Лучинушка

– Господи боже мой, у меня совсем высохли мозги, как можно было забыть? Я же с первого взгляда поняла, что знаю эту девочку уже лет сто, ведь она вылитая Анастасия, а вспомнить, кого она мне напоминает, так и не смогла. Но почему мне о ней ничего неизвестно? И как могло случиться, что наследница Туманова зарабатывает на жизнь пением? Это же уму непостижимо…

– Пением… – усмехнулся Адам Викентьевич. – если бы только пением. Что вы скажете, если узнаете, что этой девочке приходилось доить коров?

– Скажу, что мир перевернулся. Хотя я знала об этом уже давно. Мне очень хотелось бы с нею пообщаться. Как ты думаешь, это возможно?

– Я думаю, да. Кстати, Каморин просил узнать, не смогут ли они выступить на его юбилее.

– А когда?

– Через две недели.

Глава 11

– Опять Адам Викентьевич. Не слишком ли он к нам зачастил? – подумала Софья Николаевна, увидев ювелира, идущего к их дому с букетом роз и пакетом в руках. – Конечно, он обещал, что не будет вмешиваться в личную жизнь Стеши, но его частые визиты и долгие, задумчивые взгляды в её сторону говорят о том, что он строит насчёт неё какие – то свои планы.

Однако, надо отдать ему должное, именно с его лёгкой руки их дела стремительно пошли в гору. После выступления на юбилее Сары Вульфовны приглашать их дуэт на праздники в богатые дома стало хорошим тоном. Платили им очень хорошо, опять же благодаря Адаму Викентьевичу, который преднамеренно обнародовал сумму уплаченного им гонорара, словно подзадоривая остальных на шаг «кто больше».

Игорь Станиславович, внимательно следивший за их успехами, посоветовал им взять в группу скрипача и гитариста, и рекомендовал бывших выпускников своей школы, Стешиных ровестников Антона Ерёмина и Гену Синицына, перебивавшихся случайными заработками на свадьбах.

Парни уже были наслышаны об успехах этой интригующей пары – таинственной певицы Тумановой и её странноватого брата, и приняли предложение с радостью, усмотрев в их совместном будущем хорошую перспективу. Познакомившись со Стешей, они единогласно признали её иконой женственности, а пообщавшись, полюбили, как сестру.

Родькины странности компенсировались его добротой и непосредственностью, а также редким музыкальным талантом, и они воспринимали его, как равного. Гена Синицын жил в двух кварталах от Софьи Николаевны. Парни стали ежедневно собираться у него и разучивать музыку, придуманную Родькой. Сегодня он опять ушёл к ним с самого утра.

Сама Софья Николаевна в силу своего возраста решила от дела отойти, хотя и продолжала принимать в становлении нового коллектива самое деятельное участие. Нужно было помочь ребятам сработаться, и можно было мечтать о выходе на большую сцену. Но Стеша восприняла её решение с ужасом. Софья Николаевна была для неё всем, и матерью, и подругой, и советницей, и заступницей, одним словом, каменной стеной, за которой ей было хорошо и спокойно. Оставаться без неё было очень страшно, особенно после случая, когда один из подвыпивших гостей перехватил её при выходе из туалета и стал делать недвусмысленные предложения. Оскорблённая до глубины души, Стеша через силу закончила выступление, а дома дала волю слезам. Софье Николаевне с большим трудом удалось её успокоить.

– Девочка моя, – говорила она, обнимая и гладя её по голове,– мир очень жесток, а шоу бизнес особенно. Всегда найдутся недалёкие люди, считающие, что, заплатив гонорар, купили тебя со всеми потрохами. Тебе придётся пережить ещё очень многое. Чтобы не сломаться, надо думать о хорошем, о том, что порядочных людей, которым ты даришь прекрасные минуты радости и счастья, всё – таки больше. Так что надо держаться.

Стеша никак не могла привыкнуть к статусу певицы, и чувствовала себя преступницей, надевшей чужую маску и присвоившей чужое имя. Она постоянно жила в страхе, что её прошлое откроется. То, что, благодаря Адаму Викентьевичу, это чопорное общество признало талант, допустило в свой круг, да ещё и платило немалые деньги самозванке, не так давно распевавшей вокализы коровам, казалось ей обманом с её стороны. Она старательно избегала общения с гостями, чтобы не отвечать на вопросы о своём прошлом, откуда так внезапно появилась, и почему раньше никто о ней не слышал. Выдумывать какую – то пикантную историю Стеша не хотела, а признаться в том, что попала из грязи в князи всего лишь по воле случая, не могла. Поэтому, закончив выступление, всегда старалась уехать как можно быстрее.

