Кому на МФ жить хорошо

Чтобы он дошёл до места и не передумал, я пошёл с ним.

Подошли к аудитории, Коля постучался и зашёл.

– Можно, Степан Иванович!?

– А, Глинкин! Заходи. Что – то я тебя заждался. Зову тебя, зову, а ты всё не идёшь ко мне. Али не любишь? Ну, проходи, садись, готовься. Сейчас будешь показывать свою работу. А пока пойдёт отвечать Кирьянов. Давай. Юра, не стесняйся. А то сидел такой весёлый, всё смеялся один, сейчас вместе посмеёмся.

Юра наш хороший друг, но только жил в другой комнате, соседней с нами, да и учился в другой группе.

И вот что интересно. На самом деле так получается, что хорошо и дружно живут между собой люди, чем – то схожие: общими интересами, общими наклонностями или вот общей безалаберностью.

В одной комнате собрались очень умные, знающие ребята, но из числа тех, кого принято называть «пофигистами».

В комнате они, естественно, убирались, но порядка у них было меньше чем у нас. На столе могли одновременно находиться остатки позавчерашней еды, новые продукты, тетради, документы, чертежи и прочее.

Однажды я видел, что у них в комнате прямо на столе, без какой – либо упаковки, лежал большой кусок сливочного масла, сверху которого была приклеена чья – то зачетная книжка.

– Парни! Вы что, с ума соскочили! Как потом такой документ в руки экзаменатору давать?!

– Вот, ответил Юра. У меня такого с документами никогда не случится, и не потеряю я их никогда, потому что они все у меня лежат надёжно и в одном месте: под моей кроватью, за плинтусом и я всегда знаю, где их искать!

Итак, Юра пошел к столу преподавателя. Дверь была открыта, наверное, Шубовичу, страдающему давлени – ем и одышкой, было тяжело в набитом людьми помещении, не хватало воздуха, вот дверь и не закрывали.

В открытую дверь была отчетливо видна на полу гора уже принятых у студентов проектов. Это было не свойственно для преподавателя, который относился с большим уважением к выполненными другими людьми работам, даже студенческим проектам.

Он обычно всё забирал с собой на кафедру, там просматривал ещё и ещё, выбирал самую понравившуюся и вывешивал как показа – тельную на стенде у кафедры.

Рассказывали, что остальные работы у него хранятся годами, а тут – небывалый случай: принятые работы он обильно обливал канцелярским клеем и сваливал в угол.

Тем временем к сдаче приступил Юра.

Разложить чертежи он даже не успел, как ему последовал вопрос:

– Юра! А из чего ты будешь делать стопорные кольца для крепления подшипников?

Юра в некоторой растерянности, он не ожидал такого оборота событий и теперь понял, что в чём – то прокололся.

– Из железа буду делать.

– Пожалуй не из железа, а стальные или чугунные!?

– Ну, да!

– А что же ты мне в своём проекте резиновые подсовываешь?

– В смысле?

– В прямом!

– Расскажи мне, пожалуйста, как ты на сумеешь натянуть на эту шейку вала стопорные кольца, если они не резиновые? Ведь с обеих сторон вала шейки диаметром больше, чем вот эта, о которой у нас идёт разговор. Ну что ж ты. Рассказывай. А я теперь повеселюсь…

– Нет, Степан Иванович! Давайте лучше вместе посмеёмся. Как Вы и обещали.

– Вместе? А что, давай! Над твоими чертежами. Вот, Юра, ты

будущий инженер, может быть конструктор, возможно, что – ни будь изобретёшь. А вот чертежи у тебя в таком неприглядном виде: грязь, размазанная по листам, надписи неразборчивые, а на этом листе вообще, масляное пятно. Кто у тебя, интересно, вел техни -ческое черчение?

– Да! Бабка Заринкова!

– Да!? Так это моя жена!

– А я что? Я ни чего! Хорошая тётенька!

Бедный наш дед! Он так смеялся, что весь раскраснелся как раскалённый уголь, стал задыхаться от смеха. Мы даже испугались, как бы с ним плохо не стало.

Насмеявшись от души, он постепенно успокоился, Юру отпустил, конечно, с положительной оценкой и вызвал к себе Глинкина.

