Вибрирующая реальность. роман

– А тут и знать нечего, деньги у нас, никаких расписок мы не давали, идет он лесом, со своими иностранными уродами.

– Арнольд, ты совсем без мозгов или как?

– В каком смысле?

– Ты давно с ним знаком?

– Нет, первый раз вижу, а что?

– А то, что он знает о тебе больше, чем твоя родная мама.

Вазян молча смотрел на Самсона, было видно, как в глазах его бегают мысли, тяжелые, неприятные мысли, вызывающие страх.

– Вот так, мой друг искусствовед. Я полагаю, что этот Вадим не любитель шутки шутить, по всему видно, мужик он серьезный.

– И что же нам делать? – озабоченно спросил Вазян, ища в Самсоне мудрого философа, у которого на все есть ответ.

– Не знаю – отвел взгляд Штиц и бросил сигарету – пойдем, что ли, куда-нибудь выпьем?

– У меня денег нет – привычно, словно оправдываясь, произнес Вазян.

Самсон, недоумевая, посмотрел на приятеля, затем, как-то нелепо, но очень добродушно улыбнулся.

– Че лыбишься? – насупился Вазян.

– Нет денег – захохотал Самсон.

Арнольд хлопнул себя по карману, почувствовав увесистую пачку долларов, он тут же прыснул, заражаясь от Самсона и заражая его своим, смехом.

Они гоготали, словно беззаботные дети, схватившись за бока, как сумасшедшие, громко не стесняясь никого и ничего, безудержно, до икоты. Вместе со смехом из них выходило, словно воздух из воздушного шарика, накопившееся и переполнявшее каждого напряжение.

– Не то слово – поддакнул ему Самсон, вытирая ладонью слезы – пойдем.

– Ой, ой, ой – никак не мог отдышаться Вазян – вновь принимаясь хохотать.

– Ну все, сделай вдох и задержи дыхание – научил его Самсон.

– Фу – выдохнул Вазян – давно я так не ржал. А денег, я думаю, хватит и выпить, и закусить.

– И песню заказать – улыбнулся Самсон.

И они направились в поисках ближайшего кабака.

– Вот кафе – увидев забегаловку, Вазян ткнул пальцем, указывая на убогий, обшарпанный сарай с надписью «минутка».

Самсон состроил недовольную гримасу и покачал головой.

– Я думаю, что при нашей наличности мы можем себе позволить более благородное заведение, как думаешь?

– Привычка, вторая натура – улыбнулся Вазян – водка, пельмени, пиво, кальмары.

– Надо только баксы поменять, сразу и проверим, а вдруг это просто бумага – Самсон принялся крутить головой по сторонам. – Не знаешь, поблизости обменник есть?

– Откуда, я в этом районе впервые. Как в Москву приехал, поселился на северо-востоке, там и живу. Правда, когда курьером работал, пришлось побегать по столице вдоль и поперек. У меня хорошая зрительная память, если место или человека один только раз видел, все, встретится вновь, сразу вспомню, но только зрительно. У меня так часто бывает. Смотрю на человека и знаю что видел его где-то, а где не помню. Потом окажется, что там-то и там-то, мы познакомились у хороших приятелей, долго сидели чего-то обсуждали. А в этом районе, бывать не доводилось, хотя надо отметить, что в Москве они все на одно лицо. Мусорные бачки, крысы, дома, машины, везде одни и те же, одно что спальные районы.

– Давно в Москве? – скорее для проформы, чем из любопытства спросил Штиц.

– Лет десять – с гордостью ответил Арнольд.

– Ясно.

– Вы сами-то, москвичи называетесь, а ничего в городе своем не знаете, живете всю жизнь в одном районе, вот магазин, аптека, школа, ЖЕК, на этом познания Москвы заканчиваются. Ну, может быть еще в метро без труда ориентируетесь, а в остальном, спроси тебя где Третьяковка находится, так ты ведь не ответишь.

