В сердце Австралии. Роман

– А как её здоровье?

– Она в порядке.

Нэнси и Стэн решили, что исправить ничего нельзя. Заира была совершеннолетней и, как мусульманка, имела кое-какие права, безоговорочно подчиняясь мужчине. Нэнси и Стэн всё же надеялись, что Ахмед Али позволит её выйти замуж.

Когда пришла очередь Стэн получать почту, пришла открытка.

Волт в то утро пришёл из Бёрдсвилля, а к полудню с юга пришёл поезд.

И Стэн вернулась с тремя письмами: одним для неё, одним – для Нэнси от её матери и маленьким конвертиком с бёрдсвилльской маркой.

– Тебе, – улыбнулась Стэн, передавая Нэнси её почту, – Наверное, от Элдреда.

Нэнси с схватила конвертик и умчалась с ним в спальню. Там она неловко разорвала его. Внутри оказалась открытка – чёрно-белый снимок пеликанов близ реки Диамантина в Бёрдвилле, а на обороте – пара строк ученическими чернилами: «Дорогая Агния! Всё думаю о тебе. Люблю. Элдред».

Пара строчек! Пара строчек за целых три месяца!

Первым желанием было – порвать это послание. Но она остановилась. Всё-таки, он всё время думает о ней. Не совсем забыл о её существовании, кажется.

Но мог бы написать хоть на страничку.

И Нэнси спрятала открытку в ящик под носовые платочки.

И лишь потом принялась читать очередное мамино излияние.

Похоже, отцу сильно не здоровилось. Доктор отмечал недомогания.

Отец нанял нового управляющего и больше не занимался сам мукомольнями.

«За эти годы ничего не изменилось, – подумала Нэнси, вспомнив старого управляющего, делавшего основную часть работы, когда майор Маклин ещё числился «хозяином», гораздо больше чем номинально. К тому же, он был далеко не молод.

И, наконец, мама перестала внушать ей, чтобы она вернулась домой.

Нэнси казалось, что она никогда не покинет Херготт Спрингс. Именно здесь, отрезанная от мира за четыреста миль.

Но в городе она была бы почти за тысячу миль отрезана от Каппамерри.

– Что пишет Элдред? – спросила Стэн, когда они уже запивали чаем холодные бифштексы с картофельным пюре.

– Гм, – Нэнси набила рот, не испытывая желания отвечать.

– Ну, что он пишет? Нормально доехал?

– Не знаю, – Нэнси проглотила кусок, не заметив вкуса, – Это… всего лишь открытка… Ох, Стэн, всего лишь пара строчек на картинке с пеликанами.

Она с шумом отложила прибор и закрыла лицо руками.

– В эпистолярном жанре он явно не силён! Утешься, Нэнси! Может, это самое длинное изо всех его посланий!

Нэнси отняла руки от лица. Из её нежно-голубых глаз текли слёзы:

– Прости, Стэнси. За последние месяцы я не слишком-то хорошо работала… Ты всё замечала, но из гордости ничего не говорила, а теперь… мне надо его забыть.

– Не ответишь на открытку?

– Нет! Хотя, может быть. Если смогу принять столь короткое послание, – она отодвинула тарелку, – кажется, я не хочу есть. – Надо изменить мнение об этом парне. Он слишком хорош, даже красив.

– Я поняла тебя. Но, к несчастью, от его прелести у меня «съехала крыша». Боже! Я должна его забыть. И не могу.

– Не теряй головы, старушка. Забудешь. Как только уедем отсюда. Ещё кого-нибудь встретишь.

– Никогда!

– Так и хочется поспорить!

– И всё же я постараюсь не думать о нём. С нынешнего дня сотру из памяти!

– Сильно сказано!

Но в лунные ночи под крик ржанки она не могла сомкнуть глаз в своей постели, вспоминая мгновения, когда они были вместе, и боялась забыть его.

Для ответной открытки же сложила такие строки:

«Благодарю за ничего! О тебе не думаю! Чернила не кончились? Открытку получила».

Но ни одна из этих строк не выразила её боли и обиды: «Ненавижу. Нэнси», – хотелось приписать ей, но это было неправдой. Такого она заявить не могла.

В конце концов, он хоть что-то написал ей, да ещё с обратным адресом: «м-ру Элдреду Норману. Обл. ст. Каппамерри. Округ Бёрсвилль.»

Она выбирала открытку с витрины магазинчика миссис Эдисон с аляповатыми видами источников и на её обороте написала: «Как твоя рана? Моя зажила. Нэнси.»

