Есть только дорога…

"Интересно, как будет осуществляться пересечение границы? – думал Леший, – В детстве мне казалось, что на границах стоят какие-нибудь лазеры и сканируют всех, а ещё они режут тех, кто нелегально проходит. Повзрослев, я бы мог представить себе забор и контрольно-следовую полосу. Интересно, как здесь? Какая она, граница Необъятной и Незалежной?"

Леший вглядывался в сумерки, пытаясь увидеть хоть что-то, похожее на границу. Но вокруг шли всё те же поля и лесополоса, лишь мелькнул столб "УКРЗАЛИЗНИЦЯ"348 и табличка маленькой станции "Гранiв", где электричка не остановилась вовсе.

Первая станция Украины, Казачья Лопань, встретила их включившимся в вагоне светом и украинскими погранцами в строгой зелёно-серой форме. Сначала светловолосая девушка пробежала по вагону, раздав желающим миграционные карты. Леший начал честно списывать у соседки – той самой толстой бабищи.

В графе: "Мета прибуття"349 – он написал "туризм", а "Назва, адреса сторони, що приймає"350 – написал "Харьков, рынок Барабашова".

Дяденька пограничник подошёл к Лешему и Ди, сверил написанное в паспортах и миграционке, оторвал кусок и шлёпнул штампик.

– Откройте чехол, пожалуйста, – попросил он.

– Сейчас.

– Хорошая гитара. Добро пожаловать! – сказал дяденька пограничник.

А как только электричка тронулась, по ней пошли разного рода барыги.

Одни шли, бубня себе под нос: "Куплю рубли, рубли куплю…" Другие юморили: "Гривна свежая, недорого" Потом, не смотря на вечер, по вагону покатили всякую еду. Наперебой кричали торговцы: "Варёная кукуруза!", "Мята свежая!", "Гарна христианска книга!", "Садовый календарь!"

– А тут кроме барыг ещё и студентов много едет, – сказала Ди.

– Ну так Харьков – студенческий город, там очень матёрый университет.

В окно начало задувать свежим воздухом, и Леший его закрыл. О подъездах к Харькову Леший узнал очень легко: народа в электричке стало ещё больше. Вот показалось множество огней впереди. Сначала "Дергачи", потом "Харьков-сортировочный". И наконец "Харьков-южный вокзал. Конечная. Вещи свои не забывайте" – сказал сонный голос машиниста.

Электричка заскрипела тормозами и встала. С шипением отворились двери, у которых тут же возникла давка из тёток-дядек с баулами. Леший с Ди решили не спешить, а подождать, пока толпа схлынет.

И вот Леший сделал первый шаг на землю соседней страны. Без местных денег и связи он чувствовал, что вверяет себя и Ди своим друзьям.

– Доброго вечера, ребята! – услышал Леший голос Светы, – Добро пожаловать в город-герой Харьков!

– Ура! – вскричал Леший, увидев Ваню, Свету и Олесю.

Ваня был одет "по-харьковски" – кроссовки, шорты и футболка, а Света-художница и Олеся выглядели и вовсе непривычно: обе были в красивых длинных платьях.

– Рад тебе! – в своей манере приветствовал Лешего Ваня-тогучинец.

"Тогучинец… А может Харьковчанин? Или житель Новосиба, али Питера? – думал Леший – Как же тебя называть, Вано, человек Мира? И куда только девались те неформалки-автостопщицы, которые были в Екатеринбурге? Такие цивильные красивые леди. Мы с Ди выглядим дикарями по сравнению с ними"

– Это Катя, или Ди. Она из Красноярска, – представил Леший Ди почтенной публике, направляясь к дверям вокзала, – А это Ваня-тогучинец, Света – теперь из Питера, и Олеся – ванина двоюродная сестра.

– Очень приятно. А как пахнет-то!

Пахло по-вокзальному: креозотом, углём и сигаретами.

Выйдя на привокзальную площадь, Леший с удовольствием забил трубку и закурил.

