Дневники Сузурри

Матильда, усталая и измученная, посмотрела на меня удивленными глазами. Связь с ней я потерял и теперь видел только разрушенную комнату, как после небольшого взрыва.

– Я догадывалась, что ты такой же, – она едва смогла улыбнуться. – Позже об этом. Нужно скрыться. Ты же понимаешь, что нас будут искать? Надеюсь, этот охламон никому не сказал о своей находке, в надежде всю славу забрать себе. Думаю, для начала просто уедем из города ненадолго.

Матильда оперлась о мою руку, и я заметил, что она вся дрожит.

– Устала? Давай я тебя понесу, – но она не дала подхватить себя, а только взяла за руку и потянула прочь из квартиры. С улицы уже доносились звуки сирены, видимо кто-то из бдительных соседей вызвал пожарных.

– Быстрее, нас не должны тут видеть.

Глава 16

Мы буквально запрыгнули в машину и помчали по дороге, не разбираясь особо в маршруте. Мила почти сразу задремала, не сказав ничего конкретного на этот счет, а я, только выехал из города, сбавил темп и направил автомобиль в сторону моря. Размеренная дорога, практически полное отсутствие встречных машин и шорох колес по асфальту наталкивали на размышления. Обдумывая, что же сегодня произошло, я все пытался принять случившееся. Но это было не так просто. События и их последствия никак не хотели укладываться по полочкам в голове. Так вот что на самом деле значит, нести ответственность за каждое свое слово и действие.

До последнего я подозревал, что сестра все-таки не в себе, но теперь, увидев все своими глазами, и не просто увидев, а прочувствовав на собственной шкуре ту силу, что рождалась от присутствия Милы, многое стало понятно. Желание находиться рядом с ней, это еще и желание чувствовать себя могущественным что ли. Я, наконец, понял, что это значить жить Здесь и Сейчас. Никогда еще не ощущалось такой острой духовной взаимосвязи с миром. Краски казались ярче, природа дышала, а воздух наполнен энергией. От побоев на лице не осталось и следа, голова была ясна, хотя я и чувствовал небольшую усталость.

Уже совсем стемнело, времени было за полночь, небо заволокло рваными тучами. Я понимал, что необходимо где-нибудь остановиться переночевать, и выискивал глазами придорожный мотель. Бумажник с документами оказался в бардачке, как и спортивная сумка с вещами, что я накануне закинул на заднее сиденье. Я все-таки везучий сукин сын, меня явно пасет очень сильный ангел хранитель. На этой мысли взгляд непроизвольно упал на Матильду, и такая же непроизвольная улыбка расплылась на лице. Вот он, мой ангел, дрыхнет рядышком. Такая безмятежность на лице. Локоны, выбившиеся из косички, смешно облепили щеку, еще больше подчеркивая высокие, как говаривал отец, 'монгольские' скулы. Он часто дразнил Милу в детстве, обзывая 'татарской рожей', на что сестра всегда отсмеивалась, а потом тихо плакала, уткнувшись в подушку.

Когда я перенес свой взгляд обратно на дорогу, передо мной развернулось дикое зрелище, испугавшее своей неожиданностью. Прямо на пути стоял лось, с огромной рваной раной на шее. Он жалобно завыл и уставился на меня немигающим взглядом. Я резко нажал на тормоза, машина взвизгнула и остановилась в паре сантиметров от этого огромного зверя. Лось продолжал глядеть неотрывно, жуя свою жвачку. Теперь я мог разглядеть его ближе. Кожа была местами поедена, из раны давно уже не сочилась кровь, только копошились какие-то странные белые личинки. Тошнотворный трупный запах ударил в ноздри.

– Что случилось? – подтягиваясь, спросила проснувшаяся Матильда. – Ты чего остановился?

Я молча кивнул головой на странное животное.

– Ты его видишь? – Матильда удивленно поглядела на меня. – Не страшно, он давно умер, просто проезжай дальше.

– Как это давно умер? – медленно давя на газ, я начал движение. И машина действительно проехала сквозь животное, как сквозь туман. – Разве после смерти мы не отправляемся куда-то там?

– Некоторые не могут смириться со своей кончиной и бродят вот так. У каждого свои причины здесь оставаться. Но на этом животном уже поселились падальщики. Значит, умер он лет десять-двадцать назад. Видел у него на шее черви?

– Угу.

– Если душа долго не может смириться со своей смертью, то приходят они и едят, пока ничего не останется.

– А ты откуда знаешь?

