Есть только дорога…

– Ребята, это Леший, он из Ёбурга стопщик, у Леси живёт, – представила его Вика, – это Настя, Шурик Большой и Шурик Маленький.

– Почему вас так зовут? – посмеялся Леший.

– Мы с одной улицы просто, да и в одной школе учились когда-то, – сказал Большой, обладатель длинных волос, – А вы тоже на "Шестьсот второй" к Боге?

– А куда ещё, – улыбнулась Вика, – завтра мы с Лешим на трассу, обратно на Север.

Трамвай, меж тем, подъехал к конечной.

– Вот, а сейчас, – сказал Шурик Маленький, будем проникать.

– Какие с этим сложности?

– Да никаких особо, это Богин подъезд. Просто он просил проходить "по двое" и не толпой. Дабы не привлекать внимание цивильной публики.

– Домофон есть?

– Да, звонишь в богину квартиру, говоришь кто ты, он запускает, всё просто. В иных местах при залазе на крышу надо долго ждать "волшебного человека".

Леший вспомнил свои ночёвки на крышах, с просачиванием за людьми в подъезды, ночным ветром и ранними пробуждениями от солнца.

– Сегодня вечером мы кинопоказ ещё хотим устроить прямо на крыше.

– А не спалят вас?

– Даже если и спалят, чего мы боимся?

Сначала прошёл Шурик Большой и Настя.

Леший в это время сидел, опёршись на решётку неподалёку, и забивал трубку, изучая нового спутника. Шурик Маленький оказался коренастым парнем, но при этом с весьма приветливым лицом. Он тоже закурил, но сигарету.

– Специально на день рождения Боги сюда приехал с Киева, – сказал Шурик, – вчера с учёбы сбежал.

– А на кого учишься?

– Биолог я.

– Круто, я тоже поступать собираюсь на биолога.

– Ага. Будем за жизнь говорить, – посмеялся Шурик.

"Где-то я уже это слышал", – подумал Леший.

Спустя пару минут пошёл Шурик. А потом Леший докурил, и тоже отправился "просачиваться в подъезд". А пока Вика звонила в домофон, Леший взглядом приметил припаркованую "ласточку" Олеси, и порадовался: значит, Манул с Полиной и Ваня со Светой уже тут.

Лифт довёз Лешего и Вику до последнего этажа, откуда, завернув за угол, они увидели интересную картинку.

Возле лестницы на чердак курили какие-то гоповатого вида парни. На вошедших Лешего и Вику они даже не обратили внимание. Леший, предполагая разные варианты развития такой встречи, решил сам "идти в атаку" и задал первый вопрос сам.

– Ребят, не подскажете где тут проход на крышу? – спросил Леший

– На день рождения? Тебя как звать?

– Леший.

– Леший из Ёбурга, да, он про тебя говорил. Заходь, – сказал один из них и посторонился, пропустив ребят.

Леший выдохнул, проходя мимо них.

Тёмный чердак зиял просветами отдушек, гремел звуками голубей и чем-то мягким слегка пружинил под ногами у Лешего. Через несколько шагов от лесенки виднелся ещё один проход. Оттуда привыкшим к чердачной темноте Вике и Лешему ударил поток света. За невысокой дверкой обнаружилась лестница, капитальная, бетонная, ведущая на крышу. На лестнице был навален всякий мусор типа банок с-под пива, сигаретных пачек, битых стёкол и рубероида. Стены прохода были исписаны всякими словесами типа "здесь был Вася". Верхняя дверь была приоткрыта.

Шагнув на тёплый рубероид крыши, Леший сначала обомлел. Вид отсюда открывался не только на город, но и на поля с садами, лежащие к востоку. На краю крыши стоял Шурик Маленький и курил сигарету.

– А где все? – спросил Леший

– За будкой, – ответил тот.

Действительно, оттуда был слышен гомон ребят и негромкая музыка.

Богдан, Олеся, Манул с Полиной, Ваня со Светой и ещё человек пятнадцать были здесь. Они разложили на крыше "карематы", некоторые из них выполняли функцию столов, и были накрыты едой. Ваня наигрывал на гитаре. Сверху, от будочки-прохода до краёв крыши, был растянут серебристый тент, под которым всё и помещалось.

– О, Леший и Вика пожаловали, – сказал Ваня, оторвавшись от гитары, – а мы тут разложились уже, присоединяйтесь.