– Мы на метро поедем, – сказал Ваня, – так что докуривай. Если туалет надо – там Макдональдс есть, бесплатно и чисто. Хотя сегодня везде тусняки в честь выходных, народ гуляет, и там могут быть очереди.

– Гамбургер-чизбургер, трам-пам-пам…351 – напел Леший известную похабную песню, убрав в ней мат.

Он шагал по асфальту и вдыхал с дымом табака незнакомые запахи из воздуха вечернего Харькова.

"Чем-то Ёбург напоминает", – подумалось ему.

В метро Леший ехал уже почти на автопилоте. Света с Ваней что-то ему рассказывали, Олеся-харьковчанка гордо шла впереди через все переходы между ветками, а Леший ошалело смотрел по сторонам, держа за руку уставшую Ди и слушая мужской голос из динамиков: "Обэрэжно, двери зачиняются, наступна станция – Архитектора Бекетова"

Вынырнув из метро на Бекетова, ребята пошагали по сказочно-уютной улочке под сенью огромных лип.

"Как же это похоже по ощущениям на Йошкар-Олу детства, или на Ёбург детства, – думал Леший, – когда идёшь вечерними сумерками под раскидистыми деревьями, под ногами разбитый асфальт тротуаров, а воздух тёплый, но свежий. Интересно, что улицы почти пустые, хотя выходной, народ обычно тусит".

– А где народ? Как-то пусто на улицах.

– Та все на Сумской гуляют, – ответил Ваня, – Сегодня как раз стритовал, а после "стрита" закинул гитару к родне, да погнали вас встречать.

– Это типа нашего "Вайнера"?

– Это типа вашего "Ленина", – ответил Ваня, завернув за угол и подбирая ключи от домофона.

– Родители на даче в Эсхаре352, – сказала Олеся, – оставили нам с Ваней квартиру на растерзание. Вопросов вообще не было, когда мы сказали про ваниных друзей из Сибири.

В тёмном подъезде Ваня гремел ключами перед дверью, и, наконец, впустил всех в прихожую с высоченным потолком.

Леший с удовольствием скинул рюкзак и размял спину.

– Пипл, ванная там, – скомандовала Олеся, – одежду сразу можно в стирку с дороги, стиралка в ванной. Жить будете тут.

– Вот это апартаменты, – сказал Леший, оглядевшись. Высокие потолки, советская мебель: кресла, диван, телевизор, сервант и распахнутое окно с огромным подоконником.

– На кухоньке все не поместимся, так что гонять чай будем у вас.

Леший с удовольствием стоял под струями прохладного душа, смывая с себя дорожную грязь.

Но вот поспел чайник, и ребята расселись прямо на полу. Света зажгла свечки, ребята погасили свет и выставили в центр комнаты стеклянный цилиндрик заварника. Леший, сидевший ближе всего к заварочному чайнику, залипал за танец чаинок и игру света в чае.

Чай пили почти молча, после чего Леший с удовольствием растянулся на большом диване на чистых простынях. Рядом комочком свернулась Ди.

– Доброй ночи, Алёша.

– И тебе…

В эту ночь они оба уснули сразу, ибо усталость дальней дороги дала о себе знать, и спали без сновидений. А за окном тихо-тихо шуршал листвой клёна ветер чудесного города Харькова.

Глава 15. Город Ха. Расставание.

А утром приехали Манул и Полина.

За окном шумели редкие машины воскресного утра, с дивана было видно зелёные ветки клёна и серое небо.

В дверь заскребли по-кошачьи.

– Ребята, мы поехали встречать Манула и Полину, – шёпотом сказала Олеся, когда Леший зашевелился на диване, – Квартира под вашим командованием.

Леший подскочил, быстро натянул брюки и распахнул дверь. В прихожей обувались Ваня, Света и Олеся.

– А где они и как?

– Манул звонил из Чугуева, едут на грузовом.

– Надо что-то купить из продуктов?

