Дневники Сузурри

Маричка Вада

Дневники Сузурри

Иногда начало уже конец

Красный цветок,

Исторгает из себя ядовитые брызги,

Безудержных чувств.

Страсть,

Дикая огненная страсть,

Как жгучая лава,

Как раскаленная стрела,

Жжет…

                                            Flеur

Глава 1

Поздним августовским вечером я возвращался домой из бара, где с приятелями отмечал очередное завершение трудовой недели, сдабривая разговоры парами бокалов пива. Катерина, девушка с которой я жил последнее непродолжительное время, уехала на все выходные к своим родителям, и я мог позволить себе не спешить. Медленно брел я по пустынным улочкам, и мои шаги гулко отзывались в темноте спящего города. Слабый ласковый ветерок, какой бывает в это время года только у нас на юге, обдавал прохладой, успокаивая уставшие от дневного летнего зноя бетонные здания и асфальтированные дороги. Я люблю это время суток, люблю вот так бродить в одиночестве, упорядочивая свои мысли с каждым новым шагом.

После таких бурных вечеринок мне всегда чудится, будто я опустошен; будто слова, что вылетали из моих уст, выхватывали с собой из сердца горящие угли, даря собеседникам мои силы; оставляя его, это сердце, все больше безжизненным и блеклым. Нет, среди приятелей я прослыл шутником и затейником, но моему естеству куда ближе уединение. Только я, ночь, звезды и одиночество.

Я посмотрел на темное небо, усыпанное миллиардами мерцающих искр. Как часто задаю себе банальные нелепые вопросы: А что там, за гранью? Есть ли жизнь на других планетах? Что за пределами видимого нами пространства? Может, там действительно скрывается от наших глаз Бог? И существует ли эта грань на самом деле или же она только плод людского воображения? Наверное, из-за этих нескончаемых вопросов в моем сознании я и стал писателем.

Но в тот вечер мне никак не удавалось сосредоточиться на своем внутреннем мире. Впервые стало неуютно наедине с собой. Если говорить точнее, меня захватило какое-то странное чувство, будто я вовсе не один, будто кто-то следит за каждым моим вдохом, движением, мыслью. Пару раз я резко оборачивался, но видел лишь собственную тень, скользящую от фонаря прочь, в черноту неба. В какой-то момент мне даже стало смешно. С чего бы такая паранойя? Мне это совсем не свойственно. И все же, как только я входил на неосвещенный участок улицы, липкий животный страх подкатывал к горлу огромный ком, не давая нормально вздохнуть. Невольно прибавив шаг, я почувствовал, как тревожное чувство все ширится и расползается по мне, проникая в самые потаенные уголки души. Да что, черт возьми, происходит? Кого мне бояться? Мое поджарое тело, благодаря еженедельным тренировкам, весьма гибкое и довольно жилистое, хотя внешне я выгляжу как среднестатистический молодой человек двадцати девяти лет. Сколько раз влезал в драки и не сосчитать. И если меня пленил азарт битвы, пощады не было никому, даже неудачно подвернувшимся под руку в тот момент соратникам.

Я остановился под светом, льющимся из окна первого этажа, и глубоко вздохнул. Как там меня учили: 'Руки в замок за спиной и мысли постепенно успокаиваются'. Это, кажется, практика из йоги, она всегда срабатывала, если я вдруг переставал контролировать свои эмоции.

И все же что-то завладело мной настолько, что любые попытки успокоиться вселяли еще большую панику в сознание. Уже на подходе к подъезду своей съемной квартиры, я практически побежал. Быстро отыскав ключи в кармане, я юркнул в освещенный тамбур и поскорей отпер входную дверь. Первым делом щелкнув выключателем, закрылся с внутренней стороны. Только после этих манипуляций меня попустило. Я рассмеялся. Представляю, с каким лицом меня бы встретила Катерина, появись я такой взъерошенный и сам на себя не похожий.

– Евгений, ты дурень! – сказал я себе. – Испугался собственной тени!

Но смешок вышел каким-то скомканным и нервным. Наверное, это сказывается переутомление. Тяжелая рабочая неделя, громкая музыка и алкоголь добили и без того измученную нервную систему. Мне просто надо отдохнуть. Прохладный душ, и мягкая свежая постель приветливо встретила меня.

