Иллюзия

– И поэтому его совсем не тревожила битва? Он словно не видел ее.

– Да. Потому что он настоящий. Он живет в настоящести и ничего выдуманное и произведенное людьми над ним не властно. Более того, возможно, он этого даже не замечает. Ведь увидеть что-то в ком-то другом возможно только в одном случае. Только тогда, когда сам этим обладаешь этим чем-то.

– Да, я понимаю. И еще он питается Светом.

– Светом и цветом. Знанием. Безусловным и абсолютным Знанием. Опытом. Анти-глупостью, если хотите.

Артак шел впереди, подставляя свое огромное тело солнечным лучам, уже появившимся из-за изгиба кометы. Он подсвечивался двойным, как внутренним, так и внешним светом и от этого его контур приобретал какую-то безграничность, неисчерпаемость, можно даже сказать, тотальность. Агафья Тихоновна проследив за моим взглядом, и уверен, правильно оценив его, продолжала:

– В конце концов страсть, привязанность, гнев или злоба всегда пожирают человека, ими обладающего. В данном случае происходит банальная подмена хозяина – не страстный и буйный человек обладает чувствами, а чувства целиком и полностью овладевают этим человеком. Они захватывают его в плен. Они управляют им. И направлены они только на одно – на уничтожение человека, породившего их, на уничтожение его божественной Природы. Других вариантов нет. Мирное сосуществование тут невозможно.

– Понимаю, – я еще раз произнес свои же слова, и вдруг действительно понял, – любой человек, победивший в себе невежество, уничтожив в себе обусловленность, социальные устои и навязанные обществом правила, расчистив завалы лжи, религиозных верований и предрассудков, обретает Знание и способность к свободе. И это будет уже не слепая вера во что-то бездоказательное, а внутреннее, очищенное от всего Знание. В него не нужно верить, потому что кто-то так сказал. Им можно обладать безусловно. Не объясняя и не доказывая. В этом вся разница. И это Знание сокрыто внутри каждого из нас.

– Конечно! – Агафья Тихоновна зааплодировала, отпустив мою руку, – лучше и не скажешь. Человек, победивший невежество обретает способность к свободе, – она замолчала на мгновение, и внимательно посмотрев мне в глаза, сказала:

– Только следует помнить, что способность к свободе и сама свобода – разные вещи. Палец, указывающий на Луну, еще не сама Луна.

Я кивнул и продолжил, словно боялся потерять нить в моей голове, за которую только что цепко ухватился:

– Достаточно понять ЭТО один единственный раз, и оно уже никуда от тебя не денется. Человек, прикоснувшийся к Знанию хотя бы мельком, будто выхватывает суть мироздания. Это именно то, что дает нам простое, но столь необходимое чувство целостности, а значит и счастья. Это как езда на велосипеде. Однажды научившись нельзя забыть. Ясно как день!

– И что вам сейчас ясно?

– Счастье. Со-частие. Собранное из частей. Целое.

– Вы уверены что это именно оно?

– Я чувствую это.

– Но это не доказательство, – Агафья Тихоновна покачала головой, как бы в сомнении.

– Закройте глаза, – я подождал пока она выполнит мою просьбу и взял ее за плавник, – что я сейчас делаю?

– Вы… Вы касаетесь меня.

– Откуда вы знаете?

– Я чувствую это.

Она открыла глаза и громко, в голос, рассмеялась.

Мы продолжали идти за Артаком и негромко беседовали, а Время текло незаметно. Странно, но обратный путь на солнечную сторону кометы мне показался намного длиннее. Наверное, потому что мы бродили по другим, новым, и еще не открытым дорогам. И на этом пути Время уже теряло свою силу. Значит ли это что в конце пути Время растворится и исчезнет навсегда? Возможно. Даже наверняка.

12

– Но время обедать! – Агафья Тихоновна подождала пока Артак удобно устроится, подставив свое тело солнечному свету, и убедившись в том, что ему удобно, тепло и, самое главное, сытно, начала разводить костер. В этот раз она обошлась без трюков, а делала все по-земному, медленно и размеренно, будто тянула само Время. Дров вокруг не было, и достав из рюкзака бутылочки с вечностями и мгновениями она, окликнув меня, спросила:

– Вы не против, если мы уничтожим немного Времени? Очень уж хочется горячего чаю, а костер развести не из чего.