После чего запечатала открытку в конверт, также, как и он свою. Он ведь в конце концов не послал своё сообщение открытым, чтобы каждый смог прочесть.

И девушка не торопилась отправлять ответ. Её послание было чистым, пока: «Не так у далеко всё зашло, а работы много».

Работы, к счастью, хватало. Она заступила на дежурство, поступили новые пациенты и среди них сын Волта Кромби с бронхитом. Доставили также мужчину с чирьями и ещё одного с заражением пальца.

Констебль Макдональд повредил плечо и локоть, упав с верблюда, хотя уверял, что не падал, а лишь «неловко соскочил».

На его разодранном локте вскочил огромный синяк.

Нэнси обложила его всевозможными компрессами, стараясь держаться независимо, пока Роберт пристально рассматривал её ярко-очерченный профиль и сентиментально вздыхал. Она развязала одну из запасных форменных шапочек для неприкреплённой части, что подвязывалась вокруг головы и держалась сзади, была теперь частью одежды вместо накрахмаленных шапочек, в которых они работали на стажировке. Но мягкие кудри Нэнси выбивались и из-под неё.

– Ну, что же, – начал он, поддерживая повреждённую руку. – Кажется, всё в порядке.

– Хорошо, что кость не задета. Не напрягайте её, пока не спадёт опухоль.

– Думаете, больше ничего не надо? – и огромный человек стал похож на малыша, который готов отказаться от лишних процедур.

– Это очень болезненно, в следующий раз я наложу Вам новый холодный компресс. На будущей неделе дежурит Стэн, а она – специалист по вывихам.

– А Вы? – прошептал Роберт.

– Просто исполняю обязанности, Роберт, – тепло успокоила его Нэнси.

Он взял её руку свою неповреждённой правой рукой:

– Нэнси, у меня нет надежды? Я всё ещё думаю о Вас…

– Боюсь, что нет, Роберт…

– Вы увлечены тем молодым погонщиком, – заметил он, – Но прошло несколько месяцев. И я подумал, что у меня ещё есть шанс.

Нэнси снова погладила его руку:

– Простите, Роберт. Правда, простите.

И тут прониклась к нему симпатией. Этот человек не был таким ветреным, как Элдред, и по-настоящему любил её.

***

Нэнси подогрела немного антифлогистина в жестянке, разложила полученную кашицу на белой хлопковой повязке, отрезала и наложила на шею молодого Кена Кромби, сына Волта.

– Скажешь, когда будет горячо, – предупредила она, закрепляя повязку и коснувшись уголком его груди.

– О-ой!

– Ладно. Сделаю похолоднее. Горячее поможет твоей больной груди.

Стоял запах антисептика, а ткань, разрезаемая ножом, поддавалась как масло.

Миссис Бэйтс прибыла на повозке мужа, запряжённой хилой лошадёнкой, за своей малышкой. Ребёнок был обезвожен и страдал от дизентерии.

Опасаясь «летней диареи», от которой часто страдали дети, Нэнси проконсультировалась со Стэн, и они перенесли кроватку в погреб, где было прохладней. Там было полуподвальное окошко. Они завесили влажной тканью противоположную сторону, защищая малышку от возможного заражения.

Юный Кен пошёл на поправку, что было очевидно, и миссис Бэйтс находилась пока порознь со своим ребёнком (ей предложили вымыться, если она останется в общине со своим ребёнком), когда удаляющийся всадник пришедший со станции по направлению к озеру Эйр на полпути между железной дорогой и Уднатой и трассой на Бёрдсвилль.

В Матуринне жена станционного смотрителя находилась в отчаянном положении, так же занедужив в пути: её родовые схватки продолжались около двух дней, с каждым часом отнимая силы.

– Пройдено лишь около шести миль, – говорил молодой стокмен, приехавший на помощь, – Хозяин беспокоится, что вы не подоспеете на помощь к его жене.

– Если только шесть миль, почему он не доставил её в общину до родов? – заволновалась Стэн.

– Ну, знаете, не сразу. Поначалу всё было нормально. Стэн и Нэнси переглянулись.

– Ехать верхом шесть миль? – не выдержала Нэнси, – Что-то не верится.

– Нет. Верблюжья упряжка? Надо попросить Роберта Макдональда, но дело срочное, а у него и своих забот хватает.

– К тому же Роберт и сам сейчас болен, и ему нельзя шевелить рукой.