Закрывая глаза, я поддался воли госпожи Фантазии. Люблю это состояние перед сном. Усталый мозг рисует радужные картинки, раскладывая впечатления в нужном ему порядке, постепенно погружая тело в крепкий сон. Все шло как обычно, яркие вспышки пережитых за последние дни эмоций, оставивших неизгладимые воспоминания, чередовались одна за другой, как вдруг накатившее из ниоткуда отчаяние, страх и удушье сковали мое тело. Я лежал, силясь пошевелиться, а паника, вкупе с охватившим ужасом, только усиливались. В ушах стоял тонкий монотонный писк, который все нарастал и нарастал, становясь уже невыносимым, казалось, голова вот-вот разорвется. Происходящее вокруг, очертания предметов в комнате, потолок, даже привычный рисунок на стене – я видел все отчетливо, но протянуть руку и дотронуться до чего-либо я не мог.

Раздался стук в дверь. Ровные три удара. Я попытался крикнуть, но только сдавленный хрип вырвался из моего горла. Черт побери, я должен встать! Стук опять повторился, и тут же я услышал, как входная ручка повернулась, скрипнула дверь и в комнату кто-то вошел. Паника завладела мной полностью. Я беспомощный лежал и не мог пошевелиться, тем временем как кто-то хозяйничал у меня дома! Вновь попытался закричать, но ничего не вышло. Тень прошла, нет, она проплыла мимо и встала у меня в ногах. Я не видел лица, только черная клякса вместо него зияла под капюшоном. Хищно блеснули два огонька в предполагаемом районе глаз. Сознание билось в агонии, повторяя: 'Нет! Не приближайся, умоляю!' Но тень медленно села мне на ноги, и я почувствовал неподъемную тяжесть. Не оставляя надежды скинуть с себя незнакомца, я безуспешно пытался пошевелиться.

– Кто ты? – мысленно выкрикнул вопрос в пустоту, осознавая тщетность попыток справиться с пришельцем.

– Думал спрятаться от насссс? Не выйдет, мы тебя везде найдем! – тень мгновенно приблизилась к глазам и буквально впечаталась в лицо, больно ударив в лоб.

Я резко сел. Мое дыхание сбивчиво, со свистом вырывалось из раздувающихся от ярости ноздрей, холодный пот обливал тело, которое била крупная дрожь. В комнате я был один, а дверь оказалась закрыта.

Это просто ночной кошмар! Но, черт подери, такой реалистичный. Я облегченно выдохнул и прилег обратно, но тут же почувствовал, как в ушах вновь появился этот едва различимый гул. Еще раз испытать такое мне меньше всего хотелось, и хоть вылезать из постели было лениво, я заставил себя встать и пройтись по квартире. Выпил немножко холодной воды, проверил заперта ли входная дверь, выкурил сигарету и, совершенно успокоившись, опять улегся спать. Впервые в жизни я пожалел, что остался один.

Закрывая глаза и погружаясь в сон, я ощутил, как навязчивое состояние вновь пытается вернуться. Пришлось включить свет и достать книгу. Кажется, это был Фабр 'Жизнь насекомых'. Я открыл главу про жуков-навозников и принялся читать, но мысли мои были сбивчивы, взгляд прыгал через строчку, и уже скоро скарабей лично предлагал покатать шар и расписывал достоинство буйволового навоза. Проснулся я утром измятым, все тело ныло, а на душе скреблись жуки-навозники. Надо не забыть сказать Катерине, что я без нее страдал.

Глава 2

Лежа в постели, я размышлял о прошедшей ночи. Конечно, сейчас все это казалось дурным сном. Наверняка, пойло в баре было не очень качественное, организм отравился, и это дало такой странный эффект. Мне нужно все это как-то объяснить самому себе с точки зрения здравого смысла.

Пришлось буквально заставлять себя вылезать из постели. Сегодня у моих родителей годовщина и я обещал маме обязательно быть. Что ж, хоть иногда наша большая семья собирается вместе. Надеюсь, придут все мои сестры со своими детьми.

Я родился и вырос в небольшом городке, который еще десять лет назад именовался деревней. Пара высоток, не более пяти этажей, ютились на главной улице. Грязные кривые дороги, усеянные по обе стороны неказистыми домами; дворы, полные разной домашней живности; училище да школа – вот такое разнообразие архитектуры. Все в этом городе знали друг друга в лицо и по странной, заведенной еще сотни лет назад, традиции следили за жизнью соседей. Вечерами, украдкой, выходили покурить и заглядывали через забор: а что делается там, за стеной? И если ты, не дай бог, по какой-то причине занавесил окна, закрыл ставни – слухи и выдумки, одна нелепей другой, тут же покрывали твое доброе имя. При встрече и в разговорах только и слышались: сплетни, сплетни, сплетни. Мне кажется, что сама жизнь, в подобного рода деревнях, крутится вокруг одного простого правила – не ударить в грязь лицом перед другими.