– А оно горит? – я с сомнением посмотрел на мутноватую жидкость внутри бутылки и добавил, – думаю вам лучше знать, что делать. Я вам верю.

– Горит, горит, – Агафья Тихоновна полила камень вечностью и он загорелся красивым голубоватым цветом, – и хорошо горит. Что важно – Время горит и без нашего участия, его совсем не надо поджигать. Следовательно, нам не нужны спички.

– А потушить? Как его потушить?

– Вечность горит очень долго, но только в вашем Сознании, правда тухнет сама, как только вы осознаете что вокруг ничего не меняется и все мертво и недвижимо. Одним словом – вечно. Но думаю, до понимания этой простой вещи еще далеко и мы успеем вскипятить чайник, – она улыбнулась.

– Какой простой вещи?

– Что все неизменное – мертвое. Меняется только живое. И живые.

– Понятно. А мгновения как горят?

– Мгновения горят с треском, как хорошо просушенные дрова. Они возгораются в один момент и дают яркие, горячие вспышки и буйный, неуправляемый огонь. Их надо приручать, и тогда возможно, они и станут вечностью, но только живой и постоянно меняющейся.

– Вечность тоже бывает живой?

– Только когда она внутри мгновения.

– А потом?

– А потом будет чай, – Агафья Тихоновна уже мостила неизвестно откуда взявшийся чайник на низкое, голубоватое пламя.

– А с вечностью что будет?

– У вечности не бывает потом. У вечности только одно неизменное сейчас, и нет ни «до», ни «после». Вечность содержит всю полноту своего бытия за один раз, в одном нераздельном акте, не имеющем ни начала, ни продолжения, ни конца, – Агафья Тихоновна усмехнулась и повторила:

– Ни начала, ни продолжения, ни конца.

– Где?

– Конечно же, во Времени.

– А в Пространстве?

– Вы же видите этот огонь, – акула кивнула на голубоватое пламя, – он конечен.

– И он будет гореть вечно?

– Да. Вечный огонь. До изменения исходных данных.

– Что за исходные данные?

– То что мы объективно имеем, и то, как мы это воспринимаем. Как вы понимаете, меняться может только восприятие, ибо вечность объективно неизменна.

– Мое восприятие может измениться и что тогда?

– Тогда в вашей собственной, отдельной, скажем к слову, единственно существующей для вас лично Вселенной, данная вечность не будет более иметь никакой силы, она растворится, исчезнет, и на ее месте уже будут развиваться совсем другие события.

– То есть стоит мне…

– Изменить угол зрения, – подхватила Агафья Тихоновна, – и все вокруг поменяется в тот же момент. Возможно, именно этот момент и станет вашей собственной вечностью, хранящейся в каком-то участке вашего мозга в неизменном и первозданном виде.

– Но разве вечность может быть только в мыслях?

– Мысли – очень тонкая, и одновременно, очень мощная Энергия. Возможно, самая мощная во Вселенной. Слова – более плотная, но менее мощная, действия же – хоть и самая плотная, но и самая слабая их всех существующих Энергий. Все в этом Мире связанно, и даже со смертью вашего тела здесь, Ничто не оканчивается. Здесь, впрочем как и в любом другом Мире.

– Ничто не оканчивается?

– Ничто. Ничто или Никто, заключенный в вашем Сознании. Он-то как раз вечен. Я не зря употребила слово «заключенный», – Агафья Тихоновна подчеркнула это слово острым взглядом и паузой в речи, – заключенный – это значит, находящийся в тюрьме.

– В тюрьме моего Сознания?

– Скорее, в тюрьме вашей обусловленности. Освободите его.

– Но как?

– Мыслите. Мыслите свободно. Мыслите хоть как-нибудь. Мыслите как умеете. Высвобождайте эту Энергию. Позвольте ей выполнить свое предназначение. Ведь мысль, посетившая ваш мозг, или произведенная им, уже не является вашей нераздельной собственностью. Она покидает границы вашего физического тела и уже не зависит от существования последнего. Ваша мысль, даже самая потаенная, существует автономно и независимо. И, в какой-то мере, она вечна, ибо не имеет никаких ограничений и не несет в себе ни одного изменения. И конечно же, чем качественнее мысли вы производите, тем ближе подбираетесь к их Источнику.

– К Источнику?

– Да. Именно к Источнику. Если хотите – к роднику.