Но однажды всё – таки случилось то, чего она боялась больше всего на свете. Выступая на очередном юбилее очередного друга Адама Викентьевича, она обратила внимание на молодого мужчину, смотревшего на неё так, словно он знал о ней что – то такое, чего она не знала сама. Стеша была уверенна в том, что им уже приходилось встречаться, но никак не могла вспомнить где. Она уже начала понемногу запоминать лица людей, для которых ей приходилось петь, а это в основном была одна и та же компания, так называемые сливки городского общества, перетекавшие из одного места в другое, но этого человека она видела в другом месте и при других обстоятельствах. Её беспокоила двусмысленная усмешка, с которой он смотрел ей в глаза, и от этого ей было не по себе.

Софья Николаевна обратила внимание на её взволнованный вид и, сделав небольшой перерыв, отвела в сторонку и спросила:

– Стеша, что случилось?

– Ничего не случилось, всё в порядке.

– Неправда. Я вижу, что тебя что – то беспокоит. К тебе опять кто – то приставал?

– Никто не приставал, но…

– Что?

Стеша заметила приближавшегося к ним незнакомца, и повернувшись к нему спиной, тихо сказала.

– Видите этого человека, в сером костюме, который стоит за моей спиной?

– Вижу. Я уже заметила, что он не сводит с тебя глаз.

– Он какой – то мутный, и взгляд его нехороший, словно он хочет сделать мне гадость. У меня такое ощущение, что я его уже где – то видела, но не помню где.

– По – видимому, он хочет с тобой поговорить. Я на минутку отойду, а ты послушай, что он скажет.

– Я боюсь…

– Не бойся. Если он посмеет сказать или сделать что – то обидное, кивнёшь мне, и я тут же подойду. Похоже, Адам Викентьевич тоже обратил на него внимание, он уже идёт сюда. В общем, я пошла.

Оставшись одна, Стеша медленно повернулась и столкнулась со своим преследователем лицом к лицу.

– Привет, рад тебя видеть в полном здравии. – его голос был нагл и самоуверен.

– Мы с вами где – то встречались? – спросила Стеша.

– А ты не помнишь? Ну конечно, это же какую надо иметь память, чтобы запоминать каждого, кого приходилось обслуживать на трассе. А вот мне интересно, эти люди, для которых ты так сладко поёшь, в курсе, чем ты занималась раньше, звезда?

Гроза…. Ночь… Дорога… Наглые, насмешливые лица в полумраке автомобильного салона… Лёха, тянущий её в машину… Серая тень, метнувшаяся мимо… Дикий вопль… Пистолет в его руке… Выстрел и прыжок в пропасть…

События той страшной ночи, которые она так долго и безуспешно пыталась вычеркнуть из своей памяти, промелькнули перед глазами, словно вспышка молнии. Как ни странно, это позволило ей собраться и взять себя в руки. Стеша некоторое время помолчала, глядя ему в глаза, потом спросила.

– А как чувствует себя ваш друг, кажется его звали Лёха? Вы отвезли его в больницу, или оставили умирать на дороге?

– Ты… – он оглянулся, – да я тебя, сучка продажная…

– Что такое? Что же вы не отвечаете? Всё – таки хорошо, что мы с вами встретились. – Стеша встала рядом и взяла его под руку, – Давайте – ка мы с вами сфотографируемся, а то я уже устала ездить в полицию составлять ваши словесные портреты. Адам Викентьевич, вы, как всегда кстати. Не сфотографируете ли нас с молодым человеком на память? Куда же вы?

– Извините, меня ждут. Я сейчас вернусь…

– В чём дело? – спросил Адам Викентьевич, – куда он вдруг так заспешил?

– Он не успел представиться. Только начал говорить комплименты и вдруг вспомнил о каких – то срочных делах. – ответила Стеша, – бывает… А вы его знаете?

– Знаю. Это племянник районного прокурора. Недавно вернулся из Англии.

– Понятно…

– Мне показалось, или он вас чем – то обидел?

– Нет – нет, очень вежливый молодой человек. Хотел познакомиться, но, как вы понимаете, дела прежде всего.

– Вежливый… – хмыкнул Адам Викентьвич.– прокурор уже устал вытаскивать его из историй, в которые этот «вежливый» попадает с завидной регулярностью.