Я терпеть не мог этих разговоров, не понимая, зачем все это знать. Мне казалось, что моя жизнь гораздо насыщенней, чтобы питаться какими-то далекими сведениями. Мы гоняли ватагой мальчишек со всей улицы к речке и обратно, по лесочку, что расположился в паре километров от города, рыбачили, дрались, производили археологические раскопки на свалке, иногда отыскивая что-то забавное и необычное. У меня было интересное и веселое детство, пока постепенно я не начал отдаляться от сверстников, все больше уделяя внимание своей семье.

Когда я рассказываю о количестве своих родственников, то вижу, как многие в неподдельном неприятии качают головой. Как по мне, я – счастливчик, получивший, своего рода, джек-пот. Дело в том, что родители одарили меня двумя старшими и одной младшей сестренкой. Конечно, младшая не запланированная, но когда мать узнала о то, что вновь беременна, делать аборт было поздно.

Благодаря этому я интуитивно знал, как обращаться с дамами и никогда не испытывал проблем с противоположным полом. Перед глазами всю жизнь наблюдались три стадии взросления женщины, и на практике я четко угадывал, что необходимо сказать и как, из-за чего прослыл довольно галантным кавалером и сердцеедом. К тому же мои сестры были абсолютно разными, как внешне, так и внутренне, что еще больше расширяло мои познания в таком непростом и скользком деле.

Самая старшая всегда вела себя как курочка-наседка. В детстве она часто оставалась следить за нами, пока мать вкалывала на двух работах, и видимо со временем срослась с этой ролью. Елена, так ее звали, кормила нас, помогала одеваться, делать домашнее задание и, конечно, ласкала и жалела, если это было необходимо. От нее всегда исходило какое-то тепло, запах топленого молока и домашних печений. Вот именно она в нашей семье и создавала уют. Выйдя замуж, уже став матерью собственных детей, Елена не забывала воспитывать остальных. Помню, как показал ей свою первую татуировку. Она на несколько минут потеряла дар речи, и только опомнившись немного, смогла изречь: 'Ну, ты даешь, сумасшедший! Хотя, что еще от тебя ожидать? Ремнем бы отходить, да сдачи уже получить можно'. Позже, когда татуировок значительно прибавилось, Лена больше не высказывалась на этот счет, но всегда с неким неодобрением покачивала головой, как только ее взгляд падал на паутину в области локтя или же дракона, хвостом обвивающего другую руку. Поэтому, на семейные празднества, я стараюсь надевать рубашки с длинным рукавом. Мне отчего-то все еще важно одобрение старшей сестры.

Предвкушаю уже, как завалят меня своими стандартными вопросами – когда женюсь, когда куплю свой собственный дом, машину побогаче, одежду получше, и еще миллион 'когда'. Ведь мне уже почти тридцать, а 'ни кола, ни двора', как выражается мать. Родители давно намекают, что пришло мое время продолжить род. Их, конечно, понять можно, я все-таки единственный мужчина в младшем поколении, но меня удивляет это упорство, с каким старшие навязывают так называемые традиции. Моя средняя сестра, Анастасия, по воле случая стала матерью сразу троих близнецов. Сказать, что она потеряла былую привлекательность, что у нее совершенно нет времени на сон и еду, что все ее заботы крутятся вокруг отходов жизнедеятельности трех совершенно неуправляемых близнецов – это просто обозначить общие черты. Я вижу, как она страдает, страдает ее муж, но они упорно мне твердят: счастье – это дети, и я непременно обязан парочку спиногрызов себе завести. Анастасия, вообще, как-то странно в последнее время глядит на мир. Создается впечатление, будто ничего вокруг нее уже не существует – есть только она и дети. И каждый свой день она думает, чем их кормить завтра. Ее мужу, Артему, постоянно не везет с работой. Перебивается случайными шабашками: то на стройке урвет куш, то на машине что-то перевезет, то разгружает фуры на оптовых базах. Из-за такой нестабильности или еще, бог весть из-за чего, у него стало сдавать и здоровье. За прошедшие полтора месяца муж Анастасии просидел дома вначале с гипсом на ноге, а, как только оправился, сразу же заработал гайморит. Летом. Казалось, у него началась тотальная черная полоса, которая тяжелым грузом тянет все глубже на дно, а он никак не может вырваться, увлекая туда мою сестру и племянников. Но, несмотря на это, супружеская чета, да и остальные, наперебой твердят – в детях смысл существования. Может я еще не дорос до осознания этого, но пока существую так, сам по себе. Это, конечно, эгоистично, но я никому ничего не должен и это меня устраивает полностью.