– Ну, тут недалеко "Сельпо" есть. Ключи на стулке в прихожей, как закрывать разберётесь. Та в принципе мы на рынок заедем, так что ничего не надо, – также мягко сказала Олеся.

– Может выползу.

– Да. Курить можно на балконе.

Леший закрыл дверь за ребятами и отправился будить Ди.

– Я всё слышала, – сказала Ди, потягиваясь на кровати, – доброе утро, Лёша.

На ней была "спальная" безразмерная футболка, свисающая широким горлом на одном плече. Леший залюбовался видом Ди и невольно улыбнулся.

– Скажи честно, я тебе надоела за дорогу?

– Мне нет. С тобой в-целом приятно. Правда, после того, как мы полаялись в Дивногорье, осадок остался.

– Мне кажется, Лёша, нам надо разбегаться.

"Вот и поговорили, – подумал Леший, – вот и довыёбывался"

– Почему ты так думаешь?

– Я не чувствую себя нужной. Ты открыт всем, а ко мне спиной.

– Просто надо обнять меня со спины.

– Нет, ты не подумай, я не жалею, что отправилась в путь с тобой. Мы с тобой во многом похожи. Это и плохо. Меня, как и тебя, колышет и срывает с места ветер трассы. Просто я бы хотела видеть в своём молодом человеке стену, за которой никакие ветры не страшны. А ты такой же перекати-поле…

– Что мешает кататься вдвоём?

– Мы не сможем, – на глазах Ди появились слёзы.

Леший молчал.

– Я хочу доехать до Питера. Там меня ждут. Но наверно отсюда поеду поездом.

– Едь как хочешь, – сказал Леший опустошённо.

– Лёша, давай всё же дружить.

– Ага. Но ведь "прошла любовь, завяли помидоры"? Получается, что ты меня не любишь, но дружить предлагаешь.

– Леший, с тобой классно было. Правда. Классно в дороге, классно вместе петь. Классно в постели. Но. Я устала. И дело тут не в тебе. Просто моя раковина интроверта слишком сильна. Сильней, чем желание быть с тобой, или с кем-либо ещё.

– Жалко.

Леший вышел на балкон, забивать трубку и слушать шум листвы. Он смотрел в одну точку, вдыхая дым и пуская в открытое окно лоджии кольца дыма.

"Что мне до всех дорог, если я не могу удержать любовь? – грустно думал он, – Какой великий смысл в духовных практиках, если не можешь удержать любимого человека рядом?"

Неслышно отворилась дверь за спиной. Ди села рядом и жестом попросила трубку.

– Трубка мира?

– Пусть будет так. Что мы ребятам скажем?

– Скажем, что расстались. И всё.

– Ладно, – попытался утешить себя Леший, – говорят, Харьков – город красивых девушек.

Они сидели на лоджии и курили трубку вдвоём. Потом Леший просто валялся на кровати, глядя в потолок, а Ди изучала книги в квартире.

А через пару часов в двери заскрежетали ключи, и в квартиру с шумом ворвались ребята.

– И тут я ему говорю, – донёсся из прихожей голос Полины, – давайте вы нас не видели, а мы вас. И этот мужик кивнул, молча скинул несколько железных болванок с вагона и поскакал мимо нас на следующий вагон. Вокруг "тиха украинская ночь…", только станционный матюгальник что-то про "по пьятой колийи пройидэ вантажный". Мы решили от греха взять другой вагон, пока поезд стоит, и не пожалели. Вписались мы на платформу с комбайнами, аккурат между колёс. Так и ехали.

– Это ты пересказываешь историю вашего путешествия, не дождавшись нас? – крикнул Леший.

Полина сбросила рюкзак и кинулась на Лешего, заключив того в объятия загорелых рук.

Манул отсалютовал Лешему молча, поставив рюкзак в угол.

Олеся повторила инструкцию про душ, первым делом туда отправилась Полина.

– Где вас встретили?

– Олеся на машине приехала.

