Кому на МФ жить хорошо

До этого мы даже не знали названий таких рыб, а уж покушать тем более. Один единственный, для кого такая рыба не в новинку это Батя, выросший в тайге на таких же таёжных реках, где только и сохранилась такая рыба.

Рыба, доложу я вам, царского стола!

Приезжал Митрич к нам из небольшого городка Назарово, Красноярского края, ранним поездом, который прибывал в Томск около шести утра.

Не дожидаясь транспорта, он взваливал на плечи рюкзак со съестными припасами и шел пешком. Благо от вокзала идти было не более получаса.

Так, примерно, в половине седьмого, когда мы мирно досматривали свои последние утренние сны, раздавался ужасный грохот кулаками в дверь, от которого мы повыскакивали с постелей в холодном поту и ничего не соображающие.

А в это время зычный голос раскатывался по длинному коридору сонной общаги:

– Эй, вы, поплавки, поднимайтесь! Митрич приехал!

Первым приходил в себя от этого утреннего моциона Борька:

– Мужики, батя приехал!

Мы спешно заталкиваем вчерашние опустошенные бутылки под кровати, а за дверями продолжает неистовствовать Митрич:

– Эй! Хорош тару прятать, открывайте! Или у вас девки

раздетые спят, ну тогда я подожду в столовой! Конечно, никто посторонний у нас не ночевал, и, мы, как только смогли, быстро открыли дверь.

– Ну, даже не интересно! Ни одной девчонки на целую комнату. Имейте в виду! Если следующий раз не застану у вас девчонок, то я заподозрю недоброе!

Мы пребываем ещё в растерянности, а он доволен произведённым эффектом, покатывается со смеху над нами и говорит:

– Так! Найдите мне раскладушку. Сегодня я ночую у вас.

– А теперь быстренько мыться, чистить зубы и в столовую!

– И я с вами. Нужно покушать чего – ни будь жиденького и горяченького после дороги.

– В столовую идём вместе, а то знаю я вас, поплавков. Утром вместо завтрака одной «курятиной» питаетесь под названием «Прима».

– Как хоть у вас готовят? Есть можно?

– Да у нас со вчерашнего дня новая смена поварих на кухне. Ещё не знаем ни самих, ни как они готовят.

– А сами по себе они как? Из их рук еду принимать не противно, аппетит не пропадает?

– Нет! Вполне приятная женщина лет, пожалуй, сорока – сорока пяти.

Заходим в столовую. Там ещё никого нет, мы первые.

Во главе Митрич.

Сразу, только зайдя в столовую, он уставился оценивающим взглядом в новую повариху и, не снижая громкости голоса, наверное, специально, объявил нам:

– Так! Раскладушку мне не ищите. У вас я сегодня ночевать не буду!

– А где же ты будешь ночевать, Митрич?

– У неё, сказал он, и ткнул указательным пальцем в стоящую за стойкой, миловидную женщину.

После завтрака Митрич с нами не поднялся, оставшись в столовой.

Мы ушли на занятия, а когда вернулись, то большая часть привезенных продуктов лежала на столе, часть их исчезла вместе с Митричем.

Ночевали мы в самом деле без него.

Но мы знали, что он собирается пробыть в Томске три дня.

Всё это время мы его не видели, а вечером третьего дня он пришёл и сказал:

– Три дня прошло, для вас я уехал. Меня не искать.

А потом сыну:

– Я недельку поживу у неё, перед отъездом зайду к тебе и оставлю её адрес. Надя приглашает тебя к себе как постояльца.

Придешь, посмотришь, если понравится, то можешь у неё пожить. Платить не надо, я всё отработаю за оставшиеся дни.

Жить, конечно, Борис там никогда не жил, но в гости ходил часто, подружился с её взрослыми детьми, участвовал в семейных праздниках, и, даже иногда ночевал там.

Вдруг, совершенно неожиданно, так как осенний семестр только ещё начался, то есть из дому мы приехали совсем недавно, приходит посылка Серёже Дудину.

Он, как и Борис родом из Назарово.

Но у Бориса отец был энергетиком и работал на местной ТЭС, а родители Сергея оба работали на молококонсервном заводе. В то время это был крупнейший в Западной Сибири подобный завод. Некоторое время и сам Сергей там работал, токарем, что стало предметом приколов со стороны Калдырова в адрес Дудина.