Холодный душ, чашка крепкого кофе и сигарета полностью сняли отпечатки ночного кошмара. Знаю точно, кого повеселят эти тени. Моя младшенькая сестричка, Матильда, всегда тянулась ко всему странному, да и сама она была немного не от мира сего. Ее часто можно было застать сидящей в какой-нибудь экзотической позе, неотрывно смотрящей в одну точку и размышляющей об устройстве мироздания. Даже сейчас, когда она уже и вышла замуж, и старается жить как учат родители, стремясь к видимому довольству, сестра не оставила эту странную и редкую в наши дни привычку – думать. Нет, думаем мы, конечно, все. Но думаем мы в основном о себе, а Матильда рассуждает. Постоянный диалог то ли с Богом, то ли с Дьяволом. Она спрашивает: Из-за чего мир создан именно так? Существует ли время на самом деле? Почему все подвержено энтропии? Расширяется ли наша вселенная или же наоборот? Кажется, у нее есть даже своя теория на этот счет.

Вообще, у Матильды всегда голова была полна идей и удивительных умозаключений. В детстве мы любили сидеть вечерами на крыше нашего дома, так звезды нам казались ближе. Мы глядели на них, а они глядели на нас. Матильда обязательно придумывала какую-нибудь увлекательную историю, и мы путешествовали по закоулкам своей фантазии. Я непременно был сильный и гордый воин, а она прекрасная принцесса.

Телефонный звонок вырвал меня из воспоминаний о детстве. На другом конце я услышал голос мамы:

– Евгений, тебе ждать сегодня? – почему-то спросила она. Так странно, вначале приглашают, а потом с надеждой в голосе задают такой вопрос. Впрочем, в своей семье я такому не удивляюсь.

– Да. А что не нужен уже? – отшутился я в ответ.

– Ну что ты такое говоришь, мы с отцом всегда рады тебя видеть, ты же знаешь. Просто ты вечно занят, – в голосе матери прозвучала обида.

– Прости, сегодня я обязательно приеду, – пообещал я.

– Ну и хорошо, тогда ждем.

– Что-нибудь захватить по дороге?

Глава 3

Когда я оканчивал школу, все мои грезы были только об одном – поступить учиться в высшее учебное заведение в ближайшем большом городе, чтобы уехать подальше, от всегда казавшейся мне неинтересной, мещанской жизни в деревне. Но родители были категорически не согласны. Меня не хотели отпускать из-под маминой юбки. Я спорил, обижался, доказывал, был бит и заперт много раз, но продолжал настаивать на своем. Мне повезло. Директор школы верил в мою сумасшедшую звезду и был на ее стороне. Вместе мы умудрились подать документы в университет на факультет журналистики так, чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Я с блеском сдал экзамены, получил зачисление и, на радость, комнату в общежитии. Больше ничего не могло препятствовать мечте, и за ужином я просто поставил родителей перед фактом. Мать ахнула, но замахнувшегося на меня отца, привыкшего все проблемы решать насилием, остановила.

К назначенному времени были собраны вещи и в предвкушении начала большого приключения я ворочался в постели и не мог заснуть. Около десяти вечера в мою комнату прокралась Матильда. Я улыбнулся, вот по кому действительно буду скучать. Ее часто мучили кошмары по ночам, и она прибегала ко мне, ища защиты. Мы могли проболтать часов до трех-четырех, чтобы потом не выспавшиеся, но счастливые, ворча друг на друга, плестись в школу. Но в этот раз она не шмыгнула по обыкновению под одеяло ко мне в ноги, а на цыпочках подошла и тревожно потрясла за плечо.

– Жека, Жека, – зашептала она, – проснись, все пропало! Они задумали плохое.

Я не сразу понял, что имеет в виду моя сестра, и попытался ее успокоить, сев на кровати и крепко прижав к себе:

– Я тоже буду по тебе скучать, милая моя Мила.