– Ну давай теперь ты, Коля, удиви меня чем – ни будь!

– Степан Иванович! Я пришел, как бы проконсультироваться. У меня ещё не всё готово.

– Вот то, что готово, то и показывай!

Коля извлёк из тубуса всё его содержимое в обратном порядке: вначале красиво оформленную обложку пояснительной записки с вложенными в неё черновиками расчётов.

Шубович очень внимательно посмотрел все расчёты и изрёк:

– Всё правильно – с, молодец! Покажи, как это выглядит на бумаге в виде чертежей.

Глинкин развернул чертёж на миллиметровой бумаге, преподаватель со столь же серьёзным видом всё изучил:

– Молодец, правильно! Только надо было бы уже на ватман перенести. Есть что на ватмане?

– Есть. В тонких линиях.

– Показывай!

Рассматривая развёрнутый лист в тонких линиях, только и приговаривал:

– Молодец! Всё правильно разобрался и начертил, взял второй лист ватмана, на котором было только начало будущего чертежа положено, и здесь всё правильно!

Взял и развернул третий лист, уже совершенно чистый.

– И здесь нет ни единой ошибки. Мне всё ясно, дальше можно не смотреть!

Шубович взял все листы, принесённые Глинкиным, включая чистые, вложил в них лист миллиметровки, «пояснительную записку», всё обильно облил канцелярским клеем, вылив треть тюбика, плотно смотал в тугую трубу и бросил в общую кучу. Затем взял зачётку Глинкина, поставил там оценку «хорошо», и, вручая её Николаю, спросил:

– Ты меня понял, Коля? Людочка – чудесная девушка и вы подходите друг другу, но любовь любовью, а учёба учёбой!

– Понял. Степан Иванович! Больше подобного не повторится! Спасибо за помощь!

И вот тут только стало ясно, почему Шубович изменил своим привычкам сохранять работы студентов. Только для того, чтобы помочь Глинкину, помочь в затруднительной ситуации с учёбой и помочь их любви!

*      *      *

Каждый преподаватель – это личность, индивидуальность! Каждый любил свою работу. И другого мнения просто не могло быть, если судить по той зарплате, которую они получали. Каждый, по – своему любил студентов.

Среди них всех всё – таки выделялся Шубович Степан Иванович, доцент кафедры «Детали машин», он читал курсы «Теоретической механики», «Деталей машин» и «Грузоподъёмные машины и механизмы».

По всем этим предметам на разных курсах нам приходилось выполнять курсовые проекты.

Лекции по своим предметам он всегда читал в громадной аудитории.

Думаю, что ему было тяжело читать лекцию для такого количества слушателей, а студентам тоже было не просто. При таком количестве людей в аудитории духота наступала очень быстро, и многих начинало клонить в сон, а некоторые, пользуясь тем, что это всего лишь лекция, сидя на задних партах, пытались выполнить задание по математике или сопромату.

Тогда, видя всё это, лектор устраивал небольшие разрядки.

Вдруг обратит внимание на дальние ряды и начинает, обращаясь к конкретному студенту говорить:

– Дмитриев! Уберите, наконец, тетрадь по математике и займитесь лекцией. Я ведь могу у Вас на экзамене затребовать тетрадь с Вашими лекциями.

Да и вообще, вы странные люди! Думаете, что я в очках, и поэтому не вижу, чем вы занимаетесь на задних рядах? А я вижу.

Если бы вы были внимательными, то заметили бы, что у меня очки с плюсовыми диоптриями. Я без очков вблизи не вижу, чем занимаются, а на задних рядах вы у меня как под микроскопом!

Или возьмёт в руки первый попавшейся журнал посещений и по списку группы проводит перекличку студентов, совмещая полезное с приятным.

Польза, в данном случае, только для преподавателя, посколь -ку по ходу переклички он выявляет, кто сумел сбежать у него со второго часа лекции, а приятное, это то, как он выкликивает фамилии.

Это просто песня, бальзам на уши!

Все слушали и с восторгом реагировали на его очередную выдумку. При этом все прекрасно понимали, что он искажает фамилии спе -циально, необидно, а, чтобы несколько изменить обстановку в аудитории и разбудить, засыпающих в духоте.

Бричкина, она же Телегина – Саночкина.

