Дневники Сузурри

– Рада подтвердить твою статистику, – улыбнулась ангел, но улетать отчего-то не торопилась, а утихомирив хлопанье крыльев, в конце концов, просто опустилась на поверхность рядом со мной, и спросила: – Почему ты такой злой?

Вопрос, который в принципе не имел права существовать. Это как у камня спросить, почему он тверд. Ее непосредственность рассмешила меня. Кому расскажешь – не поверят. Вот так, чтобы к демону кто-то подошел и спросил его такое?

– Издеваешься, да? – хмыкнул я. – Вот так новости!

– Как это? – она нахмурила брови и заглянула мне в лицо. – Я вполне серьезно, что не так?

– Все так, – теперь нахмурился и я, не зная, что еще от нее ожидать. – Вот липучка, что пристала?

Она улыбнулась, всем видом показывая какое-то подобострастие относительно меня и настойчиво произнесла:

– Я ведь могу помочь! Я же вижу, что дело серьезное, раз ты меня сюда перенес. Значит, нуждаешься в моей помощи, значит, нуждаешься во мне! Иначе, зачем такому могущественному демону связываться с обычным ангелом? Подозреваю, тебя что-то гложет, и ты хочешь исповедаться.

Я не выдержал и прыснул со смеху. Во время всего разговора мне никак не верилось, что слышу от ангела такое наяву, и теперь, окончательно обескураженный ее предложением исповедаться, я расхохотался, и не в силах был остановиться. А она продолжала со всей серьезностью смотреть на меня.

– Я понимаю, тяжело начать, – ангел согласно кивнула. – Это с тобой впервые?

Очередной нелепый вопрос вызвал еще больший приступ смеха, я уже едва держался на ногах, и чтобы хоть как-то сохранять равновесие, присел на пачку сигарет, что лежала тут же, утирая проступившую горячую слезу. Но выдавить из себя хоть слово, я решительно был не в состоянии.

– Это ничего, ничего, – успокаивающе проговорила ангел. – Это нормальная реакция. Смех лучше всего помогает справиться со стыдом и неуверенностью в себе. Я подожду, когда ты пересилишь это. Но если ты не готов сейчас, приходи ко мне в Обитель, когда настанет нужный час. Меня зовут Милен, Тысячная. Можешь появляться у меня, когда захочешь. Только, наверное, тебе будет там прохладно, – она с сожалением поджала губы и приподняла, как бы извиняясь, плечи.

И вдруг я осознал, что ангел говорит вполне серьезно, даже не думая насмехаться надо мной, а я таким поведением только компрометирую себя.

– Может лучше сразу ко мне, обещаю, будет жарко, – облизнулся я и, встав, представился: – Перед тобой Сузурри!

– Тот самый Сузурри? – глаза Милен мгновенно увеличились, но супротив страха, привычного после произнесения вслух моего имени, в них заиграл восторг. – Вправду? – и шепотом, выделяя каждое слово по отдельности, произнесла: – Вот это да! Я так восхищалась твоей работой! Ой, прости, правильней, наверное, если я буду обращаться к тебе на вы?

Своей реакцией она поставила меня в еще один тупик, я растерялся и съязвил:

– А ты, я посмотрю, актриса, да?

– Почему? Я – ангел, – воодушевленно констатировала она и еще раз на всякий случай представилась: – Меня зовут Милен, Тысячная.

– Ты глупая девчонка, раз думаешь, что можно с демоном такие шутки шутить! – разозлился я.

– Прости, Сузурри, если обидела ненароком, – ангел стояла с совершенно невинным выражением лица и хлопала своими ресницами, а потом вдруг вся озарилась. – Если думаешь, что громкое имя способно меня отвернуть от помощи твоей душе, то зря. Я все еще не против исповедовать тебя.