– Я с этим всю жизнь живу, и мне жаль, что теперь и ты видишь все.

– Я вначале подумал, что это просто раненый зверь, слишком реалистичный.

– Ничего, со временем научишься их различать. Наверное, случившееся стало катализатором, ты пробудился.

– Но! Но ты же говорила, что я не сплю!

– Ты не спал, как многие живущие, но вот сила в тебе спала, – она поджала губы в немом сожалении. – Я со страхом ждала, когда это произойдет. И недаром, – Мила вздохнула. – Ты намного сильней, чем те, кого я знаю. Но тебе нужно научиться контролировать себя и не использовать направо и налево для устранения препятствий эти возможности.

Опять этот спокойный обыденный тон, будто заблаговременно подготовила речь для такого случая. Будто недавно узнала, что я умею готовить и теперь, как опытная кухарка, наставляет меня в этой стезе. Я не знал, что ей сказать, мне все еще не верилось, что это происходит со мной. Утром, смиренный своим положением в наших непростых отношениях, я принял для себя решение держаться подальше от сестры, чтобы не навредить ни ей, ни себе. Теперь обречен быть с ней вместе всё ближайшее время, потому что она намного больше соображает в происходящем. Это и радовало и пугало одновременно. Вот уж поистине, исполнение третьего закона Ньютона – сила воздействия равна силе противодействия. Чем больше мы желаем, тем дальше от нас цель, и только отпустив и смирившись, получаем, наконец, искомое.

– Ты как? – после недолгого молчания спросил я ее. – Извини, что так вышло. Надо было послушаться тебя.

– Спать хочу, – зевнула сестра. – Все нормально. Так даже лучше, чем отсиживаться. Мелкий клоп возомнил себя. Нам крупно повезло, что он не знал наверняка за что взялся, – она подтянулась, – давай где-нибудь остановимся и переночуем.

– Что там с Димой? – этот вопрос мучал меня тем сильней, чем дальше я увозил Матильду от города.

– Я вчера отпустила его, – спокойно, даже как-то через чур равнодушно, ответила Мила. – Он устал от этого всего, давно надо было это сделать.

– Как это отпустила? Он из этих?

– Да нет, он не спящий, но силой не обладает. Просто очень привязан ко мне был, помогал часто. Но сколько можно это терпеть? К тому же, Дем только догадывался и не мешал, а я не могла ему всего рассказать. И очень боялся, что однажды со мной случится непоправимое, поэтому старался вырвать из лап этого круговорота.

– Так он все это знал? Ну то, что ты воин?

– Я не воин, я хранитель. Знал.

– Сколько еще всяких там у вас есть?

– У вас? – она усмехнулась. – У нас, кот-обормот, теперь у нас. Воины, как ты, способные разрушать, хранители, как я, способные лечить, видящие, как Дем, способные догадываться. Кто еще, без понятия, так как мы обычно не общаемся друг с другом, видя в каждом врага. Охоту на ведьм ведь никто не отменял. Но запомни, братец, одну важную вещь. О том, что у тебя есть сила никто, слышишь, никто не должен знать! Даже по большому секрету. Хотя поделиться переживаниями очень захочется. Но тебе везет, у тебя есть я. Говори обо всем мне, но ток, если уверен, что нас не слышат. В лучшем случае, ты прослывешь сумасшедшим, как я, в худшем, за тобой будет охота. Хотя, подозреваю, последнее мы как раз начали.

– Я так не могу, я ничего не понимаю, для меня это слишком…, – невольно забурчал я.

– Все ты понимаешь, просто перестань этому сопротивляться. Вселенная сама поможет вспомнить. Все мы через это проходим, – она дотронулась до меня рукой. – Жень, давай завтра. Мне надо поспать, я слишком измождена. У меня нет сил отвечать на твои вопросы, мысли путаются. Только ты не уходи никуда, пока под моей защитой – нас не найдут, я растворила следы. Но мне нужен отдых.

