Есть только дорога…

– Ну тогда поехали. Дверку сильнее хлопай, дочка.

Леший уселся, помог пристегнуться Вике и вжал рюкзак между ног.

– Туристы?

– Ну можно и так сказать.

– И куда вас тащит?

– Домой. Мы из Харькова возвращаемся, я в Москву, а Лёша в Екатеринбург.

– Ух, как вас занесло… Ну, от того места, где я вас высажу, до Москвы ещё шестьсот километров. Палатка-то есть?

– Есть тент и гамаки. Заночуем как-нибудь.

– Ну смотрите сами. Там, где я вас высажу, лесополоса, можете там заночевать.

Водитель включил музыку. Заиграла всё та же вечерне-трассовая попса восмидесятых годов, универсальная подборка из "Modern Talking", "C.C.Catch" и им подобных.

"Почему дорога нас держала так долго в этом месте? – думал Леший, – Вика ведь говорила, что всегда оттуда спокойно уезжала. А вообще интересное у меня состояние: я словно вновь родился. Внутреннее радио помалкивает. Даже к милой девушке рядом, кроме обычной дружеской симпатии, ничего особого не испытываю. А месяц назад я бы её выспрашивал обо всём на свете, рисовал бы в голове её психологический образ. А сейчас мне радостно, что человек передо мной такой, какой он есть".

В закатных лучах солнца промелькнул танк на постаменте и огромная площадь перед ним.

– Это мемориал в честь курской битвы?

– Да. Большой. Тут столько народу в земле – умотаться. Копатели копают. На огородах люди до сих пор гильзы находят стреляные, каски. А иные и снаряды откапывают.

– Я в подобном месте бывал – Мясной Бор, под Питером. Там сны снились про войну.

– Где я вас высажу, – сказал водитель, – там зимой битвы были, когда на Харьков шло наступление. Так что авось приснится. Не пужайтесь.

"Хорошее напутствие, – подумал Леший, – Вика наверное рассчитывала нонстопом ехать, а теперь точно захочет. А меня вот рубить начало после бессонной ночи на харьковской крыше".

Водитель оставил их у поворота на Обоянь, уже в вечерних сумерках. Машин было на удивление немного, было слышно пение незнакомых птиц в колючих лесопосадках, да стрекотание насекомых.

– Ну что, будем найтовать тут или поедем дальше?

– Не знаю даже. Лесок вроде подходящий.

– Только это всё колючее такое. Надо место без акаций искать, а то на колючках спать неприятно.

– Пошли искать уютное место. Вода у нас есть тем более.

Они спустились с трассы, от нового асфальта и фонарей, в темноту леса. Проломившись через колючки наугад, Леший проклинал свою недальновидность: это ж надо было сунуться штурмовать лесополосу прямо среди акации. Но проламывание сквозь тернии было вознаграждено: обнаружились несколько отцветающих яблонь и какие-то серебристые кусты. "Лох узколистный, – мелькнуло воспоминание из курса дендрологии, – вот под ним и расположимся.

Леший раскинул пенку, Вика разложила на ней спальник. Сам же Леший развесил гамак между яблоней и лохом.

– Ты не боишься гадов ползучих? – спросила Вика.

– Не особо. Нафиг я им нужен.

– Можно я в гамаке сегодня заночую тогда?

– Без проблем.

Вика радостно забралась в лешевский гамак, пожелав тому спокойной ночи.

Леший закурил трубку перед сном, смотрел на тлеющий в чашечке трубки огонёк, потом аккуратно вытряс его содержимое, затоптав берцем. Затем лёг на пенку, с головой завернувшись от немногочисленных комаров, пожелав Вике спокойной ночи, и задремал…

Интерлюдия. Пашка.

Леший сидел у костра, завернувшись в куртку. Вокруг стояли голые кусты, а с полей дул пронизывающий холодный ветер. На сумеречных полях местами лежал снег, под ногами была мокрая каша. Пахло порохом и снегом. Над полем там и тут вспыхивали зарницы, будто искры над электровозом ночью. Но гораздо ярче. Леший вздрогнул от неожиданности, услышав грохот вдали и донёсшуюся канонаду.

"Блядь, говорил нам водитель, что тут война будет сниться, вот и оно, – подумал Леший, – Интересно, здесь же рядом Курская Битва была"

– Это операция по наступлению на Харьков, – услышал Леший голос Волка, – конкретней сейчас освобождение Обояни.

– А зачем мы здесь? – спросил Леший.

– Это ты у гостя нашего спроси.

