Кому на МФ жить хорошо

И фамилии не спросим!

В голову пришла кручина:

– Где же, где же ты, дружина?

Нет дружины в воскресенье

И друзей в округе нет!

Но нашёл «лысан» решенье

И спешит он дать ответ:

Тот студент живёт кайфово

На МФ, да и везде,

Тот, что делает всё плёво,

Не работает ни где!

Он ни «пашет», ни ленится,

На занятия не мчится

И спокойненько живёт!

Этот парень не активный,

Он не трус и не подлец,

В общем, парень он пассивный…

Так… Закончил физик речь,

И гора свалилась с плач!

И решили братцы наши,

Что на этот раз он прав,

И решили разойтися,

Поумерив буйный нрав!

Естественно, очень жаль было бы, если бы это весёлое творение никто кроме нас не увидел и не услышал.

Пока мы это сочиняли, к нам в комнату зашел, да так и остался Борис Хохряков.

Он сказал:

– А что тут думать! Завтра Первое апреля! Давайте это оформим в виде стенгазеты и вывесим на всеобщее обозрение!

Сказано – сделано! Мигом, склеив несколько листов ватмана, мы получили большое полотнище, по нему общий весёлый фон и размашистым почерком на него нанесли получившуюся поэму. Остаток места заняли всевозможными шутками, уморительными карикатурами, интересными необычными, курьёзными фактами…

Где в них правда, а где вымысел и по сей день не известно. Ну как прикажете относиться к информации, почерпнутой в журнале, что на первое января 1973 года население необитаемых островов составляло 187 человек?

Газета получилась вполне подходящая предстоящему весёлому дню!

Осталось придумать заголовок. Но, как ни странно, слово пришло сразу и одобрение получила полное: «Шницель».

Это ведь в студенческой столовой первая еда. Причём еда, которую можно назвать «Эрзац», потому что в меню писалось «шницель из мяса», а на самом деле была смесь свиного сала с сухарями. И наша газета получилась «Эрзац»! Вроде вывесить решили для всего факультета, а делала её не факультетская редколлегия.

Очень деятельное участие в её оформлении принял наш гость Борис. Он, оказалось, прекрасно и быстро рисовал.

В конце – концов Дудин, Шкилёв и Хохряков всё оформили, что сочинили коллективно, приложив максимум своего умения, остроумия.

Но вывешивать газету без авторства посчитали невозможным.

Стали подавать предложения.

Первое, которое понравилось было «Хряшки»: и смешно и представляет авторов, правда не всех.

Тогда родилось то имя, которым газету и подписали – «ХохряДуШки».

Всеобщее одобрение и вот газета вывешена в холле первого этажа на обозрение. Время было около трёх ночи. Мы довольные собой и своим творением легли спать.

А утром, идя на первую пару мы обнаружили, что нашей газеты уже нет. Мы кинулись к председателю студсовета с требованием найти похитителя и вернуть газету. Тот нас постарался успокоить, хотя это было очень сложно. Мы направились на занятия, а в конце третьей пары всех нас к себе в кабинет вызвал декан факультета.

Мы входим в кабинет. А там на стене висит наша газета!

Декан говорит:

– Ваша газета нам всем очень понравилась! Но я думаю, что она в общежитии не выживет и дня, а нам она ещё хорошо послужит, поэтому я её конфискую, а вы на меня за это не обижайтесь.

– Анатолий Васильевич! Если Вам газета понравилась, то, может быть, Вы её вывесите у деканата?

– А что, это не плохая идея! Наше творение провисело в учебном корпусе у дверей деканата около месяца, а потом ей была предначертана долгая жизнь. Она представляла наш факультет и жизнь студенческую ещё два года в приёмной комиссии, поступающим абитуриентам.

Очень поднаторев в деле рифмования строк, уже не упускал случая, чтобы ни отметить какое – либо выдающееся событие очередным рифмованным приколом. Это на себе чаще всего ощущали друзья, чья жизнь из обычной студенческой переходила в семейную.

Вот таким «раздрожителем» для меня стали любовные отношения моего хорошего друга Бориса Виноградова: любителя девушек, вина, бокса и прочих «мужских» удовольствий.