– Нет, ты не понял, – она попыталась высвободиться и в темноте вглядеться в мое лицо, – они собрались тебя запереть. Я знаю.

– Кто они? – ее беспокойство тут же передалось мне. – Родители?

– Я уверенна, – Матильда утвердительно кивнула головой, – уверенна. Они на что угодно пойдут, лишь бы ты остался здесь.

И неожиданно зарыдала навзрыд, а я, боясь, что ее всхлипы разбудят остальных, еще крепче сжал сестру в своих объятьях, лихорадочно соображая, что теперь делать. Так легко расставаться с надеждой на лучшее будущее я не собирался, тем более, когда большая часть пути была уже преодолена. Но бежать в ночь бессмысленно, первый автобус в город уходит в шесть утра. Денег не было, если не считать мелочи, что мне выдали на карманные расходы еще в начале месяца.

Матильда глубоко вздохнула и взяла себя в руки:

– Послушай, есть идея, – она продолжала вздыхать, пытаясь не заплакать вновь, – правда, она идиотская, – и выжидающе посмотрела на меня.

– Раз других нет, давай идиотскую.

– Перемена мест! Я здесь, а ты у меня! Или давай вместе переночуем в моей комнате, а на твоей кровати подушки гурьбой уложим. Возьми свои вещи, и пойдем. А утром, с первыми петухами я тебя выведу из дома. На, вот, – и она протянула скомканные бумажки, – у меня в копилке было немножко сбережений.

– Слушай, ну может это неправда? Может тебе показалось? – но сестра молча покачала головой. В бессильной злобе мои руки опустились, но внезапная мысль поразила своей неотвратимостью. Я схватил сестру за локоть: – А как же ты? Если они узнают, то тебе несдобровать.

– За меня не бойся. Главное, чтобы ты смог убежать. Потом заберешь отсюда, договорились? А сейчас поспешим, а то закроют нас тут и будем куковать вдвоем всю ночь, – как-то глупо хихикнула сестра.

Мне не хотелось верить в то, что мои родители способны на такой подлый поступок, но Матильда была серьезна как никогда. К тому же за долгое тесное общение, я привык доверять ее предчувствиям. Из многочисленных странностей моей младшей сестры очень полезным было то, что неординарные события в жизни она всегда предугадывала. Гуляя по лесу, Мила могла неожиданно остановиться, схватить меня за руку и, прибегнув к своей потрясающе выразительной мимике, выпучить и без того большие глаза, пригвоздив тем самым к месту. И обязательно перед нами проскочит олень или же упадет дерево. По ночам прибегая в слезах, она рассказывала о боли сотен людей, а на утро из новостей я узнавал, что на другом конце земного шара случилось землетрясение. В общем, не верить сестре у меня не было оснований.

Хотя, может она просто не хочет меня отпускать и желает провести последнюю ночь вместе, в разговорах? Ведь это я уезжаю, и это меня ждут и новые знакомства и другая жизнь, а она теряет единственного друга и остается в гнилом болоте. Мне тяжело было это осознавать, и я дал себе слово, что как только будет возможность – заберу ее отсюда.

Быстро одевшись, я подхватил собранную сумку, прокрался тихонько вслед за сестрой в ее спальню на чердак и прилег рядом с ней на постель. Мы привыкли ютиться в одной кровати. Она положила голову на мое плечо, закинула свою длинную тощую ногу мне на живот и крепко сжала в своих объятиях. Какая-то безумная счастливая улыбка не слезала с ее лица, не оставляя следа от былой истерики:

– Жень, я так за тебя рада, ты станешь великим! – шептала она мне. – Только трудись, не отвлекайся. Если лень тебя заберет, то не добьешься ничего, понимаешь? – я только молча кивнул. Совершенно лишние глупые слова, больше походившие на реплики Елены. Мое тело затекло, я хотел спать, а она все шептала и шептала свои дурацкие наставления.

Но вскоре ее прервал звук шагов на втором этаже. Я невольно вздрогнул и тихонько прильнул к приоткрытой двери. К моей комнате подошел отец. Он открыл ее и долго всматривался внутрь, наконец, вздохнул и закрыл дверь, провернув дважды ключом в замке. В этот момент мое сердце буквально остановилось. Они действительно это сделали. Потом отец заглянул к старшим сестрам и направился в сторону чердака. Я юркнул под кровать, в постели застыла Матильда, накрытая одеялом с головой. Будь что будет, в любом случае я готов был идти до конца и, если потребуется, даже драться. Но отец зашел в комнату, именно зашел, не как к остальным, прошелся по ковру, пробурчал что-то вроде: 'Спишь, засранка', и вышел, прикрыв дверь.