"Вот дела, – думал Леший, – девушка-стопщица вроде, а уже за рулём"

– Что же у тебя за аппарат.

– Та во дворе моя ласточка стоит, "Девятка". Пойдём стритовать – увидишь.

Первое, что сделали Леший и Ди, выбравшись, наконец, на улицы Харькова – это поменяли наличность. Тысячу рублей сменяли им на двести сорок гривен, после чего дошли до местного "Сельпо", оказавшегося весьма приличным супермаркетом и накупили продуктов. Ди отправилась на вокзал в компании Олеси, а Ваня повёл Лешего показать местный "стрит". Леший шёл, озираясь по сторонам.

– Это исторический город, поэтому тут много всяких старинных зданий, – вещал Ваня, – Вот послезавтра у одного Олесиного друга день рождения, они собираются на крыше на Салтовке – вот там прям нормальные привычные нам жилмассивы.

– Мне пока напоминает какой-то город из детства. То ли Ёбург девяностых, то ли Йошкар-Олу.

– Девяностые тут местами ещё не закончились, – сказал Ваня, оглядевшись на спины прошедших гоповатого вида товарищей.

– Я переживаю за Ди. Как она доедет до Питера.

– Так и не понял как вы поссорились

– Мы и не ссорились толком. Просто решили расстаться и разъехаться. Она в Питер. Я в Ёбург.

– Понятно, – сказал Ваня и замолчал. Тем более, что уже подошли к "стриту".

Ваня обычно стритовал в саду Шевченко, на аллейке, идущей параллельно Сумской. Здесь же бывали и другие харьковские неформалы, сюда захаживали всякие проезжие автостопщики, поэтому на лавочках рядом со "стритом" всегда кто-то был.

Вот и на сей раз рядом с местом, где Ваня расстелил чехол от гитары, восседала на лавочке компания панковского вида.

Ваня поздоровался с некоторыми из них и представил Лешего. Леший же, будучи в некоторой прострации, даже не запомнил ни одного имени.

"Панки и панки, – думал он, – такая же алкотуса, как и в Ёбурге, как в Питере, как в Новосибе, да и везде. Здесь, из-за местного колорита, они одеты полегче: сланцы и шорты, плюс автостопный загар. Бутылки "Рогани" в руках. А ты, Лёшенька, как обычно, наступил на грабли с прекрасным полом. Ди, твоя Ди, сейчас покупает билеты на поезд в Питер. А ты остаёшься здесь. Куда же тебе-мне деваться после Харькова? Что такого важного должен дать мне этот город?"

Леший с Ваней лабали в две гитары: Леший держал ритм, а Ваня подбирал и импровизировал соляки.

Леший, как это часто и бывает в дальних странствиях, презентовал Екатеринбург, исполняя песни авторов из Ёбурга:

"Белокрылые лошадки улетают навсегда

В их игрушечной повадке деткам видится беда,

Мнится им, что окна-двери нужно плотно запирать

Для какой-то мирной цели прятать ружья под кровать"353

Ваня же опять играл свои песни про мрак ночных топей и разверзнувшиеся хляби. Драйва, который обычно бывает после часа-другого игры, не приходило.

Но вот, когда Леший пел про "Мы проспали закон, пролюбили грехи, на уме испокон не псалмы, а стихи…"354, к нему со спины подкрались Манул с Полиной и Светой, насмешив и подняв настроение.

Денег на "стриту" почти не заработали, в лучшем случае наскребалось двадцать гривен мелочью. Но решили присесть на лавочки, уступив "стрит" местному гитаристу Фениксу, который тут же заиграл ЧИЖей, аккомпанируя сам себе на губной гармошке, приспособленной в хитром держателе.

Ребята же взяли бутылку кваса, местного хлеба и банку "квасоли"355, после чего вся тёплая компания переместилась просто на травку подальше от посторонних глаз.

