
Полная версия
Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов
– Что происходит? – спросила та с глазами, полными тревоги.
– Понятия не имею!
– Невидимый дозор?
– Невидимый дозор!
Они затаились на лестнице, прячась между мраморными балясинами, как в детстве. Изгиб лестницы позволял затеряться между фигурными столбиками и незаметно подслушивать все, что произносилось в библиотеке. Это место называлось «невидимым дозором» и позволяло им с детства заниматься шпионажем, потому что отец отчего-то думал, что будущим экзорцистам нельзя узнавать все и сразу, а то и некоторые вещи нельзя знать вовсе. Ну что за глупость?
На кухне Роза гремела посудой, ее несмолкающее радио передавало новости на итальянском ла-ла-ла, как будто специально создавало помехи, в которых терялись перешептывания в библиотеке.
Вскоре дядя Виктор провожал гостя к дверям в главном холле. Взгляд Корфа остановился на лестнице. Он был озадачен. Виктор уже знал, что найдет там, и развернулся.
– Вы же понимаете, что вам больше не шесть лет, вы выросли и увеличились в размере. Вы физически не можете спрятать ваши взрослые тела за балясинами. Это просто невозможно, – произнес он медленным суровым тоном.
Правило «невидимого дозора» №4: не выдавать позицию до тех пор, пока до конца не удостоверишься, что противник тебя засек.
– Мне кажется, он берет нас на понт.
– Пытается вытащить хитростью.
– Предлагаю, еще посидеть.
– Сто пудов.
Женские тела, торчащие из-за белых столбов, перешептывались так, что эхо разносило их слова по всему холлу. Их даже подпольные мыши слышали.
Виктор снова закатил глаза.
– Передайте мои приветствия пресвитеру Джованни. И мы ждем вас сегодня к ужину, – вежливо произнес Виктор.
– Благодарю. До свидания, – попрощался Корф.
А потом крикнул за спину Виктора:
– До вечера, леди.
Входная дверь хлопнула. Едва Виктор отвернулся от двери, как перед ним уже стояли две озлобленные леди. Виктор вскрикнул и схватился за сердце. Но они не проявили ни капельки милосердия.
– Что значит «до вечера, леди»? – яростно выплюнула светловолосая леди.
Это означало, что в семь вечера Корф сидел напротив сестер за обеденным столом Бертранов и медленно жевал картофель по-деревенски под озлобленные женские взгляды.
Пресвитер Джованни сидел за одним концом стола, Виктор – за другим, как будто специально хотели сидеть подальше от эпицентра землетрясения.
– Кто-то помог демону выбраться, – объяснил Виктор этим днем. – Среди экзорцистов есть заговорщики с непонятными намерениями. Они хотят воспользоваться демоном для не богоугодных целей. И мы должны выяснить, каких.
– Но зачем его к нам в дом тащить? – не понимала Ева.
– Держи друзей при себе, а врагов еще ближе, – ответила Стефания за дядю.
– Корвинуса де Борна поместили под прямой надзор пресвитера Джованни на первое время. Это огромная удача, потому что Джованни мой старый друг, он поможет нам расколоть демона, разузнать скрытые мотивы заговора, – сказал Виктор.
– Может статься так, что этот Кортекс-Шмортекс и сам не знает, чего от него хотят. Ибрагим тоже не может объяснить, откуда он получил его имя, – сказала Ева.
– Да он просто врет тебе!
Ева посмотрела на сестру взглядом, обвиняющим в предательстве.
– Ибрагим может и тупой, но врать мне никогда не станет! Я знаю его!
– А то, что он собирался вызвать Кортекса-Шмортекса, ты знала?
– Это не ложь!
– А что тогда?
– Недоговорка! Это не считается!
– Ева, я поверить не могу, что собираюсь просить тебя об этом, но пути Господни неисповедимы, и коли ты такая… какая есть и все сложилось так… как есть, тебе нужно разузнать у Ибрагима побольше, – произнес Виктор, скрипя зубами.
Неожиданно либеральные взгляды Евы на поведение женщин могло сыграть на руку в расследовании, и Виктор мог только разводить руками, прославляя замыслы Божьи. Неспроста Ева такая, как она есть. Неспроста Корвинус де Борн был определен под первичное шефство к его старому другу. Неспроста и разумная Стефания всегда под рукой.
