В сердце Австралии. Роман

Впереди степь стала кобальтовой, посреди лилового озера, окаймлённого тёмно-синими деревьями, которые, казалось, плывут над водой и возвращаются к высоким розовым скалам, а те колыхались и видоизменялись, едва к ним приблизишься.

Тогда всё исчезало, будто выключили волшебный фонарь, и остался лишь горячий песок.

У лагуны Гойдера, теперь высохшей и поросшей бакаутом, они свернули к востоку, избегая зыбучих мест русла, что вывело их к краю Каменной пустыни Стёрта.

Лошади срезали путь, продвигаясь вдоль слабо обозначенной дороги среди огромных красно-лиловых валунов, блестящих как отполированное железо под лучами солнца. Это замедляло ход.

Они разбили лагерь по дороге у подножия одного из барханов, направленного к северу и югу, в зависимости от хода движения.

Теперь до Бёрдсвилля оставалось немного – миль тридцать пути.

На другой день они прошли сквозь ворота широкой сетчатой ограды, покосившейся, будто пьяная.

– Граница между штатами Южная Австралия и Квинсленд, – прокомментировал Элдред, – Полагают, что это защищает от кроликов.

Когда они направились к Бёрдсвиллю, предвещавшему конец пресловутой Бёрдсвилльской трассы, лошади понеслись по пересохшему руслу Диамантины неслабым галопом.

Вниз по направлению к посёлку часть канала направлялась свежей водой.

Посёлок даже казался меньше и глуше, чем Херготт, к которому вели рельсы, и линия Оверланд Телеграф выглядела внушительно.

На западе курился высокий бархан. А за ним – бесконечная череда барханов пустыни Симпсона.

По всем остальным направлениям простиралась бесконечная покрытая валунами степь, огромные пространства каменных обломков, среди которых изредка попадались полувысохшие побеги солонца, видные полностью. Только улица была забита песком.

Но правление Квинсленда предусмотрело правление школы.

Сначала они остановились у здания почты, однокомнатной сторожки с окошком посередине и позади, что позволяло проветривать, когда дул свежий воздух и закрываться, защищаясь от песчаных бурь.

Небольшое крытое крылечко, заполненное толпой народа, ожидающего сортирующейся почты – кто-то ничего не получил, кто-то – не больше пакета с медицинскими указаниями из Аделаиды.

В целом весь путь в более чем восемьсот миль преодолевали из-за нескольких дорогих сердцу открыток и писем и больших посылок со всем необходимым.

И при словах: «Волт едет!» или: «Почта приехала!» казавшийся вымершим посёлок снова оживал.

Отовсюду слышались поздравления Элдреду и его невесте.

Каждый, посетивший королевскую гостиницу – одноэтажное здания из местных пород камня с волнистой железной крышей, высящейся в центре мансардой, замечал редкую для этих мест длину постройки. Эта гостиница ничем не напоминала внушительного здания в Херготт Спрингс.

Кровати маленькие и мрачные, столовая длинная и узкая, как колея.

Но молодая чета остановилась здесь всего лишь на ночь, пока Элдред собирал повозку, оставив позади пивной повозку с двумя лошадьми, которых вволю накормил дорогим сеном, привезённым поездом и почтовой фурой с юга из Кворна.

Открывая посёлок далеко за полдень, Нэнси подошла к будто манящему зелёному пруду, первый прохладный водоём с неиссякаемым источником.

Ей казалось, что можно было побарахтаться, сняв белые башмачки и чулки.

Она окунула в воду, к счастью, лишь одну ногу. Вода была почти горячей, будто соперничая с воздухом. Только что пар не шёл. Но обманчивая вода казалась чистой и прохладной. Пальцы на её ноге покраснели, будто ошпаренные.

Смешение голосов водяных птиц, хриплые крики какаду предвещали свой вечерний водопой, являясь перед Нэнси длинным зелёно-голубым потоком.

Путешественница оцепенела от восторга. Красный от глины берег, запруженный алой ряской выгодно оттенял бирюзовое мелководье с плывущими по нему бумажными корабликами.

Зеленеющие арники буша и поднимающиеся островками стволы кулаб, окаймляя берег тростником и камышом.

