Басурманин. Крылья каарганов

Владелина усмехнулась. Дамир залюбовался лёгкой улыбкой, тронувшей губы любимой. Так захотелось прижать её к груди.

– Сразись со мной! – услыхал он голос Влады.

Она достала меч, взяла в руки щит и отошла подальше от расползающихся, что земные гады в траве, корневищ старого дерева.

– Ну, коли князь просит, отказать не смею, – вынимая саблю, Усман покосился на Дамира.

От его слов внутри у хана полыхнуло. Дамир лишь взглянул на Усмана и тот под тяжёлым взором убрал саблю в ножны и отступил.

– Неужто ты спужался быть поверженным? – усмехнулась Влада. – Коли твоя́ правда, Усман, и с палкой воином не стать, тебе нечего страшиться.

– Ежели, княже, правда твоя́, и воином даже с палкой становятся, то сразись со мной́. Отважишься? – выхватил саблю Дамир.

– Не убоишься супротив князя сваво выступать? – ухмылка засияла на лице Владелины, на миг заставив Дамира усомниться в верности задуманного. – Что же! Быть по сему! Токмо биться со всех сил, не отлынивать.

– Княже, разве мы за тем в становище ехали, чтобы ты ребячеством забавлялся? – Дамир уловил тревогу в голосе и взгляде сотника.

– Тебе нечего страшиться, Артемий Силыч! – попытался успокоить его Дамир. – До крови биться не станем, тем паче головы рубить.

За разговорами он пропустил первый удар, оказавшийся столь мощным, что сбил с ног.

– В бою речи вести, что самоё себе голову снести! – повторила Влада слова Борича. – Притомился, хан? Пошто собой землю согреваешь?

Дамир сцепил зубы, вскочил и кинулся на Владу. Его удар она еле успела отбить.

– Нешто тебя то не касаемо? – оскалился он, скрестив клинки и отпихнув от себя Владу.

Она сжалась и бросилась на него. Больше сшибка речами не прерывалась. Оба противника лишь изредка покрикивали, бросаясь друг на друга. Рычали, скрипели зубами, сверкали гневными взглядами.

Трижды Силыч желал остановить битву. И трижды ему казалось, что Дамир отступал. Всякий раз, когда рука хана, сверкая саблей, взлетала над головой, сотник хватался за меч, готовый броситься на подмогу. С тревогой он косился на Усмана. Тот тоже сжимался и хватался за саблю, когда хан начинал брать верх. Он явно готовился кинуться на него и закрыть князя собой или оттащить в сторону яростного степняка.

Засмотревшись на Усмана, Силыч пропустил тот миг, когда Дамир стал теснить Владу к торчащему из земли корневищу. И не успел сотник подумать, что Влада споткнётся и упадёт на спину, как и её брат когда-то, Дамир бросил саблю под ноги Владелине.

– Твоя взяла, княже! – коснувшись груди и склонив голову, прохрипел он.

Тяжело дыша, Влада глядела на хана с нескрываемым раздражением:

– От битвы лытаешь12, Дамир?

– Не гневайся, княже! – поднимая саблю, он старался говорить тихо, желая потушить пламя недовольства любимой. – Не желал тебя ранить.

– Я велел в полную силу биться, а ты…

Силыч подошёл к Владелине и положил ей руку на плечо:

– Княже, Дамир прав. Как ему супротив тебя биться в полную силу, ежели он клялся верно служить, да клинка на тебя и народ твой не обнажать?

Владелина покосилась на Усмана. Тот лишь кивнул соглашаясь:

– Ты, княже, и вправду противник отважный! Ловкий, сноровистый! С таким в бою нелегко сладить. И хану непросто пришлось, я-то его не раз в бою видал. Но и битва была не за жизнь, а лишь забава. В кровавом поединке тебе супротив него не выстоять. Да и никто из воинов кыпчакских, что многие битвы с ханом прошли не отважатся супротив него выйти. Не сыскать равного по силе хану Дамиру!