Все свои отношения, сколько бы их не было, он воспринимал очень серьёзно, меняясь при этом внешне и внутренне. Приняв решение жениться он, при своей и без того далеко не гигантской комплекции, сильно исхудал, перестал с нами участвовать в «дегустации» напитков. И как итог он к своей регистрации получил от меня в подарок следующее:

Я вина пил,

Я градом бил,

Я Виногадом был.

Но страсть презрел

И протрезвел,

Жениться захотел…

Ужасен рок!

Я дал зарок:

Не пить уж больше грог!

Но маху дал

И исхудал

Стал тощий как скелет,

А палец мой еле живой

Похож стал на стилет.

Теперь весна

И ты одна

Лишь мной увлечена

А я боюсь

Наступит грусть:

Я на тебе женюсь

А ты возьмёшь

С другим уйдешь!

Тогда я застрелюсь!

Но все подобные шутки оказались оберегами для семейной жизни всех моих друзей. На протяжении многих годов мы друг друга не забываем, отлично общаемся, а самое главное, что семейная жизнь ни у кого не оборвалась и друзья живут как в сказке: «Пока смерть не разлучит!» Когда решил жениться Кадыров Коля, это всех нас повергло в шок.

Большой любитель женского пола, имел массу подруг, с которыми заводил только краткосрочные знакомства, не предпола- гавшие длительных отношений. Более того: это было у него введено в ранг основной жизненной позиции:

– Я, говорил он, – женюсь только после того, как закончу учёбу, начну работать, буду иметь собственное жильё! Мне жизнь как память дорога, поэтому моей женитьбы не дождётесь. И тут!.. Такое потрясение незаметно для меня пройти не могло. Поэтому в тот же вечер я для Николая сочинил следующее:

Кому говорю: «Не надо!

Не надо меня мять!

Мне жизнь дорога как память,

Да разве вам это понять!»

Я буду биться о стену,

Сотру кирпичи в порошок,

А если притронетесь пальцем

Впаду в электрический шок!

Я рёбра себе поломаю

И голову на бок сверну,

Пробью себе пятки гвоздями,

Но хоть на руках убегу!

Кому говорю: «Не надо!

Не смейте меня бить!

Мне жизнь дорога как память,

А вы меня нате, женить»!

Все эти шутки над друзьями оставались просто добрыми шутками, потому что мы каждому искренне желали счастливой семейной жизни. У всех друзей она таковой и оказалась, в конечном итоге. Все друзья живут долгой счастливой семейное жизнью, вырастили детей, теперь все дружно растим внуков. А за наше доброе, нежное отношение к женскому полу Бог всех нас отблагодарил, подарив в качестве детей девочек. Ни у кого из нашей доброй комнаты не появилось на свет мальчиков.

Глава 7

Один день и вся жизнь.

Если судьба задумает свести между собой двух людей, то можно даже не сомневаться, что эти люди обязательно сойдутся или как минимум благодаря её усилиям окажутся впоследствии знакомыми.

И так. Всем нам двадцать лет. Весёлая, беззаботная разбитная студенческая юность, третий курс учёбы в политехническом. У нас, будущих механиков – машиностроителей зимняя сессия, на которую, слава Богу, все вышли без «хвостов». Мы – это пять

человек парней, проживающих в одной комнате общежития на Вершинке и обучающихся в одной группе с уникальным для истории машиностроительного факультета индексом «6»: Дудин Серёжа, по – дружески Никтарьевич, Шкилёв Юра в простонародии Батя, Юхин Виталий, он же Ибрагим, Калдыров Коля, чаще Микола и я Борисенко Сергей, в Батином произношении Борисёнок…

Зимняя сессия.

Чем она была замечательной? Тем, что в зимнюю сессию у нас, в отличие от весенней, никогда количество экзаменов не перевали – вало за четыре, а зачётов за шесть. И то, что какой – то из экзаменов приходился на Новогодний праздник. При этом считалось за счастье, если экзамен выпал на 31 – е декабря. Сдал 31 – го числа экзамен и с чистой совестью можешь праздновать Новый год. До следующего экзамена ещё три дня!

Конечно, в этом были и свои неприятные нюансы. Можно было экзамен «завалить», а сами знаете: «Как встретишь… так и проживёшь!» То есть подпортить себе настроение на весь предстоящий год.