– Значит ли это, что мне дозволено иногда не ночевать дома? – Ева не будет Евой, если не воспользуется выпавшим шансом.
Виктор сильно растирал переносицу, как будто хотел раздавить столетний и уже окаменевший прыщ.
– Господи, дай мне сил, – пробубнил он под нос. – Дочь моя, делай все, что посчитаешь нужным. Я доверяю тебе. Но хочу напомнить, что истинная красота женщины в ее непорочности и добродетели…
– Добродетель-шмобродетель! Я помню. Я прочитала все три миллиона книг об этом в женской семинарии.
– Стефания, ты самый хладнокровный и рассудительный человек в нашей семье, поэтому к тебе лишь одна просьба – поступай здраво и блюди сестру, – напутствовал Виктор.
И вот план начал претворяться в жизнь, и пресвитер Джованни трапезничал сейчас в семье Бертранов со своим новым подопечным.
– Твой рецепт запеченного картофеля, Роза, это просто языческая магия! Что же ты делаешь с нами, Роза? – хихикал Джованни.
Они с Розой были примерно одного года рождения, к тому же оба родились в Италии, а потому часто становились собеседниками на долгие вечера в особняке Бертранов.
– Это просто базилик да масло в старой печи! – смущенно хихикала Роза в ответ.
Она выпекала картофель в углях старой печи, которой пользовались уже с десяток поколений Бертранов. Как-то раз в ней чуть не зажарили незаметно пробравшуюся внутрь Еву. Можете представить теперь размер каменного прыща на переносице Виктора.
– Овощи и вправду восхитительны, Роза, – поддержал Корф.
– Серьезно, в чем твоя проблема? – тут же бросила Ева.
– Ева! – одернул Виктор.
В столовой снова стихло. Раз в пятидесятый уже за этот вечер. Каждый раз, когда Корф что-то произносил, это не оставалось без агрессивного внимания сестер.
– Я имела в виду маску! – Ева закатила глаза. – Я всего лишь хочу узнать, что у него под маской.
– Ты же не обсуждаешь с инвалидами их увечья? Почему же… ох, Корвинус, прошу прощения, я…
– Все в порядке, Виктор, – успокоил демон, а потом взглянул на Стефанию и добавил, – во мне действительно есть порок.
Стефания так и застыла. Неужели никто не слышит угроз в его речи, кроме нее? Он же вот тут прямо перед ними клянется распотрошить их, как только они уснут!
– При процедуре взращения демона в каверне могут происходить ошибки. Это неточная наука, мы ведь не занимаемся этим на постоянной основе, тут мы непрофессионалы, – разговор перехватил Джованни. – И поэтому иногда демон получает телесную оболочку с изъянами. Например, без каких-либо конечностей.
– А у тебя все конечности на месте? – спросила Ева.
Обе сестры прыснули со смеху.
– Ева! – грозно крикнул Виктор.
Сестры тут же утихли.
– Прости, пап.
– Прости, дядя. Это чистой воды любопытство, почему изъян случился именно с дыхательной системой, – тоненьким голоском промямлил невинный ягненок Стефания.
– Его же Ибрагим взрастил. Это было бы отсутствием мужской солидарности, если бы он нечаянно создал его без…
– Ева!
Очередной гневный окрик отца и очередные смешки девушек. Стефания услышала уже знакомый грудный перекатистый гогот Корфа. Он едва слышно смеялся вместе с ними. Ну серьезно! Ну он же просто маньяк!
– Стефания, может, у тебя есть какие-то уместные вопросы? – угрожающе произнес дядя.
То бишь пристойные – призывали его глаза, сурово приказывающие ей вспомнить о разговоре днем. Том разговоре, в котором он призывал ее действовать мудро, в отличие от сестры.
Стефания легонько кивнула. Она помнила.
– Ты обрёл тело и… – сглотнула Стефания, – скажи… ты испугался, когда пукнул в первый раз?
Ева прыснула со смеху. Причем уже абсолютно откровенно и не стесняясь. Стефания хихикала в ладонь, даже Джованни пришлось прикрыть лицо пирожком.
Корф тоже хмыкнул. А потом понял, что эта маска, которую он считает проклятьем, служит ему отличную службу в этом безумном особняке Бертранов.