Недалеко по дороге замаячили огни придорожного мотеля. Я аккуратно свернул с трассы и поставил машину на стоянку. Там же мы сняли небольшой номер, купили парочку хот-догов, воды и уединились. Мила, не раздеваясь, плюхнулась в кровать и уже через десять минут спала безмятежным сном. А я не мог даже и подумать о спокойствии. Поев, я сел рядом со спящей сестрой и мысли безумной чередой, одна сумасбродней другой, летали в голове и путались, как сказала Матильда. С одной стороны, мне хотелось лечь рядом, обнять ее и расплакаться от навалившейся ответственности, с другой, я понимал, что это Милу вряд ли обрадует, да и отдых ей действительно необходим, не время лезть со своими переживаниями. Теперь я видел себя прошлого с другого ракурса, и червь сомнения проснулся глубоко в душе и уже начал поедать, всегда казавшейся мне устойчивой, психику. А все ли я в своей жизни добился упорством? А есть ли у меня талант? Может быть, как раз таки это сила заставляла верить в меня людей? Может, из-за нее меня обожали девушки? Тогда кто и что есть я, я сам?

Освежившись хорошенько в душе, я склонился над сестрой и легонько коснулся ее плеча.

– Мила, – прошептал я, – мышка, нельзя спать в одежде, сними хотя бы джинсы.

Она, не открывая глаз, села, едва я успел убрать свое лицо, чтобы не стукнуться лбами. Быстро расстегнув брюки, сестра стащила их со своих худых ног, поправила трусики, забавные детские, с какими-то котиками, и опять улеглась, отвернувшись к стене. Я повесил ее джинсы на стул, укрыл спящую Матильду, а сам прилег рядом, стараясь держать почтительную дистанцию. Сейчас во мне уже боролись третьи чувства, совершенно не братские, и от этого становилось совсем невыносимо. Чтобы как-то отвлечься от грязных мыслей, я принялся вспоминать, как часто мы проводили так ночи в детстве, когда она, прячась от кошмаров, прибегала ко мне в слезах. Но это не кошмары, такова ее жизнь. Тогда, вероятно, она пребывала в таком же состоянии, что я сейчас, не понимая происходящего с ней, убегая от этого всего. Как странно, мне казалось, я знаю о Матильде абсолютно все. О ней, о ее муже, о наших отношениях. Но видимо, скрывая до последнего дня свою страсть, как умалишенный не видел дальше собственного носа. Жил будто в узком коридоре своих переживаний. Черт возьми, я даже думал жениться на Катерине! Увлеченный карьерой, успешностью, как многого я не замечал вокруг.

А Матильда ждала, когда я пробужусь. Это так странно, я не ждал этого, а она знала и ждала. И ни словом не обмолвилась. Может поэтому относилась ко мне как к особенному, а я всегда считал это ее сестринской любовью? Может поэтому меня так тянуло к ней, зная, что в один момент будет необходим наш союз? Может, я опять чего-то не вижу, слишком однобоко представляя жизнь? Черт, я же был спящим! Самым настоящим спящим! Я не видел и не слышал эту жизнь, я просто плыл по течению, отдаваясь своим фантазиям и мечтам. А теперь, в минуту пробуждения, осознал, как глупо и нелепо в суетности прожил все годы. Хотя я прожил их не так как остальные. Или я и не был никогда особенным, а просто мнил себя таковым? Боже, сколько вопросов! Наверняка, именно эти вопросы все время мучили мою сестру. Именно из-за них в ней рождалось такая неуверенность. И именно на них она искала ответы, а если использовать ее слова – то вспоминала. Но все равно, обладая силой, зная, что ты особенная, считать себя наравне с остальными людьми, это по меньшей мере странно. Нет, гордыня действительно не свойственна моей сестре.

Так постепенно в этих размышлениях я погрузился в глубокий сон, сам того не замечая. И я спал и видел, как моя Матильда лежит рядом и смотрит на меня, улыбаясь. И было в ее взгляде, что-то материнское, теплое, то, что всегда дарила мне старшая сестра. Но Елена знала превосходство своего жизненного опыта над моим, а во взгляде Милы читалась только слепая любовь.

Посреди ночи меня разбудила сестра. Оказывается, я вжал ее в стенку, потому что сам привык спать в углу, всегда ощущая опору. Она освободилась от моих объятий, перелезла и улеглась совсем с краю так, что ноги ее свешивались с кровати. Мы лежали спиной друг к другу, и какое-то незримое молчаливое напряжение витало между нами. Хотя, возможно, я просто придумал себе это, выдавая желаемое за действительное.

Вновь, уже утром, меня разбудил толчок по кровати. Приоткрыв глаза, я увидел, как Матильда в моей футболке, видимо вышедшая только что из душа, пыталась высушить полотенцем волосы, отчего очень сильно тряслось все ложе. Я вздохнул, оставалось ощущение недосыпа, не сильного, но поваляться я был бы не прочь.

– Не буянь, – застонал я, – ну кто же так резко будит.