Она либо полная дурочка, либо держала меня за такового. Получается, ангел в своей голове вывернула все так, что я казался ей жалок и достоин снисхождения, этакий заблудший баран, а сама она – бескорыстный пастырь, жаждущий прийти на помощь, закрыв глаза и на статус и силу просящего. Я почувствовал, как закипает во мне кровь, а ярость застилает глаза. Видимо это заметила и Милен, так как вся съежилась и робко отступила на шаг назад. Понимая, что если не покину это место, то испепелю ее и все, что находится вокруг, я нервно щелкнул хвостом и телепортировался на улицу. Приняв облик человека, пошел по дождливым закоулкам города, чтобы хоть немного остыть. Такой силы была моя злость, что мне с трудом удавалось контролировать тело. Я мерил шагами тротуар и прокручивал в голове весь диалог, вспоминая ее мимику и интонацию. Чем больше я думал над произошедшим, тем сильней все это напоминало фарс. Из меня сделали деревенского простачка! Обсмеяли! И кто? Неизвестный никому мелкий ангел, пигалица, дуреха! Жгучая ненависть к Милен поработила, хотелось таскать ее за волосы, душить за хрупкую шею, обвить хвостом и медленно сжимать, слушая, как хрустит ее оболочка. Я не позволю какой-то худосочной девке потешаться надо мной. Я настолько распалился, что капли дождя не долетали до меня, испаряясь в паре сантиметров от тела, выдавая тем самым мою Суть.

Ну, маленькая сучка, ты у меня еще получишь! Во всей красе представил, как бью ангела по губам за дерзкие слова, и из них сочится красная яркая кровь, а я слизываю ее своим длинным языком, обжигая горячим дыханием. Мне захотелось увидеть, как Милен плачет; как ее большие серые глаза краснеют от слез; слышать ее стон, всхлипы; пробовать на вкус ее боль. И чем больше я рисовал такие картины перед глазами, тем сильней крепла во мне одержимость. Она еще очень пожалеет, что связалась со мной, что назвала имя свое и разрешила появляться у себя в Обители! Глупый самоуверенный ангел, думающий, будто неуязвим, будто никто не может нанести ей вред.

Глава 4

Щелкают стрелки: тик-так. И мне кажется, что вспоминая ту одержимость, которая охватывала меня, всю ту гамму чувств, что испытывал при одной мысли о Милен, я и сейчас пылаю ярче самого жгучего вулкана в геенне огненной.

Тик-так – щелкают стрелки, заставляя время двигаться медленно, но неумолимо, растягивая ткань мироздания, делая меня тяжелым, а мысли неповоротливыми. Евгения уже не спасти. Я вижу, как вся семья собралась в палате проститься с ним. Пришла и Катерина. Выглядит она очень подавленной, некрасивой, глубоко несчастной. С неожиданной от нее искренностью, она плачет и обнимает Матильду. Эти две женщины прощаются со своим возлюбленным и хоть недавно были соперницами, сейчас общее горе их сблизило настолько, что стерло грани между социальным статусом и мирами, в которых обитали обе. Они сейчас единое целое, каждая способна понять всю глубину боли другой. Больше некому. Евгения отключают от аппарата. Последний вздох и его душа, так и не успевшая пожить, ощущающая себя семилетним мальчиком, воспарила в небо, к встречающим. Этот мальчик даже не понимает, кто вокруг него собрался и не задерживается. Единственная моя жертва, во всей истории, просто попавшаяся под руку. Душа эта вновь пойдет на перерождение, если, конечно, захочет. Всегда есть выбор, кем быть. Это только в земном воплощении альтернативы не существует – ты либо проигрываешь Судьбе, либо выдерживаешь ее экзамен.

Зря кто-то думает, будто душа бессмертна. Некоторые, стремясь поскорей прервать череду перерождения, не желая жертвовать на это время и силы, губят ее в одном из своих воплощений, отказываясь от индивидуальности, убаюкивая себя в безмятежном космическом спокойствии. Такие, обычно, неправильно понимают предлагаемую истину, слишком слепо веря учениям, не пытаясь даже осмыслить знания. Стремясь раствориться в космическом Ничто, души навсегда зависают в собственных иллюзиях, прерывая Путь, не давая возможности себе развиваться. Это тем более глупо, если учесть, что отказаться от перерождения можно и в середине Пути. Можно даже просто остаться безликими, не сделавшими никому хорошо или плохо, трупными мухами или червями, поедающими оболочки заблудших, тупо выполняя свое предназначение. Рано или поздно, Отец прибирает таких к рукам, искушая работать на себя, обещая, по крайней мере, веселое времяпрепровождение. Но это еще не смерть, это так сказать – паралич души.