О случае, столкнувшем её с племянником прокурора, Стеша решила рассказать Адаму Викентьевичу на следующий же день. Ей не хотелось, чтобы между нею и этим человеком, принимавшим важное участие в её жизни и относившемся к ней, как к дочери, оставались какие – то недомолвки. Кроме того, она очень боялась, что молодой человек может её оговорить ради того, чтобы отомстить за гибель друга и испортить ей карьеру.

– Единственное, в чём я была виновата, это в том, что сбежала от своего мужа. – заканчивая свой рассказ, Стеша вздрагивала от пережитых заново эмоций, – Я сделала это потому, что устала терпеть его пьяные выходки, потому что поняла, что этот человек, не интересующийся ничем, кроме алкоголя и пьяных компаний, стал мне чужим, и решила начать новую жизнь. Конечно, я сделала большую глупость, рискнув уйти пешком, в ночь, но тот вечер, проведённый в одиночестве, дал мне время и возможность поразмыслить о своей жизни и принять решение. Я знала, если не уйду до утра, работа и повседневные заботы захватят меня снова и всё останется по – прежнему. А эти люди, встретившие меня одну среди ночи на трассе, приняли меня за… в общем, вы меня понимаете. Теперь я боюсь, что они меня оговорят, а больше всего боюсь, что вы им поверите.

– Напрасно вы думаете, что я мог бы поверить этим подонкам. Я знаю, что эти люди, избалованные властью и безнаказанностью, способны на всё, что угодно. Вы поступили правильно, сделав, вид, что не боитесь и даже готовы свидетельствовать против него и его друзей. Однако, вам надо быть настороже. Теперь они вас боятся, и могут пойти на любую крайность, чтобы избавиться от вас, как от опасного свидетеля. Я думаю, вам следует вашу концертную деятельность пока приостановить.

– Я явился с хорошей вестью… – доложил Адам Викентьевич, вручая Стеше огромный букет, а Софье Николаевне пакет с шампанским и фруктами

– Любопытно, с какой же? – спросила Софья Николаевна, освобождая пакет.

– Давайте – ка присядем.

– Раз вы пришли с шампанским, значит нужно доставать фужеры? – спросила Стеша.

– Конечно, моя дорогая, конечно. Вот видите, даже я выбит из колеи… Сегодня у нас есть замечательный повод выпить.

– Вы нас заинтриговали. Нельзя ли сказать вашу новость без лишнего пафоса, как – нибудь покороче и побыстрее…– заметила Софья Николаевна, выкладывая на блюдо вымытые яблоки и виноград.

– Ни в коем случае… – ответил Адам Викентьевич, вставая с наполненным фужером в руке, – говорить об этом походя, между прочим, было бы кощунством. Итак, прошу всех запомнить этот день. Сегодня вы, моя дорогая, наконец – то признаны в законном порядке и с документальным тому подтверждением наследной графиней Степанидой Никитишной Тумановой. Документы будут вручены лично вам немного позже, и, я надеюсь, в торжественной обстановке, подобающей случаю. Виват, ваша светлость Степанида Никитишна!!!

– Это правда? – опешила Стеша, – вы не шутите, я действительно их родная внучка? Каким образом это было доказано?

– Это доказано путём судебно – генетической экспертизы. После вашего похода в имение была проведена эксгумация Варвары и Аглаи Тумановых, могилы которых, как вы знаете, находятся на его территории . Я не стал вам об этом говорить, чтобы избежать разочарования в случае, если бы ваше родство не подтвердилось. Вы, наверное, забыли о том, что после вашего похода сдавали пробу на анализ ДНК? Так вот, сегодня я по своим источникам узнал, что ваше родство доказано, и вы имеете полное право носить титул графини Тумановой.

– Стешенька, я поздравляю тебя от всей души. – Софья Николаевна вытерла слезу и расцеловала виновницу торжества в обе щёчки.– Какая же ты умница, что решилась сбежать из своей деревни. Оставшись там, ты никогда бы не узнала, кто ты есть на самом деле и влачила бы жалкое существование до конца своих дней.

– Дамы! – привлёк их внимание Адам Викентьвич, – Я хочу пригласить вас к себе в гости. Моя матушка желает поздравить вас лично и вообще с вами повидаться, уж больно ей по душе пришлись и вы, и ваши замечательные романсы.