– Серёга! А ты до института где работал?

– На молокозаводе, дома.

– А кем?

– Токарем.

– А ты что точил, банки консервные?

После такой дежурной шутки в комнате начиналась возня.

Дудин ловил Кадырова, тот высоченный и очень худой прыгал через спинки кроватей, ища защиту у Шкилёва, который по комплекции был даже больше Дудина.

Иногда, когда Шкилёву хотелось размяться физически, он прикрывал собою Николая и ввязывался в борьбу с Серёгой. В это время две огромные туши мужиков, один из которых занимался классической борьбой и входил в абсолютную категорию, то есть свыше ста килограммов, а второй был штангистом, разминался всегда гирями двадцать четыре и тридцать два килограммов и был сильнейшим тяжелоатлетом в институте на этот период в такой же абсолютной категории, тасовались по комнате, периодически заваливаясь то на одну, то на другую кровать.

Остановить их удавалось только заявлением, что они снова погнули очередную кровать, и надо идти к кастелянше и выклянчивать замену.

Но это бывало далеко не всегда.

Порой Юрка вставал на сторону «обиженного» и они вместе ловили Калдырова, заваливали на кровать, придавив собою его хрупкое тело и, находясь под прессом двух стокилограммовых махин, зачинщику оставалось только визжать, умоляя о пощаде. А эти слоны были совершенно не настроены идти на встречу его увещеваниям, и вытворяли такую процедуру: они закатывали Николая в матрац как рулет и заталкивали под кровать, а потом долго любовались, как тот без посторонней помощи разматывается

и выбирался на свободу.

Серёжа Дудин был борец – классик, как я уже сказал. И вся его массивная фигура выдавала в нём борца такого стиля: высокий рост, длинные и очень ловкие руки, и особенно ноги. Ноги были накаченные до такой степени, что брюки он протирал не на заднем месте отполированными лавки старинных парт, а бедрами между ног. Для тренировки ловкости ног он порою вязал узлы на верёвках ногами и развязывал ими же.

А ещё он ногами, лёжа на своей кровати, стоящей у окна под подоконником, менял пластинки в стоящей на подоконнике радиоле. Вес у Сергея был более ста килограммов, которые даже при его не маленьком росте выглядели лишними. Юра Шкилёв, наш Батя, занимавшейся тяжелой атлетикой, постоянно, во время разминки гирями, приставал к Сергею, чаще всего лежащего в это время на кровати:

– Всё лежишь! Только притворяешься сильным, а сам гирю поднять не сможешь!

– Смогу, позёвывая отвечает Сергей.

– А вот спорим, не сможешь!

– Да могу я, что пристал? Что там поднимать – то тридцать два килограмма. Это ты двумя руками тянешь, а я одной левой…

– Ты не понимаешь!

– Это такое упражнение, кстати, очень сложное: двумя руками из – за головы от лопаток над головой поднять гирю.

– Вот смотри как!

И Батя, легко подняв с пола двухпудовую гирю взял её над головой двумя руками, медленно опустил за голову низко, ниже лопаток, а потом, напрягшись, стал вытягивать её в обратную сторону.

Все мышцы, лицо, руки его налились кровью, вены вспучились как реки в разлив.

Пыхтя и прерывая дыхание, Юрка вытянул эту гирю над головой и вновь стал опускать за плечи.

В этот момент, мирно лежащий в своей постели Дудин, подскочил, перехватил свисающую на руках Шкилёва гирю, и, даже не принимая позы тяжелоатлета, лихо зашвырнул железяку себе за голову, опустил её до лопаток и быстро поднял её у себя над головой, тут же вновь опустил гирю и снова поднял над головой, повторил это упражнение ещё раз. Затем миролюбиво положил в руки изумлённого Бати тяжёлый снаряд.

– Так, что – ли надо? -Так! Только, знаешь. Серёга… У меня – то гиря висит верти – кально вниз, а ты её держал в горизонтальном положении. Я думаю, что так вообще никто не сумеет сделать!

– Да ладно! Я же сумел. Значит, ещё кто – ни будь так же сумеет. Ты – то доволен?

– Да!

– Тогда ещё смотри…

Тут под его горячую руку попался Виноградов Борька.

Дудин сцапал его своими хваталками за ноги чуть выше щиколоток, тут же на вытянутых руках поднял стоящего вертикально и истошно орущего, как потом выяснилось от боли, Виноградова.