Совсем другое дело – самоубийцы. В минуту своей смерти, сосредоточенные на чем-то очень важном для себя, после умерщвления плоти они попадают в Болото Забвения, где тонут, все так же переживая раз за разом причину такого поступка. Болото это находится глубоко в недрах мироздания, дорогу туда не знает никто, кроме Отцов. Но как растворяются в нем души, так и дают материю для создания новой. Мы говорим сейчас не о тех, кто намеренно отдал жизнь во имя чего-то. Как мать, убивающая себя ради спасения ребенка, как мужчина, идущий на заведомо явную смерть ради близких. Нет – это героизм, и хоть со стороны выглядит как самоубийство, на самом деле это только поднимает Суть на следующую ступень, давая возможность обелиться. Я имею в виду людей, настолько погрязших в своей проблеме, окутавшись иллюзией безысходности, что смерть видят единственным способом преодоления, не думая даже бороться. Например, наркоман, решивший, что больше так не может, что тяга к яду сильней его и что проще уйти из жизни, чем переживать очередную ломку. В момент смерти, попав в Болото Забвения, он будет переживать эту ломку снова и снова, как бегущий по кругу, пока, наконец, трясина не поглотит его полностью, забирая боль и отчаяние, растворив в себе всё без остатка. Из Болота нет выхода.

Накрутив себя до ожесточения, я произнес ее имя и шагнул в пространство наугад, просто оказаться рядом. И опять был удивлен, так как предполагал увидеть райские сады, какие-нибудь лужайки с единорогами и прочую гламурную ересь. Но ангел в этот момент сидела на высокой горе, в Миру. Милен задумчиво таращилась в звездное небо и настолько была неподвижна и сливалась с пейзажем, что казалась частью валуна, странной формы. Только холодный ветер трепал ее крылья, остужая заодно и меня.

– Гляди, какие звезды, – вдруг произнесла ангел, даже не повернувшись в мою сторону, пока я, привыкая к холоду, в нерешительности топтался позади, не зная точно с чего начать свою пытку. Я поглядел наверх и завороженный остановил взгляд на разноцветной дороге, что проложил себе в бархатном небе рукав нашей галактики. – Правда красота? Самое удивительное, что когда-либо было создано Вселенной.

– Я думал, ангелы всё великолепие приписывают Божественной силе.

– Кто ж мы, по-твоему, – усмехнулась Милен, – чурбаны неотесанные?

– Да, – совершенно искренне согласился я, а она только вздохнула.

– Мне кажется, ты в чем-то прав. Мы действительно так мало знаем об этом мире. Все стремимся куда-то, суетимся, бежим. Для чего? Что в конечном итоге ждет нас? Я прожила тысячу жизней, я помогла тысячам живущих своим опытом практически безболезненно пройти очередное перерождение, но ни на шаг не приблизилась к пониманию – к чему все это? Мне иногда так хочется, чтобы и на моем плече сидел шептальщик, подсказывая, куда стремиться и на что обратить внимание. А еще миллион шагов, тысячи миль не пройдённого Пути.

Я склонился к ее ангельской голове со спины и ласково замурлыкал:

– Если ты хочешь, я могу прошептать тебе на ушко, что делать. Но вряд ли тебе понравятся мои наставления.

От неожиданности ангел вздрогнула, и на ее руках появились крупные пупырки.

– Видишь, тебя бросает в озноб от своих тайных желаний, – прошептал я.

Она повернулась и склонила голову на бок, изучающе уставившись на меня. Наши лица были так близко, что чувствовалось ее дыхание, и оно не казалось мне таким уж холодным, как я представлял себе. Может быть, и я остыл уже до температуры, позволяющей безболезненно прикасаться к ней. Что ж, хорошо, что она оказалась здесь, а не в райском саду.

– Нет, это моя нормальная реакция. Все ангелы чувствуют демонов, это своеобразное предупреждение, придуманное моим Отцом. Разве у вас нет чего-то подобного? Вы не чувствуете нас?

– Мы вообще ничего не чувствуем, – пожал я плечами присаживаясь рядом прямо на землю, – тем более присутствие светлых. Это вам надо нас бояться, а не наоборот.

Я не знаю, то ли умиротворенная обстановка, то ли подглядывающие за нами звезды, или этот холодный пронзительный воздух, окончательно успокоили меня. Я просто сидел рядом с ней и молчал, так же глядя в небо, впервые, за долгое время, остановив бег безумных страстей, что обычно наполняли мою Суть. Было приятно, какая-то вселенская безмятежность поселилась в груди. Вдруг показалось, что впереди столько времени, минимум целая вечность, и еще успеется и заставить ее рыдать и что-то большее. Сейчас было все равно, я осознавал только какую-то глубину жизни, какую-то яркую пульсирующую точку в голове, что мыслями разлеталась миллиардами звездных искр на, казавшемся так близко, небе.

