Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов

Ева задумалась.

– Он прав, – произнесла она. – Спроси у него так, чтобы он не понял, что мы под него копаем.

Стефания кивнула и продолжила набирать:

– Привет. Как дела? Скажи, пожалуйста, в прошлой жизни ты был трубадуром? P.S. мы под тебя не копаем.

– Вы же понимаете, что он может наплести вам все, что угодно, – сказал Ибрагим.

Конечно понимали, но разузнать о жизни демона тоже необходимо. Фактически они воюют с неизвестным врагом, который в отличие от них знает даже код открытия «1234» на задних воротах их сада. К тому же, если демон настроится на битву, то неплохо бы знать его слабости, ведь молитва изгнания на него больше не действует. Он получил свое собственное тело, и изгнать его оттуда может только смерть. Им необходимо накопать на него как можно больше информации, и для этого все инструменты хорошо. А Инстаграм дык вообще мощнейший информатор современности.

Кортекс-Шмортекс набирает сообщение…

– Он что-то пишет! – воскликнула Стефания.

А потом прочла ответ:

– Нет. Но я точно помню, что был женским трубочистом.

– Ха! А он с тобой флиртует, – сказала Ева.

– Что? Фу! Нет! – резко бросила Стефания.

Ева кивала головой. Ибрагим тоже.

Телефон завибрировал.

– Зачем вы под меня копаете? – прочитала Стефания.

А потом замотала головой.

– Ну что за идиот?

И написала: «Читай первое сообщение после P.S.»

– А как вообще происходят роды демона? – спросила Ева у Ибрагима.

– Да все, как в учебнике. Я пришел туда и вытащил его оттуда.

С минуту девушки ждали продолжения.

– Не особо красноречивый ты бард, – сказала Ева.

– Да что вам еще сказать? Приходишь ты, значит, в каверну, ну и… вытаскиваешь его оттуда.

Ева раздраженно закатила глаза.

А вечером Корф снова посетил особняк Бертранов, возвращая в библиотеку древние книги, что ходили между Виктором и Джованни.

– Слушай, а как происходит перерождение в каверне? – спросила Ева.

Корф пожал своими громадными плечами и ответил:

– Да ничего сложного. Ибрагим просто пришел туда и вытащил …

– …тебя оттуда! Да мы поняли! Господи, да вы оба невыносимые! – Ева воздела руки к потолку.

– Ну а что тут добавить? Ты проходила это в семинарии, – Ибрагим уже полулежал с полурастегнутой рубашкой на полудиване, проштудировав за последние шесть часов два сборника по демонологии.

Растрепанная Ева сидела на полу возле него и прокручивала пергаментный свиток, надев хлопковые перчатки для работы с хрупким материалом, поедая вишневый пирог прямо в этих же перчатках.

– Теория это одно, а практика – совсем иное. Давай колись, – произнесла Ева с забитым пирогом ртом.

– Ну заходишь ты в эту пещеру, находишь каверну, поверь, это не сложно. Экзорцист поймет, куда идти. Опускаешь в эту смолу часть плоти, концентрируешь энергию и вуала! Дэмон! – указал Ибрагим на лысого амбала посреди читальни.

Корф осмотрел всех троих, а потом легким кивком поклонился.

Стефания сидела в кресле, и вид у нее был не лучше остальных после целого дня, проведенного за изучением исторических книг. Но после услышанного встрепенулась и заговорила:

– Погоди, что ты сделал? Плоть опустил?

– Ну да. В инструкции было написано опустить человеческую органику, из которой путем деления клеток вырастит плоть.

– И что ты туда погрузил? – с опаской спросила Ева.

На что Ибрагим показал свою ладонь.

Девушки вскрикнули.

– Палец?! Ты отрезал свой палец?!

– Не весь палец! Всего лишь одну фалангу!

Девушки только сейчас заметили перетянутый повязкой телесного цвета мизинец Ибрагима.

– Черт, да ты больной на голову! Ты отрезал себе фалангу! О чем ты думал? – Ева взорвалась и вскочила с пола.

– Нехилая такая фаланга вымахала, – прокомментировала Стефания, оглядывая Корфа с головы до ног.

– Да расслабься! Это же мой палец, а не твой! – воскликнул Ибрагим на истерику Евы.

– Вот именно!

– Ага! Значит-таки завидуешь!

– Да ни капли!

– А вот и да!

– Нет!

– А вот и завидуешь!

– Ты придурок! Нигде не написано, что надо опускать плоть, достаточно ногтя или обрезки волос….