Вазян возбудился, он говорил громко и эмоционально, с чувством обиды за этот любимый им город. Он негодовал, как они родившиеся и живущие здесь, не любят, не уважают, не знают своего родного города? Хотя если послушать, на словах все горазды кричать о любви, а на деле, выходит, наоборот.

– Пошел ты, понаехали тут, лимита проклятая. Ты знаешь сколько в Москве осталось коренных жителей, процентов тридцать если наберется и то хорошо. А приезжие все едут и едут, повернись, плюнь и попадешь на кого угодно, только не на москвича, потому что их как индейцев, скоро совсем не останется. А ты вот приехал и ходишь тут королем, порядки свои хочешь установить, москвичей ругаешь, что мол сволочи последние, хамы и уроды. А кто нас такими сделал? Вы, такие как ты. А почему, да потому что срать вы хотели на этот город и на тех, кто в нем живет. Приехали, наработали, поучились, погуляли, нагадили и свалили к себе. И там уж у себя в кругу друзей и знакомых, под бутылочку пива или водочки с селедочкой принялись травить байки о зажравшихся москвичах. Вот и вся ваша психология.

– Ты сам то, москвич? – недоверчиво посмотрел на Самсона Вазян.

– Все, давай замнем эту тему, а то поссоримся, вон обменник.

Вазян повернулся и увидел штендер с курсом валют.

– Отлично. По сто бакинских поменяем, как думаешь, хватит нам? – ободрился Вазян.

– Думаю, хватит – медленно остывал Штиц.

Обменный пункт оказался закрыт. Они прошли еще пару кварталов, прежде чем нашли другой. Поменяв доллары, приятели отправились на поиски ресторана.

– А поехали в центр – предложил Самсон.

– Гулять так гулять – согласился Вазян.

Они потратили еще минут двадцать на поиск машины. Наконец-то им посчастливилось, остановилась белая шестерка.

Водитель – мужчина лет тридцати пяти, кавказкой национальности, первым делом спросил сколько денег.

– А сколько нужно? – улыбнулся Вазян.

– Куда ехать?

– В центр, на Лубянку – утомленно произнес Самсон – дорогу покажем.

– Харашо, садис – угрюмо пробормотал шофер.

Самсон уселся рядом с водителем, Вазян устроился на заднем сидении.

Машина затарахтела, как трактор и потихоньку поехала, набирая обороты.

– А куда мы едем? – бодрым голосом полюбопытствовал Вазян.

– Э, как куда? – возмутился водитель – сказали центр, я центр вас везу.

– Все нормально, в центр – успокоил его Самсон.

Штиц повернулся в пол-оборота, чтобы видеть приятеля.

– Был в «Главпивтресте»?

– Нет – покачал головой Вазян.

– Там подают отменную хреновуху.

– Хреновуха, это хорошо – довольный, расплылся в улыбке Арнольд и уставился в окно.

– Приличный кабак, внутри интерьер в духе советского союза, не были? – обратился к шоферу Самсон.

– Нэт, я ресторан не хожу. У меня в Баку семья: жена, две дочки. Автосервис держал, все нормально был, кому надо платил. А сейчас – налог плати, этому плати, тому плати, продал, невыгодно – водитель махнул рукой.

– Давно в Москве? – просунул между сидений голову Вазян, услышавший о Баку.

– Четвертый год, дома работы нет, семью кормить нужно.

– Домой ездишь?

– Нэт пока, подкоплю деньги поеду, а так чего ехать.

– Ясно – Арнольд откинулся на сиденье – курить-то можно?

– Кури, сам не курю, никогда не курил, но в машине разрешаю. Кури.

– Никогда не курил? – удивился Вазян.

– Нэт. Э, слушай, как едешь? – заругался он на черный Мерседес подрезавший их.

– Это имеется в виду табак не курил? – усмехнулся Арнольд.