– Лёша, я бы посоветовал тебе забить, но понимаю, что это не так просто, – сказал Манул, – Ребята завтра вечером зовут нас на какую-то тусовку. Посмотришь на друзей Олеси.

– А что они?

– Они, по рассказам ребят, очень интересные люди.

Вскоре подошли пешком Ди и Олеся.

– Кто хочет до дома на моей "Ласточке"? – сказала та, ведя за собой.

– Я бы прокатился, – сказал Леший.

На стоянке недалеко от университета Каразина стояла тёмно-зелёная "девятка", пикнувшая сигналкой при приближении ребят. Ди лишь хмыкнула, когда Леший присел на заднее сидение рядом с ней.

Спереди уселась Света. Машина завелась, выезжая на круговую улицу у Госпрома, а в колонках заиграла какая-то диковинная электронная музыка. Похожая на какой-то псай-транс с примесью электрогитары.

– Что это такое играет?

– Это – "Машрумы"356, – сказала Олеся, – могу скинуть тебе, если понравилось.

– Хорошо подходит под дорогу.

– Ага… ТЫ ШО ТВОРИШЬ, УРООД! – выругалась Олеся, резко даванув на тормоз, когда перед ней вылетел на дорогу какой-то низкосидящий "пепелац" очередных "стритрейсеров", – прошу простить, много всяких мудаков ездит.

Леший как бы случайно положил свою ладонь рядом с рукой Ди, но та так и не взяла его руку в свою.

"Вот так всегда. Не могу я, – думал Леший, – как тот монах из притчи, который перенёс, да и оставил там. Не смогу я забыть Ди. Хотя может, я себе накручиваю сейчас. Может, забуду уже на обратной дороге? Или здесь, в Харькове, приключится что-то, перевешивающее Ди по впечтлениям. Как знать?"

Вечером Леший и Манул стояли на балконе, глядя на начинающийся дождь.

– Я теперь не понимаю, зачем мы здесь? – сказал Леший.

– Отдыхаем. Всё просто, – Манул выпустил клуб дыма, – свою программу на эту поездку я, по большей части, выполнил. Навестил могилу далёкого предка, отпустил его. А теперь – ну, язык до Киева доведёт. Пока есть время, мы с Полюхой хотим проехать на грузовых по Украине.

– А мне что делать?

– Ты сам хозяин своей жизни. Выкинь Ди из своей головы уже.

– Пока она здесь, это вряд ли получится. Вы с ней говорили?

– Она общается только с Олесей. Подъедь к ней, да и потолкуй. И вообще, можно встретиться во сне с Волком.

– Манул, а Волк это обязательное звено?

– Он самая интересная часть нашей группы, потому что видимся с ним лишь во сне.

– Мне кажется, во всём надеяться на Волка – не очень правильно, сказал Леший, вытряхивая пепел в жестяную банку.

Вечером, когда все ложились спать, Леший и Ди разместились в разных углах комнаты. Настроения общаться не было совсем. Полина с Манулом и Ваня со Светой ушли сидеть на кухню, оставив их одних: больно уж неловкое повисало молчание.

– Катя? – тихонько спросил Леший

– Лёша?

– Ты спишь?

– Видимо, нет.

– Давай пообнимаемся напоследок.

– Успеем ещё, – сначала сказала Ди, но добавила, – Давай.

Ди взяла в охапку свой спальник и расстелила его рядом с Лешим. Леший обнял Ди и лёг, глядя в потолок.

– Это наша последняя ночь, – нарушил молчание Леший, – ты осознаёшь это?

– Да. Ты знаешь, Лёша, я говорила когда-то о том, что ты необычный и светлый человек.

– Ты врала? Ты врала.

– Нет. Я до сих пор так думаю. Просто дороги расходятся. Так бывает.

– Да, так бывает. Но сейчас и здесь – мы вместе?

– Да. До утра ещё есть время.

– И нас не побеспокоят…

Ди улыбнулась и погладила Лешего по отрастающей шевелюре.