Первой заговорила она:

– Знаешь, я все время думаю, из чего же все-таки состоят звезды? Неужели все это пыль? Но ведь процесс зарождения души и звезд так похожи. Может звезды – это такие гигантские души, что так же перерождаются, преодолевая свою Судьбу?

– Какие странные у тебя вопросы. Не знаю, не задумывался никогда об этом.

– А черные дыры? Как думаешь, что оно такое?

– Есть теория, что это своеобразный вход в параллельные вселенные, – пожал я плечами.

– Как это?

– Ну, некоторые всерьез считают, что там, по ту сторону – другая вселенная, другой Бог и другой Дьявол, другие ангелы и демоны, другие законы.

– Ух ты! А ты сам веришь в эту чушню? – усмехнулась Милен.

– Вот уже не знал, что ангелы умеют так изъясняться. Нет, не задумывался, мне это не интересно.

– Что, прям, ни капельки не любопытно?

– Ни капельки. Меня интересует только здесь и сейчас. А ты, я погляжу, философ? Часто тут бываешь?

– Да, люблю вот так посидеть и послушать шепот вселенной. Как будто она мне сможет ответить на все вопросы, помочь, – вздохнула Милен.

– А в чем тебе нужна помощь?

– Да нет, я так, в общем. Тебе, наверное, тут холодно?

– Да, есть такое, – нехотя, признался я, – но ты же меня согреешь?

– Угу, – вдруг согласился ангел и, вставая, потерла о свое бедро руку, пытаясь согреть ее таким забавным способом. Затем протянула мне. Я оторопел, и хотя совсем не привык бояться, все же с опаской взял ее ладонь в свою, не понимая, что задумал ангел. Милен взмыла в воздух, но тут же камнем полетела вниз. Найдя небольшое углубление в скале, она спрятала нас в нем. Ветер там совсем не дул, но звезды были все так же видны.

– Я, конечно, хотел другого, но это тоже вполне подойдет, – улыбнулся я. От моего тела, стены своеобразного убежища за секунды нагрелись. Камень хорошо отражал жар, и я начал потихоньку празднично пылать рядом с холодным ангелом.

– А как ты думал? – недоуменно уставилась на меня Милен.

– Ты либо дурочка, либо прикидываешься таковой, – я нахмурился, – никак не пойму.

– Дурочка, – вздохнула ангел. – Разве в своем уме будет тот, кто назвал имя демону? И не просто какому-нибудь, а самому Сузурри!

– Ну тогда, может, обойдемся без длинных слов и прелюдий, сразу приступим к делу?

– Может и обойдемся, – спокойно согласилась она. – Что ж, если ты выбрал меня, я сделаю все, что в моих силах. Хотя у меня их немного, увы.

Я слегка смутился такой прямоте, в глубине догадываясь, что она опять не поняла намека.

– Ну, раздевайся!

– Как это? – выпучила она еще больше своим глазища. – Это обязательно?

– Конечно. Мы что одетыми будем кувыркаться?

– Я, вообще-то, никогда не исповедовала демонов, может так и надо, – протянула Милен и недоверчиво покосилась на меня, – ты ведь это имеешь в виду?

– Если тебе угодно, давай называть это исповедальней. Сейчас, я тебе покажу свой самый страшный грех, с ним придется повозиться. Он у меня хоть и горячий, но, думаю, это будет довольно приятно.

Она громко ахнула, беззвучно пару раз открыла рот, в попытке что-то высказать, но не смогла подобрать подходящего слова. Это вызвало у меня очередной приступ смеха.

– Вот ты даешь! Тысячу жизней прожила, а ведешь себя как ребенок неразумный.

– Извини, – коротко проговорила она, – мне, наверное, надо идти, меня зовут, – и уже приготовилась упорхнуть, но я схватил ее за руку хвостом.

– Эй, ну стой! – мне не хотелось отпускать ангела от себя. – Стой. Что же ты хотела от демона? Вот ты желаешь же мне помочь, во что бы то ни стало, а я желаю тебя искусить. Это наша натура, ничего не поделаешь.

– Я… я все понимаю, да, – согласилась ангел. – Если ты вправду хочешь, чтобы я осталась, побуду еще немного.

Она села рядом, и, искоса поглядывая на меня, на всякий случай, потянула тунику вниз, желая сильней закрыть свои худые ножки. От этого ткань на груди расправилась, предоставляя взору маленькие круглые, затвердевшие на холоде, соски. Я неконтролируемо жадно сглотнул.

– Странный способ снимать одежду – через ноги, давай лучше я? – и уже почти ухватил рукой подол, что бы дернуть сильней, но она отгородилась крылом.