– То ты лишку хватил, Усман! – ухмыльнувшись, замотал головой Силыч. – Хан твой воин знатный, коли сам Джамбулат от него бежал. Токмо на сей раз он пострашился в полную мощь перед князем предстать.

Силыч взглянул на хана. Тот смотрел на лошадей, словно его те речи и не касались. Влада подошла и встала перед ханом:

– Усман верно говорит?

– Верно! – вскинув голову, тихо заговорил Дамир. – Ежели я призову духов, дабы в полную силу биться, то никому предо мной не устоять. А и не призову, в пылу битвы не отступлю, покуда враг повержен не будет. Чтобы меня остановить, придётся меня убить. Но покуда не сыскался воин равный по силе. Был один. Улубий. И тот от моей руки пал.

– Коли так, ворогам, что на подступах к Рязани бродят, худо придётся. И коли хан столь силён, то не убоится же он супротив меня выйти? Я на голову выше и в плечах вдвое шире хана буду, да и бить стану вполсилы.

Дамир покосился на сотника:

– Мы в становище не для забавы ехали, Артемий Силыч! – попытался он уйти от сражения.

Но Силыч уже выхватил меч и поигрывал тяжёлым клинком, что веткой ракиты.

– Ну, нет! Ты тут силушкой похвалялся, так покажись!

Дамир поглядел на Владу, Усмана, Силыча и отвернулся. Сделав пару шагов к мирно пасущимся жеребцам, он выхватил саблю и, рыча, бросился на Силыча.

Воеводой Артемий Силыч славился самым сильным и отважным среди всех воевод княжеств Руси. Равного ему не было от Чернигова до Новгород-Северского и от Полоцка до Тьмутаракани. И, впав в немилость к князю Мстиславу, став сотником, былой хватки не утратил. Посему коварный замысел хана разгадал мигом и был готов. Отразил и первое его нападение, и второе. Мощные удары меча сыпались на Дамира, словно орехи. Но и хан не промахивался. И когда клинок обагрила кровь сотника, он бросил саблю к его ногам, отступил и опустился перед ним на колени.

– Гиблая то затея была, Артемий Силыч! – склонив голову, прохрипел хан, боясь поднять взор на Владелину. – Видят духи, не желал я того. И коли клялся, что сабля моя русича не коснётся, приму волю князя и твою.

– Об чём ты сказываешь, в толк не возьму? – Силыч зажал неглубокий порез на руке, покуда Владелина развязывала мешочек с сухими листьями, который сотник всюду носил с собой. – Вот посыплю трухой на царапину и хвори как не бывало.

– Встань! – не глядя на него, недовольно пробурчала Владелина. – В становище с Усманом поезжайте. А то, что было тут, наперёд нам всем ученье!

Когда половцы удалились, Силыч убрал за пазуху мешочек и поглядел на Владелину:

– А и правду сказывал Усман, нет хану равного в битве. Одолеть его не под силу даже мне. И то добро, то ладно, что хан Дамир и воины его Рязанское княжество стерегут. Супротив силы такой не сыщутся глупцы в битву идти.

Влада молча смотрела вслед удаляющемуся Дамиру.

– А что хан про духов сказывал? Нешто он и вправду их призвать может? – призадумался Силыч.

Она посмотрела на сотника и вздохнула:

– Дамир обладает властью над духами и потому его не одолеть. Но силу ту токмо на правое дело направить можно. Задумай он с такой властью напасть, и духи покарают его и всех, кто ему дорог.

Сотник тряхнул головой, глядя на всадников вдалеке. Влада коснулась его руки:

– Артемий Силыч, поезжай в становище сам. Я в Рязань ворочусь.

На лице её отразилась глубокая печаль. Сотнику стало жаль воспитанницу.

– И пошто я его на эту сшибку уговорила? Твоя рана – моя вина! – ругала Влада себя.

Вскочив в седло и не взглянув на Силыча, Владелина ускакала прочь.