– Что есть Источник?

– Ничто, – просто ответила акула, – Ничто или Никто – пока еще ваш узник, арестант, пленник, заключенный, как хотите. Освободите его.

– Но как?

– Для того чтобы освободить кого бы то ни было, – Агафья Тихоновна опять колко глянула на меня, – для начала необходимо точно установить его местоположение, не так ли?

– И как мне его найти? – я совсем растерялся.

– Мыслите. Не останавливайтесь ни на мгновение. Как я уже сказала – только ваши мысли способны привести вас в нужное место. Качественные, первоклассные, трудно дающиеся, виртуозные мысли…

Огонь горел ровным синим пламенем, и стоящий на нем чайник, начав шуметь, выбрасывал из себя небольшие порции пара.

– Однако пора пить чай, – Агафья Тихоновна насыпала горсть заварки прямо в кипяток и накрыла чайник крышкой, сняв его с огня.

Мы пили обжигающий чай, а голубоватое пламя продолжало гореть ровным и низким огнем, и даже спустя некоторое время, когда подкрепившись, мы приготовились идти дальше, оно горело также недвижимо, тускло и постоянно.

Агафья Тихоновна разбиралась с рюкзаком, и я ждал, пока она окончит, чтобы продолжить свой путь. Наш путь. Должна же быть у нашего путешествия конечная точка.

– Конечная точка есть, – акула продолжала слышать мои мысли, – и конечная точка – это Свет. А источник Света – это солнце. Думаю, раз мы находимся на комете, нецелесообразно использовать дракона для того чтобы лететь к нему, ведь комета с гораздо большей скоростью, чем может развить дракон, несет нас в том же направлении.

– К солнцу? Но к которому из них?

– Это как раз все равно. Художник, разрисовавший зонт, сделал на нем все красные горошины одинаковыми. Так что куда-нибудь, да долетим.

– Но если эти солнца…. Они не спалят нас? – я выставил руку вперед и почувствовал тепло на своей ладони, – я чувствую температуру, и чем ближе, тем горячее!

– Нет, нет, что вы, конечно не спалят, – Агафья Тихоновна улыбнулась ободряюще, – красный цвет лишь немногим теплее синего, и я вас уверяю, смерть от перегрева вам не грозит. Вы умрете другой смертью, – акула звонко рассмеялась.

– Эээ, – я поперхнулся уже готовыми сорваться с языка словами, но решил проигнорировать последнее утверждение Агафьи Тихоновны и как ни в чем ни бывало, спросил:

– Но мы летим прямо на звезду? Или сможем ее обогнуть с другого конца, вращаясь вокруг нее по орбите? Или наша цель – все-таки опуститься на поверхность или столкнуться с ней?

– Имейте терпение, это станет известным совсем скоро. Если ваше сознание позволит нам вырваться за рамки ограничителя, и выйти за его пределы – мы покинем этот Мир навсегда, если же нет – ну что ж, будем мужественны – столкнемся с ним.

– Ограничителя? Но что это?

– Японский зонт, а что же еще? Уж не думаете ли вы что весь Мир заканчивается этим, хоть и бесспорно прекрасным куполом? – акула засмеялась, потом медленно поднялась с поверхности кометы и внимательно посмотрела вдаль, на яркий, синий небосвод и крупные красные горошины солнц – конечную точку нашего путешествия.

Пар, по мере приближения к солнцам, выделявшийся с кометы все сильнее, придавал всем нам голубоватый, охлаждающий оттенок, и синее пламя вечности было все менее и менее заметно. В конце концов, голубоватый водяной пар смешался с такого же цвета пламенем, и было уже не отличить что где. Но это не значит что пламя исчезло. Камень горел и плавился. Вечность брала свое.

Вечность – это интервал Времени, который содержит в себе любой конечный интервал Времени.

– Любой конечный? А сама вечность?

– Вечность не имеет ни начала ни конца.

Агафья Тихоновна продолжала смотреть на небосвод, будто что-то выискивая. Красные горошины неумолимо приближались к нам, однако не так быстро, чтобы это начало вызывать беспокойство. Артак невозмутимо лежал на боку, собрав уже целую гору кристаллов, в которых находился вирус Времени. Он перекладывал их с одного места на другое и со стороны создавалось впечатление что дракон просто играет с кубиками, составляя какое-то слово. Акула подплыла к нему и плавником помахала мне, приглашая подойти ближе. Она взяла один из кристаллов, возможно, самый крупный из найденных, и поднесла его к моим глазам, давая возможность рассмотреть внутренности камня и насладиться игрой Времени.