Миссис Бейтс с интересом слушавшая их беседу вставила слово:

– Можете одолжить нашу повозку, – предложила она, – Берите, если справитесь. Транспорт для этой местности подходящий. А я пережду здесь…

– Я провезу вас по трассе, – порывисто сказал молодой человек, – Так что вы даже не почувствуете, как доберётесь к пойме озера Фром.

– Там есть вода?

– Сейчас нет. Надо взять с собой запас. На станции хороший колодец. В зелёной воде из скважин много соли и её нельзя пить.

– Ладно, – живо отрезала Стэн, – Нам лучше наскоро упаковать медикаменты, пока не поступили новые пациенты. Миссис Бэйтс и сама может присмотреть за своей дочкой в наше отсутствие. Значит так… Надо взять морфий, хлороформ, гиацинит гидробромида, и наверняка понадобятся щипцы и расширители. Но ситуация мне не нравится.

– Я возьму лошадь и запрягу коляску, – сказал молодой человек, которого звали Люком, – как только всё будет готово, поедем.

Когда констеблю Макдональду поведали о предстоящем путешествии, он расстроился:

– Хотелось бы сопровождать вас, – отозвался он, – Отсюда выезжать лучше как обычно, а то заблудитесь, да ещё по такой жаре. Обещайте, что при малейшей проблеме будете делать остановки и старайтесь не выходить без надобности, а то раньше времени израсходуете всю воду.

– До Матуринны нас будут сопровождать, а потом мы будем следовать привычной трассой, – пообещала Нэнси, – не беспокойтесь, Роберт.

– Как долго вы задержитесь?

– Трудно сказать, – вступила Стэн, – если начнётся жар или лихорадка, можем задержаться и дольше.

– Если вас не будет больше десяти дней, я организую поиски. Пополнить запас воды можно на буровой у озера Летти, так что можете быть спокойны. Но не вздумайте её пить, она солёная.

– Мы запомним.

Они выехали рано утром, день обещал быть жарким.

Нэнси правила лёгкой двуколкой, крепко сжимая вожжи в нежных руках.

Дома она частенько просила у матери разрешения везти повозку.

Молодой человек ехал верхом впереди, то и дела поджидая их и поглядывая в их сторону из-за песчаных насыпей.

Трасса по большей части была каменистой, заполненной причудливой галькой с озера Эйр от ядовито-розового до багровых оттенков.

Трасса была узкой, в аккурат для верблюжьих упряжек одиноко перевозящих шерсть из Матуринны до железнодорожной станции.

Тощий жеребец, которого они прозвали Горацием, бежал крупной рысью по грубой местности.

Солнце поднялось выше, жара усиливалась, и Нэнси со Стэн всё чаще прикладывались к деревянной фляжке с водой, пристроенной в центре их двуколки. Фляжка вмиг опустела.

Они остановились и извлекли из четырёх двухгаллоновых фляжек, которыми снабдил их Роберт.

Пришлось остановиться у колючих зарослей с печальным исходом, так как большая часть пути занимала бледная растительность, и они решили, что коню пора передохнуть

Тут же мелкая чёрная мошкара тучей налетела на них, залепляя рот и глаза. И девушки поспешили снова запрячь коня, повернув туда, где их ждали, держа одной рукой поводья, а другой отбиваясь от назойливой мошкары, прощальным салютом хлопая себя по щекам.

Конь плёлся из Матуринны целые сутки, но вопреки спешке, Стэн и Нэнси остановились на закате у озера Летти, чтобы напоить коня, попить самим и поджарить мяса, в общем утолить жажду и голод. Коню задали торбу соломы.

Уже полпути было пройдено, и около полуночи они проложили путь по прохладной ночной пустыне. Луны не было, но они ориентировались по теневым силуэтам наездников (пути было совсем не видно) при свете звёзд слабо ограждающихся в земной гальке. Звёзды горели призрачно-голубоватым светом, а Млечный путь причудливо пересекал всё небо.

Утром они подъехали к краю песчаных барханов. Ряды красноватых и розоватых барханов были направлены в разные стороны – с севера на запад, возрастая ближе к станции, обдаваемые ветром, а самые дальние тонули бледными островками в голубых миражах.

Барханы, длинные и низкие, но не более чем двести футов в высоту. Когда один из них попадался им на пути, они обнаруживали, что его лучше объехать в диаметре, и решили попробовать пересечь вершину, которая чаще разносилась ветром.

Сбавляя скорость, с которой они ехали, выпив вчерашнюю воду, пока ещё могли бы умываться тёплой солёной водой озера Летти, они запаслись лишь другой водой к завтраку, умыться и почистить зубы, и протирали лицо и руки влажной тряпкой.