***

После обеденной трапезы бояре, воевода и сотники, вельможи, городские старосты и знатные горожане собрались в думных палатах на большой совет. Из половецкого становища воротились и Силыч с Дамиром. Бросая косые взгляды на лавку, где они сидели, и под гулкие разговоры поглядывая на тяжёлые двери, все ждали князя.

– Сказываю вам, князь наш к басурманам переметнулся, коли уж на совет хана ихнего позвал, – склонясь к стольникам, бубнил воевода. – Припомните моё слово верное, мы ещё им в ножки кланяться будем.

– Да уж твоя спина точно не переломиться поклоны бить, Симеон Тихонович, – маленькая боковая дверка в стене раскрылась и в палаты вошёл князь Владислав. – Ты и при батюшке моём, князе Мстиславе, мир ему, не больно-то спину гнул. А чего же нынче заколготился13?

В палатах враз стало тихо. Воевода сжался, как от удара плетьми, заозирался по сторонам, ища одобрения. А не найдя его, подскочил с лавки. Глазки его сузились, забегали:

– Ты, князь-батюшка, летами-то молод, опыту тебе недостаёт. Для того мы тут и собираемся, чтобы думам твоим княжеским подсобить. Погляди, сколько мужей собралось на совет! А ты на нас, тьфу, и сапожком-то растёр! Не слушаешь речей, не внемлишь советам. Всё по полям с басурманом своим скачешь. Обо всём его по первой спрашиваешь, а наше слово пустое. Так, что ли, княже?

Владелина окинула взором совет, подмечая, как вельможи от таких речей воеводовых головы повжимали в плечи. Медленно пройдя через палаты, села в отцовское кресло и задумалась, разглядывая шитый узор на кафтане. Потом подняла голову и уставилась на Симеона:

– То ты верно подметил, воевода. Не у тебя совета по превой спрашиваю, а у того, кто земли наши пожёг и разорил. У хана Дамира подмоги ищу, потому как на совет надеги нет!

Вельможи зашумели, заволновались, загомонили. И только бояре Яр Велигорович и Велимудр Крутович молчали.

– Как же так, князь-батюшка, – поднялся староста ремесленников. – Нешто мы град свой не ведаем? Нешто руки наши ремесло позабыли, что тебе с нас спрос мал да не важен?

– Не о ремесленниках веду я речи, староста, не о купцах или рыбарях, – говоря с ним, Влада поглядывала на Силыча и Дамира. – Ты на свой порог сие не принимай. О воеводе речи мои! А скажи-ка нам, Симеон Тихонович, хороша ли стража в дозоры ходит? Не видать ли степняков на границах наших? Не попадались ли разбойнички лихие в лесах да оврагах?

– Ты и в дружине своей сомнения имеешь, княже? Дозоры и посты княжества Рязанского половцам стеречь велишь? – огрызнулся воевода.

– Отвечай, коли спрашивают, Симеон Тихонович, – подал голос Яр Велигорович. – Али по-твоему нам тут до вечерней зорьки сидеть должно?

– Тихо на границах наших, – оглядываясь на совет, пробурчал воевода. – Спокойно всё!

Влада бросила короткий взгляд на Силыча. Он поднялся и вышел, но тут же вернулся вместе с Боричем и двумя разбойниками. Подтолкнув их на середину палат, он разом надавил на плечи обоим, заставляя опуститься на колени.

– Вот, узрите вельможи на то, как спокойно на границах наших, – забасил сотник. – Сих лихоимцев поймали князь наш Владислав, хан Дамир и ратник Борич. Был ещё третий тать14, но хан Дамир по горячности своей голову ему снёс.

– Деньги́ у них сыскали два мешка, – Борич подошёл к княжескому месту и с поклоном взял стоявший у кресла ларец.

Показав совету, ратник поднёс его к боярину Магуте, поставил рядом на лавку, достал два мешочка и потряс. Запустил руку в тот, что поменьше, достал монеты, показал и со звоном высыпал обратно. Открыл второй, побольше:

– Тут и рязанская деньга, и муромская, и ростовская. Вот, – Борич поднял, показал всем, а потом передал боярам, – даже деньга, что у булгар в ходу есть. А вот ещё… Такая мне неведома. И таких тут поболе всего будет.