– Только молчим, хорошо? Если играть, то по-крупному, – так же шёпотом проговорила Ди, раздевшись догола под спальником, запустив руки под футболку Лешего и впившись в его губы своими…

"Такой была последняя ночь любви Лешего и Ди в городе Ха, – думал в голове Леший, включив стороннего наблюдателя, – как в романах, когда провожают навсегда, и остаётся одна последняя ночь. Он любил её, как и десяток-другой других девиц, она бежала от этой любви… Тонна пафоса, с гаком, именно так с украинским гэ… Ох, Ди, что ж ты делаешь, чертовка…"

Вопреки ожиданиям, они оба вырубились после своего праздника жизни.

И снился Лешему сон, где они с Волком шагали по краю крыши. Вокруг простирался ночной город с панельными домами, зелёными парками. Леший уловил знакомые очертания Госпрома вдали

– Что мне делать, Волк?

– Красивая девушка уезжает. Знаю. Помни, что конец одного – это всегда начало другого. А твоя дорога домой ещё не кончилась.

– Да она ещё не начиналась.

– Все мы идём по дороге домой, куда бы не ехали.

– Волк, расскажи о себе. Почему Света искала тебя на Иремеле? Почему ты не показывашься нам?

– Может иначе я не смог бы с вами говорить? – начал отвечать Волк вопросами на вопросы Лешего.

При этом Волк менялся в лице: волосы отрастали и становились седыми, руки покрывали татуировки с затейливым узором, а на лице выступали морщины.

– Может я просто слишком стар. Или говорю не на вашем языке, – после чего Волк произнёс какой-то набор звуков, шипящих и гортанных, сопровождаемых жестами.

– Что это за язык?

– Не столь важно: носителей его всё равно почти не осталось в мире. А Иремель – просто Свету горы тянули, вот я и привёл её в те горы. Чтоб не показывать тот метафизический Урал, где нахожусь.

– Есть кроме нас ещё такие "группы"?

– Да. Завтра познакомишься.

– А что мне потом делать?

– Продолжать дорогу домой. Попутчики сами найдутся, дорога сама поведёт.

– Спасибо, утешил, – сказал Леший, глядя на дальние отсветы молний.

– Смотри. Молнии сверкают, а грома не слышно. Просто волна затухает. А свет идёт. Просыпайся, друг мой…

– Ди, просыпайся, – Олеся нависала над их лежбищем. Леший прикрылся уголком спальника.

– Скоро поезд. Точно… Сейчас оденусь.

Леший спешно одевался, Ди отправилась в душ, а, вернувшись, не говорила Лешему ни слова. Даже не смотрела в его сторону

"Что же между нами повисло неловкое такое? – думал тот, – Ну да ладно, уже поздно что-то менять. Послушаем Волка. И вообще, вспомним молитвы… Как там, да будет воля твоя, Господи…"

Действительно, короткая молитва, которую читал про себя Леший во время своих странствий, заключала в себе эту формулировку. Вспомнил он об этом и сейчас, в утреннем майском Харькове. Олеся завела машину. Ди накинула рюкзак, не позволив Лешему его взять, а потом лёгким движением закинула его на заднее сиденье и села сама. Рыкнул мотор олесиной "Ласточки", она понеслась по зелёным улицам Харькова в сторону Вокзала.

На перроне, в ожидании отправления поезда, Ди общалась лишь с Олесей. Леший забил трубку и закурил, глядя на неё.

"У неё свои дороги. У меня свои, – думал он, – спасибо Мирозданию, что свело меня с ней. Чего уж сейчас жалеть… Пусть молчит"

– Лёша, можно тебе кое-что передать? – сказала Ди.

Она подошла к Лешему вплотную, быстро сунула ему в карман какой-то свёрток в бумаге.

– Откроешь, когда я уеду. Спасибо за всё, светлый человек.

– Я люблю тебя, Ди.