Лешему представляли других гостей. Не всех он запомнил по именам, узнал только, что некоторые приехали сюда из Киева, из Полтавы, из Белгорода и из Донецка. Эти люди не выглядели неформалами, а были одеты по-туристски, или по-цивильному. После всех знакомств народ разбрёлся по своим маленьким кучкам "по интересам". Леший сел на край крыши, забивая трубку. Рядом подсел Манул.

– Видел гоповатого вида хлопцев у входа? – спросил он, – Ничего не удивило?

– Они не обратили на нас особого внимания, только спросили, как зовут. А что с ними не так?

– Это Богдан такой "фэйс-контроль" придумал. У меня ощущение, что они Богдана не знают, или знают, но мало. Будто бы они под гипнозом.

– С вами, колдунами, я ничему не удивляюсь.

– Ну, я так не умею, – засмеялся Манул.

Олеся подсела рядом.

– Бога живёт на последнем этаже, а эту крышу давно облюбовал, – рассказала она, – иногда тут ночует сам, иногда народ вписывает. Он даже свет сюда провёл. Пока располагайтесь, общайтесь с народом, а официальная часть будет попозже.

Леший потихоньку общался с ребятами. Выяснилось, что часть ребят вместе с Богданом ходили в Припять. А Шурик Маленький не просто биолог, а радиобиолог, и его область исследования связана с Чернобыльской АЭС напрямую. Поэтому он может туда попадать вполне легально.

Подходили ещё люди, поодиночке и парами. Тоже здоровались и знакомились, но Леший был в своих мыслях. "Завтра будет дальняя дорога, – думал он, – с новой незнакомой попутчицей, а потом снова одному. Что я буду делать дома, когда приеду? Какие меня ожидают ещё приключения? И почему тот продавец шаурмы сказал мне, что я сплю, да не проснусь".

Постепенно разговоры начали стихать, небо заволокло облаками, и народ стал собираться вокруг импровизированного "стола".

– Итак, народ, – сказал Шурик Маленький, жестом призывая к тишине, – сегодня мы чествуем юбиляра. Четверть века – это, таки, срок. Сейчас мы покажем коротенький фильмец о нашем походе в Припять. Так получилось, что Бога, хотя не любит фото- и видеосъёмку, здесь попал в кадр. Потому это видео далее нашего круга не уйдёт и будет удалено после просмотра. Потом подарки.

Все захлопали и расселись лицом к бетонной стенке будочки, в которой прятался проход на крышу. Оказалось, на крыше стоял ноутбук и проектор, и теперь он спроецировал на импровизированный экран голубой прямоугольник.

На экране показали крупные планы Чернобыльской АЭС, огромных антенн системы "Дуга" и фото с лесом. Потом – шагающих ребят и Богдана, дающего указания. Следующий кадр – проход по болоту. Затем – зубров на поляне у молодых сосен. Белые цветы на прошлогодней пожухлой траве. Заброшенные дома. Далее шли фотографии рисунков, где вместо зданий были скалы-останцы, а вокруг водили хороводы сказочные персонажи. Рисунки были на жёлтых листах от картотеки, нарисованные карандашом. На одном из них – Богдан крупным планом, ещё на одном – незнакомый человек с бородой и в лыжной шапочке с надписью СССР. "Это Мельник, – шепнул Манул Лешему на ухо, – он для них, как для нас Волк". Всё это видео длилось десять минут и сопровождалось тягучей песней на украинском языке, которую Леший однажды слышал: её пел Ваня-тогучинец в апреле на флэту у Ангела:

"Якщо можэш, завитай до мэнэ ты,

Якщо хочеш, спий моей воды,

Якщо вирыш, розкажи мэни,

Про що ты мриеш, коли живэш на самоти…"360

По окончанию фильма все опять захлопали, а Шурик, продемонстрировал на экране процесс стирания файла с фильмом с жёсткого диска компьютера.

– Зачем такая конспирация? – спросил Леший Шурика, – неужели не хочется оставить, как память?

– А зачем тогда собственная память? О походах к ЧАЭС посторонних лиц лучше не знать никому. Даже если компьютер не подключен к интернету.

– И то верно. Но выглядело и сделано красиво.

– А рисунки то наше пространство сновидений. Рисовала Настя, – сказал Шурик, – ты ведь в курсе, Богдан и тебя сводил туда.

Леший кивнул.

– Рисунки ничего особого не отражают, и постороннему будет непонятно, что там намалёвано.

Теперь, будто по ритуалу, Богдану преподносили подарки. Новую рацию в коробке, карабины, большую картину с лесом и горами. Манул подарил Богдану свой варган. Кто-то ничего не дарил.