Леший заметил рядом с Волком ещё одну фигуру. Парень в плащ-палатке, постарше Лешего, стоял, опёршись на винтовку. Что-то в его внешности было знакомое. Неуловимо своё, близкое Лешему.

– Это Пашка. Пашка, это Леший. Думаю, вам есть что обсудить. Оставлю вас здесь вдвоём, присаживайся к огоньку – сказал Волк и ушёл от костра, растворившись в рябых узорах ночного поля. В это время громыхнул взрыв, и Леший с Пашкой отвлеклись, так и не заметив, куда ушёл Волк.

– Сколько тебе лет, Леший?

– Двадцать один скоро будет.

– А мне тридцать три. Уже шестьдесят шесть лет, как тридцать три.

– Ты умер здесь?

– Да, если можно так выразиться. Торчу тут, ни туда, ни сюда. Родня уж не ищет, но хоть ты пожаловал.

– Ты откуда сам? – Леший даже не знал, что спрашивать у этого человека. Слишком большая пропасть была между ними. Леший не знал войн. Война для Лешего – это что-то из телевизора, про Чечню, да Осетию, пацанские песни про Афган, да рассказы михайловской бабушки, про отца, лешевского прадеда, ушедшего на фронт и не верну…

"СТОП!", – мысленно произнёс Леший.

– Вспомнил? – на небритом лице Пашки промелькнула ухмылка. Даже его грустные зелёные глаза на секунду повеселели, – Михайлянин368 я, земляк твой.

– И прадед. Дочку твою как звали?

Пашка назвал имя и девичью фамилию лешевской бабушки. Леший, глотнув слезу и уняв крупную дрожь, кивнул.

– Ты передай им. Четырнадцатое февраля, сорок третьего, стрелковый восемьсот сорок седьмой полк. Здесь я лежу, под яблоней. Нас несколько тут рядом, неизвестных. За остальными пришли. Я один пока остался.

У Лешего навернулись слёзы. Он молча подошёл и обнял своего прадеда.

– Ну брось ты, Лёха, щё слёзы распустил? – сказал Пашка совсем по-михайловски.

– Я могу тебя отпустить.

– Теперь можешь. Давай покурим только, бродяга. У тебя ещё вся жизнь впереди. Да и у меня теперь тоже.

Леший достал трубку.

– Да брось ты форсить, – Пашка уже улыбался, – на держи нашу, фронтовую.

Он протянул Лешему папиросу из смятой коробочки.

– Благодарю, – ответил тот на автомате и подкурился от головёшки костра.

– Вон, за фрицев, что там лежат, никто не молится. А при иных раскладах друзьями могли бы быть, – Пашка махнул рукой куда-то за ивовые кусты справа от себя, – Блядская это штука война.

– А как ты с Волком познакомился?

– С этим-то? Дак это вроде ангела-хранителя. Ох, замполит сейчас услышал бы, да обматерил, хотя ну его на хуй, замполита. А Волк твой подошёл ко мне, и говорит, мол, не надоело лежать, ли щё ли? Правнук, грит, твой приехал, вставай, мол.

– Докуришь и пойдёшь?

– Ага. Докурю и пойду, щё сидеть-то. С тобой повидался. Жены вот, жалко, нет на свете, да щё жалеть, встретимся с ней наконец. Хоть дочке – бабке своей – от меня весточку передай. Спасибо тебе.

– И тебе спасибо, Пашка. Ступай с миром.

Леший сидел с каменным лицом, по нему текли дорожки слёз. Упала снежинка на щеку. Тишина стояла вокруг, будто и не было никаких боёв.

– Нюни-то подбери. Там девчонка рядом спит, разбудишь ещё. Всё, бывай…

Тут рядом с костром что-то ярко вспыхнуло, и Лешего оглушило до звона в ушах.

Он с криком подскочил на пенке между яблонями.

– Лёша ты чего? Всё хорошо?

– Фух. Если это и сон, то очень реалистичный.

– Война снилась, как и говорил водитель?

Леший кивнул.

В подробности он не стал вдаваться. Но теперь знал одно: его прадед наконец встретится с покойной прабабушкой. И Леший только что ему путь открыл. Сам.

Он разжёг трубку и закурил, сидя в темноте, в это время Вика сползла с гамака, удалившись за ближайшие кусты.

А, вернувшись обратно, села рядом с Лешим на пенку.

– А знаешь, – усмехнулся сквозь слёзы Леший, – ты сейчас на фрицев в туалет сходила. А они, бедняги, неупокоенные.