– Я знаю. Не прощаемся, вдруг жизнь ещё сведёт. Пусть у тебя всё будет хорошо. Передавай привет Волку, хоть я его и не видела во снах.

– У меня нечего даже передать на память.

– Твои песни у меня в голове. Твои глаза болотного цвета. Твои прикосновения. Твоя лента дорог. Да и вообще моська твоя небритая, – сменила тон Ди.

– Пока…

Они обнялись и стояли, пока проводница не загнала Ди в вагон. Объявили отправление "пассажирского потягу з пэршой колийи", дали гудок, и поезд поехал. Леший, сдерживая подступившую слезу, смотрел вслед.

Олеся терпеливо ждала его.

– Поехали додому, там ребята проснулись, – сказала она.

– Ага. Сейчас, – Леший будто вышел из оцепенения.

В машине он развернул то, что сунула ему Ди.

Там была бело-зелёно-чёрная фенька, а на самой бумаге была написана цитата из одной автостопной песни:

"Ты в Ёбург, а я в Петербург.

Опять не совпало, прости.

Две такие ошибки на одну природу,

Это будет слишком круто, пойми…"357

Глава 16. Чужая сказка.

После отъезда Ди, Леший сразу отправился на стрит. Они с Ваней стояли в саду Шевченко и играли песни.

Ваня тянул свой репертуар про чёрные долины полные забытых духов, про голубое небо над зелёной тайгой. Здесь, посреди Харькова, это звучало просто приветом из другого мира.

Манула с Полиной в это время утянула Олеся знакомить со своими друзьями.

– Ваня, а что за люди, эти хвалёные олесины друзья? – спросил Леший, пока Ваня пил чай из термоса между песнями.

– Увидишь. Тебе понравятся. Они чем-то похожи на тебя самого. Часть их ездит стопом, часть играет песни и поёт. Объединяет их страсть к лазанию по всяким местам, куда не ходят обычные смертные.

– Типа сталкеры-диггеры?

– Можно и так сказать, хотя они не любят таких сравнений. А в Припять они ходили нынче целой толпой. Хотя попадали почти легально, на день поминовения.

Разговор был нарушен весьма грубо.

– Ну шо, паца, сыграйте нам за жизнь гуманную, да за кашу манную, – сказал Ване какой-то хмырь с татуировками на худощавом плече и бутылкой "Черниговского" в руке. А рядом стояли ещё три таких же.

Ваня сглотнул, громыхнул по струнам и запел какую-то шансонообразную песню, про тайгу, колючий забор и мать, что ждёт сынку. Леший такого и не слышал ни разу.

– Душевно, братуха, – полез обниматься к Ване этот тип, – уважил пацанов…

Леший внутренне напрягся.

"Не нравятся они мне. Ох, не нравятся…"

– А это шо за Вася с тобой стоит.

– Это автостопщик с Урала, Лёха, – ответил Ваня.

– Эй, автостопщик, сгоняй-ка нам за пивом.

Леший глянул на Ваню. В это время один из хмырей выгребал мелочь из ваниного чехла.

Внезапно подступивший страх парализовал Лешего. Все конфликты, возникавшие прежде, он решал либо разговором, либо бегством. Дрался очень давно. Ну и во сне, со своими страхами.

– Ты оглох, ханурик?! – крикнул один из них и толкнул Лешего.

Перемену в себе Леший почувствовал быстро. Его рациональное зерно говорило, мол, беги, спасайся. Но эмоции уже подпирали.

– Ты охуел что ли, бык опойный?! – заорал Леший не своим голосом, толкнув хмыря так, что он отлетел в сторону. В это время один из гопоты выхватил ванину гитару, попытавшись ударить Лешего. Тот вырвался, но гитара с шумом и звоном разбилась об асфальт. Редкие прохожие обходили их, завидев конфликт.

Другой хмырь в это время махнул ногой на Лешего. Леший, внезапно для себя, повторил свой маневр из общаги: поймал хмыря за ногу, дёрнул ногу вверх, ринув того головой на тротуар.