– Богдан, мне нечего тебе подарить, знал бы – подготовился бы, – сказал Леший

– Тю! Разве то, что ты здесь, не подарок? – спросил Бога, – Мы мечтали встретить подобных себе. Даже не Сталкеров, как мы, а просто тех людей, кто делает мир лучше, тех, которые связывают времена и пространства невидимыми нитями.

Ваня, как обычно, пел про мхи и мрачную тайгу.

После он передал Лешевскую гитару по кругу, и ребята начали петь песни.

Какие-то из них Леший слышал и ранее, какие-то – впервые. Здесь же Полина сыграла песню, которую она играла на Аракуле, и, к удивлению Лешего, ей подпели, разложив по голосам.

Гитару взяла Вика:

– Я конечно понимаю, что тут не Россия, но из песни слов не выкинешь. Дай Бог, чтоб не пережить эмоций автора слов:

"В России расстаются навсегда,

В России друг от друга города

Столь далеки,

Что вздрагиваю я, шепнув: "Прощай",

Рукой своей касаясь невзначай

Её руки"361

Леший стиснул зубы и понял, что эта песня про него. И про Ди. Он чувствовал, что больше никогда её не увидит, и с каждым словом этой песни слеза подступала к Лешему.

– Чьё это? – спросил он Вику, когда та закончила играть.

– Это твой земляк вообще-то, Борис Рыжий. А музыку на его стихи положили уже мои друзья из Москвы.

– Я такого не знаю.

– Он умер, – Вика выразительно, будто ставя точку, замолчала.

Леший задумался.

"Видимо, с Ди у меня совсем всё. В России расстаются навсегда, – думал он, крепя слезу, отойдя к краю крыши и закурив трубку, – вообще, какое-то грустное, это богино празднование…"

Из мыслей его вытянула Вика, положив Лешему руку на плечо.

– Понимаю тебя. Ты расстался с девушкой, Лесь говорила мне. Жизнь и дороги продолжаются, и у тебя, и у неё. Отпусти.

Тут Леший не сдержался и натурально пустил слезу. Благо, кроме Вики никто не видел его катарсиса. Вика обняла Лешего.

– Прости за проявленную слабость, накатило, – оправдывался Леший

– У всех бывает. Пойдём к ребятам, – Вика протянула платок.

Леший утёрся, раскурил трубку и стоял на краю крыши, глядя вдаль, на восток, где простирались поля и сады харьковских окраин.

А потом развернулся и пошёл к остальным.

Разглядывая людей, он уловил несколько интересных особенностей.

"Интересные товарищи, – думал он, – вроде день рождения, празднование, но при этом у них на столах нет ни капли алкоголя. Да и курящих, собственно, немного. И матерных слов не слышно"

Леший молчал, лишь беря гитару, когда до него доходила очередь:

"Святая земля не свята, ни в пиру, не в бою,

На ней не найти ни Эдема, ни даже сезама,

Но Маленький Принц покидает планетку свою,

Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок"362

– Как вы такие все собрались? – спросил Леший Богдана, – Мельник вас собрал?

– Не только. С Харьковчанами мы сами собрались.

– Вы интересные. Не пьёте спиртного, даже матом не ругаетесь. Как так получилось?

– Да, такое. Просто, наверное, мы любим жизнь, во многих её проявлениях. Да и ты тоже.

– А что за люди у входа были? Фэйс-контроль?

– Не, это мои соседи. Я их просто заранее предупредил, чтоб к нам не ходили. И сказал кто придёт. Тут магии как раз никакой нет. Ни магии, ни гипноза. Просто хорошие отношения с соседями, редкость в большом городе. Они, кстати, уже ушли.

Леший огляделся, убедившись в их отсутствии. Зажглись редкие фонари на улицах, и город погружался в тёплую майскую ночь.

Гитару перехватила одна девушка из Киева.

Леший вслушался: "Текст конечно бредовый, но музыка прямо про ночное небо. И голос у неё приятный":

"…И я вижу в её морях отражение своей земли

Отраженье моих безнадёжных, но пристальных глаз.

И мне кажется, что не зря мы столкнулись с ней визави,

И мне кажется, мир никогда не утратит нас…"363

Неподалёку с остановки разъезжались последние троллейбусы и трамваи, и лишь редкие маршрутки пролетали мимо.

– А как вам разрешили на крышу выбраться?

– Та у меня всё схвачено, – сказал Богдан, – хорошо, когда матушка управдом. А если кто с визитом нагрянет, так посадим за стол, угостим чаем, поболтаем.