Тихоня – Тихонов

Дуросеев – Дорофеев

Стопоров – Тормозов

Винокрадов – Виноградов…

При этом у него хватало выдумки каждый раз не повторяться в своих коверканьях.

После подобной разрядки всем вполне хватало духу дорабо – тать продуктивно до конца лекции.

Пришла пора получать задания на первые курсовые проекты.

Собрав всех в аудитории, Шубович обстоятельно рассказал, где выставлены задания по проекту, как приступать к его выполнению. Когда и с чем приходить на консультации, причем в обязательном порядке, иначе процентовка по выполнению задания двигаться не будет. Информация сразу пойдёт в деканат. А вам это надо? Стипендии лишить можно быстро, а вернуть вряд ли удастся!

– Далее!

Имейте в виду, что пояснительная записка должна включать в себя только расчёты по проекту и больше ничего. А то были такие «артисты»…

Один, выполнив, кстати, совершенно верно весь проект, в пояснительной записке написал:

– А валы можно изготовить деревянными, потому что поясни -тельную записку всё равно никто не читает!

– А я, старый дурак, взял и прочитал.

– А другой, на спор, что никто не читает записку, исписал сорок листов анекдотами.

Я, конечно, посмеялся от души, но двойку я ему влепил: будь здоров!

– Так! И ещё. При заполнении спецификаций к чертежам, пользуйтесь, пожалуйста, ГОСТами на технические изделия, потому что ГОСТы на папиросы «Беломорканал», сигареты «Прима», спички, кефир, молоко мне уже давно известны и сидят в памяти.

С такими напутствиями мы приступили к выполнению своего первого проекта.

*      *      *

Сегодня у нас по расписанию после второй пары в шестнад -цатом корпусе стоит третьей парой лекция по охране труда и технике безопасности, читает доцент Елгазин.

Эта лекция проходит в самой большой аудитории другого учебного корпуса – восьмого. И несмотря на то, что аудитория самая большая для лекций, но спешить надо, иначе места за партой просто не хватит.

Причин этому несколько.

Первая причина заключается в том, что лекцию проводят для двух потоков курса одновременно, а это ни много, ни мало, а более трехсот человек.

Причина вторая и самая главная, что читает данный курс человек, отлично знающий свой предмет, имеющий огромный опыт в расследовании несчастных случаев на производстве, а также технических и технологических аварий. Причина третья заключается в том, что этот специалист, к своим знаниям и опыту

ещё прилагает огромный театральный дар. Из – за этого всего на лекции по охране труда и технике безопасности, курс, который заканчивается даже не дифференцированным, а простым зачётом, народу набивалось столько, что опоздавшие стояли в проходах вдоль стен и стоя слушали и смотрели разворачивающееся действо.

А послушать и даже посмотреть было что!

– Довелось мне как – то расследовать аварию на ТЭЦ, рассказывает лектор.

– Дело было так. После капитального ремонта ввели котёл в эксплуатацию. Постепенно довели до рабочей температуры теплоноситель. Всё идёт, как и положено по инструкции, но в ночь было обещано сильное похолодание. В Томске это случается нередко зимой или даже в конце осени.

Ночью стали поднимать давление в котле и температуру теплоносителя. Тут наложилось много факторов одновременно, как это чаще всего и происходит.

Смена работает только с дежурным технологом, который должен одновременно следить за всем рабочем процессом и оборудованием, первое похолодание, для которого ещё не провели дополнительного обучения и инструктажа, котёл, только выведен из ремонта и ещё не подвергался испытаниям в рабочем режиме, а только послеремонтные испытания прошёл.

Я сразу вам заостряю внимание. Какие производственные недоработки приводят к авариям на производстве.

Вся эта тирада сопровождалась широкими размашистыми движениями рук, подъёмом или понижением тембра и громкости голоса. Так сказать, «нагнеталось».

И после фразы «…К авариям на производстве», произнесённой ровным вкрадчивым голосом с оглушительным взрывом, произведённым лёгкими лектора он подпрыгивает, иллюстрируя произошедший взрыв, раскидывает руки, ноги в разные стороны, изображая собой разорвавшейся котёл. Так же своим голосом изображает падение всевозможных деталей после взрыва, обрушившего частично стену, и пробившего потолок.