– Что вы об этом думаете? – Время внутри кристалла перемещалось, смешивалось, бурлило, подходило все ближе и ближе к краю, и иногда даже казалось, что оно вот-вот вырвется наружу.

– Не знаю, – я внимательно посмотрел на акулу и добавил:

– Такое впечатление что камень скоро будет разрушен и это непонятно что выйдет на волю.

Агафья Тихоновна медленно повернулась ко мне. В ее черных, лакированных глазах отражался свет красных светил. При желании можно было рассмотреть каждое, настолько четким было изображение. Она держала кристалл в плавнике, перекручивая вокруг его оси, словно подготавливаясь чему-то. Но так ничего и не предприняв, она лишь произнесла:

– Время зорко следит за процессом, и далеко не каждому удается достичь желаемого быстро. Материал считается усвоенным, а урок пройденным лишь тогда, когда Время дает добро, а Свет выхватывает из темноты невежества тот или иной кусочек Знания или Пространства, чтобы подсказать, дать наводку, направить туда, где еще светлее. И только от человека зависит – принять помощь или нет, пойти в указанном направлении или остаться в комфорте, в своих рамках, в собственноручно придуманных ограничителях.

– Время дает добро? – я мало что понял из монолога акулы, но мозг отчетливо уловил то что Время, эта нереальная субстанция, тесно сотрудничает со Светом в каком-то, пока еще непонятном для меня вопросе.

– Да, – акула подкинула кристалл в плавнике и вновь поймала его, – Время дает добро.

– Так уж необходимо нам его разрешение? И на что оно дает добро?

Агафья Тихоновна смотрела мне прямо в глаза.

– Конечно, вам необходимо его разрешение. До тех пор пока в ваших мыслях не поселится Знание. И пока это Знание не заменит собой ту религию, которую вы успели создать в своих мыслях, исходя из наших бесед.

– Я? Я создал религию? – мои глаза распахнулись максимально возможно, так как я даже не предполагал услышать такое.

– Конечно, создали. Подумайте сами, – Агафья Тихоновна не торопясь положила кристалл со Временем на грунт и присела, опершись на Артака, как на спинку кресла, приглашая меня сделать тоже самое, – вы очень внимательно выслушали все что я вам рассказывала о Времени, вы поверили мне, но в вашей голове это еще не нашло тотального отклика и понимания. Именно поэтому вирус Времени проник сюда, – она кивнула на кристаллы, – потому что ваш мозг пока что воспринимает отсутствие Времени в реальности исключительно как веру, но не как Знание. А любая вера, не подкрепленная Знанием – это религия, – Агафья Тихоновна усмехнулась, – и даже если вы верите в истинные вещи, вера без Знания всегда была, есть и будет лишь религией.

– Да, да, я понял, – я неожиданно осознал что именно я, и Никто другой, именно я смог заразить этот чудесный Мир своим неочищенным Сознанием. Желание все исправить захлестнуло меня с головой и я чуть не вскричал, – но что же теперь делать?

– Ничего не делать. Ждать. Учиться новому. Как ни странно для осознания того что Времени нет, необходимо именно Время.

– Но что теперь будет с нами? С кристаллами?

– Не беспокойтесь, – Агафья Тихоновна взяла мою руку и немного сжала ладонь, – не беспокойтесь, – повторила она, – самое страшное уже позади, и вы на пути к Свету. Возможно, нам удастся достичь его даже раньше чем я думала, ибо Свет везде, и ничто не может запретить ему визуально проявиться в этой точке Пространства прямо сейчас. Но когда бы это не случилось, это уже будет, а точнее – это уже есть, ибо ваше будущее определено вашим прошлым. Точно так же как ваше прошлое определено вашим будущим.

– Нам ничего не грозит?

– Только одно, – она засмеялась и ее глаза блеснули сотнями красных солнц, – стать драконами!

– В каком смысле?

– В хорошем смысле, в самом что ни на есть хорошем.

Артак сыто зарычал и перевернулся на другой бок, подставив противоположную сторону своего тела солнцам. Он слушал каждое наше слово, я был в этом уверен.