Ожил оазис с выплывающими пеликанами, с шагающими белыми и серыми цаплями, с ибисами и журавлями – ожил многоголосьем птичьих голосов, к которому присоединились… лягушки! Казалось. Чудесная благодать после затянувшейся засухи в этом месте, они выжидали.

Теперь-то Нэнси поняла, почему это посёлок на краю пустыни назвали Бёрдсвиллем. Город птиц по-английски оправдывал своё название.

Они выехали рано утром, после весёлой и неспокойной ночи, в продолжение которой Нэнси выпал из узкой растяжки, в которую они все забились, а Нэнси совсем провалилась куда-то вглубь матраца. Элдред решил перенести постель.

Огромные номера Королевской гостиницы не были приспособлены для жизни.

Покидая Бёрдсвилль, путешественники пересекали высохшее русло «в сторону Каппамерри к реке», остановившись среди валунов в степи.

С необычайным волнением и удивлением присматривалась Нэнси к своему новому дому, а особенно настораживала предстоящая встреча со свекровью.

Но рядом был Элдред, с которым ей всё ни по чём. Они расположились на ночлег неподалёку от дороги.

С севера на восток по пути к Диамантине перед ними высились мёртвые деревья, отмечённое одно из них каналами. Означало конец пути. А ещё избыток сухих дров.

Элдред развёл яркий игривый костерок и подвесил котелок на треножник, замесил и испёк в золе пресную лепёшку, добавив в муку соль и холодную воду с щепоткой стёртого вручную порошка.

Агнессе показалось, что она может привыкнуть к крепкому бушменскому чаю – чёрному и сладкому, основному освежающему напитку в буше, спасающему после долгого засушливого дня.

Элдред и Нэнси подкрепились пресной лепёшкой с холодной жареной говядиной и куском желтоватого жира, к удивлению Нэнси, оказавшемся ничуть не хуже сливочного масла.

После ужина оба отдались своей любви под покровом звёздного неба. Луны не было, и небо сияло незнакомым бледно-голубым пламенем.

– Какое яркое! – прошептала Нэнси, но мелкие камушки, забившиеся в её спальный мешок начали покалывать спину.

И тут ей подумалось, что мужчинам в буше всё-таки привычней.

Но и она была не в счёт, жалуясь, как очередная невеста. Нежно прозвенели колокольчики лошадей, когда прихрамывающие лошади потянулись к сухому корму.

Одна из лошадей путешествовала с упряжью, другая в сбруе «со шпорами», которые свисали с другой стороны, готовые опуститься над телегой, когда ведущая лошадь уставала.

До Бёрдсвилля было восемь миль; первой среди грязных «дорог», что вела в небольшое поселение Бетута, и тогда сворачивала на север среди запасного маршрута до Каппамерри.

Степные валуны оставались неизменно рыжими от степной пыли, а в потрясающе рыжих барханах поднималось напротив голубое небо, когда на второй день Элдред объявил:

– Вот мы и в Каппамерри. Видишь череп на пустом пне? Это знак для нашего почтальона.

Нэнси оглянулась.

По другой стороне пути отчётливо выделялись кости дохлых буйволов, а чуть дальше, в крайне запустевшем и начисто обглоданном месте вокруг источника, валялись иссушённые жарой скелеты, готовые стать мумиями с мёртвыми глазами, уставленными в никуда.

Нэнси вспомнила про Стэн, и её чуть не стошнило:

– Элдред, подожди минутку! Кажется, мне нехорошо.

– Извини, милая. Это из-за жары?

Ехали они с ветерком, и жара не так была заметна, но Нэнси прошептала:

– Да… Наверное.

Элдред дёрнул поводья, и лошадь, прошедшая за день двадцать миль с перерывом на ланч, остановилась с благодарностью за передышку.

Рыжий бархан с другой стороны пути блестел от зноя, но без взросшего в горячем песке пустынного дуба с тёмным стволом и тонкими игольчатыми листьями, среди черноты в пестроте против сияющего рыжего песка и заброшенного густой тенью, будто в прохладном пруду.

Нэнси пошатывало, и Элдред поднялся и смочил его в воде из фляги под телегой носовой платок, быстро покрывшейся слоем рыжей пыли, но вода оставалась прохладной от испарения.