– Стефа! – яростно закричал дядя. – Обе! Вон из-за стола!
Стулья заскрипели, хохочущие девушки бросились прочь из столовой под едва слышимый гогот демона.
Вечером на телефон Стефании пришло сообщение: «Нет. Не испугался. Понял, что соскучился по этому делу».
6. Под тебя не копают
Лестница дьявола – математический алгоритм, прогнозирующий нарастание возбуждения нейронов в мозгу серийного убийцы в геометрической прогрессии до пика – следующего убийства.
Все не то. Как же это раздражает.
Уже неделю он не может найти ее. Ту единственную, что станет его следующей женой. Он искал ее везде: в соседних ресторанах, в университетских городках и ночных клубах. Теперь вот уличное кафе на набережной.
Он подрабатывал баристой в другом кафе неподалеку. Это место – отличные охотничьи угодья. Он мог наблюдать за толпами, выискивать в них избранную, и самое главное – оставаться незаметным.
Набережная протягивалась на три с лишним километра, всегда запружена туристами и жителями. Он уже был здесь прежде. Четыре года назад. В его деле главное не засиживаться, менять места пребывания хотя бы каждые два года. Он же не хочет запустить молву о новом серийном убийце.
С огромным количеством открытых источников информации глупо полагать, что сами серийные убийцы не прочтут всего того, чего о них пишут. Следователи, психиатры, простые жители и даже поклонники. Да. У него бы тоже были свои фанаты, коллекционирующие предметы с мест преступлений, посылающие ему письма в тюрьму в надежде получить заветный ответ на вопрос «Почему ты такой?». Он был удивлен размахом закрытых торговых площадок в интернете, на которых продают портреты авторства маньяков, типа Уэйна Гейси20 и Чарльза Мэнсона21, пряди волос Артура Шоукросса22 и Доротеи Пуэнте23, рубашка Элмо-Патрика Сонье24, визитная карточка Уильяма Марвуда25, даже бритва Эда Гейна26, при помощи которой он создавал изделия из человеческой кожи. И после этого коллекционеры не считают себя маньяками?
Много противоречий он находил в подобном чтиве, но не мог остановиться изучать дальше. С каждой прочтенной статьей какого-нибудь психолога-криминалиста он словно познавал себя, как человек, читающий гороскоп. Вот только гороскоп не напишет вам «лишен сочувствия к чужим страданиям, циничен, изворотлив, не распознает невербальное общение, низкий уровень интеллектуального развития, слабая половая конституция». И с таким же удовольствием, с каким человек находит сходства в описании своего знака гороскопа с самим собой, он продолжал вчитываться в работы неизвестных ему ученых, которые заведомо знали о нем все.
Это захватывало.
При помощи работ тех же выдающихся ученых умов он смог проанализировать истоки своей сути. Серийные убийцы, как созревший плод, выросший на удобренной почве. В естественных условиях он не вырастет. Лишь в благоприятной среде, где роль минералов берут на себя жестокость и насилие в семье. Зачастую это люди, вышедшие из семей, где доминирующая роль закреплена за матерью-тираном, а отец оттеснен на периферию воспитательного процесса и вмешивается в него лишь изредка, в основном ради телесного насилия.
Сквозь призму этого факта почти молитвенные причитания матери о том, что ее никто не любит, что он разочаровывает ее, что он стал причиной ее хвори с самого рождения, ведь она потеряла столько крови, столько здоровья ради того, чтобы подарить ему жизнь, вдруг обрели невероятно четкую форму, как озарение, сошедшее на невежду.
«Ты обязан мне всем! Ты должен любить меня больше. Это не твой отец рожал тебя в боли! Как ты можешь так поступать со мной после того, как я вынесла тебя под сердцем и принесла в этот мир?»
Манипулируя им, она навеки привязывала сына к себе посредством чувства долга перед ней. Отцу было не в силу тягаться с природным даром женщины рожать, а потому он отдалялся в свой кроличий амбар. Желая хоть как-то заполучить внимание отца, сын пытался добиться его похвалы через единственное, с чем отец ассоциировался – забоем животных. Каждый раз, когда он правильно ломал глотки кроликам или рубил их головы тесаком, он получал долгожданное похлопывание по плечу, затягивая на своей шее петлю жестокости.