– И что с ними?

– Просто извинись, хотя бы про себя. Тут и наши есть, и фрицы. И мой прадед здесь лежит.

– Как ты узнал?

– Он мне приснился.

– Ты считаешь, это хорошо или плохо.

– Скорее, хорошо. Он теперь обрёл покой.

Вика обняла Лешего, сидя рядом с ним, завернувшись в спальник. Рядом шумели редкие машины на трассе, да пела невидимая ночная птица.

Наступало новое утро, пока настолько раннее, что можно было бы спать дальше. Леший уснул без сновидений, а Вика так и сидела рядом с ним. О чём она думала в этот момент, Леший не знал. Просто Вике надо было охранять его сон.

Глава 17. Домой.

Утро для Лешего наступило со звоном комара, севшего на ухо. Леший раздражённо шлёпнул его.

В это время Вика колдовала с маленькой горелочкой, разогревая воду в большой кружке-"сиротке".

– Доброе утро, сновидец. Сегодня ты ведёшь, а я сплю, можно же?

– Можно. Доброе. Что готовишь?

– Тут чай, – махнула она на наполненную лешевскую кружку, – а тут будет гречка с суджуком. Какой-никакой, а завтрак.

– Какая хорошая у меня попутчица всё-таки, – сказал Леший, потягиваясь, – сон охраняла, завтрак приготовила, нытьё моё выслушала.

– Это ещё не нытьё, – сказала Вика, – я у психоаналитика знакомого такого наслушалась о его работе, сейчас ничего не нытьё.

– Пошли стопить, чудесная, – Леший неожиданно легко отвесил комплимент, подметив для себя это.

Продираться через кусты утром было чуть проще, чем вечером. На удивление, здесь, в отличие от многих придорожных лесополос, не лежало никакой говнямбы, было чисто.

– Посмотри на меня, – сказал Леший, – красавец?

– Хорошо парням, – сказала Вика, – умылся с утра и уже красавец.

– Да ты тоже красивая, не переживай. Мы оба, как говорят мои новосибирские знакомые, "няшечки"

– Ага, "пусечки", ещё скажи. Главное, чтобы водители думали так же.

Первой машиной, остановившейся на широкой обочине обоянской объездной, была "девяносто девятая", едущая до какой-то деревни с названием про "Дворы".

Молодой парень в кепке задавал стандартные вопросы про автостоп, типа, ой, а вы шо, прям тут ночевали, ой, а как вы не боитесь, и так далее.

Ехать оказалось не так далеко. Пройдя "Дворы" до конца, Леший с Викой встали голосовать.

Не прошло и получаса, как им остановилась навороченный белый "Мерседес" с кожаными сидениями и московскими номерами.

– Вам далеко? – водитель, немного смуглой внешности, покосился из-под тёмных очков.

– В Москву.

– Какая станция метро?

– Любая, но если красную ветку будете проезжать, хорошо, – сказала Вика.

– Прыгайте. Рюкзаки кидайте в багажник. Ехать нам далеко. Меня Рустам зовут.

– Я Лёша, а это Вика.

– Очень приятно, – водитель тронул по газам, – я вас на "Юго-западной" могу высадить. Сегодня, Иншалла369, пробок не будет.

– Вы откуда сами? – спросил Леший, сев на переднее сиденье.

– Я с Крыма сейчас еду. Дом в Бахчисарае, бизнес у меня в Москве. Полночи на таможне проторчал, заколебался.

– Так сложно?

– Да там, то одно, то другое. Декларация, то-это… Времени много съедает. Не будете против, если я музыку включу? Можете даже подремать.

– Нет, не против.

Плейлист Рустама представлял собой странный музыкальный коктейль. Сначала заиграла типичная для кавказцев песня "Чёрные глаза", хотя с определением национальности Рустама у Лешего возникли вопросы. Потом заиграла песня Александра Маршала, про степного орла. Потом – "Воля и Разум" Арии. А дальше шёл какой-то клубняк. Леший смотрел на зеленеющие поля и деревья вдоль дороги, на солнышко, да радовался.

Около полудня остановились на заправке возле Мценска. При заправке было кафе, куда Рустам завёл Лешего с Викой.

– Я вообще татарин крымский, – сказал Рустам, – женился на москвичке, сейчас вот живу на два города, мотаюсь. Я в Бахчисарае, она в Москве.

Для Лешего открылась тайна его происхождения, он уплетал шашлык с хлебной лепёшкой, и слушал Рустама дальше.