Нэнси уселась, спрятав руки под колени, удерживая голову.

Элдред заботливо вытер пот с её лба. Жену больше не тошнило, и та постепенно приходила в себя.

– Хочешь попить?

– Нет, спасибо. Сомневаюсь, что вода долго удержится.

– Тебе будет легче, если ты немного отдохнёшь в тени. Утешает, что Каппамерри уже близко. Там ты сможешь помыться и отдохнуть.

Светло-каштановые локоны Нэнси топорщились вокруг её лба, едва она откинула назад широкополую шляпу с тонкой вуалью.

– Ты ещё заботишься о своей красоте, с обгорелым носом и запылённым лицом? – спросил Элдред.

Нэнси натужно улыбнулась:

– И как здесь выживает скот?! – сказала она, – Жестокий край!

– Да. Есть поверье, что этот край проклят. Когда видишь увязшего в болоте вола. Ещё живого, а глаза уже выклеваны воронами…

– Замолчи! – испугалась Нэнси, а потом спросила, – Много ли пало в эту засуху?

– Да. Падёж скота зависит от нехватки воды и своевременного корма. А весь корм в округе пропал. У скотины не хватало сил дойти до пастбища и вернуться к воде – так и дохла с голоду.

– А я и не задумывалась об этом, когда наслаждалась ростбифом.

– Несомненно. Это одна из крупнейших засух на нашем веку.

Но мой старик не теряет оптимизма и в лучшие годы запасается впрок, а в период засухи отбирает ту скотину, что не в силах прокормить и выгрузить. Но засухи неизбежны.

В былые времена говорили, что без них пустыня не пустыня, что источники пересыхают, покрываются илом.

– Мистер Джексон говорил, что это спасение от кроликов.

– Ага. Частично. Правительство тратило тысячи, устраивая заграждения, но их не уменьшалось с обеих сторон границы. А ещё динго. Мне даже думается, что в спокойное время они плодятся в пустыне Симпсона, а в засуху обрушиваются на наш овечий край.

Нэнси откинула со лба влажные волосы и встала:

– Теперь я и, правда, в порядке.

– Правда?

– Да. Пошли.

Элдред осторожно поцеловал её и помог взобраться в двуколку.

Нэнси ещё долго чувствовала привкус солёного пота с его губ.

Глава девятнадцатая

Тем утром они миновали первые ворота за много миль. Широкий забор простирался слева направо.

– Лошадиное пастбище, – пояснил Элдред.

Всё это было похоже на большую ферму, вроде хозяйств около побережья.

Теперь путь проходил ближе к восточной пойме Диамантины, широко разливающейся здесь с севера на юг.

Путешественники миновали стадо беломордых волов, неподвижно оставшихся и тупо глядящих, также равнодушных к скачущим мимо в испуге.

Бегущая река яркой лентой сопровождала ряд зелёных деревьев.

– Это проток Варраварра, – объяснил Элдред, – Мы в конечном итоге прозвали его так. Аборигены говорили, что старейшина, придя сюда в первый раз, сначала назвал его Варраваррапирралеллиалулламалуллакупалани.

– Верю, – засмеялась Нэнси, – Но не понимаю, как ты не сломал язык, произнося это.

– Папа играл с нами в него, понимаешь, чтобы мы выговаривали это слово на одном дыхании, а не по слогам. Сестрёнка всегда плакала, когда у неё не получалось…

Ну, вот мы и в «резиденции», – заключил Элдред чуть погодя.

Перед ними открылась группа сооружений с железными крышами и усадебным зданием в центре.

Когда они подобрались ближе, Нэнси рассматривала во все глаза. Она была напугана и немного шокирована.

Окаменевшей местностью, но они преодолевали сквозь череду барханов.

Поднимающихся как волны. Вызывающе большая каменная усадьба располагалась между двумя стыдливо зардевшимися барханами, среди которых простирался голубой водоём, открывающийся зарослями кулаб и белоствольных эвкалиптов с тонкой корой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кольридж. Старый мореход. Вольный пер. автора

2

Генри Лоусен. За загоном под откос, вольный пер. автора.

3

Цитата из баллады Гени Лоусена «За загоном под откос» (пер. автора)