– Э, нет, наркотик, гашиш, да, нет. У нас многие курят, насвай жуют, я нет зачем.

Самсон молча смотрел в окно.

– Слушай – обратился к врачу Вазян – боюсь простоим мы там, центр, пробки на каждом углу, давай, может, где поближе найдем.

– Не знаю – пожал плечами Самсон – давай. Командир – обратился он к водителю – где-нибудь рядом с рестораном останови.

– Слушай, ты русский язык понимаешь, я говорю не знаю рестораны где тут есть, вы скажите, куда высадить, да, там остановлюсь.

Шофер был явно недоволен.

– Стой, стой – закричал Вазян – вон чего-то там, в саду зеленом и густом.

Водитель остановил машину, Самсон протянул ему купюру.

– Пойдет?

– Э, слушай, накинуть бы рублей сто – жалостливым голосом произнес шофер.

– Имей совесть – возмутился Вазян, выходя из машины.

– Удачи на дорогах – Самсон вылез и хлопнул дверью.

Машина затарахтела, выпустила пару клубов едкого вонючего дыма и тихонько тронулась в поисках новых клиентов.

Пройдя по аллее, утопающей в зелени, новоиспеченные работники вышли к роскошной двухэтажной избе, срубленной из огромных увесистых бревен. На фасаде горела яркая вывеска «Избушка на курьих ножках. кафе-ресторан». Вся избушка светилась разноцветными бегущими огоньками. Рядом со входом стоял железный баннер, на синем фоне желтыми крупными буквами было написано – «Бизнес-ланч 250 руб.». Под надписью бизнес-ланч, красовалась надпись – «Меню». Далее шел список блюд с ценами, написанными мелом от руки.

Ребята вошли в ресторан, их встретила приветливая официантка, невысокого роста девушка с обесцвеченными волосами, большой роскошной грудью и табличкой «Анна».

– Вы покушать? – любезно спросила она и кончики ее губ слегка приподнялись вверх, а выражение глаз так и осталось пустым и бессмысленным, словно перед ней стояли не люди, а прозрачные тени.

– И покушать тоже – сострил Вазян.

– Присаживайтесь, я принесу вам меню – мягким пластмассовым голосом, словно заводная кукла, с записанными на пленку словами, произнесла Анна.

– Не надо меню – присаживаясь за столик, сказал Самсон – у вас хреновуха есть?

– Да, конечно – словно само собой разумеющееся, ответила девушка.

– В бутылках?

– Нет, я налью вам сколько скажете в штоф. Мы сами делаем…

– Отлично – восторженно воскликнул Самсон, не дав договорить девушке – мне определенно нравится эта избушка на курьих ножках.

– Что у вас там хреновульный аппарат, из хрена водку гоните? – подшутил Вазян.

Официантка улыбнулась, лицо ее оживилось, словно бы с него спала маска, в глазах засветился еле уловимый огонек.

– Грамм триста хреновухи, зелень там, картошечка, селедочка, хлебушек, ну а дальше, как пойдет.

Девушка записала в блокнот, затем прочитала.

– Все верно, больше ничего не желаете?

– Сок еще, томатный – добавил Вазян – и – он посмотрел на Самсона – нет, пива не надо.

Самсон расплылся в улыбке. Официантка, заметившая это мило улыбнулась ему в ответ.

– А что на горячее? Его готовить нужно, это займет время, поэтому лучше сделать заказ заранее, чтобы потом не ждать.

– Хорошо – сказал Вазян, явно заигрывая с девушкой – есть у вас, что-нибудь этакое, сказочное, ну скажем Василиса прекрасная в яблоках, запеченная в печи?

– Нет – расцвела пышным цветом официантка – что вы, таких блюд у нас нет.

– Ну нет, так и нет – подмигнул ей Вазян – вы тогда нам принесите все же меню, а мы не спеша выберем.

Девушка кивнула головой и удалилась.