– Деньги, они вещь такая. Как поток пошёл, так его надо пропускать через себя. Остановишь – лопнешь от жадности. Выпустишь всё – протранжиришь, останешься без штанов. Середину надо блюсти, как бы сложно не было. Но важно, чтоб деньги циркулировали. Это как вода. Стоячая загниёт быстро, без притока и оттока. Вот и я себе не отказываю. Машину вон взял мощную. Благотворительность всякую совершаю время от времени. Это для вас, ребята, обед в этой кафешке стоит дорого. Для меня это – хаер370, благотворительность. Тем более, помог страннику – значит кто-то потом поможет мне.

"Эта философия восточная мне близка, – думал Леший про себя, – Гафур, спасший меня с зимней трассы под Омском, был очень похож на Рустама, даже внешне они схожи. Интересные повторяющиеся типажи".

К вечеру стали подтягиваться к Москве. Близость мегаполиса ощущалась по уплотнившемуся движению после Тулы, а затем – по замедлению скорости у Подольска.

Рустам не расстраивался. Излучая абсолютное спокойствие, он выехал на обочину, и, поднимая пыль, поехал вдоль пробки.

– Пусть ругаются, – говорил Рустам, – У меня же московские номера, всё равно меня все ругают за зря, а тут хоть повод будет.

В итоге плотнячком едущий МКАД пересекли в восьмом часу вечера, а уже около восьми Рустам приостановился у вестибюля метро "Юго-Западная", тепло попрощавшись с Лешим и Викой.

– Помолитесь за меня, бродягу. Добрых вам дорог, – сказал Рустам, закрыв дверку и рыкнув двигателем. Его белый "Мерс" влился в поток машин Проспекта Вернадского.

Столица встречала путников жарой, цветущими яблонями и пробками.

– Ну что, дружище, пойдём, покажу как ездить в метро по-маасковски, – сказала Вика, растянув букву "а".

– Это как? Чем отличается от других мест?

– Вворачиванием в толпу. РАЗРЕШИТЕ, ПААЖАЛУЙСТА! – Вика, мотая рюкзаком из стороны в сторону, пробивала себе коридор среди москвичей, по которому следом пробирался Леший.

Вскоре карточки были куплены, Леший нырнул за клацающий турникет и, увлекаемый Викой, спускался к поездам.

Путь под землёй занял сорок, народу то убавлялось, то прибавлялось в вагоне. В одном месте подземка вынырнула на поверхность, пересекая по мосту Москву-Реку.

Ехали до станции "Сокольники".

Выйдя на поверхность, Леший шёл, озираясь по сторонам: такой цивильной и опрятной была здесь Москва.

Они зашли во двор девятиэтажки, Вика сунула домофонный ключ, запустив Лешего в пахнущий свежей краской подъезд.

– Вот тут я и живу, – сказала Вика, отпирая железную дверь, – о, матушка усвистала опять в командировку, так что сегодня тусить можно. Можно просто спать.

Вика разулась, бросив рюкзак в прихожей,

– Там у меня ванная, чур я первая на душ, – кричала Вика с кухни, – о, да моя ненаглядная решила продуктовые проблемы! Нам даже не придётся топать до магазина! Я её всё же обожаю.

Леший молча озирался.

Прихожая викиной обители была украшена большим шкафом-купе с зеркалом. Ванная и туалет находились рядом, далее шла кухня. Отдельно, по длинному коридору шёл вход в дальнюю комнату. На стенах висели картины, изображающие лошадей, европейские дома и водопады.

– Квартиру украшала матушка, так что не пугайся дурного вкуса. Моя комната всё равно сделана по-моему. Пойдём, кинем там рюкзаки.

Комната Вики располагалась после длинного коридора. На стенах были тёмно-синие обои со звёздами и белого цвета потолок. С потолка на двух карабинах свисал гамак, а на полу лежал огромный надувной матрас, застеленный бельём. Одну из стенок занимал шкаф, возле другой был письменный стол с компьютером и кривой лампой.

– У меня тут есть проектор, который я включаю на потолок, когда хочу за что-нибудь залипнуть. Можно сегодня включить.

– Можно. Крутой у тебя интерьерчик.

– Ничего лишнего, хотя матушка всё равно говорит, что у меня срач.

После принятия всех процедур по приведению себя в порядок, Леший закинул шмотки в стиральную машинку и сидел с Викой, распивая чай и поедая бутерброды с остатками харьковского суджука. Вика же поясняла особенности выхода на трассу из Столицы.