– Почему вы не любите фотографироваться?

– Знаешь, у папуасов было такое верование, что фотография отнимает часть души человека. Вот, оно не лишено истины. Любая фотография или видеозапись, что попала в интернет, может быть просмотрена кем угодно. Интернет, который, казалось, создан для удобства людей, их разобщает. И это хитрая ловушка для информации. И ловушка для времени. Мы стараемся блюсти чистоту и конспирацию в этом.

– Интересно.

– А так. Никакой особой тайны в наших походах нет, просто наши пространства и коллективные сны желательно знать только нам. Под утро ребята всё свернут здесь, а мы ещё искупаться съездим, Лесь нас увезёт. Тебе бы тоже не помешало перед трассой.

Леший, согласившись, кивнул.

Под тентом горел газовый фонарь, вокруг которого, будто мотыльки у лампочки, сидели ребята и передавали по кругу гитару.

Леший уже торжественно с ней распрощался, подарив её Ване, а тот уже распоряжался ей сам на своё усмотрение.

В это время гитара перешла к Полине, и она пела ещё одну песню, неизвестную Лешему:

"И мы забываем, что нам тоже следом

Ехать автостопом по дороге в небо…"364

– А вы когда и как в дальнейший путь? – спросил Леший Манула

– Послезавтра на грузовых до Киева с Богданом и Шуриком Маленьким. Потом в Киеве переночуем, приведём себя в порядок, и далее с одним Богданом на Карпаты. Он обещал показать одно сильное место в горах.

– Интересно это всё, но мне надо к поступлению готовиться.

– Да всё у тебя получится. Вика хорошая барышня, по крайней мере, по словам Олеси.

– Бога с Олесей хотят рано утром поехать на Саржин Яр купаться.

– И мы с ними. А потом вас провожать. Вику забросим домой. Тебе купание, кстати, на пользу пойдёт, правда, вода там ледяная, мы уже проверили.

Потом гитара перешла Ване-тогучинцу. Он пел какую-то, казалось бы, грустную песню на украинском языке о смерти казака. Но при этом она была более мотивирующая, чем грустная:

"Навпростэць до своих

Споконвичных дориг,

Дэ вогнэм гартувалося сэрце.

Будь таким, як ты е

И не зрадчуй сэбэ

Вырушай. Бье життя черэз край…"365

"Вот, значит, как, – думал Леший, про себя переведя песню, – Будь тем, кто ты есть, не предавай себя, отправляйся в путь, ведь жизнь бьёт через край. Это либо напутствие мне в дорогу, либо песня про всех тех, неупокоенных – Гончара, Кирюху, Булана – которым помогли обрести дорогу на тот свет Манул, Лосик и Волк. Да и ты тоже постарался, Леший".

Ближе к утру, когда на востоке среди пасмурного неба появился луч солнца, Богдан потихоньку собрал Манула с Полиной, Олесю, Вику и Лешего, подозвав к себе.

– Ну шо, едем?

– Да.

Быстро спустились по пустой лестнице, в два приёма проехали на лифте. Олеся стала прогревать машину, на заднее сиденье которой впихалось четверо: Вика компактно уместилась на колени Лешего, так что ему пришлось её невольно обнять. Под звуки Infected Mushroom олесина "девятка" бодро неслась по шоссе просыпающегося города, мимо первых трамваев и поющих соловьями парков.

У дома Вику выгрузили, вручив ей ключи от квартиры, а остальной экипаж помчался в другой район города.

Машина промчалась мимо огромного здания Госпрома, миновала историческую застройку, а затем свернула в частный сектор. За одним из домов машинка остановилась возле тропинки, спускающейся в лесопосадки.

Здесь также звонко пели соловьи, колыхались над головами ветки ив и дубов, да из дворов лаяли собаки.

Ребята спустились по тропинке, увидев перед собой своеобразный бетонный "шатёр" над источником.

– Здесь набирают воду для питья, – вполголоса сказала Олеся, – а купаются чуть поодаль, в бетонном канале.

Действительно, к приходу ребят в лотке окунался, крестясь, седой и загорелый старик.

Олеся с Богданом вежливо поздоровались и стали раздеваться догола, ничуть не стесняясь старика.

– Мы специально отошли подальше от родника, чтоб посторонних глаз не было, – сказал Богдан, – Те, что купаются утром, им безразлично одетыми, или раздетыми тут окунаются.