– Пора, кот, пора, – ни тени сожаления в голосе. – Нас ждут великие дела! – и Мила рассмеялась.

Мне было странно видеть ее такой. Привыкший к постоянному запуганному виду, или безудержному, почти безумному веселью, я не ожидал увидеть ее целостной что ли, уверенной.

– Мил, – окликнул я ее, – это ты?

Она обернулась и улыбнулась, как-то болезненно, горько. Но потом поспешно опустила глаза и вздохнула:

– Все в порядке, братец, просто мне надо к этому привыкнуть.

– Привыкнуть, что я теперь один из ваших? – я подвинулся поближе и погладил ее плечико, но почувствовал, как она вся напряжена. – Ты же знала, что когда-нибудь этот момент настанет.

– Да нет, Жень, дело не в этом, – Матильда поджала губы и еще раз глубоко вздохнула. Я видел по лицу, мою сестру мучает что-то серьезное, и поэтому она хотела казаться такой сильной и беззаботной, – совсем не в этом.

Я сел позади и крепко прижал к себе, обхватив за плечи:

– Все будет хорошо, слышишь? Мы вместе и значит, все теперь будет хорошо.

– Ты, ты не понимаешь, – Мила всхлипнула, – ничего не понимаешь.

– А мне не обязательно понимать. Я твоя сила, ты мое сознание, – еще крепче я сжал ее в своих объятиях, – этого вполне достаточно.

Матильда опять глубоко вздохнула и откинула мои руки с себя.

– Нет Жень, нет. Я всю жизнь только и делаю, что бегу, – она встала и принялась расхаживать по комнате. – Бегу, понимаешь, без оглядки. Ты не знаешь, как мне тягостно, как терзают меня свинцовые мысли каждый день. Какую тяжкую ношу мне приходится носить в себе. И когда, кажется, все успокаивается, жизнь набирает обороты, судьба как рок создает такие препятствия, что я вновь оказываюсь в исходной точке. Как в сонном параличе, когда кажется, что преодолеваешь расстояние, что уже позвал на помощь, а в итоге все с того места где начинал. Понимаешь?

– Да, было со мной такое.

– Получается, если все время бежать по кругу, рано или поздно вернешься на начало. Значит моя задача – решить этот кроссворд!

– Убегать от проблем, вообще, последнее дело. Естественно, не решив их, вновь и вновь будешь возвращаться на исходную, – я пожал плечами, совершенно не понимая, что за проблемы тревожат мою сестру. – Жизнь сама создаст безвыходные ситуации, да такие, что не отвертишься просто так.

Мила стояла посреди комнаты, напротив меня, и как обычно когда нервничала, теребила край футболки.

– Ладно, забудь, – вздохнула сестра, – я переволновалась. Вот и накрыло меня что-то.

– Мышка, ну мы теперь одно целое, давай и проблемы твои решать вместе. От чего ты бежишь все время?

– Нет, нет, это неважно, – она затрясла головой и отвернула взгляд от меня, уставившись в стену.

– От чего ты бежишь, мне надо знать! – проговаривая четко каждое слово, я встал перед ней и заставил посмотреть на меня в упор. Привычное противостояние стальных серых глаз и моего сверлящего взгляда продлилось не дольше минуты.

– От тебя, дурак, – бросила Мила и всхлипнула. – Всю свою идиотскую бессмысленную жизнь я бегу подальше от тебя!

Возникло ощущение, что я вновь пережил удар по затылку. Слова вогнали меня в замешательство, но почти сразу побудили к действию. Я услышал главное и не стал дальше разбирать, что она говорит.

Глава 17

Значит, мне не казалось, значит, все мои домыслы были правдивы. Значит, я не просто ей брат, я ее тайный стыд, ее свинцовые мысли, ее тяжелая ноша. Не спуская глаз с Матильды, находясь в каком-то кататоническом ступоре, не контролируя совершенно собственное тело, я шагнул к сестре, а она испуганно попятилась.

– Нет, нет! Женя, это не правильно! Надо бороться!

Мила уткнулась спиной в преграду, оказавшись в моей власти. Нам обоим отступать было некуда. Одной рукой я уперся о стенку, в которую Матильда буквально вжалась, второй аккуратно провел по ее лицу, откидывая мокрые волосы с ее лба. Глаза сестры на исхудавшем усталом лице выделялись еще больше, чем обычно, и в них отчетливо читался страх. Розовые пухлые губы, манящие своей недоступностью, приоткрылись от удивления и казались от этого еще более желанными.