– Конечно, к вам мы приедем с большим удовольствием. – обрадовалась Стеша, – Я бы тоже хотела повидать вашу матушку. Она напоминает мне мою бабушку и Ангелию, Родькину маму. Эти люди мне были очень дороги. А что касается разных там торжеств скажу – нет. Конечно, я счастлива, что имею отношение к достойному роду Тумановых, но не думаю, что мне когда – нибудь придётся пользоваться графским титулом, и делать эту новость достоянием общественности не собираюсь. Пускай она останется между нами.

– Неужели вы хотите отказаться от своих предков?

– Конечно, нет. Но использовать их имя без крайней необходимости не хочу.

– Воля ваша, голубушка. – ответил Адам Викентьевич, болезненно морщась и потирая пальцами левый висок, – однако, я не советую вам торопиться с решением оставлять это в тайне. Пути господни неисповедимы. Не исключено, что этот титул когда – нибудь сможет сыграть в вашей жизни важную роль.

– Я думаю, сделать это никогда не поздно, тем более если у меня на руках будет подтверждающий документ. Жизнь сама подскажет, какие решения принимать в той или иной ситуации, а пока она мне подсказывает, что торопиться не нужно. Адам Викентьевич, вы хорошо себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо.

– Вы в этом уверенны?

– Уверен. А почему вы спрашиваете?

– Вы очень бледны.

– Да нет, со мной всё в порядке. Итак, я вас жду в эти выходные. Не забудьте взять с собой Родиона.

Собираясь в гости, Стеша купила в подарок для Сары Вульфовны тёплую шаль. Ей казалось, что всем пожилым людям постоянно не хватает тепла.

Старушка встретила их сидя в коляске, ходить ей с каждым днём становилось труднее. У её ног лежал огромный мраморный дог. Увидев незнакомых людей, он поднялся, обошел вокруг них, обнюхивая каждого, и, доброжелательно помахав хвостом, вернулся к своей хозяйке.

– Он признал вас, а это происходит далеко не с каждым. – сказал Адам Викентьевич,– Например, Гришку Распутина он невзлюбил с первого взгляда. И, как бы тот не старался задобрить его всякими вкусностями, дальше кухни не пускает.

– Гришку Распутина? – удивилась Софья Николаевна, – это кто?

– Это наш новый повар, мы так зовём его между собой из – за его сходства с известным персонажем. Но, несмотря свой разбойничий вид, готовит он довольно таки неплохо. Мне рекомендовали его как бывшего моряка, служившего во флоте коком. У него случилась какая – то трагедия с семьёй, но я его об этом не расспрашивал. Ни к чему бередить душу человеку, если он сам говорить об этом не желает. Настоящее имя его Владимир Иванович Распутин, а Гришкой мы зовём его между собой.

При его словах пёс поднял уши, и, насторожившись, оглянулся на дверь.

– Вот видите, он не может даже слышать его имя. Похоже, нам придётся кого – то заменить, или повара, или собаку. Распутина было бы жаль, он готовит очень вкусно.

Словно поняв сказанное, пёс посмотрел на него долгим взглядом и спрятал морду в сложенные лапы. Стеше показалось, что его глаза были полны упрёка и обиды.

– Адамчик, не нужно так шутить. – сказала Сара Вульфовна, – Ты же знаешь, Нерон всё понимает. Теперь он будет обижаться весь вечер.

– Прости, дружище, я больше не буду. – извинился Адам Викентьевич, трепля собаку за загривок, – не обижайся, я пошутил. Я скорее разгоню всю прислугу и буду готовить и убираться сам, чем выгоню тебя из дома.

Однако пёс на уговоры не поддавался, и продолжал прикрываться лапами. Тогда Родька подсел рядом с ним, обнял за шею и стал что – то шептать на ухо. Нерон поднял голову, и, посмотрев на него, лизнул в щеку, потом поднялся и плотно прижался к ногам хозяйки.

– Слава богу, простил. – сказала Сара Вульфовна, гладя его по спине. – Молодец, Родечка, добрая у тебя душа.

– Сара Вульфовна, – сказала Стеша, – я принесла вам небольшой подарок. Не знаю, пригодится ли он вам.

– Спасибо вам, моя детка! – обрадовалась старушка, когда Стеша накинула шаль на её узенькие плечики. – Как же в ней тепло и уютно!

– Я рада, что она вам понравилась. – сказала Стеша с трудом сдерживая слёзы, – Моя бабушка всегда любила шали, наверное, потому, что постоянно мёрзла. Конечно, в вашем доме очень тепло, не то что в избушке, в которой мы с нею жили, но я думала, что вам тоже когда – нибудь захочется в неё укутаться.