Самсон огляделся по сторонам, пододвинул поближе пепельницу и закурил.

Внутреннее убранство ресторана было оформлено в стиле – «охотник и его трофеи», под потолком растопырив хвосты, на шесте сидела парочка глухариных чучел, по всей видимости, собирающихся выяснять отношения. На стенах висели, чучела различных животных, половинки горных козлов, голова дикого вепря с большими клыками, напоминающая саблезубого тигра с картинок учебника по истории. В углу стояло чучело серого, оскалившегося волка с блестящими стеклянными глазами, и вызывало скорее чувство жалости к зверю, нежели страх при виде дикой твари. На одной из стен, в широкой раме, словно витрина магазина переливалась красками большая, метра два на три, довольно сносно выполненная копия «Охотники на привале».

– Что скажете, Арнольд, как вас там по батюшке?

– Сергеевич – Вазян не спускал глаз с официантки – я отца практически не помню.

– Странное сочетание Арнольд Сергеевич.

– Ничего странного, обычное сочетание – нахмурился Вазян.

Ему не нравилось свое имя, он его даже стеснялся, поэтому большинство знакомых и друзей звали его просто Вазян.

– Мы с вами Арнольд Сергеевич, попали в очень неприятную ситуацию – стряхнул пепел Самсон.

– Не понял о чем ты, об этой работе?

Штиц затянулся и выпустил дым через нос, словно китайский дракон.

– Именно.

– Да брось – отмахнулся Вазян – понты корявые. Это же Москва, здесь все только и делают, что строят из себя крутых парней.

– Нет. Арнольд, не понты. Этот шеф человек серьезный, мне показалось, что он рискует не меньше нашего, а то и больше.

– По-моему, глупости ты говоришь. Чем рискует? Ну ладно, у него бизнес, а мы с тобой чем рискуем, тебе есть что терять, мне нет. Оба мы безработные, оба нищие, оба…

– Жизнью, Арнольд, жизнью и, быть может, не только своей. Все намного серьезнее, чем тебе кажется. Нас тупо купили, мы угодили в очень глубокую кроличью нору, нужно искать выход. Я не хочу, украшать подобное заведение, как этот волк.

Вазян, сначала не понял, про какого волка идет речь. Затем он огляделся по сторонам и только теперь заметил чучело серого хищника.

– Слушай, Самсон, не драматизируй, все само собой сложится, предоставь событиям развиваться своим чередом, а там как бог даст.

Девушка принесла запотевший штоф с хреновухой, две тарелки разносолов, хлеб и обтянутую коричневой кожей книжечку с надписью – «меню».

– А рюмки? – улыбнулся ей Вазян – не желаете к нам присоединиться, мы будем рады.

Девушка улыбнулась в ответ.

– Да, сейчас – и удалилась.

Официантка не заставила себя долго ждать и вскоре принесла две рюмки, два стаканчика и графин с томатным соком.

– Спасибо, девушка – поблагодарил ее Самсон – наполняя рюмки.

Вазян разлил по стаканам сок.

Столик, за которым сидели приятели, стоял у стены. Он был накрыт крахмально белой скатертью, в салфетнице, веером были разложены красные салфетки. Над столиком тусклым светом горела бра, создавая атмосферу интимности и уюта. Из посетителей в ресторане, кроме Вазяна и Самсона, никого не было. За барной стойкой стоял молодой бармен и флиртовал с официанткой.

– За удачу нашего предприятия? – Вазян поднял рюмку.

– Давай – тяжело выдохнул Самсон.

Они чокнулись, Самсон, как заправский алкаш выпил залпом. Вазян же, напротив, процедил сквозь зубы.

– А – крякнул Самсон – люблю хреновуху.

Арнольд поставил пустую рюмку и тут же запил соком, затем поддел вилкой кусочек пряной селедки с колечком красного, сладковатого репчатого лука и все это отправил в рот.