Двенадцатилетний Эрик Смит задушил соседского кота садовым шлангом; его простили, посчитав это невинной шалостью. Год спустя он жестоко убил четырехлетнего Деррика Робби.
А.Сальво, по прозвищу «бостонский душитель» в детстве закрывал собак в картонные коробки и затем стрелял по ним из лука навылет.
Э.Кемпер убивший 8 женщин, в том числе свою мать, еще ребенком отлавливал кошек и отрезал им головы.
Дэвид Берковиц застрелил соседскую собаку породы лабрадор. Вскоре после этого он убил из ружья 13 человек в Нью-Йорке27.
Он пошел по их пути, когда достиг пубертатного периода. Оказалось, что самоутвердиться – почувствовать себя достойным человеком посреди всех этих презрительных плевков со стороны отца и вечных обвинений матери – можно через слабых животных, которые не могут дать сдачи. Пусть он не сильнее своих сверстников, а в школе не блистает оценками, но он может утвердить себя, подчинив слабого, заставив хотя бы его признать свою силу. После кроликов он перешел на бродячих кошек. За ними никто не присматривал – раздолье для развлечений. А после того, как он понял, что это так легко сошло ему с рук, он перешел на соседских собак. Полиция осталась равнодушной к завываниям госпожи Мендозо, господина Сарапова, семьи Мешковиц, чьих собак он зарезал тесаком с кроличьей фермы отца, ведь у полиции есть дела гораздо важнее – там людей убивают в сотнях незакрытых дел, ждущих своего часа на пыльных полках. Времени на собак точно нет. Связать убийство животного с прогрессирующей психопатией, в конце которой ждет убийство человека, у полицейских тоже времени не было. Понятие «профилактика преступлений» они вообще не знали либо считали это обязанностью учителей по ОБЖ.
А далее он расправился с двумя бомжами. Это тоже было легко. Ведь и до них, как до тех же собак, полиции нет дела. Они не видели разницы между убийством вонючей собаки и вонючим бомжом. Странным образом он тоже не увидел разницы. Тесак одинаково легко входил в мохнатое тело и в гладкое.
А однажды он поймал себя на мысли о том, что ощущения стали притупляться. Уже не было той степени удовлетворения, как в первый раз. Не видел он достаточного признания его достоинства в глазах жертв, и тогда он захотел им рассказать, почему он лучше их.
Готовился он долго. Почти два года. Фантазировал, планировал, обшивал стены подвала того самого первого дома. Элеонора стала первой женой, и тогда он осознал, что до этого момента все делал неправильно. Вот оно, что ему нужно! Единение с человеком, который выслушает, согласиться, одобрит… похвалит… Как же этого не хватало! Какое же это превосходное чувство – знать, что ты нужен, что тебя любят, что человек готов подарить тебе свое время и внимание без всяких обязательств и условий. Она пробыла в его подвале почти девять месяцев. Не все они были гладкими, оно и понятно, но результат того стоил. К тому же, он заботился о ней, кормил, купал, одевал, накачав ее снотворным. А потом в одну из ее истерик, которые жутко его нервировали, он дал ей оплеуху. Прям такую, какой отец награждал его за то и за это. И вдруг почувствовал возбуждение.
Новая ступень на лестнице дьявола открыла прогрессию психопатии: эрекция при виде существа, корчащегося в боли. Прошло еще немного времени, когда он открыл, что эрекция обретает логический конец при виде существа, корчащегося в предсмертной агонии.
Ночь, мешок, лопата.
С того дня почти десять лет назад мало что изменилось в алгоритме действий. Разве что время ускорялось да отточенность манёвров появилась. Время вообще безжалостно: с каждым разом чувство удовлетворенности все короче, все тусклее. Но он не задумывался над будущим. Жил сегодня и сейчас, часто пребывая в метафизических размышлениях, где строил собственную реальность, в которой не было осуждения со стороны следователей, ученых, жителей и поклонников. Они принимали его таким, какой он есть, одобряли, хвалили…
Ему нравилось находиться в том параллельном измерении, хотя он и понимал, что оно нереально. Но в какой-то момент стал задаваться вопросом, а что реально? Почему мир в его голове не может быть такой же реальностью, как и эта? В конце концов, кто это решает?