– Завтра садишься на метро, доезжаешь до "Трёх Вокзалов", это станция "Комсомольская". Там пересаживаешься на Кольцевую линию, и дуешь до "Курской". Чем раньше, тем лучше.

– А что там?

– Ты Венечку Ерофеева читал?

– Нет, только слышал… А-а, понял. Электричка "Москва – Петушки", та самая!

– Да, – сказала Вика, – и тебе ехать на ней до самых Петушков. Поверь, со времён Венечки там в плане трэшака ничего не изменилось371.

Леший поглядывал вполглаза на Вику, гоня неприличные мысли из головы.

"Нафиг, нафиг мне сейчас амурные приключения. Хотя ты, Леший, вроде парень свободный, пуркуа бы и не па372? Да нет, ты же в пути, весь такой просвещённый. Ага: он постиг сатори и принял целибат…", – такой рой мыслей у него творился.

Вечером они завалились смотреть кино. Вика показывала какой-то мутный фильм с Бьёрк в главной роли, закрыв шторки и спроецировав на белый потолок комнаты.

Леший не запомнил ни название фильма, ни сюжет, помнил только, что тётя-Бьёрк там что-то пела и танцевала373. Мысли его захватило буйство гормонов в голове: наличие красивой девушки рядом давало о себе знать. Усилием воли он заставил себя умерить гормоны и задремал.

Проснулся он от того, что Вика ложилась, коснувшись его рукой.

– Лёша, ты спишь?

– Вроде да. До этого момента.

– Спасибо тебе за дорогу. Ты знаешь, ты не зря оказался у Боги на крыше. Ты и твои друзья очень похожи на компанию Богдана. Такие же светлые.

Леший решил быть откровенен.

– Ох, Вика, у меня столько собственных недоработок, с которыми борюсь.

– А ты не борись, – сказала она, – ты принимай.

– Я вот, честно, не планировал оказаться на одной кровати с симпатичной девушкой. Слишком сильно в голове засели мои влюблённости и расставания. И гормоны о себе знать дают.

– Не переживай за это, все мы люди, у всех бывают "гормоны", – Вика посмеялась и сказала, – Давай я тебе массаж сделаю, с дороги самое то. Эротического не обещаю, но плечи после рюкзака расслабишь, да и голову тоже.

– И на том спасибо.

– Я вообще, честно говоря, кинестетик: люблю людей трогать и воспринимать мир наощупь. У тебя по фигуре сразу видно, где мышцы забиты и где замедление кроволимфообращения, – Вика рассуждала с тоном врача, ставящего диагноз, – с эротическими твоими фантазиями и буйством гормонов я тебе не помощник, но спину разгрузишь.

Леший перевернулся на живот и доверил свою спину горячим пальцам Вики. Она схватила со столика банку с каким-то маслом, и начала мять спину Лешего. Временами это были поглаживания, временами хотелось скулить от боли, но Леший выдерживал всё.

– Не напрягайся, не держи в себе, – говорила Вика, – глубже дыши или кричи. Даже женщинам, при родовых схватках рекомендуют особым образом дышать, кричать, или петь. Так боль утихает.

Леший последовал её совету и стал дышать, как будто надувал шары. Иногда вскрикивал.

Под конец экзекуции она нежно провела ладонями по спине Лешего, от плеч до крестца и накрыла его одеялом.

– Полежи пока так, а я заварю тебе чай, для закрепления эффекта.

– Я почти кончил и закурил.

– Да вы, батенька, мазохист.

– Как мазохист, я требую садиста.

– Да я же не сильно, а так, щадя.

Она принесла кружку с горячим чаем и протянула Лешему, потом отпила сама. Так, передавая кружку с чаем друг другу, Леший и Вика сидели, беседуя обо всём. Леший без утаек рассказал Вике про Лосика и про Ди, про свои проблемы с личной жизнью, про поиски девушки, про мистику немного, без подробностей. Вика слушала его, кивая головой, с внимательностью и вопросами, достойными хорошего психотерапевта. С каждым словом своим, с каждым вопросом и ответом Леший чувствовал облегчение, как после исповеди. Да и на самом деле так откровенно он редко с кем говорил. Постепенно голова начала пустеть, а Вика из объекта сдерживаемой страсти превратилась в приятного умного и мудрого собеседника, наставника.

– Ладно, товарищ, давай спать, завтра тебе на трассу, – сказала Вика, – ты избавляйся от старых "грузов", вываливая их мне, но не собирай новые.

– Спасибо тебе.