– Что ты делаешь? – голос ее был сиплый от нахлынувшего волнения.

Я только улыбнулся в ответ и прикоснулся к ее губам своими. Нежно, ласково, как к хрупкому и самому дорогому, что было у меня.

– Женя, не надо, – почти умоляюще прошептала она и… ответила на мой поцелуй.

Больше ничего не могло меня сдерживать. Я, как путник из пустыни, добравшись, наконец, до чистой воды, всё не мог напиться из ее родника. Я целовал и целовал как безумный, крепко держа Милу за талию рукой, боясь, что она ускользнет, уйдет, растворится. Только не сейчас, только не теперь. Я слишком долго этого ждал. Вскользь прикасаясь, подглядывая украдкой, я всегда боялся быть неправильно понятым, и всё ждал удобного момента, в последнюю минуту отступая. Но только не теперь! Во мне больше не боролись чувства противоречия, было только жгучее желание обладать Матильдой, которое затмило напрочь все остальные. Её страх пьяняще ударил в ноздри, и опять этот едва уловимый земляничный аромат, сладкий и удушливый. Маленькая, хрупкая, беззащитная – и только моя. Голова закружилась, но это только прилив сил от присутствия Милы, и теперь я знал это и мог использовать как помощь в достижении цели. Хищно улыбнулся мыслям. Только моя и никому я ее, черт побери, не отдам! Придвинувшись к ней вплотную, ощущая трепет ее неровного дыхания, я сам практически задыхался от такой близости. По щекам Матильды текли соленые слезы, перебивая сладкий вкус ее губ.

– Мышка-малышка, отчего ты плачешь, разве ты не хочешь этого сама?

– Жень, это будет наш конец, – я не дал ей договорить, заставив замолчать еще одним рваным поцелуем.

– Это будет наше грандиозное начало, – звериный оскал исказил мое лицо. Я чувствовал себя охотником, загнавшим добычу в ловушку. – Доверься мне, я твой звездный рыцарь, забыла?

– Ты не понимаешь, – она не давала больше себя целовать, воспользовавшись разницей в росте и спрятав лицо на моей груди. Я прижал ее крепче к себе и провел рукой по волосам, постепенно приходя в себя.

– Все будет хорошо, я обещаю. Ты же знаешь… – и я хотел было пуститься в объяснения, что это не просто каприз или сексуальное влечение, что между нами что-то большее – так желанная ею любовь, во всем понимании этого слова, и не наша вина в том. Просто мы иные и, к сожалению, оказались скованны узами родства. Но понял, что это совершенно не нужно, она как всегда знала гораздо больше меня. – Просто хочу быть рядом, всегда, слышишь? Всегда, – я приподнял ее голову за подбородок. – Просто закрой глаза и доверься мне. А подумаем потом.

И вновь поцеловал. На этот раз она прикрыла веки и отдалась мне вся. Я чувствовал, что Матильда буквально падает в свой загадочный мир и тянет за собой. Казалось, больше ничего вокруг не существует. Только я и Мила. Только ее ласковые, нежные губы и мое безудержное желание, жгущее изнутри. Страсть заполнила всего меня, грозясь выплеснуться наружу. Чтобы предотвратить этот скорый конец, я подхватил Матильду на руки и уложил на кровать. Так стало гораздо удобней хоть как-то контролировать процесс. Она приоткрыла глаза и, на минуту показалось, как разум вновь пытается к ней вернуться.

– Тссс, – шепнул я, предвосхищая ее попытки остановить меня. Не сейчас, не теперь. Я сжал с силой ее бедро, от чего она застонала. Сладким ядом разлился по мне этот стон, и заставил содрогнуться. Я слышал его уже, такое знакомое чувство, сродни дежавю. Фантазии смешались с реальностью, и нагнетали еще больший огонь в, и без того раскаленное жаждой, тело. – Матильда, – только и смог я прошептать. И проник в нее: грубо, сильно, несдержанно, до упора. Влажная, горячая, тесная. Безумие охватило разум, сбрасывая в темную пропасть вожделения и похоти. Едва заметный озноб прокатился по телу, и на этом все закончилось, по крайней мере, для меня.