– В инструкции было четко написано…

– Кем написана эта инструкция? Неизвестным, который прислал тебе неопознанную посылку?

– Посылку, содержащую древнюю табличку с именем демона и маршрут до каверны! Почему бы мне не поверить тому, что написано в инструкции, если этот неизвестный так отчаянно стремился привести сюда Корфа?

– Да над тобой просто поглумились!

– Не очень-то он похож на шутку!

С этими словами Ибрагим вскочил с дивана и указал на громилу Корфа.

– Вы ведь понимаете, что вы только что сообщили демону, что мы пытаемся тайно раскрыть заговор, в котором он, возможно, участвует? – устало спросила Стефания.

– Корф, скажи ей! Скажи, что плоть необходима! – Ибрагим не слышал Стефанию, он вообще рядом с Евой редко слышал рассудок и чужой, и собственный. Он был охвачен желанием доказать свою правоту.

– М-м-м-м… – протянул Корф.

Ибрагим развернулся к нему и выпучил глаза.

– Нет! – выдохнул он.

– Я же говорила, – пела Ева.

– Прости, брат, я не хотел тебя расстраивать, – пробубнил Корф в маску, сострадательно хмуря брови.

– Но как же так?!

– Достаточно даже капли крови. Нужна всего лишь одна цепочка ДНК…

– Но ведь я подарил тебе свое яйцо!

– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! – тут уже завопили обе сестры.

Ибрагим закрыл лицо руками и упал в кресло.

– Я хотел взрастить идеального демона, с идеальным телом, такого неотразимого и красивого, чтобы все засматривались!

Корф гордо выпрямил осанку.

– И подумал, – продолжал Ибрагим, – что все дело в качестве плоти… и чтобы у него везде сформировалось все, как надо… я положил туда еще и свое левое яичко…

В гостиной наступило долгое молчание. Светофор далеко за окнами пропищал два пешеходных перехода в сорок секунд.

– Это официально: Ибрагим, ты болван, – Стефания первой прервала молчание.

– Так это что, я из мужского яйца сделан? – опасливо спросил демон.

– Ой, а кто не сделан? – парировала Ева.

– Кто? – не понимал Корф.

– Парень, продолжай изучать биологию, – отмахнулась Ева от глупых вопросов.

– То есть ты намеренно поехал в клинику, попросил отрезать тебе яйцо и положить его в пакет, чтоб потом отвезти его в пещеру? Кто из врачей на это пошел? – удивилась Стефания.

– Уф, это турецко-сирийская граница, там людей похищают на органы. Поверь, отрезать просящему парню яйцо – это для них как утренняя пробежка! – Ибрагим рывком встал с дивана и нервно зашагал из стороны в сторону.

Еве стало его жалко. Поначалу хотелось, конечно, попрыгать на его неудаче, мол, «а я говорила! а ты без меня идиотские поступки совершаешь!». Но потом она поняла, что это подло. Каким бы образом он это ни сделал, а Ибрагим навсегда останется единственным из них всех, кто не сдрейфил целого демона притащить в наш мир.

– Ну и ладно. Подумаешь яйцо. Есть же второе! – произнесла она.

Ибрагим тут же обернулся, глаза вспыхнули счастьем, на лице растянулась улыбка.

– Ты ж наверняка себе самое большое оставил? – говорила Ева, стараясь звучать непринужденно.

Эдакие будничные разговоры в доме Бертранов, кто какое яйцо себе отрезал, чтобы демона родить.

– Да! Самое красивое оставил! – гордо объявил Ибрагим.

– Ну и отлично. А ты посмотри на него, – она указала на Корфа. – Это вот такой двухметровый амбал из маленького яичка вышел. Ведь так?

Ева сверкнула глазами в сторону Корфа, тот заикнувшись, подтвердил:

– Да. Очень мощное яйцо.

– И это еще из малыша получилось. Представь, кто бы из большого вырос! – подхватила Стефания на бессловесную мольбу сестры.

– Да ладно вам! – засмущался Ибрагим. – Там еще и фаланга же…

Ева схватила Ибрагима под руку и увела на ужин в кухню, куда Роза уже вовсю манила обитателей особняка ароматом деревенского рататуя.

Стефания осталась наедине с Корфом и лишь через минуту осознала это. Он развернулся к ней, казалось, с каким-то требованием, на что она сразу ответила:

– Мы не копаем под тебя.

– А кого же тогда ищите в этих сборниках?