Велимудр Крутович взял монету, покрутил в руках:

– А это деньга из Хорезма!

– Что скажете, совет? Хорош хабар? – Влада уставилась на перешёптывающихся вельмож. – Хорезмскую деньгу в реке или поле не сыщешь, – покосилась она на Дамира. – Стало быть, сие подкуп!

Силыч пнул Кутю в спину:

– Отвечай, злыдень, ваше добро?

– Не-нет, не наше, – озираясь по сторонам, забубнил Кутя. – Старшо́го мешок. Наш с Шельмой тот, меньший.

– Кто отсыпал столько? Не разбоем же у купцов натрясли? Сказывай! Ну! – замахнулся на него Силыч.

Кутя заскулил, озираясь по сторонам:

– Третьего дня ждали мы у реки. Прискакал один. Одет чудно. Речи вёл не по-нашему. Старшо́й с ним об чём-то долгонько перешёптывался. А потом принял сей мешок с монетами. Сказывал, на троих поделит, когда дело справим. В лесок привёл. Ждать велел. А тут вы…

– Кого ждать велел старшо́й? – поднялся с лавки Дамир и подошёл ближе.

Увидав его, оба разбойника затряслись от страха.

– Сказывайте! – пнул их в спины Силыч. – Кого в лесочке ждали? Его?

Силыч кивнул в сторону хана.

– Штагшой шкаживал княжя ждём, – шмыгая носом, забубнил Шельма.

– Какого князя? – схватил его за шиворот Силыч.

– Не ведомо нам! – заскулил Кутя. – Старшо́й не сказывал.

– Силыч, убери этих прочь с очей моих! – велела Влада и с укором поглядела на воеводу. – Ежели в наших лесах такие людишки в одном месте завелись, стало быть, и в прочих сыскаться могут? А, воевода? Спокойно в землях рязанских, сказываешь?

Перешёптываясь, вельможи неодобрительно качали головами, косились на воеводу, на ратников, уводивших разбойников из думных палат.

– Земли княжества стерегутся худо! – бросив украдкой взгляд на Владелину, вышел вперёд Дамир. – Дозоры лишь по верхам ездят. В леса да овраги не заглядывают. В низинах так и вовсе ходи кто хошь, ни стражи, ни ратников не повстречаешь.

– Пошто хулу на дружину нашу возводишь, – подскочил с места купеческий староста. – Тебе, басурман, князь слова не давал.

– Сядь! – пробасил Силыч. – Коли сам князь молчит да внемлит словам хана, то и тебе пристало.

Гул, поднявшийся было среди вельмож, тут же прекратился.

– Сказывай, хан Дамир! – велела Влада. – От речей твоих всем польза.

– Вокруг Рязани сторожевые посты надёжные. Да поодаль, мало ходят, худо глядят, а где и вовсе не бывают. Мои воины зоркие, быстрые, неприметные. Возьми их на дальние подступы. И дружине твоей подмога, и тебе спокойнее.

– Ответь мне, князь, и совету своему, – перекрикивая зашумевших вельмож, поднялся с лавки воевода. – Отчего доверяешь ты басурманину пуще, чем воеводе и боярам? Али позабыл кто Рязань сжёг, людей в полон угнал и тебя едва живота не лишил? Не из его ли басурманской неволи князь Мстислав тебя вызволять ходил? Не по его ли вине от тяжкой хвори он в землю лёг? Гляжу, запамятовал ты, князь, сколь много горестей принёс в земли рязанские сей хан?

Обведя взором совет, Владелина заговорила тихо, так, что даже шёпот, доносившийся из углов, стих.