Но дракон продолжал упорно хранить молчание и лишь глаза, желтые глаза рептилии с вертикальным зрачком выдавали его участие в наших беседах.

13

– Раскопайте в себе истинное Знание и все станет возможным. Ведь выстроить внутри себя, а значит, и в целом Мире, гармонию, дорогого стоит. Гармония, как обязательная производная Любви является одним из высших состояний, которого может достичь человек. Она питает себя изнутри и являет собой пример равновесия. Равновесия не плохого с хорошим, ибо Природе неизвестны такие характеристики объекта, а равновесия всего со всем. Человек, нащупавший в себе гармонию обладает качеством, противоположным невежеству – мудростью. Такой человек уже несомненно подготовлен для того чтобы прикоснуться к основе всех основ – к Любви.

– Не навреди.

– Что? – акула переспросила, видимо не поняв что я имел в виду.

– Не навреди, – повторил я, – тому кто обнаружил Любовь необходима осторожность. Ведь потерять или разбить можно только то, чем действительно обладаешь.

– Да, да, конечно, – Агафья Тихоновна кивнула, согласившись со мной, – как и делиться.

– В каком смысле?

– Человек может делиться только тем, чем полна его душа, тем, что у него в избытке, не так ли? – она улыбалась полной пастью крепких, белых зубов, которые я раньше как-то не замечал.

– Действительно, – я утвердительно кивнул головой.

Некоторое время Агафья Тихоновна молча перебирала найденные Артаком кристаллы, всматриваясь в каждый по отдельности и сортируя их на две небольшие кучки.

– Что вы делаете? – я придвинулся поближе и пытался отгадать по каким признакам акула проводил сортировку, но у меня ничего не получалось.

– Разбираю кристаллы, – она кивнула на кучку побольше, – сюда я отобрала камни, почти полностью уничтоженные вирусом, а сюда, – она кивнула на десяток камней, сиротливо жавшихся друг к другу, – кристаллы, в которые вирус попал совсем недавно.

– Для нас это имеет значение? Мы их лечить, что ли будем?

– Лечить, не лечить, но кое-что сделать можно, – она потянулась за рюкзаком и достала оттуда уже известный мне набор из бутылочек семи разных цветов.

– Попробуем этим, – Агафья Тихоновна откручивала пробки одну за одной, ловко орудуя плавниками.

– А не взорвется?

– Обязательно взорвется, а как же, конечно, взорвется, без взрыва тут нельзя, но надеюсь, к тому времени мы будем где-то очень далеко, – она отвинтила последнюю, седьмую крышку и сказала, обращаясь ко мне:

– Ну давайте вы, это ваши Знания, вам их и использовать.

– Простите, но каким образом?

– Ну это же совсем просто, – Агафья Тихоновна показала на бутылочки, – вы должны раскрасить каждый кристалл в определенный цвет, и я очень надеюсь, что их окажется ровно нужное нам количество.

– А сколько нам нужно?

– Любое число, кратное семи, – акула показала на разноцветные бутылки, – тогда каждый окрашенный в определенный цвет камень, взаимодействуя с другими цветами, в конце концов, уничтожит сам себя, вместе со своим содержимым.

– Они взорвутся?

– Именно.

– А мы?

– Мы будем далеко от них в тот момент.

– Но как? Мы же не можем поставить Свет на таймер, – я невольно засмеялся, правда смех вышел какой-то тихий и совсем не радостный.

– Мы, конечно, не можем, а сами кристаллы вполне могут, – Агафья Тихоновна взяла один из них и протянула мне, – ну красьте же, не теряйте Времени. Эти камни обречены, – она показала на две собранные кучки, но все же взорвутся они не сразу, потому как вирус не позволит этому произойти. Не забывайте, что мы имеем дело с вирусом Времени, а что такое Время? – акула говорила в ожидании моих действий, – Время – это такая штука, благодаря которой все происходит не сразу. Вот и кристаллы взорвутся не сразу. Вирус будет тянуть время, пока отступать будет совсем некуда. А мы в тот момент, надеюсь, будем уже в совершенно другом месте.

Я взял один, самый крупный из кристаллов в руки и вылил на него красную краску…

… Положив последний, покрытый фиолетовым цветом кристалл, я аккуратно разложил только что выкрашенные в разные цвета камни вокруг себя так, чтоб они не касались один другого и повернулся к Агафье Тихоновне.