Вода во второй фляге была предназначена для чая. В двадцати милях от центральной изгороди можно было заметить фермерскую усадьбу, если успеть к ней до полудня.

В Матуринне не держали другого скота, кроме овец, но так далеко они не видели ни одной.

А теперь Стэн обеспокоено подумала: «У бедной женщины уже третий день схватки… если она ещё жива.»

Глава четырнадцатая

В усадьбе стояла зловещая тишина безо всяких признаков жизни. Беленький небогато крытый домик терялся за садовой изгородью и зеленеющими неподалёку кустами и пальмами, даже огород орошался сверху. Но за приделами забора было пусто, изрытая пустынная глина, пыль да камни.

В сотнях ярдов то забора тянулись убогие горбики, груженные тюками и флягами, держась вместе. Тёмная фигура отделилась с одной стороны и предстала полненькой аборигенкой из племени лубра с светлом хлопковом национальном платье.

– Хосайке совсим худо, – заговорила она, подходя и поддерживая лошадь под уздцы, – я сказала Молли. Мы стараемся ей помочь. Ребёнок не выходит.

Ещё одна тёмная фигура отделилась от построек назад, и абориген-полукровка в штанах в обтяжку и рубашке открыл ворота и повёл лошадь к его не распряжённой.

Стэн подхватила свой чемоданчик с их телеги], а Нэнси с аборигенкой перенесли сумки на другую сторону.

Роженицу они обнаружили в сумрачной спальне, при ней дежурил её муж, протирая лицо влажной тряпкой.

Её жидкие каштановые волосы прилипли ко лбу, а глаза смотрели отрешённо, потемнев от боли. Из груди вырывался слабый стон.

Едва осмотрев опытным взглядом выпуклый живот и бледное измождённое лицо бедняжки, Стэн чуть не выронила чемоданчик из рук.

– Миссис Джексон… мы здесь, чтобы помочь Вам, – утешила она, – Это – сестра Маклин, а я – сестра Честертон.

Пациентка раздражённо повернулась на влажной подушке.

Мистер Джексон встал. Он был высоким, темноволосым, широкоплечим, а его давно не бритое лицо украшала иссиня -чёрная поросль.

– Кажется, её боли прекратились, – прошептал он, пожимая сёстрам руки, – всё без изменений.

– Где можно помыть руки? – спросила Нэнси, – Мы сделаем всё, что в наших силах!

В тёмную спальне с закупоренными окнами напротив центра мистер Джексон принёс жестянку с горячей водой и кувшин с холодной, поставив всё рядом с расписным фарфоровым тазиком для умывания.

Стэн оскалилась на Нэнси:

– Может, ребёнок уже мёртв. Схватки прекратились, и если не возобновятся, малыш сгниёт в полости матки. Тогда неизбежно и заражение матери.

Пятеро ребятишек Джексона в возрасте от трёх до одиннадцати лет в неоднократно перешитой одежде играли на веранде, зная, что их мама больна.

Осмотревшись, Нэнси заприметила, что старшая девочка прихрамывает. Все детки с мягкими как солома волосами были худы.

– По-моему, всё может прояснить только кесарево сечение. Если перевезти в больницу, – бросила она в сторону.

– Да, но это уже…

Стэн переоделась в чистую белую форму, принесённую с собой в клеёнчатой сумке для журнала и не казалась запылённой.

Только вытерлась, и девушка, сжав зубы, расправляла её:

– Ладно, пошли! – скомандовала она.

В течение непрекращающейся борьбы Нэнси остановилась, чтобы стерилизовать инструменты, принесла кипяток в чайнике и смочила им тряпки.

Когда Стэн попыталась надавить на выпуклый живот, женщина очнулась и вскрикнула. Она уже приготовилась к смерти.

– Миссис Джексон, Вы должны помочь мне. Потужьтесь как можно сильнее…

– Нет! Снова заболит, – снова заплакала она.

– Ну, чуть-чуть. А если будет невмоготу, мы дадим Вам немного хлороформа, – и она принялась массировать тугой живот.

– О-ой! Ай! Пресвятая Дева, Матерь Божья…

Схватки возобновились двумя сильными толчками. Миссис Джексон стонала:

– Боже, помоги мне!

Стэн кивала, а Нэнси подавала ватку с хлороформом, но едва заметно.