– Рахат-лукум – произнес он, удовлетворенно жуя.

– Повторим?

Не дожидаясь ответа, Самсон взял штоф и наполнил рюмки.

– Рашен традишен – хихикнул Вазян.

Они выпили еще по рюмке. Через час, коллеги были уже изрядно пьяны.

– Нет, нет, я не понимаю – почти кричал Самсон, жестикулируя – люди с голода пухнут, умирают от болезней, элементарно нет денег на лекарства, а эти суки жируют, экзотику им подавай.

– Ты знаешь, что – перебил его Вазян – это все старо, как мир. Вот в древнем Риме, Нерон писал поэмы и читал их публике и все его хвалили. А другой – Вазян поднял палец, для того чтобы Самсон его не перебивал – Комод, он реально выходил биться с гладиаторами. Спроси меня, зачем ему это, имея такой титул наместника Бога на земле, весь Рим, да что там Рим, весь мир лежал у его ног? Чего не хватает, власть, деньги, слава, все есть? Нет, он предпочитал дерьмо кушать, устроит оргию, сам жрет и других заставляет. Дерьма нажрется и ну давай с гладиаторами биться.

– Слушай, Вазян – а если эти наши Зевсы тоже захотят дерьма пожевать и нас с тобой накормят?

– Или заставят биться как гладиаторов на арене.

Арнольд взял столовый нож и помахал им в воздухе словно саблей.

– Честно говоря, не представляю себе, чего они хотят, какой русской экзотики? Гладиаторы – это не наш профиль. У нас мордобой на Масленицу, затем братание и целование в пьяные разбитые уста. Как там у Башлачева – «Если забредет кто нездешний, поразится живности бедной, нашей редкой силе сердешной, да дури нашей злой заповедной».

Самсон смачно захрустел капустой.

– Не знаю – Вазян развел руками – может дури, а может и напротив русской святости, подвижничества. А чего, в монастырь их определить и пусть молятся днем и ночью. Или там – Вазян помахал кистью руки вправо и влево – можно, как Ермак Сибирь покорить, как думаешь?

– Разве угадаешь, что у них в головах, могут в советских бомжиков захотеть нарядиться и ползать по помойкам объедки жрать, да банки алюминевые собирать.

– В советском союзе бомжей не было – возразил Вазян – там все работали. А сейчас мы с тобой безработные и это нормальное явление. У нас капитализм обреченно цветущий и источающий запах миазмов.

– И работа была, и худо-бедно жилье – согласился Самсон – у всех. Захотелось тебе, к примеру, поехать, а пусть хоть в Урюпинск. Садись и поезжай. Нет, там никто тебя с оркестром встречать не станет, но работой обеспечат и жилье, пусть в общаге, но предоставят, с голода не дадут умереть.

– Умереть-то, может, не дадут – хмыкнул Вазян – и с голоду не помрешь, в тюрьме и охранник приглядит, чтобы ты копыта не отбросил и накормят тебя баландой, а ты родной, знай паши на благо родной партии и правительства. Свободы не было – многозначительно произнес Вазян – свободы.

– Какой свободы, у кого ее не было? – вспыхнул словно спичка Штиц – это сейчас нет свободы, а тогда люди были свободны и чувствовали себя вопреки всяким режимам свободными. Они пели то, что считали нужным, что хотели петь, писали, рисовали, не боясь быть непонятыми, не опасаясь подохнуть с голода, не изменяя своей вере и принципам.

– А цензура, а КГБ? – яростно отстаивал свою позицию Вазян.

– Какая на хрен цензура, это сейчас цензура, цензура денег, диктат лавандоса, а главный цензор – рынок, вот где цензура. А раньше не было никакой цензуры. Только тут не нужно путать хрен с трамвайной ручкой. Одни писали для власти, в угоду ей, конъюнктурщики, при этом занимаясь искусством. Нет. Нет, не просто так, абы как, а по высшему разряду. Правда, в предложенных рамках, а другие занимались тем же самым, только вне границ, вне рамок. А Высоцкий клал, на всю эту цензуру, у него она была иная. Цензура совести, цензура сердца, если хочешь. А то, что там КГБ и т. д. и т. п. плевать он на все это хотел с колокольни, потому как свободный был. Внутренняя свобода в нем была.

