, хотя обильно обменивался фразами со своими подручными. В основном он изливал плоские шутки и подначивал двух других сторожей. Они то и дело посмеивались, снова и снова, что один из них умудрился-таки загонять хлипкую девицу. Эта шутка обыгрывалась у них разными способами, пока они шли, вплоть до неприличных. – Чего это вам по дорогам не ходиться, ребятня?

Троица была, бесспорно, младше сторожей, но детьми их звать было немного перебором, хотя отвечать ему все равно никто не стал. Принесли замок и главный запер клетку. Это был висячий замок, довольно старый на вид, но очень массивный. Подергав замок для проверки, главный повернулся для раздачи приказов:

– Скороход, раз за девушками бегать научился, пойдешь к семнадцатому посту, доложишь что и как. Как вернешься, подготовим ребятню к переправке. Скажи, пусть о провизии позаботятся только. Будем ждать тебя, может, они пошлют сообщение дальше, но пока не отобьют мне ножкой приказ, я этих не потащу, учти.

– А рапорт? – спросил этот Скороход. Анна решительно не могла отличить двоих сторожей, что были помладше, друг от друга, по-видимому, из-за веток на их головах.

– А что рапорт? Словами доложишь! Груза у них нет, оружия нет, сопротивления от них тоже почитай нет. Выписывать я тебе сейчас буду, закорючки выводить!… Живо топай! – прикрикнул главный. Скороход поспешил удалиться. – Ну что, пострелята, будем разговаривать? – обратился он снова к пленникам.

– Мы от войны хотели б…бежать, – вставила Осина.

– Экие крысята, – неприятно улыбнулся главный. – Вы голодные, погляжу? Вот как поступим: видел я у вас мешочек с монетами, ну так почитайте что и не видел. Зато получите обед и ужин, по рукам?