– Уже хочется. – ответила Сара Вульфовна,– в нашем доме холодно не бывает, но я где – то слышала, что шаль, подаренная от всей души, несёт в себе её частичку. Хотите, я покажу вам наш дом?

– Конечно, – ответила Стеша.

Сара Вульфовна взяла свою палочку, и с трудом поднялась на ноги.

– Я вижу, вам тяжело ходить. – забеспокоилась Стеша, – Может быть, мы сделаем это как нибудь в другой раз?

– Ничего – ничего, торопиться нам некуда, а мне пройтись лишний раз не повредит. – ответила Сара Вульфовна, принимая Родькину руку, протянутую ей на помощь. – спасибо, родной.

– Мама… – тихо проговорил Родька, гладя её сухонькую ручку.

– Он назвал меня мамой, или мне послышалось? – удивилась Сара Вульфовна.

– Да. Его мама ушла от нас два года назад. Он до сих пор о ней тоскует, а вы очень на неё похожи. Простите, если вам это неприятно. Родя кажется немного странным, но на самом деле он очень добрый и хороший.

– Почему же неприятно, совсем наоборот. Пойдёмте.

– Вы идите, – сказал Адам Викентьевич, потирая висок, пронизываемый резкой болью, – а я задержусь, мне нужно сделать пару звонков.

– С вами точно всё в порядке? – спросила Стеша, подождав, пока Сара Вульфовна с Родькой и Софьей Николаевной отойдут подальше.

– Да, всё хорошо. Идите же, мама затеяла эту экскурсию ради вас. На второй этаж можно подняться на лифте. Я специально заказал его для мамы. Ходить по лестнице ей очень тяжело.

– Мы с Софьей Николаевной пройдёмся по лестнице, а вашу матушку проводит Родя. По – моему, они уже успели подружиться.

– Да, я это заметил. Я давно не видел её в таком приподнятом настроении.

Сегодня Стеша чувствовала себя в этом огромном доме легко и свободно. В прошлый раз, находясь под прицелом десятков пар оценивающих глаз, она держалась в таком напряжении, что к концу выступления устала так, словно весь вечер не пела, а косила сено.

Сара Вульфовна провела их по комнатам, с гордостью показывая великолепную коллекцию часов, статуэток и картин, многие из которых были подлинниками. Родька задерживался чуть ли не у каждой картины. Живопись, особенно те полотна, на которых были изображены пасторали, заинтересовала его не на шутку.

Когда вошли в комнату, где на высоком резном столике, под стеклянным колпаком хранился оригинал альбома с портретами её предков, копию которого ранее показывал Адам Викентьевич, у Стеши перехватило дух. Этот альбом держали в руках люди, которых давно нет, а может быть и её знаменитый прадед. Очень хотелось к нему прикоснуться. Возможно, ей не отказали бы в этой просьбе, но она не смела об этом даже думать, боясь, что стоит этот колпак снять, как альбом тут же превратится в прах.

В заключение Сара Вульфовна показала свою часть знаменитой коллекции яиц Фаберже.

– Эту пару Карл изготовил лично в подарок для моих родителей, – с гордостью рассказывала Сара Вульфовна, беря бесценные вещи поочерёдно в руки, чтобы дать возможность рассмотреть изделия знаменитого ювелира получше. Возвращая их на каминную полку, она нечаянно, (а может и не нечаянно), поменяла их местами.

– Подарок для ваших родителей? – удивилась Стеша, машинально исправляя нарушенный порядок, – я была убеждена, что Фаберже жил не меньше, чем пару веков назад.

– Ну что вы… Он умер совсем недавно, в одна тысяча девятьсот двадцатом году, и был похоронен в Каннах, куда вынужден был бежать от революции.

«Совсем недавно… – подумала Стеша, – она говорит о целом веке так, словно всё происходило буквально вчера. Пока мы молоды, даже одно десятилетие кажется нам огромным сроком, а для человека, прожившего долгую жизнь, целый век это «совсем недавно».

– Его коллекция, которую он создавал вместе с группой ювелиров, работавших в его цеху, была полностью разграблена. – продолжала Сара Вульфовна, – Говорят, при этом он потерял более пятисот миллионов. Думаю, всё это ускорило его кончину, хотя главной причиной называют историю с сигарой, выкуренной им при больном сердце. Насколько я знаю, участь ваших прадедов была ещё более трагичной. Вам об этом что – нибудь известно?