– Она переутомилась. Надо подтолкнуть, – констатировала Стэн

Схватки больше не повторялись. Стэн, введя расширитель, заметила, что матка повреждена, и лишь тогда взяла в руки щипцы.

Нэнси придвинула хлороформ, но миссис Джексон была в обмороке.

Стэн приготовилась использовать все возможности, как в случае с миссис Бэйтс в Херготт Спрингс.

И как только показалась головка младенца, она знала, что сделала всё возможное.

Личико младенца было иссиня-чёрным. Зажав щипцами, она помогала малышу идти. Головка была слишком большой.

– Я надрежу промежность, – сказала она, – Надо будет наложить швы…

Когда всё было позади, они оставили миссис Джексон под хлороформом, пока Нэнси (которой в этом не было равных) наложила несколько швов, используя кишечные ткани животных.

Стэн позвала мистера Джексона, держа его младшего сына завёрнутым в тёмную тряпку.

– Он умер, сестра?

– Да. Советую похоронить его, пока Ваша жена его не увидела. Он умер уже в утробе.

– А жена?

– Поправится.

Женщина была так слаба, что Стэн пришлось убирать плаценту вручную. Оставалось только всё очистить.

Открыв глаза, миссис Джексон спросила о ребёнке.

– Простите, уважаемая. Он не выжил. Роды слишком затянулись.

– Он? Значит, был мальчик? Знаете, я так тяжело носила его, – и она закрыла глаза.

Нэнси умылась и вымыла руки. Вроде они не изменяли ей, пока она перестилала постель и переодевала забрызганную кровью сорочку.

Пришло время мистеру Джексону увидеться с женой. Если не брать во внимание её бледное лицо и тёмные круги под глазами, то ничего в спальне не напоминало о смертельной схватке с природой, результатом которой были покойный и раненая.

Вечером они пообедали с мистером Джексоном, отведав горячей бараньей ножки, приготовленной аборигенкой Джуди, которая первой встретила их здесь.

А хозяин, как они заприметили, до сих пор не побрился. После того, как пошла по второму заходу,

Джуди малость приуныла, разнося по хижинам аборигенов горячий чай и кухонную утварь.

– В этих хижинах должно быть ужасно жарко, – заволновалась Нэнси, – Комната располагается внутри.

– Я бы так не сказал. Я никогда не был внутри ни одной из них. Но без сомнений в таких хижинах нелегко.

– А жалованье аборигенки получают?

– Не всегда. Им выдают чай, сахар, табак, продукты для них и всей их семьи, по куску мыла и по комплекту своих платьев на год. Вот и всё, что им нужно.

– А мужчины-аборигены? – вставила Стэн, – Полагаю, им-то Вы по-хозяйски оплачиваете их работу?

– Иногда. Им выдают штаны, рубашки, ботинки для верховой езды, табак, лакомства и кусок парной баранины. О большем здесь и мечтать нельзя. Мы кормим их отродье как надо!

– Но ведь они хорошие работники?

– Ага… в седле, кажись, хорошо держаться. А полукровки так вообще отлично, чего не скажешь про черномазых. Их так и тянет уйти и оставить хозяйство.

Нэнси заметила, как зарделось лицо Стэн, которая с шумом отложила прибор. Подруге захотелось сменить тему, но Стэн уже заговорила с угрозой в голосе:

– Вы в Австралии, мистер Джексон!

– Что? Что такое?

– Я о «черномазых». По-моему, австралийские аборигены не являются негроидами. Но даже если и так…

– Чёрт возьми! Но ведь и не белые же?!.

Нэнси тактично отвела разговор:

– А сколько овец приходится на один акр? – спросила она.

– Не больше десяти акров на овцу, – сухо усмехнулся мистер Джексон, – Здесь и одна овца на акр – роскошь. Не то, что прежде. Мы еле держались в ожидании дождя. После сильной засухи 1902 года.

Он впал в угрюмое молчание, и Нэнси, и Стэн больше ни проронили ни слова, а лишь как можно скорее расправлялись с фруктами и пудингом.

Покончив с обедом, они предоставили грязную посуду на утро молодым служанкам-аборигенкам.

– Хорошо, что мы успели, – говорила Стэн на другой день за утренним чаем, который подала им Молли, застенчивая, слишком полная аборигенка в оранжевом платье, – Но мне бы хотелось…

– Ты же сохранила жизнь матери, – вставила Нэнси, – Ребёнка уже нельзя было спасти. Было уже поздно…

– Да… Тут уж ничего не поделаешь. Никогда не выйду замуж, – выпалила вдруг девушка.