Самсон почти кричал, жестикулируя, словно дирижер симфонического оркестра.

– А сейчас и ни рамок, и ни искусства нет, есть один, сплошной бизнес. А бизнес, друг мой Колька, с искусством ничего общего не имеет. Вот скажем наш русский великий современный художник, когда он успевает писать свои картины, если из телевизора в казино и обратно в телевизор. А при этом нишу свою занял плотно. И деньги рубит не хилые, только искусства там нет.

– Нет, я не согласен – возразил Вазян – херь полная. Только странно, что это ты говоришь мне искусствоведу. Искусство всегда оплачивалось золотой монетой, все, чего-либо стоящие живописцы, находились на службе у королей, у пап, богатых купцов, да у тех же генеральных секретарей. Они все были придворными, однако творили искусство и творили его не безвозмездно, то есть даром, а получая при этом приличный гонорар. И сейчас ничего не изменилось, если ты бездарь, да хоть сколько ори, что ты гений, тьфу и растереть, ты никому не нужен. А если у тебя есть талант, то обязательно заметят, а вот потом засунут в мясорубку и сделают фарш, чтобы лучше жевалось, а через год, два высрут, прости за грубость, да забудут.

Вазян замолчал, утерев сальный от масла рот.

– Нет правды на земле, но нет ее и выше – блеснул своими знаниями Самсон – А. С. Пушкин, маленькие трагедии, «Моцарт и Сальери».

– Пушкин умер, сказал князь Вяземский, выйдя к народу, а из толпы крикнули, нет, убит – парировал Вазян – давай за Пушкина.

– Давай – поддержал его Самсон.

Они выпили.

– Вот, знаешь, что я заметил? Например, Пушкин родился в Москве, а жил в Питере, думаешь почему?

– Не знаю – взял со стола зубочистку и принялся выковыривать застрявшую капусту Самсон – должно быть там была столица.

– Нет – отмахнулся Вазян и хлебнул из стакана сок – в любом городе, кого ни спроси, тебе скажут, что любят Питер. Вот ты москвич, ты Питер любишь?

Самсон пожал плечами, затем соглашаясь, кивнул.

– И что?

– А то, спроси в Питере любят они Москву и москвичей – Арнольд указал пальцем на Самсона – и они тебе ответят. Поезжай в любой город и задай тот же вопрос и получишь тот же ответ.

– Что ты этим хочешь сказать? – напрягся Самсон.

– Да собственно ничего, так размышляю – сбавил обороты Вазян – ведь, по сути, в Питере нет ничего русского, это глубоко европейский город. Рюшечки, завитушечки, барокко, рококо, классицизм, порт опять же, пароходы, суда, а купцов нет, все купцы в Москве. И купцы и деньги все в Москве.

– Все очень просто мы под властью стереотипов – спокойно произнес Самсон – то, что ты несешь, чешуя рыбная. В Москве деньги, да согласен, но это совершенно не значит, что в Питере все кругом культурные бессребреники. Им ничего не нужно, только одно, искусство подавай, на завтрак Моцарт, на обед Глюк, на ужин Чайковский, бред. Обычные мещане, менеджеры, мерчандайзеры, продавцы, консультанты, такое же., как в любом другом городе, включая Москву. И все хотят одного – бабла. Потому что бабло – это новый бог, он даст тебе все: машину, квартиру, жену, пароход, искусство, все что душа пожелает. И тут вопрос не Москвы и Питера, а всего мира, в любой точке шарика, люди алчные и мечты у них идентичные. Бабло – это то, на что мы все молимся. Новый бог, он во всем. Вот рюмка, хочешь, разбей ее, она стоит двадцать рублей, картина, выпивка, даже вон официантка – все имеет цену. Рубли, доллары, фунты, франки, неважно, ради этих бумажек мы готовы созидать, творить, продавать, убивать, любить, ненавидеть, выдумывать, петь, плясать, только заплати и все будет. Так что ни Питер, ни Москва здесь ни при чем.