– Очень мало. Моя бабушка никогда мне о них не рассказывала. Вернее, рассказывала, но как сказку, или чужую историю, которая меня совершенно не касалась. Я поняла это уже потом, после того, как, случайно попав в имение Тумановых, познакомилась с Родиной мамой. К сожалению, она умерла буквально через пару часов после нашей встречи. То, что она успела поведать перед своей кончиной, оказалось для меня большим потрясением.

– Жаль. Думаю, со стороны вашей бабушки это было большой ошибкой. Каждый человек имеет право знать свою историю, а она, как я понимаю, была очевидицей многих событий последних лет их жизни, которые теперь так и останутся неизвестными. Да, очень жаль. Нам с вами надо поговорить об очень многих вещах.

– С удовольствием, мне очень интересно с вами общаться.

– Тогда обещайте приходить к нам как можно чаще, конечно, если вам не претит общество такой старухи, как я.

– Обещаю.

– Вот и договорились. Да, я не закончила о Фаберже. Вот эти две вещи, наверняка украденные раннее из его коллекции, нам с мужем удалось выкупить во время блокады Ленинграда. Нужда и голод осаждённого города заставляли многих продавать или выменивать за продукты подлинные шедевры. Часто редчайшие произведения искусства уходили за кулёк крупы или банку тушенки. Чтобы сохранить коллекцию, нам тоже не раз приходилось рисковать жизнью, потому что в городе действовали банды мародёров. Грабежи и убийства происходили чуть ли не каждый день.

Распрощавшись с гостями, Сара Вульфовна, несмотря на усталость, по давно заведённой привычке поспешила, если так можно назвать её короткие, неуверенные шажки, к Арику, который, как ей казалось, понимал её лучше всех. Нерон, вернувшийся от двери, до которой провожал понравившихся ему гостей, а такой чести он удостаивал немногих, последовал за нею.

– Арик, ты видел эту девочку? – спросила Сара Вульфовна,– Это она. Наконец – то я могу умереть спокойно. Она умна, воспитана, а к тому же ещё и красавица. Я уверенна, она сможет сделать моего сына счастливым.

В ответ Арик резко взмахнул крыльями и крякнул, а Нерон грозно зарычал.

– И не смейте мне возражать. – возмутилась старушка, хотя прекрасно понимала, что спорит не с ними, а сама с собой и своим здравым смыслом. – говорите, она слишком молода? Ерунда. Адамчику семьдесят, ей примерно двадцать пять – двадцать семь. Семьдесят минус двадцать пять всего лишь сорок пять. Покажите мне хотя бы одну девушку, которую остановила бы такая разница в возрасте, когда дело касается миллионов. Я уверенна, эта девочка никогда не пустит по ветру то, что заработано многолетним трудом моего сына. Нерон, прекрати пожалуйста рычать. Это для тебя счастье не в деньгах, а для молодой девушки счастье, и ещё какое.

Нерон снова зарычал и бросился к двери. Но она успела захлопнуться прежде, чем он успел до неё добежать, а старушка повернуться на шум.

Глава 12

Через несколько дней Адам Викентьевич снова оказался на пороге дома Софьи Николаевны с неизменным букетом роз в руках. Выглядел он бледнее обычного.

На этот раз его встречала сама хозяйка.

– Здравствуйте, Адам Викентьевич. Вы к ребятам?

– Здравствуйте, милейшая Софья Николаевна. Да, я к Степаниде Никитишне, если можно.

– Конечно можно, только её нет.

– Как нет? А где же она?

– Они с ребятами поехали в парк.

– В парк? Зачем? – удивился Адам Викентьевич.

– А зачем ездят в парк? Погулять.

– Вы сказали «с ребятами»…

– Ну да, с Родей и новыми музыкантами. Я их, можно сказать, выгнала. А то всё работают и работают, надо же иногда и отдыхать.

– Конечно, отдыхать нужно обязательно. – согласился Адам Викентьевич.

– Именно. Если хотите, можете подождать. Только я не знаю, когда они вернутся. Может быть надумают ещё сходить в кино. Заходите, посидим по – стариковски, попьём чайку.

Софья Николаевна с удивлением заметила, что при последних словах он слегка ссутулился. Задумчиво покрутив букет в руках, вздохнул и отдал ей в руки.

– Я не знаю, стоит ли ждать. Хотя… может быть это даже к лучшему. Пойдёмте пить чай.