В установившейся гробовой тишине слышится голос преподавателя:

– Просто очень повезло, что ночная смена, и людей было минимум, да ещё сама смена находилась на обеде, даже оператор обедал в своём помещении.

– Разорвавшийся котёл повредил потолок, стены, частично трубопроводы. У самого котла даже срезало крепёжные болты, что уже говорить о его целостности.

Травмированных не было. И то, что оператор обедал в закрытом помещении его спасло от ошпаривания перегретым паром.

Расследование показало, что предохранительный клапан, который перекрывают для проведения испытаний, не перевели в рабочее состояние, иначе рабочие бы в этом случае услышали лишь громкий свист выбрасываемого пара через отверстие клапана. Вот такой: и он оглушительно свистнул!

Идёт рассказ об электробезопасности.

– Приходит к электрику завхоз цеха и говорит:

– Нужно лампочку в коридоре, идущему к туалету и душу, поменять, а то она перегорела и в коридоре темно. Электрик взял табуретку и пошёл менять лампочку.

– Но когда он поставил новую лампочку, то она не загорелась.

– Электрику же лень спуститься с табурета и проверить: отключён автомат или нет, от которого запитано освещение. Он заглянул в патрон и увидел то, что должен был увидеть. Из – за повышенной влажности у душевой комнаты контакты в патроне окислились.

– Сейчас эти контакты почищу от окиси отверткой, и всё заработает.

С этими мыслями электрик суёт жало отвертки в патрон, и, как и положено, замыкает оба контакта, да ещё и «закорачивает» на себя.

Надо сказать, что, рассказывая всё это он откуда – то притащил табуретку и, изображая электрика, взобрался на неё, что – то ковыряя в воздухе пальцем.

– Ба – бах!!!

Короткое замыкание. Руки вразлёт, ноги подкашиваются, и он с высоты табурета и своего не маленького роста падает на пол кафедры, с которой нам вещал. Подрыгав ногами как в судорогах от электротравмы он «отошёл в Лучший Мир». Через несколько секунд мёртвой тишины Елгазин возобновляет своё вещание прямо с пола:

– А всё должно происходить по следующей схеме…

Он поднялся с пола, отряхнул пыль с брюк и пиджака и подробно рассказал всем нам последовательность действий всех должностных лиц и что предусматривает закон за их несоблюдение.

После небольшого перерыва лекция возобновилась новым ошеломляющим примером. – Вон, говорит он – и его острый длинный указательный палец устремился куда – то под потолок над его головой. И взоры всех

слушателей устремились туда же. Но, не всем слушателем сразу оказалось видно то место, куда указывал преподаватель, поэтому некоторые даже по вскакивали с мест, чтобы всё – таки рассмотреть это злополучное место.

Меж тем, дождавшись, пока все не насладятся зрелищем этого загадочного места лектор продолжил.

– Вон там, где – то высоко – высоко перегорела лампочка.

Завхоз снова идёт к электрику и говорит ему об этом.

– Скажите! А электрик тот же самый?

– Нет! Другой. Вы же видели какую травму получил предыдущий.

– Так завхоз разделается со всеми электриками!

– Нет! Не разделается, если электрик будет подходить с головой к выполнению поставленной задачи, а не так, как я вам сейчас доложу.

– Итак! Электрик увидел то место, где ему требуется сменить перегоревшую лампу. Это очень высоко… Вот он пошёл на улицу там, где – то в хоздворе, нашел длинную – предлинную лестницу. Несёт её в цех, корячится (изображает, каково это одному тащить такую длинную и тяжёлую лестницу, когда вокруг такая теснота), принёс.

Начинает устанавливать, а она норовит упасть.

Постепенно установив и подняв лестницу на нужную высоту (Елгазин весь взмок, изображая этот процесс в лицах), электрик, наконец – то полез вверх.

Вот он лезет, лезет, лезет (действие продолжается) и тут подламывается стропилина у лестницы и с высоты трех метров рабочий падает на землю!

Раздаётся страшный хруст ломающейся древесины и

медленно, изображая падение с большой высоты как в замедленном кино, наш преподаватель падает вновь на не совсем чистый пол кафедры.