– Соседей.

– Что?

– Ну она так стремно песни орет, что я подумала, а не служит ли она дьяволу?

– Если тебе интересна моя прошлая жизнь, ты можешь спросить у меня напрямую, – сказал Корф.

Стефания наконец встала и приняла из его рук бумажный пакет с книгами, который он держал все это время. Наверняка даже и представить не мог, какие открытия его сегодня ждут в доме Бертранов, пока вез книги от Джованни. Например, что здесь находится штаб управления по раскрытию заговора или что он сделан из яйца.

Стефания положила книги на стол дяди. Французские окна по-прежнему были открыты и впускали столько солнечного света, сколько могли на закате. Скоро придет дядя и надает им всем по шее, если учует острый запах самшита на обивке антикварных диванов рококо.

– Ты же можешь наврать, – ответила Стефания.

Она отошла к распахнутому окну и оперлась спиной о раму, демонстрируя желание все же поболтать немного с демоном. Такое вот ежедневное рутинное занятие экзорциста.

– А ты испытай меня, – ответил он и тоже оперся на противоположную створку окна.

При свете дня демон не казался тем страшным чудовищем, каким она увидела его в их первую встречу. Он был ростом чуть меньше двух метров, широкого телосложения и очень мускулистым. Ибрагим постарался на славу взрастить в этом теле все то, чем сам не обладал. Концентрация мыслей – явление непредсказуемое, так и вылезет какое-нибудь потаенное желание или сокровенный страх, который прячешь от всего мира, но который не в силах спрятать от самого себя.

Глаза у демона вовсе не красные и не белые, как потом ей снилось, а зеленые с вкраплениями теплой карамели с нормальным человеческим зрачком, а не как у огнедышащей ящерицы. Но на процедуре взращивания действительно произошла ошибка, которая не только создала порок в его дыхательной системе, но и лишила волос. Он был не только лысым, у него не было бровей и ресниц. Скорее всего, все тело было лишено волосяного покрова. Интересно, чего еще лишил этого беднягу бестолочь Ибрагим? Селезенки? Пальцев на ногах? Копчика? И как бы все это незаметно проверить? И значит ли его безволосость, что яйца у Ибрагима тоже лысые?

Корф всегда ходил в одной и той же одежде: мешковатых штанах, черной футболке и коричневой замшевой куртке на плотном ворсистом подкладе, от которой еще больше увеличивался в объеме. Но в целом казался нормальным парнем, если такого можно встретить в зале, напичканного качками.

– Хорошо. Кем ты был? – Стефания решилась провести допрос.

– Вассалом. Служил сеньору Гаскону де Монкада.

– Где ты жил?

– В виконтстве Беарна под Пиренеями.

– Как ты умер?

– По-моему, это была дизентерия.

– Почему ты стал демоном?

– Я участвовал в Седьмом крестовом походе.

– Оу…

Стефания запнулась. Религиозные войны всегда были темным пятном в истории Церкви. Смысл Бога извратили настолько, что его именем стали вершить самые жестокие преступления, которые только могут быть совершены человеком: пытки, изнасилования, убийства всех без милосердия к детям, женщинам и старикам. Господь явно не был рад свидетельствовать миллионы смертей в течение четырехсот лет за право обладать его Гробом. И хотелось бы сказать, что мы переросли тот этап мракобесия, но религиозные экстремисты на Ближнем Востоке продолжали доказывать, что есть еще порох в пороховницах фанатизма.

– Да… многие из участников Крестовых походов стали демонами, – тихо произнес Корф.

– А как это происходит? – тоже тихо спросила Стефания.

Также как и взращение демона в каверне, она знала теорию, но услышать от того, кто пережил это, было совсем иначе, нежели прочитать в книге.

– Очень просто. Наступает момент, когда к тебе приходит это знание, и отныне ты понимаешь, что теперь ты демон, – ответил Корф задумчиво.

Было видно, как воспоминания унесли его в тот момент перерождения. Серые ленты угрюмой грусти закружили вокруг него, но Стефания сделала вид, что не замечала их.

– Но ты ведь сам виноват, что стал им.

– Я и не спорю. Но я не хотел совершать тех преступлений… вернее…кажется, что не хотел…все очень сложно. Все это очень запутанно. Когда к тебе приходит ордонанс с подписью самого короля и бригадир заявляет, что ты должен отправиться на войну, ты идешь. Так было принято. Это правило, по которому мы жили, и никто не противился ему. Мы бросали наши виноградники, льняные поля и шли на войну.