– Значит у тебя в голове только мысли о похоти? – поджав губы, ангел выглянула из-под импровизированной защиты.

– Почему? Я иногда думаю о жрачке и о пьянстве. Еще, бывает, думаю о наглых ангелах, которые меня бесят своей глупостью.

– Понятно, – потянула Милен. – Значит, все мирское в тебе варится, не отпуская.

– Будем разбирать мой внутренний мир?

– Если хочешь.

– Не хочу, – нахмурился я, – это всё что тебя интересует? Ты разговариваешь только затем, чтобы выпытать подноготную?

– Почему, – Милен обиженно оттопырила нижнюю губу.

– Потому что это совершенно дурацкие вопросы, – согревшись, я уже начинал вновь злиться и нервно поддергивал хвостом. – А потом еще меня обвиняешь, что все время думаю об одном. Сама не лучше.

– Да ты прав, – согласилась Милен и глубоко вздохнула. – Это неправильно. Когда приходят страждущие, нужно быть полностью с ними, а я никак не могу сосредоточиться.

Глаза мои налились кровью и, приходя в бешенство, я зашипел:

– Я не страждущий!

– Но ты же хотел мне что-то рассказать. Или спросить. Если бы это было не так, то дал бы улететь.

– Всего лишь хотел знать, что ты имела ввиду, когда говорила, будто в нашей с тобой борьбе нет побежденных и проигравших! Что мы одно целое!

Она пожала плечиками:

– А-а-а… Ну это очевидно же, и ты и я помогаем человеку преодолеть Судьбу. Мы взращиваем душу вечной борьбой, показываем, что правильно, а что нет.

– И ты считаешь, что правильно жить так, как учит твой Отец?

– Естественно, только Он способен сделать счастливым.

– Ха! По-моему, я далеко не несчастен. Если бы ты хоть раз попробовала дьявольского вина или мяса мученика с кровью, то согласилась бы со мной.

Она побледнела и попыталась справиться с подступившей тошнотой.

– Пожалуйста, не надо больше об этом говорить. Это делает не только тебя несчастным, это делает и меня несчастной. Ты неправильно понимаешь эту жизнь. Это все от незнания.

– Черт, да что ж ты привязалась-то со своим перевоспитанием ко мне?

– Сузурри, я ангел! Ты назвал свое имя и теперь, когда ты так близок, я чувствую, что у тебя творится внутри.

– Мысли читаешь, что ли?

– Нет, хуже. Эмпатия, – вздохнула Милен, – сопереживание.

– Что?

– Не могу тебе объяснить, не умею. Просто вижу, как тебя терзают страсти, терзающие когда-то и меня. Каждую из них я проходила и отрабатывала, и теперь чую в тебе. Если бы ты пережил немного больше этих чувств в рождениях, ты бы согласился со мной.

– Мне хватило одной жизни, чтобы понять, как ненавижу все человечество!

– Как это? – и тут же спохватилась: – Впрочем, если не хочешь, можешь не рассказывать, я не буду считать тебя после этого трусом.

– Что?

– Прости.

– Ничего в этом такого нет, я не скрываю свою историю. В первое рождение побывал молодой девушкой и вполне себе жил спокойно, изучая людей, пока какой-то богатый гражданин не положил на меня глаз. Напал на поселение, где я жил, и всех убил, а меня утянул к себе в гарем. Тогда я познал, что такое потеря. Не нужно думать, будто я не изведал чувств. Мать, отец, младшая сестренка, всех убили на моих глазах, и тело мое было этому виной. После удачного похода, вельможа долго праздновал и пил два дня, а потом решил поиграть со своим приобретением. Но ничего сделать мне так и не смог, был сильно пьян, к тому же стар, и его агрегат никак не хотел заводиться. Тогда он от злобы и бессилия просто избил меня. А когда заснул, я схватил нож и перерезал глотку ему и всем его пьяным дружкам. Беснующаяся толпа быстро поймала 'варварку' и сожгла за это на костре, повесив ярлык 'ведьма'. До сих пор помню их крики, плевки, камни, что летели в меня и ту боль, когда тело коптилось в горячем дыму, а волосы тлели. Ты даже не можешь представить себе окутывающий в такой момент смрад, запахи Лавовой Долины, по сравнению, кажутся благоуханиями весенних цветов. Когда твой Отец встретил меня на Пороге коридора жизни и спросил, что за урок я вынес из этого всего, я проклял Его и послал к чертям, пожелав самому пару раз переродиться в такой шкуре. Это должна была быть ознакомительная жизнь, я должен был умереть в пять лет, так и не поняв ничего. Но мою Судьбу обманули!