Подержав некоторое время, он бережно поставил свой демонстрационный снаряд на пол, а сам прилёг.

– Видел?

– Да!

– Успокоился?

– Да!

– Ну, так больше ко мне не приставай. Я не люблю железом уродоваться, понял?

Батя и в самом деле больше никогда не приставал к Дудину со своим железом, но постоянного выражал огромное уважение к его силище, подаренной природой. А у Виноградова, ощутившего на себе всю эту силищу, ещё долго не сходили синяки у щиколоток в виде Дудинских пальцев.

Вот, вечно лежащего в кровати Дудина, вынудило подняться извещение на посылку.

Не могу сказать. Что он пошел за посылкой нехотя.

Серёжа сразу сказал, что, наверное, ему прислали молоко, а он его очень любил.

Принесённую посылку открывал при всех, ведь это МЫ получили посылку!

Да и, вообще, нам было интересно: как это можно переслать по почте молоко. Мы, по своей наивности, даже забыли, что бывает молоко сгущенным.

Увидев банки, тут же встрял Микола со своей дежурной шуткой:

– Серёга! Так они прислали ещё в банках, которые ты вытачивал?

Его прикол остался без внимания, потому что из посылки на белый свет хозяин извлёк полиэтиленовый пакет, битком набитый солидолом, чем нас немало озадачил.

– Серёга! А зачем тебе солидол?

Тот даже не понял вопрос это или шутка, только повторил как заклинание:

– Сгущёнка!

– Что это такое, Серёга?

– Да вы что, в самом деле не знаете? Это же сгущёнка варёная!

А мы на самом деле не знали.

– А как её кушать, да и, вообще, можно ли?

– Как!? А вот как, сказал Дуди. Взял большую ложку и запустил её в пакет с коричневой жирной массой. Потом эту ложку, с высокой расползающейся горкой сверху, целиком отправил себе в рот и сощурился от полученного удовольствия, как кот на яркое солнышко.

Проглотив, он сказал: можно так, вприкуску с чаем, можно на хлеб мазать. Как кому нравится. Понятно, что каждый из нас по такой полной ложке варёнки отправлять себе в рот не станет. Ни вкуса, ни впечатления, ни сытости не останется.

Побежали за водой, наполнили чайник и поставили его кипятиться, хлеб в тумбочке оказался, а сами стали разбирать дальнейшее содержимое посылки.

Из коробки на стол стали появляться маленькие металлические баночки.

– Ну, ни чего себе, сколько сгущёнки прислали. Я столько лишь в магазине видел.

– Это уже не сгущёнка!

– А что тогда?

– Это варенье домашнее.

– А что же оно как сгущёнка упаковано?

– Это у нас на предприятии тем, кто давно и хорошо работает, в выходные дни разрешается делать свои заготовки в тару завода. Там кто что хочет то и делает: и огурцы, и помидоры, и икру кабачковую. А мои родители всегда варенье на заводе делали, и у нас в погребе оно хранится в таких баночках.

– Так они все одинаковые. Разное варенье упакуешь, а потом не разберёшься.

– Я разберусь. Вот тут стоит маркировка. Под номером «Один» у родителей варенье из малины… И далее он нам сдал все семейные шифры: под каким номером, из каких ягод упаковано варенье, а с другой стороны маркируется год, месяц и число приготовления.

То есть всё, как в заводской продукции.

Последнее, что Сергей извлёк из посылочной коробки, были несколько палок жирной, хорошо копчёной колбасы. На вид она была очень аппетитная: отлично прокопчённая, её жиром пропиталась полностью пергаментная бумага, в которую она была завёрнута, по – видимому, для лучшего хранения. Испорченного запаха она не источала.

Такой подарок судьбы мы никогда просто так не пропускали.

Колбасу было решено съесть под водку.

Сбросились на парочку бутылочек, выделили гонца, а остальные стали соображать, что ещё можно под это приготовить.

Гонец вернулся быстро и не с пустыми руками. В комнате, не найдя больше ни чего, кроме парочки килограммов репчатого лука и пачки маргарина, мы почистили и порезали лук, положили его на сковороду с маргарином и обжарили. Ужин готов! Тем более, что у нас имеется копчёная колбаса.