– Всё, говорит он, – вызывайте скорую помощь. У пострадав –

шего компрессионный перелом позвоночника. Ему предстоит долгое лечение и, скорее всего, инвалидность, а администрации суд!

Уф! Слава Богу!

Преподаватель вновь остался жив и здоров, а мы получили очередной наглядный пример результата безалаберности на производстве.

*      *      *

Изучение технологии машиностроительного производства включало в себя и такой предмет как «Расчет и проектирование приспособлений». Читал нам его такой странный лектор по фамилии Плешаков, конечно по созвучию, а не за какие – то особые заслуги мы его между собой называли профессор Плейшнер. Он несколько лет в районе Нового года уезжал в один из московских институтов, где по теме его диссертации находился ГЭК.

Ездил он туда с одной целью: защитить диссертацию кандидата технических наук. Количество его попыток для нас, студентов, естественно, было покрыто мраком, но по блуждающей среди старшекурсников легенды, эти поездки для него превратились в новогоднюю народную забаву. Вот и при нас он, начитав несколько вперёд ряд тем курса, вновь поехал в Москву. Отсутствовал он недели три. Начитанного им объёма вполне хватило, чтобы выполнять техноло- гический проект, поэтому о его отсутствии сильно никто не печа -лился.

И вот он вернулся.

В расписании вновь появился его предмет.

На лекцию он явился с явно выделяющимися на лице признаками тяжёлой формы «асфальтной болезни» и подвешенной на бинтах левой рукой с загипсованным предплечьем. Вид у него был раненного шпиона, поскольку глаза ему закрывали тёмные, очень тёмные очки.

И вряд ли бы он нам всем этим запомнился.

Знаний по технологии и по проектированию мы почерпнули и из других предметов и источников.

Самое выдающееся в нём было то, что он в ходе лекции сыпал всевозможными несуразными афоризмами. Ими он иллюстриро -вал содержание своей лекции.

Как – то отсаживая всю нашу группу на задние ряды (а мы пришли на первую пару после вчерашней свадьбы в нашей группе) он нам сказал:

Кто пьёт больше своего преподавателя – тот плохо кончит!

Объясняя скорость срабатывания механических, гидравлических, пневматических и электрических приспособлений он изрёк:

– Кто раньше встал – того и тапки!

Рассказывая о необходимости произведения предварительных расчётов силы зажима детали при проектировании приспособ -лений, он заявил:

– Тише едешь – дело мастера боится!

Но самое крутое выражение, которое все запомнили, было высказано при чтении лекции о технологичности изделий:

– По своему технологическому предназначению люди делятся на мужчин и женщин! Взяв его себе как жизненное кредо, мы все прожили долгую счастливую семейную жизнь.

*      *      *

Наверное, для того, чтобы старшекурсники не сильно чувство- вали себя уже выпускниками, и, что всё, что связано в институте с военными людьми у них уже позади, на выпускном курсе в расписании занятий появляется такой предмет как «Гражданская оборона».

Ну чего в нём может быть такого, что его приходится упоминать.

А вот такое нестандартное в нём всё – таки присутствовало в виде преподавателей, которые были все поголовно кадровыми офице -рами в отставке, точнее они были военными пенсионерами, но возраст им вполне позволял ещё работать.

Так вот воспоминания об армии и армейских отношениях их всех сильно грели. Казалось бы, какая разница, в какой последова- тельности ты назовешь поражающие факторы ядерного взрыва или действия при попадании в зону заражения. Главное знать!

Не тут – то было!

Получить зачет, если ты перепутал последовательность пунктов, просто не реально.

Так, по крайней мере, думали все студенты и эту легенду поддерживали все преподаватели кафедры.

Поэтому зачёт по Г.О. получать ходили несчётное количество раз все, кроме … меня.

В назначенное время я пришел на зачёт со всеми вместе, к ответу на билет приготовился и ответил всё, но последовательность пунктов по одному вопросу точно назвал не такую, как в лекции.

Этого уже было достаточно, чтобы зачёт не получить, а напротив, получить пересдачу зачёта.

И такой исход никого не расстраивал, поскольку некоторым приходилось являться на сдачу до десятка раз.

Но пора оказалась очень напряжённая.