– Доброй ночи, Лёша.

– И тебе, Вика.

Леший разлёгся "звёздочкой" на матрасе, благо размеры сего чуда китайской промышленности позволяли такой маневр. Вика лежала также, они вдвоём залипали на проецируемые на потолок картинки и тихую медитативную музыку, которую Вика поставила на ночь. Там играло что-то электронное, но не быстрое и ритмичное, а расслабушно-трансовое. Они касались лишь ладоней друг друга. Голова Лешего была опустошена, мыслей не было никаких, и Леший проваливался в сон.

Волк сидел напротив Лешего в электричке, которая быстро неслась мимо цветущей сирени и яблонь.

– Вика хорошо опустошила тебе голову, она талантливый лекарь души. У неё огромный потенциал, – сказал Волк.

– Ты постарался вывести её на меня?

– Нет, тут без меня обошлось. А ты послушай внимательно. Поезжай на собаке до конечной, там выйдешь на трассу. Как дорога ведёт, так и поезжай. Просто "На восток". Может, куда занесёт по дороге, но скорее всего путь твой спрямится. Сильно спрямится.

– Это, наверное, хорошо.

– А сейчас посмотри сонфильм со своей боевой подругой.

Леший перенёсся в другое пространство, но осознания не терял.

Он оказался майским вечером на школьном "последнем звонке". Среди выпускниц он узнал Вику. Она была одета несколько по-иному, чем остальные "пьяные бантики". Рядом с Викой был длинноволосый юноша.

– Ты мне, как сестрёнка, – говорил юноша, – я бы хотел иметь такую девушку, как ты.

– Хорошо, Алекс.

Леший уловил выражение досады на викином лице. Сколько раз её снился этот момент, сколько раз она крутила его у себя в голове!

Леший даже смог уловить ход её мыслей.

"Что я делаю не так? Почему я, красивая-умная и не такая как все, оказалась в аутсайдерах у Алекса?" Вообще его звали Лёша, но в их локальной хипповой тусовочке его называли не иначе, чем Алекс. Леший вдруг увидел будущее Алекса: МГУ, мир мажоров, дорогих машин и телефонов, гламурных вечеринок. Наркотики и алкоголь вперемешку с постоянным страхом отчисления. Ни о каких девушках ему мечтать уже не приходилось, он был их кумиром. Он и знать забыл, уйдя в универ, о том, как разбил сердце своей однокласснице. А она из-за него стала одеваться, как хиппи и ходить на всякие там "хиппятники". И делала это после скорее по инерции, чем из идеологии. Хотя он сам был "пластиковым хиппи", не настоящим. Мальчишка из богатой семьи. Теперь у него планы на всю жизнь, амбиции и страхи. Цивильного человека. А Вика, со своим разбитым сердцем, стала копаться в себе. И ради этих копаний пошла учиться на психолога. Попутно научаясь много чему другому. А потом в её жизни появился Богдан и его друзья. Они раскрыли глаза на то, какими вообще бывают люди дороги. Что это не обязательно "хиппи" или ещё какая-то субкультурка с атрибутикой. Это гораздо глубже: жить с открытым сердцем, любя всё, что тебя окружает. И это поменяло викину жизнь: в среде своих она стала практически "хилером". Она выслушивала чужие истории, помогала одногруппникам разобраться в своих тараканах. Некоторых разгружала физически, убирая телесные зажимы своими умелыми руками массажиста. Нигде этому не учившись, только "по книжкам", она добилась некоторого мастерства. Просто к знаниям теории добавлялось её природное чутьё на боль. Словно кот, она приходила на больное место, мурлыкала, и боль проходила. Но её личный червячок сомнений в собственной нужности в мире, заложенный тогда Алексом, её подгрызал.

Она находила себе и парней, и любовников. Тем более в среде хиппи можно отыскать и того и другого с избытком. Но всё равно чаще была одна, чем с кем попало.

А теперь в её сон кроме Алекса пришёл другой Лёша – путник, с которым Вика проделала путь от Харькова до Москвы. И, завидев грустную мину Вики, он подошёл к Алексу, треснув ему со всей силы по лицу.

– Ты говно и мудак, – произнёс Леший Алексу в окровавленное лицо, – но спасибо тебе, благодаря твоему поганому языку эта девушка выросла над собой. И продолжает, в отличие от тебя, расти. А теперь проваливай.

Вика повернулась к Лешему, кинулась к нему в объятия.

– Лёша, ты спишь? – глаза Вики блестели каплями слёз.