Миловидная официантка принесла кофе и лимонную слойку.
Как ответ на его вопрос.
Воздушная копна кудрявых волос, горячий кофе, аромат выпечки – они решают. В том мире ощущения совсем иные. И тогда он снова возвращался на землю, осознавая, что здесь он всего лишь преступник, ведомый психопатией.
Благодаря чтению тех научных работ о серийных убийцах, он смог ее понять, разобрать до атомов, узреть корни ее древа. Но смог ли осознать, что она порочна? Смог ли осознать, что это неправильно? Захотел ли измениться?
Ответом служило все то же избитое описание: мозг аморалиста демонстрирует недоразвитость префронтальной коры, которая влечет за собой слабый контроль за лимбической системой, генерирующей базовые эмоции вроде гнева, отсутствие самоконтроля и возникновение психопатии. Этого ему было достаточно, чтобы сделать вывод о том, что не по его воле он стал тем, кем стал. Его таким сделали. Эта правда так легко вписалась в его мировосприятие, вставила последние элементы мозаики в паззл, что он решил забыть о той части статьи, в которой говорилось, что органические особенности мозга – это не единственное, что формирует личность серийного убийцы, и что этому существует лечение, надо лишь прийти и попросить о помощи.
Он не верил в то, что все это может прекратиться, если он сам так повелит. Гораздо приятнее верить в то, что им движет нечто более таинственное, некие потусторонние силы, которые простыми законами физики не описать. Он верил в свою избранность. И какой человек откажется от этого привилегированного ореола?
Миловидная официантка принесла чек. Он снова осмотрел ее с ног до головы, задержал взор на волосах, но с грустью осознал, что это тоже не она. Не тот цвет.
Где же ты? Где? Моя единственная, моя избранная…
Мимо прошла пара девушек. Красивые. И очень живые. В них столько света, что впервые борьба может продлиться дольше обычного, а это означало бы больше историй, большая глубина отношений. Это мог бы быть выдающийся брак.
Но они держались за руки и он понимал, что мужчине в их светлом мире места нет. А жаль. Одна из них точно с картины сошла – брюнетка с бледной кожей, худенькая, миниатюрная, кажущаяся ранимой и хрупкой.
Кофе приятно горчил, лимон добавлял пикантности вкусу, день снова грозил стать безрезультатным. Это расстраивало, потому что Мария определенно настроилась полностью отдаться тьме. Она продолжала молчать и больше не реагировала ни на его рассказы, ни на его прикосновения любви. К тому же при осмотре этим днем он обнаружил в ранах на спине застоявшийся гной. Критическая стадия началась, и он больше не мог к ней прикоснуться.
Расстройство постепенно перерастало в панику, что он не сможет найти подходящую жену до того момента, как Мария покинет его. Ему претила мысль оставаться одним. Даже не так. Он ее страшился. Как наркоман, подсевший на дозу.
Где же ты? Где? Моя единственная, моя избранная…
Август жарил последними деньками, осень чувствовалась в его дыхании и красках, с моря дул знакомый северный ветер, заставляющий кутаться в анорак. Как и тьму, холод он не любил. В холод земля твердая, копать сложнее. И это еще один аргумент в пользу скорейшего заключения нового брака.
За соседний столик присела она. Наконец-то! Прямо как послание небес на его долгие молитвы. А небес ли? Впервые он задумался, кому он служит больше, свету или тьме? Наверное сразу обеим сторонам, потому что видит в этой двойственности сакральную основу всего мира. Свет и тьма повязаны в вечное противостояние, как и жизнь и смерть, жизнь и разложение. Одно без другого теряет свое определение, теряет свою суть. Так и он без призраков гонящей матери и сварливого отца перестал бы быть тем, кем он являлся сейчас. Подумать только, всего-то одно изменение в уравнении, и серийного убийцы бы не было…
Так что остановимся на этом: он здесь и служит миру.
Первый взгляд как бы ненароком. Она отвечает улыбкой. Он опускает глаза, как бы, стесняясь, не желая вторгаться в ее мир, выказывая уважение ее выбору одиночества.
Второй взгляд настойчивее. Она снова улыбается и зазывно опускает глаза.
Кокетство замечено и он принимает ее приглашение в свой мир. Она ли это?
Чашка кофе и лимонная слойка перекочевали за соседний столик.