– Думаю, что со временем ты изменишь своё мнение. Когда-нибудь. А нынешние события только присказка. С мистером Джексоном я согласна лишь наполовину.

– Но они абсолютно ни в чём не уверены. И я не думаю, что было бы лучше…

– Ладно, я после поговорю с ней об этом.

Она перекинулась предварительной беседой с пациенткой. Миссис Джексон, ещё слабая после недавних испытаний, натянуто улыбнулась.

– Да, я многое могла предположить. И заикнулась однажды об этом мужу… Но он решил, что во-первых, это противоестественно, а во-вторых, противоречит религии.

– Противоестественным для Вас было рисковать своей жизнью и жизнью ребёнка, не осознавая другой возможности, да и семья ваша не так мала. Такие препараты можно выписывать по почте из Аделаиды.

– Тогда бы и скорой помощи не потребовалось. Только почта приходит всего раз в месяц с небольшим до Херготт или Финисс Спрингс.

– А нужно как можно скорее. А то надолго останетесь инвалидом, даже если швы заживут.

– Хорошо, сестра. И передайте мою благодарность за всё сестре Честертон. Без неё меня бы уже не было.

– Разумеется, Вам следует поблагодарить сестру Честертон. Она очень умелая.

– Да. Я хочу преподнести её небольшой подарок. В верхнем ящике… в отделении носовых платков.

Нэнси выдвинула ящик с рукоделием и принесла его на кровать.

Миссис Джексон вытащила платочек, расшитый по последней моде крошечными розовыми бутончиками и голубенькими незабудками в уголке.

– Не могли бы Вы передать ей вот это?.. А Вам…

– Нет-нет, ничего не нужно. Я отчего-то всегда теряю носовые платки. А Честертон по достоинству оценит Вашу работу. Она немного устала, и я предложила ей прилечь. Ведь завтра утром нам надо выехать до жары.

Но жара на следующий день стояла уже с утра. С северо-востока дул ветерок, не приносящий никакой прохлады, не спасала даже испарина.

Мистер Джексон наполнил их бурдюк и флягу свежей колодезной водой и попросил Люка сопроводить девушек.

Нэнси и Стэн подумали, что он проводит их дальше за озеро Летти, но Люк, проскакав за последнюю неделю дважды по скучной трассе, отказался пересекать её снова.

– Теперь вы в порядке? – спросил хозяин, невзначай стягивая поводья, когда они невзначай проехали по центру Матуринны в поле зрения поймы Фрома.

Тут с противоположной стороны путь обрамляли розоватые барханы, располагаясь как попало.

– Вот так вам и ехать обратно, – показал он, когда всё стихло – вам – на юго-восток. Держитесь правой стороны Фрома, только не перепутайте с другими руслами, а то попадёте в зыбучие пески, но если ваш путь сложится удачно, увидите разветвления русел.

– Да, наверное… – уверенно начала Нэнси.

– Нам трудно заблудиться, – закончила Стэн.

– Трудно. Только направляйте коня позади, и он вспомнит путь. А когда сильно обеспокоитесь, поднимитесь на ближайшую вершину холма и увидите пойму озера Летти. Её и держитесь до самого Херготта.

Стэн и Нэнси осмотрелись.

Обеим хотелось доказать, что женщина способна выжить в пустыне так же, как и мужчина.

– Мы сделаем, как нужно, – кивнула Нэнси.

– Всё будет в порядке, – подтвердил Люк, разворачивая коня назад, – Трасса спокойная.

Нэнси подобрала поводья и направила Горация. Казалось, тот шёл с неохотой, хотя и неплохо отдохнув на станции. Прижав уши, конь вскинул голову, оглядываясь на лошадь, которая шла рядом.

Нэнси подогнала его. Стэн ещё чувствовала себя утомлённой после напряжённой ночной смены, так что они устроили привал среди розоватых и желтоватых барханов, как только день обернулся жарким полднем.

Отдохнув в слабой тени и накормив коня, они чувствовали, что надо поделиться с ним и водой, хотя и прошли не так далеко.

Они наскоро перекусили холодной бараниной с хлебом домашней выпечки, захваченной со станции и несколькими спелыми помидорами. О масле в такую жару и говорить не стоило.

– Знаю, что настоящие бушмены всегда кипятят воду, – сказала Стэн, – Но я предпочитаю холодную. По-моему, в такую жару не до костра.

– По-моему, тоже. – Интересно, какова температура воздуха?

– Наверное, около 115° F в тени. А уж на солнце… И думать нечего.