Манул с Полиной последовали их примеру. Леший поначалу застеснялся собственной наготы, но разделся тоже. Босыми ногами по холодной траве и камням, и вот, преодолев внутренний зажим, Леший шагнул в поток воды, а после вдохнул и практически лёг в него.

Ледяная вода прогнала сон: Леший, стряхнув воду с отросших волос, выскочил на берег пообсохнуть, а затем нырнул ещё раз. После этого уже он перехватил у Олеси полотенце и наскоро вытерся.

– Ну что, мы же не страшные, когда голые? – пошутила Полина.

– Я бы процитировал Булгакова, про женщин с начисто содранной кожей, но умолчу, – ответил Леший.

Все засмеялись, одеваясь.

"Водичка тут, конечно, гораздо холодней, чем была в Тихой Сосне, но как освежает", – думал Леший, вдыхая носом запах с собственных плеч. Действительно, после купания в чистой воде обычно от тела начинает исходить очень тонкий приятный запах, Леший это очень давно подметил, но не мог понять: так ли пахнет его собственное тело, или же это запах воды.

Обратно машина уже неслась в плотном потоке пятничного утра. Пробок в Харькове, в отличие от Екатеринбурга, Леший никогда не видел, в "час пик" здесь обычно шёл просто плотный поток машин. Вот и в этот раз, не прошло и получаса, как они остановились в олесином дворе.

– Ну что, как там хрестины вовкулаки366? – пошутил Ваня, встретив всю компанию.

– Не самая удачная шутка, но Леший искупался, – сказал Богдан, – ему вроде даже понравилось.

Вика в это время уже сидела "на чемоданах", собрав свой рюкзак основательно. Лешему же нечего было собирать: весь лешевский бэг стоял собранный ещё с вечера, а гитару Леший решил оставить Ване, вместо его родной, разбитой гопнику об голову.

Провожать Лешего и Вику ребята отправились на метро, по дороге зайдя в обменник, выменяв оставшиеся лешевские и викины гривны на российские рубли.

Час до белгородской собаки коротали на привокзальной площади, подкармливая хлебом голубей и общаясь.

"О, сколько ещё таких встреч и прощаний на вокзалах будет в моей жизни? – думал Леший, когда вся компания облепила его на площади перед Макдональдсом, – Поэтому, наверное, на трассу выходить всегда проще, чем уезжать на поезде. Уходишь, хлопнув дверью, никто тебя не провожает, только ты и дорога. А здесь – на всех словно нахлынула волна разных эмоций: грусти, доброты, тёплых чувств. Но увы, из Харькова на север лучше всего выезжать именно так, на собаке до Белгорода"

Все по очереди подходили к Лешему и что-то говорили.

– Вика мне понравилась, – шепнула Полина, подмигнув Лешему, – с ней не пропадёшь, а ещё она поёт классно.

– Толку-то от песен, если гитара осталась здесь.

Полина даже поцеловала Лешего в небритую щёку.

– Я буду скучать за тобой, Леший, ты хороший, – сказала Олеся.

– У нас говорят: скучать по тебе, – ответил Леший, улыбнувшись, – но так я тебя тоже понял. Спасибо за приют и за всё-всё-всё.

– Это тебе, на память о Харькове. По гороскопу друидов, ясень – твоё дерево. Тримай.

Олеся обняла Лешего, сунув ему в руку ясеневое семечко

– Спасибо за гитару, друже, – Сказал Ваня-тогучинец, – Мы следом за вами через пару дней выезжаем на Питер.

– Тебе спасибо за сказочный город, так похожий на Ёбург. Кстати да, Харьков – это второй город, куда я по твоей наводке приезжаю.

С Ваней просто обнялись, да так, что Леший умудрился поднять высокого Ваню над собой.

– Леший, держи, – Света протянула ему рисунок: его собственный портрет с длинными волосами, – это ты сам из сновидений. Съезди на Иремель, передай привет любимым горам от меня.

Она тоже обняла Лешего.

Манул и Богдан подошли вместе.

– Спасибо вам за дорогу и сказку, – сказал им Леший.

– Этой сказки и дороги не было бы без тебя самого, – сказал Манул.

– Спасибо тебе, Леший, что приехал, – сказал Богдан, – ты очень крутой музыкант и путешественник. Штопай дальше куски мироздания, чтоб они не рвались. Наводи мосты и поддерживай связь.

– Щиро тоби дякую, Богдане, – сказал Леший на украинском, – пробачь мэни, якщо шось нэ так.