– В Риме теперь говорят о крестовом походе в защиту веры. А вы что об этом думаете, отче?
– Конечно, оно бы неплохо; если бы можно было взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих истребить до последнего, тогда удалось бы, пожалуй, и отстоять учение о любви к ближнему.
Станислав Лем «Звездные дневники Ийона Тихого»
Солнечные лучи пробивались через тяжелые портьеры в гостиную библиотеки, а августовский ветерок заполнял помещение уличной свежестью, вопреки запрету отца открывать здесь окна. Виктор отделил библиотеку от гостиной стеной, чтобы создать герметичное помещение с современной системой кондиционирования, контролирующей температуру, влажность и освещение. Античный пергамент и древняя кожа требовали определенных условий хранения. Документы выносились из библиотеки в читальню, являющейся одновременно и гостиной, и автобусом, в котором запрещено открывать окна.
Но читальня была единственным местом в особняке с огромными французскими окнами во всю стену, а потому в отсутствие отца все эти древние пергаменты становились жертвами романтичных воздыхающих натур, которые тайком открывали окна, и ныряли в эту викторианскую обстановку с книжными шкафами из вишневого дерева, антикварными диванами и бесконечным садом, наполняющим весь натюрморт задорным пением птиц и разноперыми запахами.
Ибрагим вошел в библиотеку и застал сестер посреди груды старинных книг и свитков.
– Что-нибудь нашли? – спросил он.
А потом сел в свободное кресло и принялся листать еще нетронутый сестрами справочник по демонам.
– Вы же понимаете, что не существует единого списка демонов, – сказал он.
– Иногда они оказываются полезными, – ответила Стефания.
– Может, нам повезет, и Кортекс-Шмортекс где-то записан, – подхватила Ева.
– А у тебя какие новости? – спросила Стефания.
– Нашел торговца одного турецкого реликвариума, через которого проходит большое количество артефактов с византийскими надписями. Жду звонка от посредника из Стамбула, – ответил Ибрагим.
Ибрагим заинтересовался теорией Бертранов о заговоре в церковных кулуарах и теперь активно помогал распутывать клубок, пытаясь разыскать истоки той загадочной таблички, что появилась у него на столе, как почтовое отправление из Стамбула с целой инструкцией о том, как попасть в неизвестную Церкви каверну в пещерах горного хребта в трехстах километрах от города.
– Тот, кто прислал тебе это все, знал, что ты клюнешь. Потому что ты молод и ты всегда интересовался демонами, не с целью их изгнать, а с целью изучить. Этот человек очень хорошо тебя знает. Подумай, кто это может быть, – сказал Виктор в тот день.
Это мог быть, кто угодно. Ибрагим никогда не стеснялся своих взглядов, да он даже диссертацию защищал на тему влияния темной материи на равновесие, где с пеной у рта доказывал, что демоны нам нужны, как воздух, потому что это – единственные существа, способные переходить из мира людей в ад. Другой вопрос, конечно, состоял в том, кто вообще из живых захочет попасть в ад, но это уже неважно. Доказательства аксиомы должны работать в двух направлениях.
– Вот. Нашла какого-то Корнелиуса де Борна, – читала Ева древний латинский текст. – Правитель Перигорда, владелец замка Отфор, рыцарь и трубадур. Спроси-ка у него, он случайно не трубадур?
Стефания взяла телефон в руки и стала набирать сообщение. Ибрагим округлил глаза.
– Вы что, с ним переписываетесь?!
– Ага. Он сам добавил ее в мессенджере, – ответила Ева. – А еще я почти уверена, что он завел себе Инстаграм. Вот только профиль закрыт. Есть, кто может его взломать?
Ибрагим почесал подбородок.
– Да, есть один друг. Но откуда он вообще достал твой номер?
– Наверное у центра бесплатных медицинских осмотров, – ответила Стефания, уверенная, что если есть в мире добросердечные люди, заботящиеся о ее здоровье и звонящие ей каждый день с целью пригласить на бесплатную диагностику, то есть и другие добросердечные люди, которые всем этим центрам бесплатного чего-нибудь сливают ее номер телефона. Очень даже может быть, что последними как раз-таки управляет Сатана.
– Но это странно, что вы так просто ему пишите, – сказал Ибрагим.