Хуже было тому, у кого экзамен назначался на первое января. Да – да! Не удивляйтесь! Это сейчас студенты отдыхают в эти дни со всей страной, а в наше время учились по другому графику. Экзамены назначались и в праздничные дни, и по воскресеньям.

Так вот, преподаватель приходил на экзамен не выспавшейся, уставший, не редко от него ещё попахивало ночным праздничным застольем. А тут какие – то студенты пытаются доказать, что, несмотря на то, что они за весь семестр посетили у него всего две – три лекции, предмет знают лучше лектора. Главное, чтобы преподаватель не спросил полное название того предмета, который сейчас студент пытается втереть в уши преподавателю. А содержание предмета можно и нафантазировать. Так вот сидит этот после праздничный экзаменатор и принимает экзамен у таких же после праздничных студентов. И настроение с каждым сдающим всё ухудшается и ухудшается. Дома его ждёт продолже – ние начатого прошлой ночью, а у двери аудитории дожидается своей незавидной участи человек двадцать, пришедших с зачётками. Мероприятие сие затягивается часов на пять – шесть, не меньше. А ему хотелось бы, чтобы поменьше!.. Так что в такие дни не мало буйных голов полегло.

Но нашу группу сия злосчастная чаша миновала. Наш экзамен назначен на 31 число, а, стало быть, мы уже везунчики. Осталось только сдать.

Вот сдадим, полдня впереди… Чем заниматься? Праздновать – то встречу Нового года только ночью! Не спать же! Решили! Будем делать всё по – домашнему: наведём порядок в комнате, украсим, чем можем, попросим наших «домашних» ребят принести

ёлочные украшения, накроем стол (об этом позаботились заблаго -временно) и ёлка придаст соответствующее настроение.

Да! Ёлка же, чёрт побери! Ёлки то нет!

Всеобщими спорами определили жертву. Кто первый сдаёт экзамен – тот идёт покупать ёлку. Легко сказать, «Идёт покупать!». До этого раза мы никогда её не покупали и где они могут в Томске продаваться никто не имел, ни малейшего понятия.

А времена были ни чета нынешним. Это сейчас можно заказать по телефону или в интернете и тебе домой принесут, могут на дачу, в гостиницу или, возможно, гараж, да ещё и в указанное время. А в семидесятые годы прошлого века в Томске ёлки продавались только на двух ёлочных базарах, и их распродажа завершалась числа 25 декабря. Но мы то этого не знали и даже не могли подумать, что в городе, стоящем посередине тайги, может не быть обыкновенной ёлки.

Экзамен сдал первым я и следом за мной вышел уже свободным от сегодняшней пытки знаниями Виталик.

– Я с тобой, сказал он, видя моё не очень радостное состояние от предстоящего похода.

Бедолага!

Он даже представить не мог, впрочем, как и я, во что мы вляпались!

Конечно! Первая мысль была идти на ёлочный базар. Только где он?

Разума хватило не бродить по городу в его поисках, а спросить кого – ни будь из аборигенов об этом.

На встречу идет взрослая женщина, естественно, местная жительница.

– Тётечка! Скажите, пожалуйста, где можно найти место, где ёлками торгуют?

Она нам буквально на пальцах показала, как туда можно пройти, чтобы выполнить поручение. Это было вовсе не далеко. Маршрут -ный транспорт на этой улице был большой редкостью… Мы пошли пешком. Шли мы по улице с громким называнием Московский тракт. Томск – это первый город, в котором я столкнулся с таким названием улицы –«тракт». В городе имеются такие тракты как Московский, Чулымский, Иркутский, Каларовский и т.д. А вот что может означать слово «тракт», мне никто не мог объяснить. Оказалось, всё просто. Тракт – это городская улица, которая переходит в загородную дорогу, а вот направление этой дороги определяло её название.

По левой стороне улицы были автобазы, строительная организация, «Карьероуправление», частный сектор с маленькими серыми от возраста деревянными домиками, стоящими за таким же серыми деревянными заборами. По правой стороне любимый всеми поколениями студентов – механиков продовольственный магазин со штучным отделом, где всегда можно было найти не дорогую «живительную влагу». По этой же стороне улицы располагался старинный пивоваренный завод, организованный немцем по фамилии Крюгер в тысяча восемьсот … лохматом году.