Я так увлекся рассказом, что совсем не заметил, как ангел подлезла ко мне вплотную и, когда замолчал, положила свою ладонь на плечо.

– Бедный Сузурри, – прошептала она, смотря на меня сквозь слезы. И было в ее взгляде что-то такое, чего за тысячелетия своего существования я никогда не видел. Сильно смутившись, я отвернулся. Видя такие ее слезы, уже не возникало больше желания, чтобы они капали из этих глаз. – Как это могло произойти?

– Не знаю, какой-то баг в системе, – пожал я сконфужено плечами, но быстро пришел в обычное свое состояние. – Тогда я понял, что ни к чему привязываться не стоит. Не имея связей не страшно и терять. Вельможу этого, точнее его Суть, я довольно быстро нашел, и через пару его перерождений довел до суицида. Я никогда не прощаю.

– Это жестоко. Но…– она замялась, вытирая слезы,– я тебя понимаю. Неизвестно бы кем я стала, будь у меня такое первое рождение.

– Женщиной бы точно не стала, – усмехнулся я. – Удивляюсь, кто еще выбирает для себя подобные личины?

– Почему?

– К ним относятся как ко второму сорту, что ли.

– Да нет! Глупости какие. Мне кажется мужчинам гораздо сложнее.

Я только пожал плечами. Небо озарилось падающим метеором, красиво сгоравшим в атмосфере.

– Гляди, – я указал рукой на это чудо природы, – пылает.

– Правда, прекрасно? Вот так однажды и мы с тобой сгорим.

– Ха, мы бессмертны. Если конечно не насолишь какому-нибудь демону, и он не возьмется за месть.

– Нет. Всё имеет начало, значит и конец неизбежен, – вздохнула ангел. – А знаешь, я очень хочу, чтобы Отец разрешил спасать из Болота Забвения.

– То есть?

– Уже долго прошу Его хотя бы дать шанс на борьбу. Пусть любящий позовет, пусть просто намекнет, пусть душа, даже на последнем вздохе, попытается бороться.

– И ты что же, всем сочувствуешь?

– Всем. Такова моя натура. Ты же сам сказал.

– Никогда в это не вникал.

– У меня создается впечатление, что ты в принципе не очень-то и задумываешься об этой жизни.

– А с какой радости мне это делать? И я совершенно не понимаю твои попытки философствовать. Жить надо и радоваться, а уныние – тяжкий грех!

– А я не унываю, просто, отчего-то, все время думаю, правильно ли поступаю. Со скуки, наверное.

– Вот поэтому я и выбрал Путь демона. Никогда не скучно, никакой ответственности, делаешь что хочешь, живешь в волю. И именно поэтому, однажды, ты, и тебе подобные, проиграют эту битву!

– Эх, Сузурри, что ж ты никак в толк не возьмёшь, что мы не враждуем, что мы по одну сторону баррикад?

– Потому что это тупость, каких свет ни видывал. Чтобы я заодно с чопорными ангелами?

Она пожала плечами.

– Ну и ладно, может я и не права.

– То есть, ты не будешь сейчас со мной спорить и доказывать свою правоту?

– А толк в спорах? Каждый имеет право думать так, как ему хочется. Я не истина последней инстанции. Это только Отец всегда прав.

– Выходит, ты не имеешь своего собственного устоявшегося мнения, сомневаешься? Знаешь, что это большая брешь, для такого как я?

– И что ты мне сделаешь теперь? – улыбнулась Милен. – Думаешь, я откажусь ради чего-то мифического от своего опыта, от тысячи прожитых жизней?

– Кто знает.

– Сузурри, сюда летят братья, – вдруг нахмурилась она и настороженно прислушалась. – Они давно ищут меня. Тебе, наверное, лучше исчезнуть. Они такие зануды, как начнут поучать, брр.

Я усмехнулся и, махнув хвостом, телепортировался к себе в Обитель.

Глава 5

Стрелки щелкают: тик-так. И мне кажется, что вспоминая ту первую холодную ночь, проведенную вместе, я опять остываю снаружи, ощущая пронзительный свист ветра и отстранённость звезд, но внутри загорается какое-то новое, неведомое мне до этого пламя, сжигающее уже изнутри. И этот огонь – не привычный поток собственной крови, это что-то другое, дающее жажду жизни еще сильней, чем обычно.