Стефания задержала дыхание, проникая в жизнь Корвинуса. Экзорцисты – это ведь современные барды, которые любят истории, они ими живут.

– Там в моменты сражений, я не понимал, что делал что-то неправильно. Даже не задумывался над этим. У нас была цель, был приказ, и мы его выполняли. Мы не слышали приказов вроде «убить всех жителей», мы слышали приказ «занять город». И за всей этой словесной занавесью мы не видели людей. По крайней мере, не все из нас. Мы заняли Дамиетту, удерживали пару дней. Тогда до меня начал доходить смысл сотворенного, тогда я впервые заметил кровь на моих руках и меня поразило, что я не помню, кому она принадлежит. Ночью я почти не спал. Не из-за болезни. Из-за криков. Солдаты мародерствовали. Это неотъемлемая часть войны. Так мне казалось, понимаешь? Мне казалось все это абсолютно нормальным, потому что все вокруг твердили, что таков мир, таковы законы, иной жизни просто нет. А потом мы стали терпеть поражение одно за другим. Сначала разлился Нил и запер нас в этом проклятом городе на шесть месяцев. Шесть долгих месяцев грабежей и насилия, голода и болезней. Мы провалили наступление на Каир – нас атаковали мамлюки. А потом Луи решил идти на Эль-Мансур, что изначально было обречено на провал: мы были истощены. Нас разбили при Фарискуре.

Корф тяжело вдохнул.

– Мы попали в плен, остальных убили. Пару дней назад уже из книг я узнал конец истории: королева Маргарита спасла своего мужа, а вместе с ним еще двенадцать тысяч военнопленных за огромный выкуп. Но я домой не вернулся. Мне кажется, я умер в плену, не дождавшись помощи…

Наступило долгое молчание. Стефания наконец сделала вдох. Было видно, что на этом откровения Корфа о своей прошлой жизни закончены. Но этого уже было достаточно, чтобы понять, что либо он ее дурит, либо он нетипичный демон. Как профессионалу ей предстояло разложить эту историю на кирпичики и узреть в ней не только истину, но и слабости демона, которыми можно манипулировать. Но почему-то ей казалось, что в том поубавилось желания.

– Я сотворил много зла, но не все из того осознавал. А когда осознал, то было уже поздно. Грех был совершен, душа – проклята, знание о том, что я демон – получено.

– А когда ты это понял? В какой момент?

– Когда умер. Вернее, я думаю, что тот момент осознания, это был момент смерти… момент перехода. Ко мне просто пришло это знание и все. Я понял, что совершил чудовищные ошибки, будто прозрел. А потом стал видеть их, переживать снова, и снова, и снова…

Корф глубоко вдохнул.

– Странным образом я помню только все плохое из прошлой жизни. Помню каждый прокол мечом каждого мужчины, женщины, ребенка, собаки. Помню каждый удар, что наносил жене и детям. Помню, как перерезал глотки коровам, овцам, свиньям. Помню каждый крик, каждую слезу, каждую обиду, что нанес живым. Я могу их сосчитать. Все это. Могу сосчитать и назвать тебе цифру… Хочешь услышать ее?

Стефания перестала слышать задорное пение птиц. Весь мир сжался до размера самых нормальных неящеричных зрачков, сверливших ее насквозь. Зрачков пусть и человеческих, но с нечеловеческим страданием, прячущимся за ними.

А разве такое возможно? Разве демон может страдать?

– Но самое страшное то, что я не помню ничего хорошего. Я знаю, что испытывал радость, счастье, удовольствие, потому что знаю, как оно чувствуется. Но я не помню ничего из этого: ни событий, ни людей, ни сами ощущения – как будто кто-то стер это все специально, оставив мне лишь воспоминания о боли, о зле, о гневе. И всякий раз, когда я об этом думаю, я понимаю, что это неправильно. Ведь так не должно быть?

Стефания замотала головой.

– Нет. Не должно, – тихо произнесла она.

– И в этот момент я думаю о Боге. Мне кажется, это он забрал мои счастливые воспоминания, оставив лишь бесконечное раскаяние. Невыносимое. Терзающее. Такое тяжелое и такое неизбежное. Именно это делает нас демонами. Мы отчаянно стремимся попасть в этот мир, чтобы обрести второй шанс. Чтобы обрести хорошие воспоминания. Добрые. Наполненные любовью и счастьем. Я очень устал от страшных картинок, Стефа. Я хочу побольше хороших.