Кстати, неразрешимая задача, которая не имела решения много – много лет. Почему в Томске пивоваренный завод был, а вот пива никогда не было в достатке. Чтобы исполнить такую нехитрую прихоть как попить пива, нужно было, вначале, опреде -лить в какой пивной точке сегодня торгуют пивом и, найдя её, отстоять невероятной длины очередь. Поэтому в Томске никто пиво не брал кружками, да и кружек, честно говоря, тоже не было в обиходе. За пивом шли с банками, канистрами, вёдрами и прочей многолитровой тарой. Лично у нас, в нашей студенческой комнате для этой цели был приспособлен плафон от потолочного светиль -ника, к который входило ровно двадцать литров ячменного напитка.

Минут через пятнадцать мы стояли перед плотно закрытыми зелёными воротами высотой метра три, завершающими линию такого же забора. Большая надпись кривыми падающими буквами гласила, что мы пришли верно. Это подтверждало и всё снежное пространство у ворот с втоптанной ногами покупателей и укатанной автомобильными шинами ёлочной хвоей.

Другая надпись, более незаметная, но столь кривая гласила, что мы пришли зря, ёлок нет!

В сердцах я пнул ногой по забору… Почти одновременно с этим открылась калитка в зелёных воротах появился мужик с бородой, в тулупе до пят, одетым поверх фуфайки и в стёганных штанах, заправленных в валенки. На плече у него, скорее для проформы, висело подобие ружья, а, возможно, оно было даже действующее, но такое длинное, что опущенный вниз ствол волочился по снегу и был им, явно, забит. Страшный и грозный с виду, но вполне добродушный дед, сразу нам сказал:

– Пацаны! В ворота не стучите, ёлок уже давненько нет в продаже и вряд ли вы сможете её вообще купить! Надо было об этом думать недели три назад!

– И что? Мы не сможем нигде купить?

– Ну, если только на рынке, сказал он и закрылся до утра.

– Что? Рискнём проскочить до рынка?

– Легко!

Да уж, легко!

Это надо было подняться вверх к проспекту, дождаться подходящего троллейбуса и потом трястись в нём сорок минут. Но взялись – надо выполнять!

Я не знаю, что случилось с климатом в Томске за последние годы… Нынче снег ложится в конце ноября, а то и в декабре вдруг весь растает и только к концу месяца ложится окончательно, а в те времена, о которых идёт речь, зима могла начаться, да чаще всего и начиналась, в конце октября. Ложился снег, устанавливались постоянные морозы пускай ещё не зимние, но снег уже не таял до весны. И с самого первого снегопада и до весеннего таяния снега все пригорки были раскатаны подошвами студенческих ботинок и сапожек до зеркального состояния. Потому движение «под горку» доставляло ни мало удовольствия: летишь вниз по наклонной дорожке со скоростью ветра, лавируешь на поворотах, на бордюрах, обозначающих въезды во дворы, обгоняешь друг друга. Прямо как сноубордисты! А упали, так даже веселее… Куда как труднее подниматься по этим же дорожкам вверх, куда, собственно, нам и нужно было выбраться! Тут приходилось вспо – минать навыки ходьбы на лыжах, потому что идти можно было либо лесенкой, либо ёлочкой. В любом случае надо было опираться на рёбра подошвы, при этом немного подрубая себе скользкое покрытие дороги. Итак, соскальзывая, пыхтя, периодически сползая назад мы всё – таки преодолели целый

квартал вверх по горке и вышли к вожделенной остановке троллейбуса. Оба взмокшие, разгорячённые, уставшие.

Поездка в троллейбусе ничего интересного не принесла, кроме того, что мы несколько остыли и отдохнули и скоро окажемся на рынке.

Я и не думал, что рынок в предновогодний день будет представлять из себя столь убогое зрелище: почти пустые торговые места, случайно забредшие, вроде нас прохожие,

Кое – кто пытался ещё что – то найти и купить, но покупать было абсолютно нечего! Мы быстренько прошмыгнулись по торговым рядам и ничего не нашли. Делать нечего, надо возвращаться ни с чем. И тут на встречу нам подходит неопрятный мужик неопреде -лённого возраста и тащит брезгливо, как дохлую крысу, ёлочку… Маленькую, полу – осыпавшуюся с жёлтой, вместо зелёной, хвоей.

– Мужик! Ёлку продаёшь?

–Продаю!