– Вси добре, Лёха. Приезжай ещё. Или мы к вам с ответным сталкерским визитом.

Обнялись втроём.

Леший и Вика, не оборачиваясь, пошагали к кассам и купили два билета на электричку до Белгорода.

Билет обошёлся в шесть гривен – в четыре раза дешевле, чем из России в Украину.

Они сели в сине-белую электричку, и Леший, пользуясь викиным молчанием, воткнул в уши плеер. Там играл олесин Infected Mushroom, и в ритм его проносились мимо столбы контактной подвески железной дороги.

Леший опять торчал, высунувшись в окно, вдыхая запахи цветущих деревьев и трав. Вскоре рядом с ним встала Вика, высунув руку из окна вагона, водя её волной в потоке воздуха.

– Что слушаешь? – спросила она

– Сейчас играют олесины "Машрумы", – Леший протянул наушник Вике, и теперь оба они слушали одну и ту же музыку.

Вика прижалась к Лешему спиной, ни капли не смущаясь этого, Леший на автомате обнял её. Руку Лешего она не убрала.

На Казачьей Лопани зашли украинские погранцы, чуть не забыв забрать лешевскую миграционку. Вика же решила свою оставить

– У меня свежая, а я летом ещё поеду, пусть будет.

В рюкзаки, опять-таки, даже не заглянули.

Через полчаса электричка тронулась, остановившись уже в российской Наумовке.

Погранцы проверили паспорта, опять забили что-то в коммуникатор и лишь спросили: "Не везёте ничего запрещённого?", на что Вика и Леший просто пожали плечами, а погранец уже обратился к соседнему ряду сидений. Притом там к кому-то российский погранец обращался на литературной украинской мове, даже не на суржике. Леший обернулся и увидел там двух парней, один из которых, видимо, ехал в Россию первый раз и немного робел. Судя по их виду, ехали они на заработки, и один из них, с видом "бывалого", рассказывал другому о прелестях жизни "заробитчан" в суровой России.

На подъездах к Белгороду выглянуло солнце, ласково проехавшись тёплым лучом по лицам Лешего и Вики.

"Ну вот и снова здравствуй, Россия, – думал Леший, глядя по сторонам на привокзальной площади Белгорода, – теперь надо придумать как выбираться на нужную трассу"

Они с Викой купили бутылку кваса на двоих, пиццу в полиэтиленовом мешочке, и теперь радостно уплетали её, сидя на лавочке под сенью огромной липы.

– Выбираться из Белгорода на московское шоссе проще простого, – говорила она, – сейчас сядем на троллейбус и поедем, а там на конечной надо выйти, чуть-чуть пешком, и вот она, родимая Эм-вторая367.

Подошёл троллейбус номер один, Леший и Вика загрузились в него, глядя в окна. Всё же Белгород был гораздо более цивильным и ухоженным городом, чем его украинский сосед. Но сердце Лешего пленил Харьков, заросший зеленью, непричёсанный и так похожий на все города его детства.

На остановке "Аэропорт" они вышли и пошагали вдоль трассы до воронежской развязки. А там, за развязкой, Вика поставила свой рюкзак, а Леший привычно кинул монетку на придорожную пыль, поднял руку и стал ждать машину.

Машины не стопились долго. Уже день катился к вечеру, а водители пролетали мимо с безразличным видом. Леший курил трубку и пристально глядел в глаза всем водителям пролетающих мимо машин.

– Ты думаешь, они видят твой взгляд?

– Да, я надеюсь. Хотя бы краем подсознания он у них зацепится, – говорил Леший, – Главное, чтоб мой вопрос для них не превращался в сбор милостыни.

Вика время от времени сменяла Лешего, голосуя. Но их будто держало само место. Леший предложил пройти подальше. И они пошагали. Через весь посёлок Северный, мимо аккуратных кирпичных домиков, по дороге набрав воды на колонке. И далее, до лесополосы и развязки с объездной. Когда они подошли туда, тени стали длиннее, в лесополосе поблизости запела незнакомая птица, стало чуть прохладнее. Леший накинул куртку поверх футболки и встал стопить. Выражение лица было уже почти страдальческое, хотя Леший подправлял его, временами куря трубку, но даже это не приносило удовольствия.

– Вик, постопь ты, я что-то совсем задолбался, – сказал Леший, приседая на свой рюкзак.

Вика подняла руку. И в этот же момент остановился низкорамный грузовик с курскими номерами.

– Я до Обояни.

– Нам уже куда угодно, лишь бы отсюда. Полдня торчим.