Я не стал останавливаться, и продолжил, на это раз сосредоточившись на ощущениях Милы. Она тихонько стонала подо мной, вгоняя все больше в своеобразный азарт. Я откуда-то знал и понимал, как надо двигаться, чтобы ей было хорошо. Я чувствовал все, что чувствовала она. Сознание Матильды задернулись пеленой, унося мою малышку куда-то совсем далеко. Странно, но именно так всегда это себе и представлял. Неожиданно, она вскрикнула, широко раскрыв глаза, и ее пальцы с силой вжались мне в спину, оставляя полосы раскаленной саднящей кожи. Какое-то парадоксальное мазохистское удовольствием с примесью боли, отголоском боли из ее души и вполне реальной боли на моем теле, захлестнуло волной, заставляя потерять остатки самообладания. Я отпустил себя, перестав контролировать происходящее, и отдался во власть сил Матильды, подчиняясь ее безумию. Мы с ней слились в единое целое, были два разных тела и один разум. Два огромных чудовища, два дракона взмыли в небеса, разрывая грани звездного пространства. Переплетая крылья, поддерживая друг друга, обвиваясь хвостами, мы падали стремительно вниз и вновь, так же стремительно, взлетали. Только наши имена слетали шепотом с губ, я был ею, а она мной. Ощущение запретного и такого манящего, желанного и достигнутого, счастья и грани жизней, все смешалось. Но одновременно чувствовалось по отдельности – остро, ярко, так по-настоящему, почти болезненно. Если бы я знал, что из-за этого умру завтра, я бы все равно не остановился. Годами накопленные ощущения, мысли, эмоции, все выплеснулось в единый взрыв, перешедший в стон наслаждения, сорвавшийся одновременно с наших губ. Никогда за свою жизнь я не испытывал такого. Финальный поцелуй и я обессиленный упал рядом с ней. Безумная улыбка упорно не слезала с моего лица. Я был спокоен и абсолютно счастлив.

– Не отдам, никому… – прошептал, взяв ее руку в свою. Дождавшись, когда сердце не будет так бешено колотиться, кровь в висках перестанет стучать, а дыхание выровняется, я приподнялся на локте и взглянул на Милу. Распростёртая, взъерошенная, она была еще где-то там. Я наклонился и поцеловал ее в нос. – Мышка моя.

Аккуратно приподняв футболку, которая была на ней все это время, я нежно провел рукой по плоскому животику, слегка касаясь сильно выпирающей косточки бедра. Какой же я дурак, так торопился, что даже не раздел ее. А ведь одинокими ночами мечтал, как всё это будет происходить, как будут ласкать ее долго, томительно, и как она будет просить меня, умолять сделать ей хорошо. Но все случилось слишком неожиданно. Я был совершенно не готов к такому. Поцеловав Милу в ямочку пупка, потом немного выше, я полностью задрал, так мешавшую в этот момент, футболку. Мне не хотелось больше секса, хотелось просто прикасаться, пробовать, ласкать. Глядя на маленькую грудь, на аккуратные, затвердевшие от смены температуры, соски, я невольно усмехнулся и провел языком по окружность одного из них. Мила вздрогнула и едва слышно прошептала:

– Что ты делаешь, Жень?

– Что всегда мечтал, но не успел за сегодня, – и, посмотрев на нее, смеясь, сорвал еще один поцелуй с губ, – все в порядке?

Матильда отвернулась от меня, одернув футболку.

– Ничего не в порядке, и ты прекрасно об этом знаешь, – пробурчала сестра, – это неправильно. Мы поддались искушению, а должны были бороться.

Я улегся рядом и, прижав ее к себе, поцеловал в затылок.

– Кто сказал, что неправильно? Это только наше с тобой дело и если так получилось, что в жизни только мы и есть друг у друга, значит таков наш путь. Сама же так говорила.

– А дальше что? Что с нами будет? Ты думал?

– Уедем куда-нибудь подальше, где нас никто не знает. Будем жить как обычная семья. Моя работа позволяет нам выбрать любой край света, – мне были не понятны переживания Матильды. Рубеж пройден, уже ничего не изменишь, а как для меня, это самый лучший вариант развития событий. Я откинулся на подушку, отчаянно хотелось курить. – Нам главное детей не рожать, могут быть проблемы.

– Я бесплодна, забыл?

– Я и не знал никогда, – ее слова меня удивили. – Видишь, как идеально все складывается, точно судьба. Захочешь радости материнства узнать, усыновим кого-нибудь. А что, вполне хороший план вырисовывается.

– Значит, ты все решил, да? За нас? – Мила расплакалась. – И давно?

– Ну брось, Мила, ну что тебя так расстраивает? Не ты ли говорила мне, что в жизни главное любовь? – я вздохнул и развернул сестру лицом к себе. – Ну чего я не понимаю?