– За сколько? Можно было бы и не спрашивать. И так понятно, что главное ему наторговать на бутылку. Поэтому цена должна быть три рубля.

– Трёшка! (Так и есть, главное на бутылку.)

– Ты что, мужик! За такую маленькую, осыпавшуюся, желтую… и трёшку?

– Не нравится – не берите! Другие купят. Обязательно купят! Сегодня день такой, а мне можно подзаработать. Эту продам, за другой схожу.

– А может ты сразу за другой сходишь?

– Вам надо – вы и идите!

– Так знали бы куда идти, сходили бы.

– А что тут знать? Вон видите тропинка из хвои. По ней пойдёте, прямо к месту придёте.

А мы – то сами и не обратили внимания на эту тропу.

– Спасибо, мужик!

И мы быстро – быстро двинулись по этой тропе, которая запетляла по переулочкам в сторону реки и от домов к речке. Дальше по льду реки к середине, потом крутой поворот вправо, обогнула мысок и вывела к противоположному берегу реки, на котором располагалась деревня Эушта. Но в деревню идти не надо было. Прямо здесь на реке воткнутыми в снег стояли на выбор ёлки, сосны, пихты, кедры. Все как на подбор: разной высоты, разной пушистости. Глаза разбегаются от этой красоты. Но на фоне остальных ёлочки смотрелись очень блекло. Мы с Виталиком облюбовали кедра, но когда попытались его забрать, то оказалось, что его мы не донесём. Мы передумали и взяли пихту. Небольшую (как нам показалось), очень пушистую. Решили, что она к нам в комнату встанет отлично. Взяли с нас пять рублей и обещание, что если нас остановит объездчик, то мы их не знаем.

Подхватив свою покупку за комель и за вершину, мы отправились в обратный путь. Реку прошли без приключений. Никто нас не встретил, никому объяснять ничего не пришлось. Мы благополучно поднялись на берег к жилью, прошли обратным путём, у базара мужик так и не продал к этому времени свою чахлую ёлку, но торговавшейся с ним покупатель предложил нам купить у нас нашу пихту за пять рублей.

– Да ты что? Мы сами её купили за пять рублей, так ещё на другой берег ходили. Сам сходи и купи, там много чего имеется.

От рынка до нашего общежития далеко, а до остановки троллейбуса близко. Подъедем хоть и не к самому дому, но от Лагерного сада до общаги это вам не через весь город тащиться пешком! Мы на остановку. Там народу как полагается в предпраздничный

день: кто с покупками, кто ещё с работы возвращается, а кто – то уже успел начать отмечать предстоящий праздник. Но с нашим появлением все оказались едины в одном: во взгляде, с которым нас рассматривали.

Думаем: «Народ в восторге от нашей ёлочки!», но, правда, взгляд не совсем восторженный, а скорее недоуменный.

И тут подошёл троллейбус. Теперь в лице изменились мы! Ёлочка, которая на реке казалась подходящей к габаритам нашей комнаты, оказалась размером больше троллейбуса!

На выручку тут же поспешил один солидный дядечка.

– Ребята! Продайте пихту за десять рублей! – Ну уж нет! Мы её добыли для себя, а тебе, если надо, то сходи сам, здесь недалеко.

И мы пошли со своей поклажей в сторону студгородка, постоянно отбиваясь от назойливых покупателей, которые в центре города нам предлагали уже перекупить нашу красавицу за пятнад –цать рублей, в районе площади Революции, месте массовых гуляний народа за двадцать, а при вхождении в студгородок за двадцать пять рублей.

Честно сказать мы даже пожалели, что не догадались, да и не могли приобрести на реке парочку лесных красавиц. Личный коше -лек не позволил. А это оказалось выгодным бизнесом. Мы могли и сами быть с ёлкой, да ещё и весь праздник окупить. Но времена были другими, не коммерческими, а за спекуляцию можно было поплатиться местом в институте.

Лесная красавица была прекрасна собой! Пихтачка, для нас должна была стать праздничным деревом, к которому можно будет не стыдясь привести понравившуюся девушку, чтобы похвастаться перед ней. Ведь это так романтично!..