– И что теперь?

– Теперь нам надо узнать сколько всего оказалось зараженных камней, – акула считала цветные кристаллы, раскладывая их по кучкам по 7 штук, чтоб в каждой присутствовали все цвета.

– Двадцать восемь, – я знал ответ.

– Отлично, это четыре раза по семь, и это также значит что нам пора в путь.

Агафья Тихоновна подошла к Артаку и что-то сказала ему на ухо, вполголоса. Не прошло и нескольких минут как мы были готовы, и взгромоздившись на дракона, легко оторвались от зараженной Временем кометы. Оторвались, чтобы продолжить свой путь к звездам, пусть даже и нарисованным на куполе старого доброго японского зонта.

– Куда мы сейчас?

– Вперед.

– Во Времени или в Пространстве?

– В жизни, – Агафья Тихоновна крепко держалась за дракона, – в жизни, – она немного помолчала, – в жизни, в жизни, в чем же еще…

Я держал рюкзак со своим грузом бутылочек и размышлял о его содержимом. Семь бутылок различной краски я израсходовал на кристаллы Времени, и моя поклажа стала ощутимо легче. Пустые бутылочки звонко позвякивали в моем рюкзаке, невольно напоминая о себе. Агафья Тихоновна, не оборачиваясь, но обращаясь именно ко мне, произнесла:

– Вам надо наполнить их, не таскать же с собой пустую посуду, – она звонко и радостно рассмеялась. С того момента как мы покинули комету, с ее морды не сходило довольное выражение.

– Но чем наполнить?

– Да чем угодно, – акула провела плавником вокруг, показывая одновременно и на солнца, к которым мы летели, и на голубоватую комету позади нас, и на Землю, оставленную далеко позади, – да хоть солнечным Светом, – она кивнула на проблескивавшее сквозь шкуру дракона Солнце. Неважно чем. Важно то, что каждое мгновение вы учитесь, а значит и пополняете свой багаж.

– Так бутылочки можно и не доставать? – я недоуменно и недоверчиво пожал плечами, – я же учусь независимо от того в рюкзаке они или снаружи. – Крепко схватив рюкзак, чтобы не выронить, я потряс его в воздухе, но уже не услышал ожидаемого звона пустой посуды. Да и вес рюкзака заметно увеличился.

– Чувствуете? – Агафья Тихоновна, не оборачиваясь, знала все что я делаю и думаю, – значит можете и не доставать.

Любопытство распирало меня изнутри. Даже рискуя выронить какую-то из бутылочек, я раскрыл рюкзак и посмотрел внутрь. Еще недавно пустые, бутылочки были наполнены ярким желтым цветом, похожим на цвет огромной змеи из зоопарка.

– Желтый? – не поворачивая головы, Агафья Тихоновна скорее утверждала чем спрашивала.

– Желтый, – я молча кивнул, зная что она все равно услышит и поймет.

– Это опыт.

– Но почему они начали наполняться не сразу, а только после того как мы заговорили об этом?

– Нужна была команда.

– Какая?

– Ваша мысль.

Мы молчали некоторое время, а я производил в уме подсчеты, сколько и какого цвета у меня осталось.

– В этом нет необходимости, – Агафья Тихоновна отвечала на мои мысли и действия, – не забывайте, что цвет, каким бы красивым он вам не казался, лишь плод вашего восприятия, не более. В природе есть только Свет. Свет с различной длиной волны, если использовать человеческие характеристики Света, или электромагнитное поле с разной Энергией, если мы решим говорить, используя реальность. И постепенно, ваши Знания, ваш опыт, ваше восприятие и ваше воображение подстроятся под независимую реальность, вычеркнув все лишнее, ненужное и неважное.

– То есть потихоньку все мои бутылочки будут источать только Свет, без цветовой окраски?

– Именно так, если, конечно, мы выбрали правильную дорогу.

– А если нет?

– Такого не может быть, ибо все дороги правильные. Главное – не сидеть на месте. Не оставаться неподвижным.

– В каком смысле? Передвигаться?

– Я бы сказала – развиваться, – акула правила драконом, ловко избегая встреч с какими-то толстенными струнами, будто натянутыми в Пространстве.

– Что это?

– Спицы, – Агафья Тихоновна обернулась, – спицы вашего зонта. Для нас это значит что купол совсем близко.