– Правдивы речи твои, Симеон Тихонович! Повинен хан Дамир в бедах наших. Токмо и ты позабыл, что Рязань мы отстроили не без подмоги половцев. Да, верно! Они же град наш и пожгли. Но скажи мне, воевода, где то на Руси видано, чтобы вороги с миром воротились, головы свои побеждённому княжеству принесли, всё, что вывезли из стен воротили, да подмогу в делах наших предлагали? Ответь мне и боярам, Симеон Тихонович, слыхал ли ты об том?

– Не бывало того на Руси!

– Не слыханное дело то!

– Такого издревле не бывало! – послышались возгласы отовсюду.

Воевода, поджав губы, лишь озирался по сторонам и молчал, а Владелина продолжала:

– От союза с ханом Дамиром Рязань только пользу имеет. А о былых обидах и скорбях позабыть надобно. У нас и пострашнее беды имеются. Слыхали, что разбойники сказывали? Кто-то супротив княжества Рязанского худое замышляет.

Вельможи и совет зашумели, заохали.

– Воевода недоглядел!

– Нешто нам сызнова к битве готовиться?

– С таким воеводой нас одним махом разобьют!

Симеон Тихонович тряхнул головой:

– Ты, князь, как хошь. Токмо покуда басурман в терем как к себе в шатёр входит, я тебе служить не стану!

И не склонив головы, воевода зыркнул на совет злобным взглядом и направился к дверям.

– Я тебя не неволю, – раздался твёрдый голос Владелины, – но и ты, гляди! Ни у батюшки моего, князя Мстислава, мир ему, ни у меня – крамола15 не в чести! Прознаю худое за тобой – не помилую!

– Не стращай, князь! Не из пужливых! – оскалился Симеон Тихонович.

Смерив Владу презрительным взглядом, он развернулся к дверям. Перед ним стоял Дамир.

– Коли князя не страшишься, меня бойся! – прошипел он. – Попадёшься на пути – пощады не проси! Враз головы лишишься!

От его зловещего шипения не только у воеводы, но и у всего совета под одёжей холодок пробежал. Симеон Тихонович сжался, попятился, а потом оттолкнул Дамира и рванул к дверям:

– С дороги, басурман!

Тяжёлые двери, скрипнув, громко ухнули в полной тишине.

– Ты гляди! Убёг воевода, порты обмочив! – расхохотался городской староста.

– Токмо пяты и блестели!

– Аки заяц!

Думные палаты огласили смех и бодрое похрюкивание боярина Яра Велигоровича. Тяжело поднявшись с лавки, он, сдерживая усмешку, оглядел совет, вышел вперёд и поклонился князю:

– Дозволь сказать, княже! Рязань теперича без воеводы осталась. А дружине без него никак нельзя! Надобно нам нового избрать.

– Верно!

– Нам надёжный воевода нужон!

– Артемия Силыча хотим!

– Старого воеводу давай! – совет забурлил.

Сотники повскакали с мест. Старосты сидели, но, подпрыгивая на местах, шумно спорили и выкрикивали, требуя вернуть к должности старого воеводу.

– Тише вы, вельможи! Не на торжище! – поднял руку Яр Велигорович. – Дайте князю слово молвить!

Владелина окинула взором притихшие палаты, задерживая взгляд то на одном, то на другом, да и повернулась к лавке, на которой сидели хан Дамир, сотник Артемий Силыч и ратник Борич, коему было велено остаться.

– Ну, что, Артемий Силыч! Служил ты моему батюшке исправно. За мою́ провинность, не свою, от должности тебя отлучили. Преданней тебя воина не сыскать. Даже когда ни в ком веры в тебя не осталось, ты не щадя живота службу не оставил. Послужи, коли желаешь, ещё. Стань воеводой в Рязани, как прежде!

Артемий Силыч поднялся, вышел на середину палат, поклонился князю, боярам, совету:

– Благодарствую, князь-батюшка! Великой милостью ты меня одарил! Коль воля твоя в том, приму воеводство, и, как прежде служил тебе, так и дале служить стану.

– Добро! – кивнула Влада. – Ты поразмысли, кого в сотники заместо себя возьмёшь? А не сыщешь достойного, так я сам тебе подберу.