Но её ещё нужно было поднять на третий этаж и внести в комнату, а пихта, на поверку, оказалась длиной во весь общежит- ский холл. Ну, туда мы ещё кое – как вошли, и даже развернувшись попали в коридор первого этажа, а далее шла лестница. Пришлось подойти к решению задачи подъёма с русской смекалкой или как сейчас говорят «креативно».

Мы с другом за комель подняли дерево вверх, и как змею, пропуская между перилл лестницы, вытянули её на третий этаж, а далее третья комната от лестницы уже наша. В открытую дверь затащили нашу пихту в комнату: комель её уперся в стену под окном, а сама она протянулась через всю комнату, через весь коридор, а макушка поднималась по противоположной двери до самого потолка!!!

Такое невиданное зрелище привлекло к себе всеобщее внимание. Уж поглазеть в общаге всегда любили! Особенной популярностью всегда пользовались свадебные выкупы на студенческих свадьбах. На выкупах разыгрывали целые спектакли, участниками которых становились не только друзья и подруги же –ниха и невесты, но и все «глазеющие». Поэтому, за неимением свадебного выкупа на настоящий момент, все желающие и свободные от подготовки к экзаменам, вывалили в коридор. Всем было кране интересно: каким образом этот великан поместится в нашей комнатке? Решение приняли радикальное: вымерили точную высоту комнаты от пола до потолка и вырезали самую пушистую часть дерева, затем просто расперли ствол между полом и потолком, крестовины для установки не понадобилось, а остального хватило, чтобы всю общагу украсить.

Мы раукрасили нашу «ёлку» чем могли, кроме того томичи, которые обещали принести ёлочные игрушки, выполнили своё обещание. Новогодняя ёлка на самом деле получилась на загляденье!

Дело осталось за малым: накрыть стол и садиться встречать праздник.

Однако, для меня всё заканчивалось именно на этом этапе. Ещё осенью Воробьёв Коля, Цхай Костя и я устроились в трест столовых и ресторанов сторожами на овощные склады. Заведовал складами отец Николая, поэтому нам легко «выгорело» это место. Дежурить надо было по графику, заступая через два дня на третий с шести вечера до половины девятого утра, а в выходной до вечера. Вот этот третий день для меня настал 31 декабря.

В пять вечера я вышел из общаги и направился к автобусной остановке. Ехать нужно было не очень далеко, но за город. Если выезжать из города в сторону аэропорта, то последним, что оказывалось на выезде это радиотехнический завод. Он своей лицевой стороной стоял к жилому району, а тыльной к лесу. Там, с тыльной стороны можно было кроме заводского забора встретить только частные гаражи, а ближайшие люди – это покойники со старого Южного кладбища.

Автобус, шедший за город, проезжал вдоль всего забора кладбища, и там, где оканчивался забор последнего пристанища ушедших людей, там была последняя, в черте города остановка автобуса. Здесь следовало выходить, а далее надо идти пешком по дороге в лес около километра.

Погода стояла самая новогодняя: шел очень густой чистый, легкий снег при лёгком морозце. Я шел и думал обо всём и ни о чем конкретно, о том, что сегодня Новогодняя ночь, а мне не повезло и надо идти на дежурство, о том, что завтра будет день праздничный, и, наверное, мы ещё не будем готовиться к очередному экзамену, а будем отдыхать и праздновать, что такая погода обычно предвещает резкое и сильное похолодание и жуткий мороз к утру, а хотелось бы, чтобы она стояла до самой весны… И тут я стал замечать, что город чем – то сильно отличается от своего привычного вида, но чем?

Я шел по чистому, нетоптаному снегу и всё думал и думал об этом. И до меня дошло, что следы на снегу только мои и больше нет ни чьих! Ни спереди, ни сзади меня. Вот, оказывается, как выглядит предновогодний город! Улицы нетоптаные, людей нет, все по домам и только я один иду к остановке, мне нужно на дежурство.

Под размеренный ритм собственных шагов у меня стала в голове появляться мелодия какого – то популярного вальса и очень хорошо вписавшиеся в этот вальсовый ритм некогда прочитанные и так понравившиеся стихи, бальзамом ложившиеся на моё внутреннее настроение.

Снег идёт, снег идёт

К белым звёздочкам, в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплёт

Снег идёт, и всё в смятенье

Всё пускаются в полёт

Черной лестницы ступени,

Перекрёстка поворот.

Снег идёт, снег идёт.

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака

С верхней лестничной площадки,