К жареному луку нарезали колбаски, разлили водку по стаканам, выпили и закусили колбасой…

По лицам поползло недоумение.

– Колбаса всё – таки испортилась!?

– Нет! Не испортилась! Запаха порченного продукта нет! Наоборот, она очень неплохо пахнет, только не мясом, а, скорее, конфетами.

– Какими конфетами, удивился хозяин посылки. Дайте – ко я сам понюхаю…

– Слушайте! Очень знакомый запах. Что же это может быть?.. Вроде ванилью пахнет, ещё что –то знакомое.

– А, вспомнил! Печеньем пахнет.

– Мужики! Это же не колбаса. Это торт колбаска. Его мама делает из крошенного печенья с какао, медом, чем – то ещё и смешивает на растопленном масле. Потом делает небольшие колбаски и в холодильнике они застывают обёрнутыми в кальку.

Снаружи торт очень похож на копчёную колбасу, а когда торт режешь, то у крупных крошек печенья вид становится мелких жиринок, как салями. Даже я сам обманулся.

Водку пришлось допивать под жареный лук с хлебом, ну а чай в этот вечер выдался на славу.

Глава 6

Чем студент ни шутит, пока декан спит.

Что только ни происходит с нашими собратьями по студенческой скамье в процессе учёбы. Точнее не совсем учёбы, а когда накапливались учебные долги. Бывали и самые печальные случаи. Когда некоторые переодевались не в свою одежду и гуляли в столь несуразном виде по студгородку, или, рассчитывая косинус «f» так трещали арифмометрами на этаже, что этот гул сдвигал «шарики за ролики» в голове.

Таких, приезжие санитары, увозили в далёкий желтый дом и, как правило, оттуда выписавшись, ребята уезжали навсегда домой к родителям. Бывали случаи не менее серьёзные, но не с таким грустным концом.

Один чудик из параллельной группы так упорно работал над проектом, что на несколько суток запирался в рабочей комнате за кульманом. Никого к себе не пускал, кипятил чайник и заваривал себе очень крепкий чай.

Простояв так трое суток без сна, он с нуля до готовности доводил курсовой проект, шел сдавать его, а потом не мог встать на ноги, так как они опухали до величины слоновьих.

Мы не практиковали у себя в комнате подобных эксперимен –

тов, хотя договаривались и дружно сидели по ночам за проектом.

С годами приобрели опыт и в подобных бдениях, когда голова перестаёт «варить» мы открывали бутылку водки, заранее припасённую, и выпивали буквально по пятьдесят граммов. Это не давало ощущение хмеля в голове, но при этом включало какой – то здоровый «пофигизм»

Сразу пропадали сомнения в правильности собственных расчётов проекта, и все силы направлялись на нанесение всех полученных данных в виде чертежей на листы. А вся борьба своди- лась к борьбе за красоту чертежа и правильности его начертания.

Таким лекарством мы пользовались изредка, но оно помогало значительно продвинуться вперёд в выполнении задания. А вот засидеться всей комнатой за учёбой ночью – это было явлением обыденным.

Однажды на третьем курсе в самый последний день марта мы засиделись за проектом, как всегда всем составом комнаты.

Надо пояснить, что в нашей комнате проживали все ребята из одной группы, поэтому она являлась своеобразной штаб – кварти -рой для всех остальных одногруппников, да и не только.

Всё, в чём возникала потребность, они находили в нашей комнате: зубная паста, учебник, лекция, одолжить денег, рассказать или послушать новый анекдот, разобраться в непонятном моменте какой – либо задачи, всё находили у нас.

И совершенно не обязательно всё получали именно от нас.

Можно было прийти к нам, а ответ получить от другого товарища, который в это время находился в нашей комнате. Бывали случаи, когда к нам в комнату проникали люди раньше нас самих и там уже нас встречали.

Мы завели «Журнал посещений комнаты №314». Как только кто – ни будь заходил к нам в гости мы открывали

журнал и записывали: кто, во сколько пришёл, записывали за чем приходил…

Были даже записи такого содержания: «Зашёл просто так, потрепаться»!..

Во сколько ушёл, что взял с собой (чаще всего закурить).

В этом месте можно было бы порассуждать о резком повышении уровня ответственности каждого индивидуума перед письменно зафиксированным его действием… Но не будем! Просто эти записи всех так сильно напугали или изумили, что через два дня ведения такого журнала интенсивность посещений нашей комнаты спала, практически, до нуля.