– Прости, Корф, я бы очень хотела тебе поверить, но это идет вразрез со всем тем, что я вижу на процедурах. Демоны, наполненные яростью настолько огромной, что они не щадят даже маленьких детей и ломают им позвоночники. Нет там раскаяния.

– Я повторю тебе то, что сказал в первую встречу: не все мы одинаковые. Не все готовы использовать честные способы заработать Божью Благодать. Иногда кажется, что нужно рвать и метать, кричать в этой агонии, причинять боль другим, чтобы завладеть этим шансом на еще одну жизнь. Агония заставляет онкобольных людей прыгать из окон, разряжать дробь себе в голову. Никогда не знаешь, как поведешь себя, когда боль – это все, что есть в твоем мире. Мы были людьми. Такими же, как и ты. Просто мы совершили ошибки и получили по заслугам. Не все люди готовы раскаяться, также как и не все они готовы вообще прощения попросить. Демоны такие же. Есть среди них те, кто готов раскаяться и ступить на сложный тернистый путь к всепрощению, но вы же у нас эту возможность отобрали.

– Мы?! – удивилась Стефания.

– Вы засекретили знание о кавернах – единственном способе для демонов выйти в этот мир и замолить свои грехи. У них нет выхода оттуда, где они томятся, вы все запечатали.

– Если это знание попадет в зловредные руки…

– Ты говоришь как твои престарелые предшественники. Но ты ведь не такая.

– Ты меня не знаешь!

– Знаю достаточно, чтобы понять, что такие, как ты, Ева и Ибрагим – вы можете стать поворотным моментом в истории экзорцизма. Вы можете открыть нам возможность исправиться.

– Так что, ты хочешь сказать, что ты белый и пушистый и ты просто хочешь искупить вину?

– Искупить вину… Как много смысла прячется в двух словах. Это ведь не так легко, как кажется. Я не могу вернуть к жизни тех существ, у которых эти жизни отнял. Что же можно совершить такого, что засчитается как перекрывающим тот грех? Нет, здесь все сложнее. Это не игра в карты, где старшая бьет младшую. Я физически не смогу умереть столько раз, сколько жизней отнял. Эта игра сложнее, и никто не знает ее правил, потому что измерить боль невозможно, у каждого она своя, как и размер раскаяния.

– Так почему ты здесь? Кто тебя привел?

– Я не знаю.

– С трудом верю столь начитанному демону.

– Я знаю лишь то, что мне открыли. Кто это решает – припиши это еще к одному правилу игры.

– Позволь объясню тебе, как я это вижу. Ты знаешь и помнишь лишь то, что во власти тьмы. Ты – демон. Твоя суть принадлежит миру с полярностью, противоположной свету. То, что ты видишь свои самые злостные воспоминания, говорит лишь о том, что свету до тебя не пробиться. Это не Бог заставил тебя забыть обо всем хорошем. Это твоя суть. Таков закон. Закон не переступить. И пока ты демон, хороших картинок ты не вспомнишь, размер раскаяния достаточного для прощения – не познаешь.

Корф смотрел на Стефанию, не моргая, словно желал поверить в то, что она говорит на полном серьезе, приговаривая его к вечным мукам.

– Тогда что же мне делать, Стефания? Что делать демону, который хочет искупить грехи?

У нее не было ответа. До этого момента она даже и не подозревала, что те чудовища, с которыми она воюет в спальнях, на самом деле могут оказаться белыми и пушистыми котятами, залезшими в грех по своей глупости. Возможно ли это? Или все же Корф ее дурит? Или он сам не до конца осознает, что своей сути ему не изменить по одному лишь хотению?

– А возможно ли это вообще? Я имею в виду, скольких демонов ты знаешь, которым удалось заполучить Божью Благодать?

– Я не знаю ни одного. Но мне кажется, что я прав. Я знаю, что это возможно. В моей голове в какой-то ее части лежит это знание, Бог его вручил каждому демону, каждой грешной душе, вот только спрятал его, чтобы я сам его нашел и вспомнил.

Оба замолчали, наблюдая за растущими тенями в саду. Сумерки медленно усыпляли жизнь: закрывали цветы, успокаивали птиц, зажигали первые уличные фонари. На смену дню приходила ночь, свет уступал место тьме, и в этом тоже был закон мироздания. Стефания никогда не задумывалась над тем, что темная сущность может легко стать светлой, и сейчас задавалась вопросом почему. Почему она не пришла к этому раньше? Ведь если человек может менять свою полярность на минус, то значит и демон может сменить ее на плюс. Вот только так резко все это контрастировало с тем, чему ее обучали, чему она сама была свидетелем. Нередко демоны в момент изгнания творили жуткие вещи, казалось, что каждый из них – заправский палач и мастер пыток. Если верить Корфу, то есть среди массы безжалостных чудовищ те, кто одумался, кто увидел свою ошибку, признал ее и добровольно повернулся к свету. Как их распознать?