В назначенный день пересдачи я был занят другими проблемами, потом не встретил своего преподавателя, а другие преподаватели кафедры не имели такой привычки принимать чужих студентов.

А тут подошло время экзаменов.

Закон института утверждённый раз и навсегда: без сданных зачётов не получишь допуска к экзаменам.

На мне это никак не отразилось…

До экзамена я был допущен, равно как и ко второму и последующим. Но червь сомнений меня внутри мучил: «Может быть, надо пойти на кафедру гражданской обороны и попытаться сдать этот пресловутый зачёт?»

Быть может этот вопрос мучил бы меня всю жизнь, если бы не случай.

После сдачи сессии мы сдавали свои зачётные книжки в деканат, чтобы там заверить сдачу печатью деканата.

Так вот в момент, когда я сдавал свою зачётку, то на столе лежала раскрытая ведомость по сдаче того самого зачёта по Г.О.

Моя фамилия в списках группы всегда была второй, искать долго её не приходилось.

Так вот вторым в ведомости присутствовал я, и дата сдачи стояла ещё самая первая.

Я тут понял, что бывшие военные мучают студентов своими подходами к уровню знаний, так сказать «бесплатно», на жизни конкретного студента это отрицательно никак не отражается.

Нет! Однозначно! Если бы на зачёте проявил знаний «ноль», то всё было бы предельно ясно.

А так. Ну переставил местами пункты и всё! Главное знает!

Короче говоря, эти мужики совсем не «солдафоны», а вполне «человеки», впрочем, как и большинство тех, кто нас учил.

Глава 9

Ужасы нашего студгородка.

Гаврила.

Стоят летние жаркие дни, когда в дополнение к тридцати -градусной температуре устанавливается полнейший штиль.

Экзамены остались далеко позади, а мы находимся на произ- водственно – технологической практике. Это спокойная пора, при которой с утра со всем рабочим классом города мы ходим на предприятие и обучаемся там работе производственного техноло- га, набираем себе материал для предстоящего отчета об этой практики. А вечера свободны.

Как – то само – собой установилось, что как только начинает вечереть и на улице спадает зной мы выходим на улицу и просто сидим или стоим у своего общежития.

На улице хорошо: чистый теплый, но не жаркий воздух, на улице тишина. Почти все студенты поразъехались, а в общежитиях осталось небольшое их количество тех, кто проходит практику в городе или тех, которые ремонтируют собственное общежитие в составе ремонтных бригад.

Каждое общежитие ведет ремонт по давно установившемуся графику.

Наше общежитие всегда начинали ремонтировать с самого верхнего, пятого этажа. Просто у нас на факультете заведено всех первокурсников селить отдельно от остальных студентов, на пятом этаже. И по окончанию сессии первокурсники все разъезжаются: кто в стройотряд, кто на каникулы, человек пятнадцать остается в рембригаде и занимаются ремонтом общаги. По мере готовности пятого этажа они переходят на четвёртый. Тех, кто там ещё проживает переселяют на другие этажи и так далее ремонт движется постепенно вниз.

В девятиэтажном общежитии напротив нашего, где проживают студенты физико – технического факультета ремонт всегда начинался с четвёртого этажа, а потом двигался либо вверх до девятого и возвращался вниз, либо шел вниз до первого, а потом поднимался вверх.

Этаж, который в данный момент ремонтировали отличался от всех даже при взгляде с улицы: были сняты все лампы, и он стоял темным. Средние фрамуги оконных рам вынимали и куда – то прятали, чтобы не побить в них стёкла. Поэтому при взгляде со стороны этаж выглядел разбитым и унылым. Таковым мы его ежевечерне и наблюдали от своего общежития.

В один из вечеров случилось то событие, о котором идёт повествование. Время было половина одиннадцатого вечера, то есть то время, когда в июле в Томске вечереет, солнце еще полностью не спряталось, но на улице Вершинина, под кронами сильно разросшихся деревьев уже довольно темно и чётко рассмотреть что – либо, да ещё на расстоянии невозможно.

В этой вечерней тишине четко послышались шаги со стороны соседнего общежития, но по тротуару никто не шел, да и шаги слышались скорее изнутри девятиэтажки. Прислушавшись и при -смотревшись, мы увидели движущуюся по темному коридору в такт шагам белую фигуру мужского обличая.