Но были и такие посещения.

В три часа ночи неожиданно открывается дверь и входит наш преподаватель по «Деталям машин и грузоподъёмным механизмам» Шубович Степан Иванович.

По возрасту он был для нас уже дед.

Он и на самом деле был не молодой, да ещё и сердечник, да ещё и астматик! В непогоду он себя тяжело чувствовал и не мог спать. Поскольку он проживал в доме соседствующим с нашим общежи -тием, а при этом искренне и самозабвенно любил студентов, то решил использовать своё недомогание на пользу любимцам.

Он пришёл в общагу и пошёл по комнатам, где в это время, в своём большинстве все сидели за проектом.

Заглянул к одним, выяснил, как движутся дела, узнал про сложные моменты. К другим с тем же самым зашёл, потом прошёл к нам, посмотрел чертежи. Задал пару вопросов и говорит:

– Вот что вижу. У вас у всех возникает один и тот же камень преткновения. Давайте бегом по комнатам, зовите всех, кто сидит за проектом, и мы сейчас здесь быстренько проведем консультацию!

Таким известием народ, однозначно, был шокирован, но пришёл. И в самом деле, за столом восседает Шубович и рассказы -вает, с какими одинаковыми ошибками он столкнулся и как надо правильно делать.

Побеседовав около часу с нами всеми, он вдруг задаёт вопрос:

– А где Юра Лунёв, почему я его не вижу?

Ну кто из собратьев честно скажет, что Юра спит? Все промолчали.

– А где он проживает?

Да что там увиливать.

– Проживает он по соседству в 315 комнате.

– Раз он ко мне не пришел, то я сам его проведаю!

И пошёл.

Открывает дверь, а там за чертёжными досками все ребята и только Юра спит.

– Что это с ним? Почему он спит?

– Не знаем!

– Так разбудите его!

Все мнутся на месте, не хотят будить, зная, что можно услышать от сонного, неадекватного Юры.

– Да он, вроде, болеет, неуверенно соврали сожители.

– Тогда я сам разбужу… И начал будить!

Что тут только не прозвучало, пока Юра понял, кто его бдит… Матросы с нефтеналивного танкера и сантехники ЖКО… нервно курят в сторонке.

А дед размеренно, спокойно так ему говорит:                                    – Юрочка, да разве можно так материться, ты же будущий инженер, руководитель производства, да, и, вообще, ты почему спишь, когда все другие ребята работают, проект делают?

– Знаешь? Народная мудрость гласит, что гуртом и тятьку бить сподручно. Вместе разберётесь во всех вопросах, а так один останешься, и никто не сможет потом помочь. Давай – давай, родненький, поднимайся, садись за доску со всеми. А то у тебя

только пять процентов выполнения проекта, а через неделю уже срок сдачи подойдёт.

До Юры дошло, что это не сон и будит его не сожитель по комнате, а настоящий преподаватель.

– Да я это, как его…простыл, болею…

Так, понятно! Ты вот что! Ты поднимайся, ставь чайник на плиту, а я сбегаю домой, там у моей бабки баночка медка была припрятана. Полечим тебя.

Юра ошалелый подскочил с постели, когда Шубович вышел из комнаты.

– Вы что, в самом деле, разбудить меня не могли, что ли?!

– Да, тебя добудишься! Вон чего Шубовичу наговорил, уши

заворачивались!

Юра схватил чайник и бегом на кухню ставить его кипятить, у соседей одолжил заварки, разложил чертежи и стал дожидаться Шубовича.

И тот пришёл, несколько огорчённый, но не с пустыми руками.

– Медок я не нашёл. Видать бабка куда – то перепрятала от меня, но я у неё спёр баночку варенья малинового, так что неси чайник, сейчас полечимся и за работу!

Но в тот раз, о котором началось повествование, Шубович нас не посещал, а посетил какой – то застой в мышлении. Требовалась разрядка. Переключение на другой вид деятельности. А на что можно переключиться ночью?

Мы частенько у себя в комнате развлекались тем, что играли в

буриме, по договорённости сочиняя друг про друга небылицы и обязательно чтобы в рифму, иной раз на спор записывали целые лекции в рифму.

Это, надо сказать, очень сложно, так как обязательным условием было – не потерять смысла лекции. Опробовали такую игру ещё на лекции по философии, получилось.