– Ну так что? Поверишь в мой рассказ? – спросил Корф.

– Очень похоже на правду, – произнесла она.

Они шли к дверям, когда Стефанию вдруг обуяло настойчивое желание поделиться с ним своим секретом, раз уж был с ней откровенен этим днем.

– У меня есть визитер.

Корф нахмурился, а потом сообразил.

– Тот, что ждет тебя?

– Нет. Он говорит мне о ком-то, кто меня ждет.

– Ты его видела?

– Нет. Он быстро исчезает.

– Как давно?

– Уже полгода.

Корф задумчиво кивнул.

– Полгода и до сих пор не объявился… Это слабая энергия. Кем бы он ни был, душой или демоном, он молод. Но все равно, раз уж я, как ты выразилась, на правах раба у вас, зови, поговорим с этим призраком.

Стефания хмыкнула. Но совесть все-таки кольнула. Тем более после того, как они узнали сегодня, что бедняга вылеплен из яйца. Из снега лепили, из теста, из глины этих демонов28, но из яиц впервые.

А потом Корф ушел.

Мир снова наполнился яркими красками и звуками августовского сада, сумерки вдруг перестали так явно довлеть над миром вокруг. Но отныне в теплых переливах карамели неящеричных глаз Стефания всегда будет видеть толику скорби.

7. Когда слышишь дыхание смерти.

Танатомикробиом («танатос» – с греч. «смерть») – бактерии, живущие в теле человека после смерти.

После смерти бактерии из кишечника добираются до органов за 58 часов, таким образом, изучая танатомикробиом трупа можно определить его время смерти в точности до трех дней в пределах двухмесячного периода.

Августовский дождь избивал палатку криминалистов яростными хлестаниями, пару раз даже, объединившись со шквалистым ветром, угрожал ее снести. Тут на холме старинный форт, которому насчитывалось уже больше пятисот лет, был открыт всем ветрам. Идеальное расположение для видимости, но ужасное для обитания человека. Пятьсот лет назад от такой погоды только огромные каменные блоки форта и могли защитить. Теперь же от него мало, что осталось: восточная стена, обрывки фундамента, одинокая бойница. Подземные помещения сохранились лучше того, что было наверху, беспощадно избиваемое ураганом. Именно благодаря хорошо сохранившимся подземным казематам и удалось обнаружить скелеты.

Археологи работали внутри темниц, пытались раскопать заваленный временем туннель побега и уже грезили про захватывающую историю о том, как свобода заставляла людей идти на выдающиеся ухищрения, вроде размягчения глинистой породы водой и соскребания слоев ложками, как вдруг прямо в этот туннель на беднягу упала рука скелета. Сказать, что он был озадачен, недостаточно. Он потерял сознание от страха прямо там, в узком туннеле. Благо его достали коллеги.

По закону были вызваны криминалисты, которые безжалостно разбили мечты археологов о том, что это древние остатки строителей форта, потому что скелет был свежим. Если так вообще можно говорить про набор костей. По крайней мере, скелет был моложе строителей на полтысячи лет. Он принадлежал нашей эпохе.

Детектив Габдулла Амран заскочил в палатку и тут же был остановлен суровым окриком хозяйки:

– Дождевик прочь! Работаю с порошком! – нагло объявила эксперт.

Ей на вид лет пятнадцать, а гонора больше, чем у начальника отделения полиции. Ростом не больше полтора метра, остриженная почти в ноль, а тот сантиметровый пушок, что торчал из черепа, высвечен перекисью до белизны. Она сверлила Габдуллу пристальным взглядом сквозь толстые линзы очков, пока он не подчинился приказу и не снял дождевик. Убедившись, что образцам не угрожает полоумный полицай, девчонка вернулась к костям. Она нежно обмахивала кость кистью с черным порошком, другие кости – белым, тут же сбоку на розовой бумаге еще одна кость уже подвергалась какому-то химическому расщеплению, одновременно с этим эксперт вносила записи в ноутбук, задавала значения алгоритмам и получала автоматически выстроенные графики.