Я облегченно вздохнул и прилег рядом с сестрой на одеяло. Она плакала и извинялась за свою сентиментальность. Наконец, успокоилась и уснула, а мне удалось задремать только под утро, и почти сразу зазвонил будильник. Я продрал глаза, взял свои вещи и тихонечко попытался выскользнуть из комнаты, но был пойман Матильдой за руку.

– Давай я первая пойду, мало ли чего, – шепотом предложила она, и я согласно кивнул.

Мила неслышно прокралась по коридору, потом спустилась на первый этаж и, оглядевшись, махнула рукой, давай знак свободного пути. Я последовал за ней, и почти дошел до этажерки с обувью, когда меня остановил резкий крик матери:

– Куда?! – заверещала она, стоя в дверях кухни. – Отец, иди, глянь на него!

Быстрее всех среагировала Матильда. Она схватила мои ботинки, всучила их мне в руки, открыла дверь и буквально вытолкала. К нам уже бежал отец в одних семейных трусах, надеясь перехватить меня, но сестра выросла на его пути.

– Женька, беги, – кричала Матильда, пытаясь остановить отца, – беги, братик, беги!

И я побежал, послышался звонкий удар пощечины, видимо отец применил свои знаменитые методы воспитания, но это не остановило сестру. Оборачиваясь, я заметил, как она, уже лежа на полу, вцепилась в его жилистую волосатую ногу зубами. Как котенка отец пытался отшвырнуть ее, скинуть с ноги, но ему ничего не удавалось сделать с моей настырной сестрой. Я не мог наблюдать, что было дальше, и только сильней дал деру.

Долго оплакивала меня мать, не хотела верить во все произошедшее. Она боялась, что я не смогу найти себе место в жизни и вернусь, максимум через полгода, домой. И что на это скажут соседи? Мать убеждена, что над нашей семьей должны будут смеяться всем городом, будто у людей других дел нет. Ей все чудилось, что я без нее пропаду. 'Кто же тебе будет гладить, кто же тебе будет готовить? Ведь я тебя знаю, какая-нибудь девка обязательно возьмет в оборот, ты обрюхатишь ее и вернешься через какой-нибудь месяц, зря только деньги выкидываем на это образование!' И все в таком же духе. Я не знаю, какое наказание досталось Матильде, мне она не говорила. Только морщилась и отшучивалась, но могу предположить, что ей пришлось не сладко.

Я не возвращался, и вопреки чаяниям или страхам своей матушки наоборот, хорошо устроился в городе, успевал подрабатывать и прилежно учиться. Да и домой меня не тянуло вовсе. Первый раз я приехал только спустя год, на летние каникулы, но пробыл совсем недолго.

Вскоре вся эта история с побегом стала любимым семейным приданием, которое непременно рассказывали за праздничным ужином. Собирая всех вместе за одним столом, да если еще и дальние родственники приедут, мать обязательно пускалась в смачное описание, как 'эта дурочка', ласковое прозвище Матильды, кусала отца, защищая своего никчемного брата. Спустя время из памяти стерлось и то, что они не хотели меня отпускать, и то, что я должен был увянуть и вернуться, как побитая собака. Произошедшее было искорёжено и вывернуто так, будто это Матильда все придумала и устроила представление. С подачи матери ее жестоко высмеивали все: родные, друзья, соседи. Сестра только улыбалась и пожимала плечами, а со временем и сама поверила в эти небылицы.

Глава 4

Еще долго оставалась эта пропасть между мной и семьей, пока не появились мои первые успехи. Меня всегда тянуло к творчеству и, благодаря хорошим рекомендациям и интересному стилю изложения, уже к двадцати трем годам, при выпуске из университета, меня издавали. Вначале это были миниатюры, зарисовки миров, о которых я слышал от Матильды, потом все переросло в более сложную художественную литературу. Теперь у меня стабильная не пыльная работенка в местной газете, где порой тоже случаются авралы, но большую часть своего времени я посвящаю сочинительству. И хоть не все написанное мною отдается редактору, я имею с этого основной свой доход.