– Ага, сначала гомосексуализм, а теперь оказывается есть и другая, более универсальная болезнь, деньги – съязвил Вазян – неужели было общество, в котором не знали про куплю продажу? Как только человек выделился из мира природы, все началось, завертелось, обмен, торговля, деньги, золото, камушки. Но всегда было разграничение Богу – богово, а кесарю – кесарево. И не надо всех мереть одним аршином. Филонов, Хлебников, да много иных людей, которые жили и творили ради искусства. Они не то что бессребреники были, они за всю свою жизнь ни разу досыта не поели, так чтобы пузо набок. А ты говоришь.

– Демагогия. Филоновы твои, Хлебниковы, все это частный случай. Я не о том. То-то и оно, что Богу – богово, это ты правильно заметил. Только сегодня новый бог – зеленый, шуршаще-хрустящий. Этого бога можно потрогать, свернуть в трубочку и положить в карман. Этот бог всегда с тобой, он накормит, согреет, спать уложит, напоит и поебаться завернет. Сегодняшний бог – зеленый американец. Просто он принимает разные обличия – для кого-то он выглядит, как Джордж Вашингтон, для других, как Франклин. Еще есть Грант, Джексон, Гамильтон их немного, но величественнее их во всем мире нет никого иного.

В сердцах махнул рукой Самсон. Вдруг у него зазвонил телефон. Самсон нажал зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

Глава 7

Гриша спустился в подвал, долго кокетничал с секретаршей, общаясь на тему фитнеса. Секретарша при идеальной фигуре, отвечающей всем современным требованиям, была просто помешана на фитнесе. У нее была своя проверенная практикой философская теория бытия. Есть по этой теории дозволялось все, пить любой напиток, включая наикрепчайший алкоголь, спать можно было тоже без ограничения в партнерах. Единственное, что было делать нельзя, так это курить и ругаться матом. И главное, – это, конечно же, фитнес. Нет фитнеса – нет ничего! Любила она поговаривать, когда Гвоздев щупал ее, оставшись наедине, вдувая в ее уши новую порцию фитнес-лапши. Для того, чтобы стройная философская концепция секретарши, не прошла мимо Гвоздева, он и сам занялся фитнесом и получал за это довольно приличный бонус от секретарши, в виде различного рода сексуальных удовольствий.

Поболтав с девушкой, помяв ее упругую попку, Гриша направился в туалет, привести себя в порядок, прежде чем показаться шефу.

Вадим сидел в той же позе, сосредоточенно смотря в экран монитора. Он даже не заметил, как Гвоздев вошел в кабинет.

– Ну что шеф? – спросил он заискивающе.

– Что? Ты где шляешься? – Вадим оторвал взгляд от монитора.

– Как они, подходят?

Проигнорировав ответ о своем отсутствии, Гриша присел на стул и жадно впился глазами в босса, в надежде разглядеть одобрение. Он никогда не мог понять в каком расположении духа находится его начальник в данный момент. Бывало, что он улыбнется по настоящему детской, доброй улыбкой, и в то же мгновение окатит тебя словно из ведра помоями, отборными матюгами. А бывало и наоборот, сидит мрачнее тучи, а потом вынет из кармана пятитысячную купюру, небрежно бросит на стол со словами, премия и отпустит домой пораньше.

В этот раз Гриша надеялся на хороший исход и одобрение своего шефа, все прошло, не сказать что гладко, но, по крайней мере, без лишних напрягов.