– Отчего же не сыскать-то? – покосился воевода на Борича. – Тебе, княже, ратник сей хорошо ведом. Встань Борич! Покажись совету!

Борич поднялся, вышел вперёд и встал рядом с воеводой. Вельможи закивали соглашаясь.

– Эко мы с тобой, Артемий Силыч, об одном и том же помыслили. Быть Боричу сотником!

– Благодарствую! – поклонился ратник князю и воеводе.

– Дозволь, княже, коль совет в сборе, мыслишкой поделиться? – воевода извлёк из-за пазухи малый свиток и подал Владе. – Грамотку второго дня у пришлого путника взяли. Он в корчме у Ряхи рыбарей да мастеровых на крамольные речи подбивал, сказывал, что де кто лучшей жизни хочет, с ним идти должно.

– В Тьмутаракань зазывал, поганец! – прочитав свиток, Влада поглядела на Силыча. – И куда делся сей лиходей?

– Канул! Ряха за стражей мальчонку сваво послал. Те прибёгли, а его ужо и нет. Так поспешал, что суму на столе бросил. Вот в ней грамотка сея и была найдена.

Вельможи и старосты зашумели:

– Сызнова Гориславич воду мутит!

– Може это об том князе разбойнички-то сказывали?

– Нам бы тож к ним заслать кого, разведать!

– Видать, не успокоился-то Гориславич! – замотал головой городской староста. – Не вышло по-доброму, покуда князь Мстислав правил. Не отдали ему в жены княжну нашу Владелину. А потом уж и её не стало, мир ей! Теперь, видать, князь худое замыслил.

Неприятные воспоминания подступили к горлу удушающим комом. Владелина покосилась на Дамира. Его колючий, настороженный взор не предвещал ничего доброго.

– Об том опосля думать станем, – Владелина кивнула боярам.

Совет умолк.

– Поведай-ка совету, Яр Велигорович, всё ли добро, что хан Дамир в казну княжескую передал посчитано? Всё ли некогда похищенное и возвращённое учтено? Во всех ли делах порядок?

Яр Велигорович, кряхтя, поднялся и поклонился князю:

– Всё исполнено и учтено по твоей воле, князь-батюшка. Деньга посчитана и разделена по печатям, камни, злата, жемчуга и прочее описаны в свитки. Табунам и всякой животине вели счёт поголовно, – тяжело дыша, боярин разворачивал свитки и показывал их князю и совету.

Владелина довольно кивнула. Указав на лавку, велела боярину Магуте сесть.

– Коли всё обещанное исполнено, повелеваю совету внимать мне. А ты, толмач, – кивнула она Фёдору, – пиши грамоту, да оплошности не допускай! Объявить в граде Рязани и по деревням княжества рязанского! Половецкого хана Дамира отныне велю боярином Далемиром величать. Быть его голосу в совете равным боярскому.

Лёгкий ропот пробежал меж старост и вельмож, но под твёрдым взглядом князя, недовольные смолкли.

– Также велю из казны каждому двору, разорённому половцами, по урону и утраченному скарбу уплатить деньгой. В деревнях к положенному выделить каждому двору тяговую скотину, дабы в будущем годе могли они пахать и сеять.

Совет одобрительно загомонил.

– Велю выделить каждому двору за павшего мужа без оглядки на лета – три цены, – продолжала диктовать толмачу Владелина. – За каждую павшую жену, без оглядки на лета – две цены, за скотное хозяйство, утраченное при пожарище, согласно описи. Податей деньгой в этом годе не брать.

В думных палатах поднялся шум. Старосты, вельможи и сотники, довольные велением князя, славили правителя и благодарили духов и вышних богов за мудрое решение.

Владелина довольно улыбнулась и поглядела на Дамира. На его напряжённом лице нельзя было разглядеть ничего, кроме беспокойства.

– Говорил ли ты с народом своим, боярин Далемир, об чём я тебе поутру сказывал? – повысив голос, чтобы заглушить шум, спросила Влада.