Но самый высший пилотаж, просто шедевр выдал Калдыров, когда он сподобился лекцию по теории резания металла записать в стихотворном виде. К огромному сожалению, подобные шедевры не сохранились, и привести текст лекции не представляется возможным.

В подобных наших развлечениях вольно или невольно участвовали многие. К примеру, кто – то приходит в гости в нашу комнату, а у нас договорённость: сегодня мы разговариваем стихами.

Или принимай наши условия или мы тебя не слышим. Изворачивались почти все, и получалось очень весело. А однажды, во время игры в буриме, к нам заглянул Кирьянов Юрий. Зачем он приходил – не важно. А важно то, что его очень заинтересовала наша игра.

– А мы у себя так не играем. А как в неё играть?

Мы рассказали, что на заданные слова надо сочинить четверостишье, и чтобы смысл в нем был обязательно.

– А мне можно попробовать с вами поиграть?

– Да, пожалуйста, Юра! Когда мы тебя к себе не принимали?

– Слушай задание. Четыре слова: дверь, окно, кровать, ветер. Такой мгновенной реакции никто из нас не ожидал. Ещё не замолчал голос задающего, а он нам выдал:

Глядь, в окошко ветер дует,

Дребезжит моё окно!

Дверь скрипит, жена б…ет,

А кровать пуста давно! Мы от молниеносной реакции были просто в восторге, да и сочинил он очень смешно и смыслово, как от него и требовалось. В этот незабываемый день первое место мы единогласно отдали нашему гостю, а Юра попросился постоянно с нами участвовать в подобных наших развлечениях.

Так что с этого дня наш турнир приобрёл статус «открытого». Переняв нашу игру, он предложил у себя в комнате так же развлечься. Но всё испортил Серёжа Дюков, который после долгого размышления выдал четверостишье:

Смотрите сколько народу,

А самый хороший – я,

И если старалась природа,

То только создать меня! Надо сразу сказать, что его собственное творение впоследствии стало его жизненным кредо. Вот в таком настрое среди ночи, при оформлении проекта мы решили вначале поиграть в буриме. Но мысль пошла как – то не в ту сторону и когда подошла очередь первого, Калдырова, донести до нас своё творение, то он прочел:

На столбовой дороженьке

У хутора Вершинина

В воскресный день гуляючи

Сошлись шесть мужичков.

Это семя упало на благодатную почву. Тут же, подхватив тему выдал своё Дудин

Технолог – парень умница

Батя добавил:       Горняк, видать поддатый

Почти дуэтом, перебивая друг друга, я и Микола:

Термистов двое глупеньких

И сварщик не женатый.

И тут потекло ручьём, перехватывая друг у друга инициативу и едва успевая записывать, мы в пол часа сочинили целю поэму и назвали её «Кому на МФ жить хорошо?»

Далее по тексту следовало:

А с Кирова, шатаяся,

По разным – там делам

Забрёл сюда, качаяся,

Красавчик парень – ХАМ.

Сошлися и заспорили:

«Кому вольготно – весело

Живётся на МФ»?

Сказал технолог – умница

Тот весело живёт

Зачёты, кто, и сессию

Всё вовремя сдаёт!

Горняк сказал: – Лентяю.

      Я сам большой лентяй.

И пусть живёт, «пахая»,

Отличник – негодяй.

Общественникам рьяным,

Чего болтать – то с пьяным!

–Термисты возразили,

Как будто и не пили.

А сварщик, вот зануда,

Сказал, что «Преду. Студа»,

А ХАМ, красавчик тихо,

Боясь, что выйдет лихо

Сказал: «А вот и нате!

Тому – кто в деканате!»

Пошёл тут шум и споры

И всякие слова,

Как будто взвод студентов

Рубил в лесу дрова…

Случись, на этот шум

Забрёл с ФТ парнишка,

Видать, что в этот миг

Перехватил он лишка…

Без поклона обращаясь,

Он подходит к мужичкам,

Любопытствует о споре..

Тут очнулся парень – ХАМ.

Нет, друзья, этот не поможет,

Его вид мне сердце гложет!

Но термисты возразили,

Ультиматум предложили.

Коль тебя к нам чёрт занёс,

Разреши – ка наш вопрос:

– Кто у нас на факультете

Лучше всех живет на свете?

А не то мы так подбросим!