– Да, княже! – слегка склонив голову, поднялся с лавки Дамир. – Половецкий народ до единого покорен твоей воле.

Влада одобрительно кивнула:

– Пиши, толмач! Объявить в граде Рязани, по деревням княжества и в половецком становище! Клятву верности, принесённую степным народом, принимаю и велю носить на рукаве тесьму зелёного сукна, дабы стража завсегда признать их могла. Также велю каждому двору в подмогу выделить двух мужей из рода половецкого. То, что ещё не отстроено к студёной поре надлежит исправить. Ещё велю выделить пять дюжин мужей степного народа на речные ворота, мосты и причалы, дабы привести утраченное в надлежащий вид и рыбари могли лов вести, а купцы возить товары по реке.

И вновь одобрительный гул разлетелся под сводами палат:

– Верно! Что пожгли, теперича пусть строят!

– С подмогой до студёной поры справимся!

– Ещё бы ло́дьи залатать, и самим можно по реке товары возить!

– Повелеваю, – продолжила Владелина, – народу степному препятствий не чинить, бранью не осыпать, девиц половецких не насильничать. Коли кто степнячку в жены за себя взять пожелает, противиться не стану. Но токмо ежели род ея согласие даст…

– А они-то наших девок… – послышалось горестный возглас из дальнего угла.

– За наговор, бесчинство и причинённое бесчестие, повинных обоего народа и рязанского, и половецкого ждёт прилюдная кара по вине их с уплатой урона.

– Это что же, князь-батюшка! – послышалось из другого угла. – Нам примириться должно?

Старосты, сидевшие рядом, зашипели на недовольного, и он умолк. Яр Велигорович поднялся и вышел вперёд:

– Все ли слышали указы князя нашего Владислава Мстиславовича?

– Все! – вельможи закивали соглашаясь.

– Стало быть, совет окончен! – и, отдуваясь, Яр Велигорович поклонился.

Вельможи, старосты и старшие дружинники стали расходишься, шумно обсуждая указы князя.

– Воевода, а ты останься! – дёрнул его за рукав боярин Магута.

Когда все разошлись, в думных палатах, кроме Влады и Дамира, остались только Яр Велигорович, молодой боярин Велимудр Крутович, воевода Артемий Силыч и сотник Борич.

– Об чём печаль твоя, княже? – глядя на то, как Влада в раздумьях расхаживает по палатам, спросил Артемий Силыч.

– Хорошо бы нам в терему у Олега Святославовича кого сыскать, – обернулась Владелина. – Может чего путного разузнать доведётся?

Силыч подтолкнул к князю Борича.

– Дозволь, княже! В Тьмутаракани, недалече от хором княжеских дядька мой живёт, кузнец, – поглядывая на Силыча и хана, заговорил Борич. – Сынок его, Самоха, хилым уродился. К ремеслу кузнецкому его никак не приспособить. Но смышлёный! Вот его в терем-то и взяли, служкой. В том годе видилися мы с дядькой-то. Сказывал он, у князя с княгиней не всё ладно выходит. Княгиня де всё по полям скачет, клинками забавляется, а князю то не по нраву. Он её желает в терему под запоры посадить, да из светлицы не выпускать. Князь заказал сделать запоры крепкие, чтобы изнутри не открыть. Ещё дядька сказывал, что княгиня дюже Самохе доверяет, за надобностями всякими его посылает, о печалях своих сказывает. Клинок у дядьки маво заказала. Щедро деньгой отсыпала. Самоха завсегда при ней. Как князь со двора, он княгиню-то и выпускает. Может через него что надобно разузнать?

– Дельная мысль, сотник! – похвалил его Дамир. – Мне вот и не ведомо было, что князь Олег уговорил-таки хана Осолука и дочь его Карасу Осолуковну в жены взял.

– Да нешто среди наших княжон лихих не водится? – удивился боярин Велимудр. – Пошто решил, что это половчанка?